Похороны

       После того, как меня ранили в бою, я была с тобой. Ты излечивал меня. Ты излечил. Ты же лекарь. Я могу ходить и не думать о боли, потому что ты рядом. Не знаю, сколько дней я провела в забытьи, не чувствуя ничего, кроме режущей боли и твоих рук на моей разодранной коже.
       Приглушенный свет твоей комнаты, пристанище тихой запретной страсти, теперь стал полуподвальным сумраком, обителью предсмертной агонии. Бархатные прикосновения твоих рук, пристанище недозволенных фантазий, теперь стали колкими и тянущими. Ты зашивал уродливые, испачканные сажей мои раны. А не станут ли мои шрамы отвратительной помехой на пути твоих ласк?
       * * *
       Вчера победоносно погас последний бой. Война закончилась вчера.
       * * *
       Держу тебя под руку. Мы выходим на свободное утро. Серебристый свет пристыженного солнца давит на вьющийся под ногами туман. Темная трава – нужен дождь, чтоб смыть пролитую кровь в недра земли. Глаза мои болят больше, чем раны – отвыкла от света, даже такого несмелого. Впереди уже стоят наши друзья, знакомые в черных костюмах с белыми цветами на руках. Сегодня похороны.

       В свежевырытую яму опускают новый гроб. Священник говорит что-то молитвенно-тихое. Кто-то рыдает, кто-то скорбит. Я просто смотрю. Просто присутствую. Слез нет. Грустно, да. Я не знала, того, кого оплакивают сейчас. Но если он достоин слез – значит, он достоин был и жизни – её отняли.
       
       Я опускаю белую розу на крышку гроба. Оттуда веет невыносимостью тоски, которую навевает сей ритуал.
       И в этот момент – смотрю вправо… Бесконечный ряд заготовок – яма и рядом молодой гроб рядом. Ям, гроб, яма, гроб, яма, гроб… Кровожадный орнамент. Нить узлов, натянутая почти до горизонта. Натянутая струна в нервах скорбящих.
       И в этот момент понимаю – мы все скованны прочной кровной цепью. Как бы то ни было невыносимо сложно, мы обязаны дойти до конца этой беспощадной борозды, оставленной войной. Мы то, ради чего… Нет, не так. Слишком плоско. Ямы для гробов намного глубже.

       Я сжимаю твою руку сильнее. Нет, не беспокойся мне не больно, мне тяжело. Хорошо, что ты рядом стоишь, а не лежишь. Хорошо, что ты со мной. А со мной ли? Или просто дань прошлому – просто белая роза на крышку гроба нашей любви? Что-то еще осталось?

       Мы все идем дальше, вперед. Охапка роз в моей левой руке безобразно тяжелая, как нежеланный ребенок, от которого грешно избавиться – только разделить его судьбу на обрывки чужих жизней, чтоб своим присутствием лишний раз не напоминал, что он ошибка похоти. Может быть я тогда должна была родить нашего ребенка? Чтобы сейчас держать его на руках вместо этих скорбных роз. Чтобы не жалеть о не содеянном. Или, наоборот,… о содеянном.

       Имена, должности, прощальное вино слез… Нескончаемо. По цветку на каждого.

       Ветра нет – только голое небо с дыркой для солнца. Сегодня оно устало.

       Вуаль под тяжестью слез прилипает к моим щекам. Больше не могу. Сжимаю твою руку сильно-сильно. Туман в глазах – не вижу твоего лица. В бессилии вцепляюсь в тебя обеими руками, в лицо ударяет приторный зеленый аромат роз. Шипы пробиваются через ткань – но уже не больно. Это не та боль. Мои дрожащие, холодные пальцы впиваются в тебя, как шипы. Дрожу. И тут твоя правая рука опускается на мои сдавливающие ладони. Опускается, как благословение. Становится сразу легче, светлей.

       Я поднимаю глаза к небесам и вижу твое лицо. Любимый. Благословенный.

       Теперь я пройду до конца по прощальному узору земли. И пусть это все в последний раз. Впереди жизнь, за которую заплатили великую цену. И пусть ты в последний раз. Я не подарю тебе свою жизнь. Слишком дрогой подарок. Даже для тебя, любимый.