Часть 6. Сон - в руку

Квартира, куда привёл меня Продюсер, казалась мне знакомой и незнакомой одновременно.
- Пойдём, я хочу тебя кое с кем познакомить, - сказал он.
- С кем?
-Увидишь.
Передо мной посреди огромной комнаты сидела женщина, лет 60, казалось, время мало коснулось её лица прорезями морщин. Я узнала в ней ту, чьё фото мне показывал Продюсер во время нашей с ним первой встречи, чья необыкновенная красота так поразила меня тогда.
Жестом и еле заметным наклоном головы она пригласила меня присесть напротив за круглым резным столом.
- Так значит вы любите его? – спросила она, пристально разглядывая меня.
- У вас есть основания в этом усомниться? – улыбнулась я в ответ.
Женщина встала, медленно подошла к окну, задёрнутому кружевной занавеской, и продолжила уже оттуда.
- Но вы же совсем ничего не знаете о нём, о его жизни. Он – не лучшая партия для вас, да и для кого-либо…
- Какое это имеет значение? - перебила я начало обличительной речи, - От того, что я узнаю от вас обо всех его дополнительных несовершенствах, моя любовь ничуть не уменьшится, скорее, напротив, умножится. Мне всё равно, что и кто говорит, вернее, моё сердце слышит только один голос, и верит только ему. Ничего не могу сделать с этим, увы, даже если очень захотела бы.
- Подумай, девочка, ну зачем он тебе? – отрицательно качнула головой моя собеседница.
- Простите, - сказала я, поднимаясь, - Мне нужно идти. В дверь, кажется, только что звонили.
На пороге квартиры стояла высокая худая девушка с прямыми длинными тёмными волосами и длинной чёлкой.
- Проходи, - пригласил её войти Продюсер, оказавшийся возле входной двери раньше меня, - Что ты будешь? Чай или кофе?
Девушка с Продюсером удалились в кухню.
Я доставала из стиральной машины постиранное тёмное бельё и, разбирая его, вдруг натолкнулась на что-то, из того, что необходимо было по моему мнению срочно отправить в мусорное ведро. Поскольку, это была не моя вещь, я должна была сказать о своём желании Продюсеру. Выглянув из ванной, я позвала его. Девица с кухни, провожая Продюсера недовольным взглядом, злобно мельком глянула на меня из-под чёлки.
- Что случилось?
- Знаешь, мне кажется, это можно уже выбрасывать, потому как носить это уже неприлично, – сказала я, присаживаясь на край ванны.
- Что там у тебя, дай посмотреть. – Продюсер присел на корточки передо мной.
Вдруг полы моего короткого домашнего халата распахнулись, обнажив хорошо беременный живот. Продюсер, отложив в сторону постиранную тряпку, осторожно ладонями обхватил мой живот и поцеловал. Раз, другой, третий… Поцелуи опускались всё ниже и ниже, к лону.
- Не надо! – я резко сдвинула бёдра, сомкнула их со всей силы и…. проснулась от собственного крика. Невыносимая боль, сковавшая судорогой ноги, поднималась и распространялась по всему телу. Хотелось убежать, уползти от этой мучительной боли.
Я, изумлённо ощупывая свой живот, соображала, приснилось мне всё это или нет. Боль постепенно отпускала свою жестокую хватку.
Медленно поднявшись с постели, я взглянула на календарь.

