Новая жизнь

 – Старик опять звонил, – каким-то обиженным тоном, и, в то же время, явно, с чувством выполненного долга, сообщил Эл. Старик, как всегда, в последние годы, берёг каждый кодрант, и поэтому пользовался волоконной связью. – Наверняка, хотел попросить ещё пару сотен терабайт. Никак не может угомониться. Всё носится со своим проектом. А ведь это денег стоит! – продолжил Эл ещё более обиженным голосом, наблюдая, как Инн молча выходила из комнаты. Инн щёлкнула острым ногтём мизинца по миниатюрному пульту браслета органайзера, включив увлажнитель воздуха. Усевшись в кресло, она щёлкнула по клавиатуре ещё раз, и в затемнённой комнате, в кресле напротив, появился отец.
Старик ни словом не обмолвился ни о терабайтах, которые, действительно, были ему очень нужны, ни о своём проекте. Он прекрасно знал ситуацию и не хотел никому причинять неудобств. Гораздо приятнее было просто поболтать, вспомнить ещё разок то, что было, кажется, совсем недавно, вспомнить то, чего он сам уже не знал, но о чём говорила ему дочь, рассказать, в конце концов, и ей самой какую-нибудь новую сказку – ведь для него она по-прежнему оставалась ребёнком, да она и была им, несмотря на свой возраст, тот возраст, когда женщине уже самой давно пора иметь детей. А детей у Инн, увы, не было.
Отец занимался расчётами механизмов непосредственного отбора информации из вакуума. Как выяснилось не так давно, древняя догадка Платона о существовании идеального мира истинного знания, казавшаяся многим долгое время совершенно фантастической, оказалась верной. И действительно, ведь знания, которые человечество на протяжении долгих веков добывала по крохам, изучая материальный мир и строя различные его модели, отражают этот мир, и так же объективны, как и он сам. Они не зависят от людей, и, следовательно, должны существовать объективно. Вопрос лишь в том, где они находятся и как их можно оттуда извлечь.
О том, что мир, устроенный очень сложно, должен иметь лингвистическое описание, не зависящее от времени, догадывались уже очень давно; фактически, об этом говорится ещё в Старом Завете. Когда обнаружилось, что сложные системы не могут долго функционировать, не имея самоописаний, эта идея стала ещё более убедительной. Действительно, живые существа, например клетка, имеют самоописания в своих молекулах ДНК. Но ведь мир, как целое, устроен ещё сложнее, чем клетка!
Согласно разрабатывавшейся стариком модели, информация должна была скачиваться по каналам, расположенным в 6-мерном пространстве-времени. Расчёт механизма туннельного перехода в наше пространство был связан с большими трудностями, но у старика была идея, как можно их избежать.
Это, по сути, было делом всей его жизни. Однако для расчетов не хватало ёмкости памяти. Он, конечно, мог бы стереть ненужную информацию, о чём и говорил неоднократно Эл, но тогда старик лишился бы и частицы самого себя.
«Зачем ему помнить, как пахли розы, которые он преподнёс своей будущей жене перед свадьбой? – недоумевал Эл. Или шум сосен, обдуваемых порывами балтийского ветра?» Да, всё можно стереть ради решения задачи, на которую потратил все свои силы, но что тогда останется от тебя самого? Старик бился над этой задачей всю жизнь, и должен был справиться с ней хотя бы сейчас, после смерти. Но только не ценой отказа от своей личности, записанной в нанолептонных ячейках Фейербадена. И, в конце концов, ведь он оставил всё своё состояние, пусть и не очень большое, дочери и зятю.
