Ворона в лучезарной синеве. Повесть о Кавказе

      - Человек по своей природе добр и зол одновременно. Таков закон, зависящий  только от натуры человека. Добрый или злой...  Как определить степень этих понятий? Люди способны на милосердие, казалось бы, в самых тяжелых случаях. И, наоборот, они жестоки и бессердечны, когда кажется, что им улыбается сама судьба.
       Лена лежала, свернувшись калачиком на цементном полу сарая, в ее голове все спуталось. Кровь с силой стучала в висках. Чтобы отвлечься от боли, она пыталась припомнить мысли философов, строчки чьих-то стихов или мелодии песен; она – словно опавшие листья – перелистывала в голове странички из своей жизни.
       Волосы рассыпались по плечам. В ушах продолжало назойливо шуметь – как будто вокруг нее множество людей спорили, галдели, кричали – и никто никого не хотел слышать. Ее одежда была изорвана, тело и лицо были в синяках от побоев. И она, рассыпавшаяся и разбившаяся на множество кусков, пыталась себя собрать. Ее тошнило. А в глазах стояла ужасная картина случившегося; одновременно возникали все новые и новые смутные образы – мелькали и тут же пропадали.
       Ее мозг попытался скомпенсировать ужас от происходящего.  Но, как ни странно, действительность была милосерднее: Господь послал ей мальчишку. Он появился  из ниоткуда.   Словно пришел прямо из ее детства: такой весь рыжий и подобный Ангелу.  Он оказался рядом с ней в этом подвале,  как будто специально был призван сюда, чтобы положить бальзам на ее кровоточащую душу.  Счастливое, полное жизни, со щеками не облетевшего одуванчика, маленькое существо незаметно для нее прикорнуло рядом на грязном, затоптанном тяжелыми ботинками, полу. Но с его появлением перед Ленкиными глазами, затемняя ужас и уводя его в подсознание, начали возникать картинки ее родного дома и прошлого. Пусть  на короткое мгновение, но ей все-таки стало легче.
       Калейдоскоп картин прервался шумом входной двери, извлекшей ее из сладкой дремоты в жуткую реальность нереального – всего того, что произошло с ней за последнее время.
       Вошел  ее насильник, почти терминатор, впустив свет и сразу закрыв его своей фигурой. Она еще помнила эту серую щетину многодневной небритости. Помнила, как она колола ее лицо, раздирала тело, душу. Потом, чтобы она не забывалась, ее бросили прямо в грязь, здесь, в старом сарае, изначально предназначенном для скота. И, казалось, уже никогда не наступит период любви, тишины и покоя.
       - Тимоха, выйди!  – приказал  вошедший мальчику. Ребенок тихо и солидно поднялся, затем так же медленно вышел из сарая.
       - Ну вот и посланный  Господом Ангел улетел, - подумала Лена. 
       - Тебя скоро отпустят, - сказал бандит, обращаясь к Лене.  Он произнес  эту фразу совершенно не выражая  никаких эмоций, словно разговаривал сам с собой, словно Ленка, сожалевшая сейчас об Ангеле, была для него пустым местом.
       Эти слова он сказал с таким каменным лицом, что  Лена ему не только не поверила, - напротив, она сразу начала  сомневаться в их правдивости.  Она окончательно поняла, что пропадет тут,  в горах Кавказа,  навеки.   Слишком запоздало подумала об оставленном в Москве сынишке, но судорожно уцепилась за эту ниточку жизни.
       - Меня сын ждет,- она и сама не поняла, зачем попыталась  разжалобить бандита, словно торговалась с ним за свою жизнь. Может, и незначительную саму по себе после произошедшего над ней надругательства, но очень нужную ее сыну, Ванечке.   
       - Всех кто-то ждет…, - спокойно отозвался бандит.
       Ленка видела его ноги в тяжелых ботинках.
       - У моего сына отец погиб. Невозможно, чтобы у него не стало и матери тоже, - прошелестела она шершавым языком, который, словно наждачная бумага, царапал ей небо.
       Кажется, в лице ее истязателя мелькнуло любопытство. Потом  заинтересованность.
       - Завтра утром, - сказал он, отстегнув с ремня серебреную фляжку, открыл ее и, присев на корточки, стал  поить Ленку, положив ее голову себе на руку.