 «Боже мой, не может быть! Нужно срочно бежать в аптеку! Как я могла забыть! Впрочем, я хорошо помню другое… Чудес на свете не бывает, а если и бывают, то крайне редко и уж точно не со мной! Я это точно знаю!»
Налив себе огромный бокал крепкого ароматного чая, я достала сигарету и вышла на балкон. В воздухе вперемешку с весной оголтело носились воробьи, со всех сторон доносилось их радостно-деловое чириканье. Яркое солнце ударило в нос, тут же нарисовав на нём первые веснушки. Почему-то пахло салатом из свежих помидор. В весеннем воздухе перед дождиком всегда ощущается помидорное нечто… Хотелось курить, но после пары затяжек к горлу подступил приступ нестерпимой тошноты и, потушив сигарету, я отправилась в душ.
Позвонила Лёлька.
- Привет, чё делашь?
- Вот, думаю, поблевать сходить или само пройдёт…
- Съела что ль чего?
- Ага… огурчик… малосольный…
- Чё за бред? Ты здорова? Я думала взять тебя сегодня на прогулку с нами в Новый Иерусалим, а ты несёшь с утра какую-то чушню!
- Мы уже с тобой скатались в Оптину Пустынь. Помнишь, чем дело кончилось?
- Да ладно! И ты туда же?! – в трубке было слышно, как округлились Лёлькины глаза.
Помолчав и почмокав, трубка выдохнула изумлённым Лёлькиным голосом:
- Так это ж продюсерский отпрыск!!! И чё теперь будет?!
- Ну да, его, а чей же ещё? Лёль, угомонись, ещё ничего не известно. Может, это вообще климакс… ранний. Всё может быть и быть не может, и только то не может быть, чего уж точно быть не может, но даже это может быть. Лучше скажи, чего это он тебя так «не потчует», как он в подобных случаях выражается. Ведь он совсем тебя не знает, а уже заочно ненавидит. Интересно, почему? Может, неприятные ассоциации по жизни связаны с психиатрами-наркологами, как думаешь?
- Конечно, ведь он же чувствует, кто ему за тебя «пасть порвёт и моргалы выколет»! Кстати, а ты его не собираешься обрадовать?
- Нет, не собираюсь, не считаю необходимым, зачем человеку жизнь осложнять? Он привык к одиночеству, как говорит, вот и пусть наслаждается свободой в полной мере. Мои проблемы его не касаются. К тому же, повторяю, ещё ничего не известно.
- Ладно, ты, как я поняла, сегодня невыездная. Сделай тест, вечером позвоню, - откланялась Лёлька.

«Как удобно, что тесты теперь продают на кассах в супермаркетах. Пошёл за хлебушком, на тебе и тестик, проверься заодно», - думала я, рассматривая, как постепенно намокает тонкая бумажная конструкция, пропитанная реактивами, - «Ну вот, я же говорила, что чудес не бывает, полосочка одна, дальняя, стало быть, можно расслабиться».
Положив тест на краешек ванны, я поспешила радовать Лёльку новостью о ложной тревоге.
- Лёль, я тест сделала, - сообщила я подруге, направляясь с трубкой обратно в ванную комнату.
- Умничка, не томи, говори давай, каков результат?
Я ошалело вертела в пальцах бумажную тест-полоску, на которой за несколько секунд моего отсутствия успела выступить вторая полоска и нагло красовалась в строго отведённом ей соответствующим реактивом месте!
- Слабоположительный…, - еле выдавила я из себя.
- Отлично! Поздравляю! Вечером заедем к тебе, поздравлю лично!

Прошло несколько дней. Продюсер по-прежнему молчал. Впрочем, его молчание давно уже стало привычной обыденностью и уже не раздражало так, как прежде.
Только однажды, просматривая в Интернете старый анонс какой-то газетёнки, я натолкнулась на сочетание знакомых имён и фамилий. Внезапно нахлынувшая необъяснимая эмоция остервенело сжала глотку, ногти жгли ладонь, погружаясь в неё под силой сжимавшихся пальцев. В себя я пришла только увидев, как на ладони в полулунных отпечатках ногтей выступили алые капли крови. Боль была внутри, а не снаружи, и лизала своими огненными шершавыми языками не пораненные ладони, а сердце.

Раздался звонок в дверь. Наспех прижав к ладони бумажную салфетку, я пошла открывать. На пороге стоял Полковник, а за его спиной красовались пуленепробиваемые морды «колобков» его личной охраны.
Я не видела Полковника уже больше, чем полгода, с тех самых пор, как твёрдо пообещала себе прекратить все отношения с ним, как того хотел Продюсер.
Молча отстранив меня, Полковник прошёл в комнату и уселся в кресло. За его спиной пристроился один из «колобков», другой остался стоять у двери.
- Чего тебе надобно, старче? – притворным рыбьим голоском поинтересовалась я.
- Убедиться хочу, что жива ещё, моя старушка, - улыбнувшись, парировал Полковник.
- Кажется, мы с тобой давно обо всём договорились. И вот, ты опять здесь. Что случилось? Чем обязана такому вниманию столь важной персоны?
- Ты опять за старое, Аля…, - вдохнув, Полковник бросил мне на колени несколько фотографий, - Опять устраиваешь в кабаках всякие разные шоу с танцульками. Ладно, я закрывал глаза на твои песнопения, но сейчас ты превзошла саму себя! Танцевать полуголой перед кучей полупьяных мужиков! Это уж слишком! Даже для тебя!

