Санта-клаусы

1

      Санта-клаусы мои с некоторых пор совсем распустились. Они были повсюду. Я находил их в шкафу, когда снимал с плечиков пиджак; они открывали мне дверь, когда я рылся в карманах в поисках ключей; сопели в моей кровати, когда я просыпался. На этот раз, когда я проснулся, и для меня было загадкой, как я оказался дома, один из них сидел в моём кресле. Он влез в мой пиджак, напялил мои очки, курил мои сигареты и читал вчерашнюю газету.

      Состояние моё было плачевно. Я боялся, как бы глаза вдруг не схлопнулись сами собой, и я снова бы не заснул.
       
      Я поднялся, сел на край кровати, взял со стола сигареты и тоже закурил.
      
      - Ну и что пишут?
      
      - Вице-мэр, пишут, сошёл с ума и помещён в шестую городскую клинику. Состояние критическое. Вряд ли останется в живых. Вчера ходил по карнизу, глотал шпаги, пожирал огонь, а сегодня ночью, уже в клинике...
         
      - Вы меня слушаете?
      
      - Да?..
      
      Я открыл окно, и в комнату ворвались дождь и ветер. После недолгой, но ожесточённой борьбы со ставней окно было закрыто.
      
      - Так. Давай пиджак, мне надо идти, - сказал я, снимая очки с его ушей.
      
      - Пожалуйста-пожалуйста!
      
      И после паузы:
      
      - Отличный пиджак! И цвет, и клетка... - он ненадолго задумался, щёлкнул пальцами, подобрав слово, и воскликнул, - Как живая! Нет. Великолепный пиджак. Моя любимая вещь в этом доме! Без сомнения! И почему вы с ним так неаккуратны?! Такую вещь! Бросить на пол! На кухне! Это что?! Тряпка?! Я вас спрашиваю!
      
      - А где остальные? - спросил я, только затем, чтобы остановить его. И тут же пожалел.
      
      Полный возмущения мультяшный голос лился на меня, и спасения от него не было. Пока я умывался и чистил зубы, я услышал исчерпывающий ответ о местонахождении всех санта-клаусов в моём доме, о том, как они оказались в этих местах, как они протестуют против подобных выходок, когда вынуждены искать убежища от безумца, который заставляет некоторых из них прятаться между диваном и стенкой и спать там, и что это верх наглости, более того, подлости, рвать бороды посторонним, нет, даже вовсе, отнюдь не посторонним. Гнусные, гнусные поступки совершаете, молодой человек.
      
      Он заводился всё больше, пока говорил, а скоро голос его уже дрожал. Это было невыносимо.
      
      - Подло! Подло! Подло так поступать, с теми, кто вас так любит и понимает! - закончил он, после чего снял пиджак и швырнул его мне в ноги. Сел в кресло, и, громко сопя, уставился газету.
      
      Повисшая тишина меня испугала. Я боялся, что она меня раздавит, как склянку, в которой бурлили стыд, страх, смятение и жалость. А спустя минуту я, на ходу надевая пиджак, бежал по лестнице вниз.


2

      Макс курил на лестнице у окна. Гнусно это признавать, но Макс мне за старшего брата, хотя мы с ним примерно одного возраста. Тихий, спокойный, рассудительный как финн. Но сегодня он, похоже, забыл про свою невозмутимость. Я еще не успел с ним поздороваться, а его уже было не остановить. Мой вид, надо сказать, у всех сегодня вызывал наиживейший отклик. Макс не то злился, не то смеялся надо мной.
      
      - Привет! Ну ты вчера дал! Это ж надо! Выступил на юбилее шефа!
      
      Выступления я не помнил.
      
      - Хорошо, что он такой же мягкий, как эти наши собаки и кошки. Поэтому, я думаю, он только пожурит тебя, и всё обойдется. Наверно. А другой бы так тебя уволил!
      
      Как "так" меня он мог уволить, я не понял.
      
      - Как бы он меня уволил?
      
