Васятка и трупы

Васятка склонен к мистификации, к одушевлению несуществующего и поиску того, что субъективно сильнее его. Васятка ударяется в религиозность и сморщивает душонку, целиком подставляясь под пяту умозрительного божества, трусливо поглядывая исподлобья, наступит или нет. Васятка истово восхваляет судьбу и покровительствующие высшие силы, когда ситуация оборачивается в его пользу, и грустно стихает, когда происходит наоборот. Тогда Васятка вздыхает, списывая все на законы кармы и универсальное «бох дал, бох взял».

Васятка преклоняется перед силой трупа. Все, утратившее жизнь, но продолжающее существовать благодаря трупным воспоминаниям, окружало Васятку эхом полузабытых теней. Васятка с замиранием сердца гулял по застрявшей между миром живых и миром мертвых Припяти и трупным шахтерским городкам, наслаждаясь сосущей пустотой и обрывками чужих жизней: пожелтевшими школьными тетрадочками, учетными записями в полусгнившем регистрационном журнале мертвой районной библиотеки, следе от ботинка, навеки запекшемся в теплом когда-то асфальте. Васятка пристально смотрел в пустые глазницы окон и подъездов, хранивших память о куривших на лестничной клетке безымянных людях и давно исдохших котов, зассавших бетонные полы.

Васятка обожает трупные книги, рассыпающиеся в руках ворохом потемневших листов и хранящих мертвые слова позабытых авторов. Витиеватые изысканные предложения салонных чтецов двухсотлетней давности и рубленый нажористый слог бездумных последователей соцреализма – все тлело и разлагалось в пыльных букинистических лавках, изредка доставаемое с покосившихся полок трясущимися бледными руками.

Васятке сладко дышится на кладбищах, мемориалах и курганах. Посмертные бронзовые и мраморные лики застреленных, повесившихся, утопленных, разорванных, колесованных, растерзанных, гильотинированных, стачиваемые дождями и ветром, заставляли Васятку пытливо вглядываться в глубину мертвых глаз и рисовать в воображении трагические картины героических смертей.

Васятка до беспамятства верил в старинные предания и мрачные сказки, полушепотом начитываемые у изголовья выжившей из ума бабкой мрачными зимними вечерами. В историях, причудливо сочетавших многовековековой страх перед зловещими обитателями далеких лесов и недоступных гор, непролазных болот и черных омутов, и бессилие совладать с тяжелым, непреодолимым злом, Васятка черпал свои самые лютые кошмары, заставляющих каждую ночь дрожать без сна, вслушиваясь в темноту. А по истечении дня вновь просить рассказать еще.

Васятка наделял неоспоримой силой прошедшие далекий путь сквозь время истершиеся амулеты и ладанки. Подолгу любуясь на потемневшую безделушку, Васятке чудились негромкие голоса далеких предков, доверяющих ему свои унесенные в могилы тайны и страшные родовые проклятия. Порой ему казалось, что он не в состоянии разжать кулак с заговоренной вещью, подавляющей его рассудок.

Но более всего Васютка боялся и в то же время лелеял увидеть труп в себе. Усаживаясь со свечой перед раздвижными створками старинного зеркала-трюмо, Васятка до боли в глазах вглядывался в обступающих его двойников. Спустя какое-то время ему начиналось казаться, что они живут своей жизнью, кривляясь и перемигиваясь друг другу, а его лицо, заострившееся и бледное в свете огарка, оставалось неподвижной холодной маской умершего человека.