Я с интересом рассматривала снимки. На этом – бедро не доведено, на другом – не совсем выверено положение пальцев, неравномерная дуга рук, слишком бледный грим….
За много лет постановочной работы мои глаза привычно цепляли в первую очередь недочёты.
Когда-то, моя подруга Люська, загоревшись идеей поставить настоящий египетский танец, решила направиться на учёбу в Каир, но тут вдруг грянул телевизионный проект «Последний герой». Люська, пройдя все отборочные испытания, вышла в финалисты, из которых и отбирали тех, кто должен поехать поедать всяких заморских гадов и грызть соплеменников за место под солнцем. Люська плотно засела в столице с намереньем выиграть эту битву, поэтому, в Каир обучаться искусству восточного танца отправилась я, совершенно ничего в этих танцах не смыслившая, к тому же, 44 русский размер одежды для танцевальных облачений оказался настоящей трагедией. В Каире, в принципе, женщины с формами селёдки, подвяленной под «белым солнцем пустыни», не танцевали танец живота, т.к., весьма сложно танцевать животом, не имея даже намёка на последний. Поэтому, привезённые мной Каирские костюмы пришлось изрядно ушить, что не помешало мне, по прошествии стольких лет, вновь вынуть на свет божий эти «драгоценности», оказавшиеся мне, нынешней, как раз впору.

- Короче, так чего тебе всё-таки от меня нужно? – вновь спросила я Полковника.
- Мне нужно, Аля, чтобы ты занималась наукой, собой, своим здоровьем, и уж никак не кабацким стриптизом! – Полковник чеканил каждое слово, постепенно повышая голос.
- А я и занимаюсь своим здоровьем! Мне нужны деньги, много денег… на операцию…
- Ну, наконец – то, ты образумилась! – Полковник, сложив ладони «лодочкой», радостно ринулся ко мне и присел возле меня на корточки, - Аля, нет проблем, ты же знаешь, я всегда готов оплатить твою операцию на сердце. Где ты решила оперироваться? В Италии или в Голландии? И когда поедем?
- Подожди, не так всё просто, - я, отстранившись, достала с полки свежее врачебное заключение, в котором после диагноза значилось: «…в связи с тем, что пролонгирование беременности составляет угрозу жизни и здоровью пациентки, наступившую беременность рекомендовано прервать по медицинским показаниям, обеспечив надёжную длительную контрацепцию по жизненным показаниям…».
- Ты прекрасно понимаешь, что с таким врачебным заключением ни одна клиника в России не возьмётся вести эту беременность и уж тем более роды. Выход один – донашивать и делать Кесарево сечение за границей, а для этого нужны деньги, много денег…, поэтому, пока ещё позволяет моё состояние, я буду зарабатывать любыми доступными путями, в том числе и танцами, - грустно подытожила я.
Полковник медленно поднимаясь, выпрямился. Стараясь не смотреть мне в глаза, еле слышно он спросил:
- Кто?...
- Не скажу… Никогда… Никто…. Считай, что не знаю…
- Шлюха! Дешёвая кабацкая шлюха!
Пощёчина больно обожгла мою щеку. Полковник бросился к дверям. Уже на выходе он остановился, помедлив, обернулся. Его глаза сверкнули мертвецким холодом.
- До конца месяца потрудись найти себе другое жильё, иначе я вышвырну тебя на помойку, где тебе самое место! – прошипел он на прощание.
Я вздрогнула от резкого хлопка закрывшейся за Полковником двери. Очертания комнаты вдруг поплыли перед глазами, словно в замедленной съёмке. Проваливаясь, я видела угасающее закатное солнце тёплого июньского дня, из которого прямо ко мне шёл Продюсер.