      - Ты хоть помнишь-то, что вчера творил? - спросил в свою очередь Макс, посмотрел в мои глаза с большим сомнением и продолжил:
      
      - Вцепился в него, как пёс в сову! То за бороду, то за нос схватит. Орал ещё, мол, ты у меня за всё ответишь, плюшевая скотина! Поролоновые мозги! - смеясь, повторял он мои вчерашние слова, - Да если б не мы с Артуром, что б ты там устроил... И надо же, на юбилее шефа! А я смотрю, ты так к нему рванулся, я ещё думаю, что за чувства там его обуревают... Все говорили, желали, долгих лет, успешной деятельности в мягкоигрушечной отрасли. А этот идиот устроил шоу! Повеселил хозяина и гостей! Тыкал в него пальцем и кричал: "Да он же тряпочный! Ну как же вы не видите?!" Ты хоть помнишь-то что-нибудь?
      
      - Смутно.

      Кое-что я помнил. Но совсем не помнил, зачем я подался на этот юбилей. Зная шефа, я даже как-то не особенно переживал из-за того, что героем рассказа был я. А уволит - пожалуйста! Даже благодарен буду. Особенно смешно делалось при мысли, что ничего другого со мной вчера произойти и не могло. Оттого воображение рисовало действительно веселящие картины с моим участием.
      
      Потому что санта-клаусов делали с шефа. Лицо из жёсткого поролона, даже комплекция - всё было сделано с него. Для него это было чем-то вроде плюшевых памятников самому себе.
      
      - А ещё, когда я тебя домой вёз, совсем весело было. Ты обещал, что сейчас же, как приедешь домой, расквасишь эту плюшевую морду, а глаза вырвешь и разобьёшь. Это ж надо - такое нести! Я думал, ты тронулся.
      
      Макс ответственным за связи с поставщиками плюша, искусственного меха, бархата, поролона и прочей ерунды, которой обшивается и набивается наша продукция. А фурнитура: стеклянные или пластмассовые (для игрушек подешевле) глаза, пластмассовые же когти, шёлковые волосы - это ко мне.
      
      После паузы, в течение которой Макс улыбался, глядя в какую-то точку на пасмурном небе, он вдруг повернулся ко мне, изменился в лице и сказал:
      
      - А пить, как пьёшь ты... Я тебе всё время говорю, так пить нельзя. Так же и вправду с ума сойти можно.


3

      Можно.
      
      Собственно, так пить я стал с тех пор, как стали твориться эти дела с санта-клаусами. Или дела эти начали твориться с тех пор, как начались запои. Не помню. Одно шло вместе с другим.
      
      Шеф наш как-то устроил шикарный рождественский подарок сотрудникам фирмы. "Пусть в дом каждого работника придёт санта-клаус!" Нам с Лизой прислали трёх  санта-клаусов. Там что-то напутали, и нам досталось три вместо одного. Мы тогда ещё долго хохотали, когда их притащили к нам и бросили в прихожей. Три плюшевых деда в полтора метра ростом. У одного ещё глаза были разные.
      
      Весь вечер веселились с ними. Лиза усадила их, налила им вина, и разговаривала с ними как с живыми. Так увлекалась, что про меня будто забывала.
      
      Плюшевые они, плюшевые. Но как Лиза уехала, с ними что-то стало происходить. Сначала я стал их обнаруживать в местах, куда забросить их никак не мог. Как-то, например, я увидел одного из них в пустой ванной. Дальше - больше. Они стали каким-то образом оживляться. Нет, честное слово! Когда я как-то приехал домой и увидел, что все трое играют в карты, разлегшись на полу, я решил, что пить мне больше нельзя. Просто за-пре-ще-но! Но на другое утро они пришли на кухню, уселись вокруг стола и стали смотреть, как я завтракаю. А один из них сказал: "Дорогой мой, ну зачем же столько соли". И добавил, что таких солёных супов ему есть ещё не доводилось.
      
      Я думал, что просто допился до сумасшествия, что виной всему пьянство. Но приходил домой трезвым три дня подряд, а эти трое стеснялись меня всё меньше.
      
      Я психовал. Но каждый раз, когда я выталкивал их за дверь, они прикидывались плюшевыми и тут же валились у порога. А потом эта карга звонила мне в дверь и говорила, мол, молодой человек, зачем вы постоянно их выбрасываете, таких милых старичков? И мне приходилось затаскивать эту троицу обратно.
      
      Я бросал их в машину, вывозил за город, сбрасывал с моста в реку, отрывал им руки и ноги, а через некоторое время оказывался в их обществе снова. Если ко мне кто-то приходил, они падали там, где были, и на них можно было наступать, пинать их. Они лишь глухо ударялись о шкафы. А каждый второй начинал щеголять эрудицией, вот-де, в Японии есть такая практика, когда подчинённые в свободное от работы время лупят резиновые чучела своих начальников, а ты вот, мол, оттягиваешься как три японца разом. За троих.
      
