Добро и зло

-- Пусть же будет проклят он, и дети его, и внуки его!
Юноша скрипнул зубами, старик неодобрительно покачал головой:
-- Может, он просто не знал?
-- Не знал!? Не узнал Уль-Мангута, Мучителя Стариков и Пожирателя Младенцев!? Когда стало известно, что это чудовище смыло волной, вся страна радостно возносила молитвы небу. Так нет, какой-то ничтожный вытащил Уль-Мангута, доставил его на берег.
-- Говорят, ради этого он вышел на утлой лодке в бушующее море. Мог утонуть сам.
-- Жаль, что такого не случилось. Теперь, наверное, ждёт, что благодарный Уль-Мангут набьёт его посудину золотом.
-- Может, он просто не знал?

-- Что тебе, мальчик?
-- Я действительно не знал.
Старик повернулся, посмотрел на юношу, шедшего за ним от самой чайханы:
-- Верю. Никто не пойдёт на верную смерть ради лодки с золотом: мертвецам деньги ни к чему. Только ради спасения почтенного старика, погибающего в волнах, можно решиться на такое.
-- Если бы я знал, что совершаю великое зло.
-- Не говори глупостей, ты сделал доброе дело.
-- Неужели? Все почему-то думают по-другому.
-- Ты лишил их радости, такое трудно простить. – Старик криво усмехнулся. – Они воют, что чудовище легко убьёт пятерых, потому боятся собраться вдесятером, ждут какого-нибудь героя либо счастливый случай. А пока их жрут поодиночке. На случай нельзя надеяться, ибо тогда не человек становится хозяином судьбы, а судьба – хозяином человека.
-- Но если бы я знал…
-- Если бы ты знал, то сошёл бы с ума, наблюдая, как вертится колесо судьбы, поворачиваясь то чёрным, то белым. Возможно, через много лет тебе будут возносить хвалу, ибо сколько раз случалось, что кровожадный тиран спасал мир от тирана ещё более кровожадного, а добрейший правитель ввергал страну в хаос и разрушение.
-- Увы, я живу здесь и сейчас.
-- Поэтому неважно, что ты сделал, важно, что ты делал. Ты пришёл на помощь попавшему в беду, что было, есть и будет добрым поступком. Вот если бы ты знал, кто тонет… Что было тогда?
-- Я бы взял топор и изрубил свою лодку. И обломки сжёг. И молился, чтобы Уль-Мангут, Мучитель Стариков и Пожиратель Младенцев, в свои последние минуты видел мой костёр.
-- Ты жесток, -- покачал головой старик. – Добр, но жесток. И хочешь исправить то, в чём не виновен.
-- У меня другое мнение.
-- Ну и выбрось его из головы.
-- Хочешь меня отговорить?
-- Нет. Просто Уль-Мангут подл и жаден. А ещё умён. Он подозревает, что ты можешь сделать. Мне хочется, чтобы умирая, ты знал, что не не смог исправить совершённое зло, а всего лишь недоделал ещё немного добра.
-- А если я зол!? – вдруг вскинулся юноша. – Если я жесток и зол!? И иду получать обещанное мудрым и справедливым ханом золото? А тебя сейчас оттаскаю за бороду, а потом плюну в лицо за мерзкие слова.
-- И что? – пожал плечами старик. – Мир от этого сильно изменится?
-- Зато я буду богат! Богат и счастлив! Я, тот, который зол и жесток!
Старик хихикнул:
-- Только знаешь, ещё никто из оказавших Уль-Мангуту неоценимую помощь долго не жил. Хан не любит быть обязанным, не любит, чтобы кто-то помнил его слабость и беспомощность. Да и лодке, полной золота, лучше лежать в дворцовой сокровищнице. Но пусть даже он исполнит своё обещание. Да, ты будешь богат. Но будешь ли счастлив?
-- Конечно. Я смогу позволить себе всё, что захочу.
-- Увы, уважение людей и душевный покой не купишь ни за какие деньги. Пока жизнь для тебя кипит, на это обращаешь мало внимания. Но чем ближе смерть, тем чаще мечтаешь исправить то зло, что наплодил. И не думай, что удастся убежать, выдать чёрное за белое. Можно обмануть других, нельзя обмануть себя. Самый строгий и справедливый суд – человека над собой, и приговор будет преследовать до самого конца, а может, и после него. Только вот молодость этого не понимает, а к старости зачастую накапливается столько, что нельзя исправить. Эх, увидеть шутника, что устроил такое людям, с каким бы удовольствием я оттаскал его за бороду.
-- Верю, что ты не желаешь мне плохого. – Юноша вытащил из-под халата медальон на толстой золотой цепи. – Но я всё-таки пойду и на месте решу, что делать.
-- Молодость, молодость, -- вздохнул старик.