Инн тосковала и по детям, которых у неё не было, и по родителям, особенно, по матери, которая даже не успела уйти за Горизонт. Счастье иметь детей было теперь доступно не многим. Его даже нельзя было купить за деньги, как прежде. Во-первых, индекс интеллекта должен быть не ниже 200. Во-вторых, нужно пройти строгую генетическую экспертизу, и, разумеется, обычную медицинскую, где резюме «может иметь ребёнка» отвечает более жёстким требованиям, чем, например, «годен к космическим полётам». Всё это относилось, конечно, только к обычным «бессмертным», составлявшим подавляющее большинство населения. Упрямцы, не захотевшие защищать свой генетический код от старения, имели столько детей, сколько считали нужным. Впрочем, оставаться такими же, какими были наши предки, было и почётно, и выгодно материально. Смертные пользовались многими льготами и получали от Правительства огромные пособия. Помочь смертному считалось долгом и почётной обязанностью любого «бессмертного», поскольку смертные составляли тот страховой фонд, который позволил бы человечеству сохраниться в случае не исключённой теоретически деградации «бессмертных», которой, по счастью, пока не намечалось. Был, правда, ещё один путь, не ставивший таких драконовских ограничений – можно было просто окончить годичные курсы подготовки колонистов и улететь на Марс, без права возвращения. Похоже, Центральный Комитет, провозглашая программу стабилизации численности населения Земли, вёл тайную работу по планомерному её сокращению. Конечно, продолжительность жизни после открытия иранских учёных, позволившего очистить геном человека от эндогенных паразитов, увеличилась, теоретически, до бесконечности, но ведь несчастные случаи с летальным исходом всё ещё происходили. Достаточно вспомнить недавнюю страшную катастрофу, когда чёрная дыра размером с булавочную головку чиркнула по поверхности Земли, унося с собой миллиарды тонн грунта и атмосферного воздуха и тысячи человеческих жизней. И, как всегда, многие не успели уйти за Горизонт, поскольку это по-прежнему было дорого. Старик, по настоянию деда, ушёл за Горизонт ещё молодым, накануне свадьбы, поэтому после смерти помнил только то, что с ним было до двадцати пяти лет. Это Инн рассказывала ему первое время те самые сказки, которые она запомнила с детства. Они как бы поменялись на время местами. А теперь они стали равными. Бессмертные. И те, кто остался, и те, кто ушёл за Горизонт. Мать тоже была бессмертной. Но и бессмертные – смертны. Кто мог подумать, что такое случится? Мать всё откладывала дублирование, экономя деньги на обучение дочери. Она думала, что ещё успеет, и не поддавалась на уговоры отца. И теперь у него оставался только один выход – решить проблему до конца, выйти на эксперимент, и скачать её из вакуума хотя бы в виде цифрового кода, каким был и он сам. А в том, что он – человек, старик не сомневался. Впрочем, какой старик, ему оставалось всё те же двадцать пять. Теперь уже, похоже, навсегда. Во всяком случае, надолго.
– Ну что, опять клянчил свои терабайты? – Эл нехорошо усмехнулся. – Подожди, он ещё будет просить денег на новое тело. Ни за что не дам. Своё надо было беречь получше.
«Убить, что ли, мерзавца?» – как-то отстранённо подумала Инн. Сначала она хотела, было запустить в Эла вазой, стоявшей на столе, но вовремя вспомнила, что эту вазу ей подарила прабабушка на день рождения.
– Да в тебе же нет ничего человеческого! – вот и всё, что она сказала.
Эл зевнул и посмотрел на часы: – Пойду, подзаряжусь. Что-то я устал от этих разговоров. Он вышел в соседнюю комнату и, подойдя к бару, налил себе полстакана какой-то маслянистой жидкости. Выпив с видимым наслаждением, он повертел головой, сделал несколько приседаний и повращал руками, после чего плюхнулся в кресло и включил стереоинтернет. Полистав меню, Эл выбрал футбольный матч на кубок содружества. Играли «Челси» и сборная Марса. Стадион заполнял всё пространство комнаты. Дул свежий морской ветерок. На соседней трибуне фанаты пускали фейерверки. Сзади кто-то орал отборным английским матом. Не оборачиваясь, Эл щёлкнул ногтем по кнопкам органайзера, и крики тут же смолкли.
Эл вытянул ноги в кресле и расслабился. Хорошо! И только тут он вспомнил, зачем он сюда пришёл. «Неужели склероз?» – удивился Эл. Сунув руку в карман, он вытянул шнур и воткнул вилку во вмонтированную в низ подлокотника кресла электрическую розетку.