      Оттягиваюсь. Они будто не видели моего бешенства. Но потом я смирился. Раз уж невозможно жить без них, нужно как-то жить с ними. К тому же они были вполне дружелюбны. Хотя... Как-то раз, когда я дубасил их в тупой злобе особенно долго, они вдруг встали вокруг меня и начали отпускать мне мягкие пощёчины и плюхи, при этом похохатывая и повторяя ругательства, которыми я сыпал, пока лупил их.

      Я смирился с происходящим, раз уж ничего с ними поделать было нельзя. А как-то обучил их пить водку, которую в дальнейшем они могли хлестать и без меня, если находили её в холодильнике. Говорили они, когда пили, мало, всё только тихо и мягко посмеивались, да приговаривали эти свои "батюшки", когда я начинал своё нытьё о Лизе. Когда же я смотрел им в глаза и, чуть не плача, твердил: "Ну вы же плюшевые?!", они устало вздыхали и просили не дышать перегаром.


4

      - Тебе, кстати, звонили уже, - сказал Макс.
      
      - Кто звонил?
      
      - Лиза звонила.
      
      "Лиза звонила". Эти два слова влетели в одно ухо и вылетели из другого, как что-то невероятное и из прошлой жизни. Лиза звонила. Мне вдруг и здесь померещились козни санта-клаусов, управляющих моей жизнью. Ещё чуть-чуть, и я бы схватил Макса за нос и начал бы орать про его поролоновые мозги.
      
      - Когда звонила? - спросил я осторожно.
      
      - Минут двадцать назад.
      
      - С чего ты взял, что это была она?! - наорал вдруг на него я.
      
      - Успокойся ты. Голос я её помню. Лиза.

      Мне стало неловко. Макс был, пожалуй, единственным, про кого я мог сказать "это мой друг". Как минимум, приятель, часто выручавший меня, когда я не приходил на работу, сочиняя легенды о моём гриппе. Да ещё иногда этот святой человек делал часть моей работы, если у меня был такой аврал, что приходя домой, я не замечал своих санта-клаусов настолько, будто их и не было вовсе.

      "Зачем тебе это надо?" - подумалось мне. (Да, у меня были некоторые подозрения на его счёт.)

      - И что она сказала?
      
      - Просила передать тебе, что вечером заедет.
      
      - Куда?
      
      - К тебе.
      
      - Слушай, Макс. Очень тебя прошу. Скажи там, что я себя плохо чувствую, что лица на мне нет, что я сегодня работать не могу, что заболел я. А? А я тебе вечером позвоню, узнаю, чтоб потом всё складно вышло. А?
      
      Мне самому стало гадко от этого "А?".
      
      - Да ладно. Но я б на твоем месте пошёл бы прощения просить. Ну, извинился бы хоть. Да попросил бы работы, а не исчезал вот так вот вдруг, второй раз за неделю.
      
      - Макс, да мне на самом деле туго. Я... Поеду.


5

      До вечера нужно было как-то убить время. Убивал я его, как правило, в баре с лёгким и красивым названием "Джаз". Не то чтобы я очень люблю джаз (дома я слушаю его редко), просто жизнь моя довольно часто кажется мне слегка безумным джазовым аккордом, одним из тех, на которые так щедр здешний пианист. То, что звучит здесь, не вызывает мучительных диссонансов во мне, как многое другое за пределами этого заведения, и я могу спокойно плыть до самого вечера на зыбких волнах летнего ветерка, что льются из кларнета вихрастого, как пудель, музыканта.
      
      Правда, иногда, качаясь на волнах летнего ветерка, я допивался до того, что принимал череп с сигаретой в зубах, просвечивающий на моём столе из-под слоя лака, за своё отражение и в ужасе вспрыгивал со стула.

      Пять часов сомнамбулического пьянства пролетели быстро, и когда меня пронзительной гитарной нотой выбросило из моего забытья, на часах было уже шесть. Я заплатил и поехал домой.
      
      Приехав, я лёг на диван и стал ждать. Глядя в потолок и слушая шум за окном, я уснул тяжёлым пьяным сном. А разбудил меня настойчивый истеричный звонок.

      Звонили, видно, уже долго. Я встал, в голове гудело. Запнувшись о коридорный порог, подошёл к двери и только тут вспомнил, что ждал Лизу, и зачем-то посмотрел в глазок.
      
