Маски

Лев Николаевич Толстой обожал заниматься срыванием всех и всяческих масок. Из-за этой дурной привычки его боялись в приличное общество пускать. Впрочем, не пускать Толстого было ещё страшнее. Граф, всё-таки, не пустишь – жалобу царю накатает на ущемление прав дворянства. Народ чуток помучился и приспособился. При появлении графа надевали маски подешевле, а самые дорогие прятали. Потом новшество оценили и даже испытывали к графу нечто похожее на благодарность. Жили раньше скупо, на масках экономили, часто обновить запасец забывали, спасибо, Толстой заставил обратить должное внимание на важнейшую часть облика общества. Поэтому, когда Толстой использовал украденные маски и написал Войну и Мир, никто не обиделся. Все уже в новых масках щеголяли и роман на «Ура» встретили.
От успеха Толстой обнаглел до невозможности. Он украл у Набокова маску любителя детей, из-за чего бедняга был вынужден перенести действие своего романа Лолита на американскую почву, а у Бродского украл маску лауреата Нобелевской премии. На этой краже Толстой погорел. Нобелевский комитет долго думал, давать или не давать премию Толстого и решил, что раз Бродскому премию всё равно дадут, то нельзя же Толстому дубликат выдать, неоригинально получится.
Часть украденных масок Толстой на себя примерил и остался доволен. Очень они ему в писательском ремесле пригодились. Самой полезной оказалась маска моралиста. Приударил раз Толстой за одной дамочкой, а та от него и от мужа с молодым поручиком за границу укатила. Толстой надел маску мужичка, пляшущего вокруг свечки, и отомстил – столкнул дамочку на рельсы, надел маску моралиста и написал роман «Анна Каренина». Затем покрутил амуры со служанками в маске похотливого барина, обрюхатил несколько штук, снова маску моралиста надел и народ романом «Воскресение» осчастливил.
Хорошо жил Толстой, никто даже не осмеливался его осудить за любовь к маскам и маски у Толстого с лица не срывал – каждый за свою маску боялся. Правильно говорят – своя маска к телу ближе. И не надо рисковать. Пока маска на месте, лицо потерять не страшно. Не увидят – не осудят. Хорошо жили при Толстом, и сейчас живем не хуже.