Он спешил. Но опоздал.
Убийца проник во дворец, не потревожив охраны. Он без труда мог бы уйти незамеченным. Но…
Хан Уль-Мансур сильно-сильно кричал перед смертью.
Убийцу взяли над телом. Она не сопротивлялась. Да, это была она.
Он решил её увидеть. Медальон сделал своё дело, никто не препятствовал. Сам начальник охраны проводил в камеру. Во времена, когда всё туманно и ничего не понятно, если ты решаешь, значит, имеешь право.
-- Спасибо тебе.
-- За что?
-- Пятнадцать лет и семь дней назад у меня была семья. Пятнадцать лет и шесть дней назад у меня никого не осталось. Уль-Мангут, Мучитель Стариков и Пожиратель Младенцев, отнял всё. Кроме желания отомстить. Пятнадцать лет я готовилась. Каково же было узнать, что стихия чуть не отобрала единственную в жизни цель. Подозреваю, что я чего-то тебя лишила, но всё равно спасибо тебе.
-- Лодки, полной золота.
-- Думаю, он дал бы её. Даже чудовища к старости становятся сентиментальны. К тому же он уверовал, что является любимцем судьбы. Тем сильнее был удар: нет избранности, есть лишь отсрочка. Спасибо тебе и за это.
-- Пожалуйста.
Юноша поднялся, стукнул в дверь камеры.
-- Я забираю её, -- сказал он заглянувшему начальнику охраны.
-- Зачем?
-- Я перережу ей горло, а труп скормлю псам. Нельзя безнаказанно убивать ханов.
-- Спасибо, -- пробормотал начальник охраны.
Ибо во времена, когда непонятно, что ждать завтра, и любой шаг может стоить головы, грех не поблагодарить дурака, готового решать за тебя.

-- И завладев медальоном, поспешила ведьма в столицу. Спаситель же хана, проспав весь день и всю ночь, очнулся и не обнаружил ни коварной женщины, ни знака ханского. Понял тут, что случится скоро непоправимое. Бросился в погоню, не жалел ни себя, ни лошадей. Но всё равно опоздал, ибо знала ведьма пути тайные, колдовские. Мороком страже глаза отвела, медальоном двери открыла. Проникла к хану, убила его. Спаситель, узнав об этом, рвал на себе волосы, царапал лицо. Коварную же женщину зарезал, а тело её скормил собакам. Вот достойный пример верности и преданности подданного правителю своему. Хотя, -- рассказчик хитро оглядел зал, -- некоторые люди утверждают, что истинной причиной гнева спасителя была лодка, полная золота, которую наш покойный хан пообещал за избавление от смерти в пучине морской.
Соглядатаи, похоже, в чайхане не водились, народ, хорошо помнивший покойного хана, одобрительно загудел. Впрочем, сочувствующие и верящие находились везде, чей-то робкий голос спросил:
-- Но ведь новый хан пообещал отдать награду спасителю. Почему тот так и не объявился?
Старик-рассказчик даже не успел открыть рот, как посыпались предложения.
-- Опасается. Вдруг хан решит, что полной золота лодке лучше храниться в казне.
-- Нет, говорят, он променял награду на должность.
-- Точно, точно. Смотрителя корней любимой ханской клумбы.
-- А что. Работёнка – не бей лежачего, о еде и жилье думать не надо. Разве что крыша в дожди протекает.
Старик улыбнулся, тихо встал и пошёл спать: развлечения на вечер теперь хватит и без него.

Утром, перед тем как залезть в скрипучую повозку и отправиться дальше, старик подошёл к чайханщику:
-- Сколько мы должны за еду и ночлег, уважаемый?
Тот поморщился, ибо частое общение с презренным металлом накладывает отпечаток даже на самых хороших людей, но достал из поясного кошеля несколько монет:
-- Вчера у меня был очень удачный день, почтенный старец. Слуга уже положил в вашу повозку медовую дыню и несколько лепёшек.
-- Спасибо, добрый человек.
-- И тебе спасибо, почтенный старец. Будешь ещё в наших краях, я всегда рад принять тебя.
Старик кивнул, сунул монеты за пазуху халата. Девушка, при взгляде на которую каждый мужчина восхвалял щедрость Господа, заповедовавшего не ограничиваться одной женой, села в повозку. Юноша, при взгляде на которого, каждый мужчина со вздохом признавал мудрость господа, который сразу ограждает правоверных от беспочвенных мечтаний, взял ослика под уздцы.
-- Мир и процветание дому твоему, -- сказал старик чайханщику.
Запрыгнул в повозку, и та покатилась.

-- Мог бы дать и побольше: вчера в чайхане яблоку негде было упасть.
-- Мог вообще ничего не дать.
-- А как же надежда, что старый сказитель заглянет ещё раз? Народу нравятся твои истории.
-- Особенно последняя, -- хихикнула девушка.
-- Не ври, ничего особенного, -- отмахнулся юноша. – Но люди тут доброжелательнее: раньше либо в арыке топили, либо в яму с нечистотами спускали. Нет, лежать в ханском саду куда приятнее.
-- А не всё ли равно? – усмехнулся старик.
-- Всё-таки ближе к земле, к истокам.
-- Так зайди за наградой, и желание твоё осуществится.
-- Спасибо, не тороплюсь.
-- И правильно, -- кивнул старик. Торопиться надо жить, а не умирать. Кстати, не устроить ли нам в ближайшем городе себе маленький праздник?
-- А как же домик и садик? – нахмурилась девушка.
-- О женщины, -- вздохнул старик. – Сперва вы даруете мужчинам крылья, а потом безжалостно их обрезаете. Ладно, потерпим.
Он вытащил из-за пазухи монеты и бросил их в подставленный юношей мешочек, к другим серебряным и медным кругляшам, а также золотой цепи с золотой же лепёшкой, по которой, похоже, кто-то долго и сосредоточено молотил камнем.