      Лиза. Это была Лиза. Я так давно её не видел, что прильнул к глазку и не мог насмотреться на неё. Она это заметила и закрыла глазок большим пальцем. Опомнившись, я открыл дверь.
      
      - Ты чего? Cовсем рехнулся?
      
      Она не сказала ни "здравствуй", ни "привет", а начала с этого, ставшего обычным для меня, вопроса. Что ответить, я не знал, и после некоторого замешательства, положа руку на сердце, сказал:
      
      - Лиза! Ты вернулась!
      
      И потянулся её обнять.

      - У-у-у... - промычала она, - Опять хорош... И не надо на меня дышать!
      
      Она оттолкнула меня и прошла в комнату.

      - Ты один живёшь?
      
      - Нет, то есть да, - я чуть было не ляпнул, что я живу с тремя санта-клаусами.
      
      - Угу, - подозрительно протянула Лиза.
      
      - Лиза, как я рад, что ты вернулась!
      
      - Я вернулась за миксером.
      
      Нет, я давно привык к абсурду, в котором живу. Но услышать такое я не был готов.
      
      - Что?
      
      - Я. Приехала. За миксером, - раздражённо сказала она.
      
      - За миксером? - я был уничтожен.
      
      - Да, да, да! И не надо больше сцен! Мы, по-моему, всё давно выяснили. У Виктора есть миксер, но мне тот не нравится, а тебе миксер и не нужен.

      Значит, у неё есть какой-то Виктор, которому, в отличие от меня, нужен миксер... Мне как-то встретились стихи, в которых были слова "гром отчаяния". Я ещё тщетно силился тогда представить себе, что же это такое - гром отчаяния. Теперь я это понял. Я опустился в кресло и уставился на сидящего у стены санта-клауса. Мы смотрели с ним друг на друга до тех пор, пока из кухни не вернулась Лиза с миксером в руке. Как я ненавидел в ту долгую секунду этот миксер!

      - Ну ладно. Мне пора. Пока!
      
      - Лиза, подожди, пожалуйста!
      
      - Слушай, я проторчала чёрт знает сколько на лестнице, пока ты соизволил открыть дверь, потом чуть сама не захмелела, разговаривая с тобой. Что тебе ещё надо?! Меня Виктор ждёт.
      
      Она стояла передо мной, оглядывая комнату, а я не знал, что сказать. Позади неё, прислонившись к стене, сидел санта-клаус.
      
      И тут меня вдруг осенило неизвестно как влетевшей в мою голову следующей мыслью. Это же она с ними тогда разговаривала как с живыми! Она! Это же после того, как она уехала, завертелся весь цирк! Я подумал, вот он! Вот он выход из этого дурдома!
      
      - Лиза! Я хочу сделать тебе, нет, вам с Виктором подарок! - торжественно, просто чуть не захлебываясь от торжественности, сказал я.

      Лиза обернулась и изумлённо, с опаской, посмотрела на меня. Я понял, в чём дело, и спрятал выползшую ухмылку.

      - Давай я подарю тебе наших с тобой санта-клаусов!
      
      Сказанное прозвучало несколько двусмысленно, если не сказать по-идиотски. Как можно подарить кому-то то, что и так его? Но Лизу испугала перемена во мне. Она пыталась говорить, что не стоит, да и зачем всех трёх, но я твердил про себя, что это выход, наконец-то! Нужно просто отдать этих санта-клаусов Лизе! Как всё просто! Я летал по квартире, отыскивая их. Наконец, собрал всех, ухватил их одной рукой за колпаки и перебросил за плечо, а другой схватил Лизу с миксером и потащил их всех из квартиры.

      Виктор был немало удивлён увиденной сценой. Я подошёл к машине, затолкал в неё Лизу и санта-клаусов, потом этого обалдуя Виктора, который изумлённо таращился на нас. Я буквально усадил его за руль и захлопнул дверь. Когда они отъезжали, я махал им вслед носовым платком.


6

      Прошёл день. Я жил один. На третий день я стал замечать, что мне их не хватает. Через день горько жалел, что отдал их Лизе, и даже считал себя кем-то вроде предателя.
      
      А на следующий я зашел в наш фирменный магазин и снова купил себе трёх санта-клаусов. Точно таких же, какие были у нас с Лизой на рождество. Даже глаза у одного из них тоже - разные.