       - А меня не убьют завтра? - В ее глазах было безумие. - Мне хотя бы дадут помолиться перед смертью? - Добавила она потерянно, чувствуя, как живительная влага быстро насыщает ее силой.         
     - Завтр, – повторил он, отнимая от ее разбитых губ опустевшую флягу.
     И тут она начала понимать, что этот мужчина, втиснувшийся в толпу ее безумных насильников, сделал это вовремя. Он, в сущности, спас ее, накрыв собой со словами: - Она моя.
       Ведь, когда у людей нет времени слушать молитвы, они убивают, спеша, без всякого сострадания к жертве. Ленкина душа как раненый зверь в клетке. Она вдруг стала внимательной, злобной и недоверчивой, рвалась и метала, совсем не готовая расстаться с жизнью. Бандит заметил, что с  Леной.
       - Не теряй головы. Я дал тебе воды, а не виски. От виски нам предписано воздерживаться. - В его холодных светлых глазах почему-то была доброта. Он поднялся, грубо оторвав ее все еще невероятно цепкие  руки, державшие его за штанину.
       - Так случилось, - сказал он, - ты хотела, ты бросила вызов, ты была безудержной, ты недооценила себя, наконец. С тобой поступили по правилам. Так что во всем, что с тобой происходит, ты можешь винить только себя. Тебе остается только ждать. И надеяться…
       Бандит вышел из сарая, закрыв за собой дверь. Свет исчез. Ленка оказалась как будто в первобытном строе. Сработала некая машина времени. Действительно ли есть хоть какая-то надежда вернуться домой? Но она была согласна. Это была кара за ее вызов.
      Лене хотелось поскорее убежать отсюда. Если бы в эту минуту она только могла сделать это. Стоная,она перевернулась на другой бок, лежать на спине ей было очень больно, и, закрыла глаза, Лена очень устала и испытывала отвращение ко всему на свете. 

*   *   *
       Лена носилась на мотоцикле, своей «Хонде» серебристого цвета, по извилистым горным дорогам. Мотоцикл она одолжила у своего благодетеля Гарика. Он купил его в подарок своему племяннику и пока еще не успел подарить, потому что племянник был на учебе в Москве. Так как Лена была в шлеме, то все принимали ее за молодого человека. Ее друг, Гарик , предупредил , что Лена может находиться лишь в пределах его родного города: здесь девушка в безопасности, но покинь она его, и никто ничего ей не сможет гарантировать, даже такой влиятельный человек, как он. Но ей нужно было проследить движение транспорта, иначе эта поездка теряла всякий смысл.
       Поэтому-то Лена и гонялась за грузовиками на своем мотоцикле. По городу шли разговоры, что приехал некий журналист из Москвы и что-то настойчиво вынюхивает. Никто и не думал, что это может быть девушка. Слишком уж это не вязалось с местными обычаями.
       В целях безопасности Лена жила в доме племянницы Гарика -  Солтунат. Добротный двухэтажный дом стоял на побережье Каспийского моря, к тому же он был крайним и напоминал маленькую крепость, отсюда легко было выехать незамеченной ,  в любую сторону, куда бы ей ни вздумалось, если  было бы надо. Чем Ленка и пользовалась. Она выезжала каждый день по нескольку раз. Пока все ее поиски сходили ей с рук, и ее разъезды  уже принесли ощутимые результаты.   
       Гарик вошел в дом. Он был в праздничном костюме, но уставший и помятый. Вечерело, женщины сидели на кухне в халатах, дети Солтунат спали на втором этаже дома. Лена встала навстречу Гарику. Он обнял ее, прижал к груди, потрепал как ребенка по голове. Последнее время у Лены с Гариком складывались какие-то неопределённо-странные отношения . Он был нежен, как шелк. Лена  же была холодна, как металл. Но они были вместе. Лена понимала, что Гарик хочет, чтобы Лена превратилась в обычную робкую женщину, подчиненную только ему. Он повез бы ее в Париж, повел бы по улице бутиков, накупил бы ей тряпок и украшений. Она бы нарожала ему детей. И они бы никогда не поженились... Потому что ему не позволила бы его вера. Хотя, пожалуй, никакой веры у Гарика не было. Но общественное мнение все-таки для него существовало. А общественное мнение – вещь очень сильная. Некоторые даже считают, что Отелло придушил Дездемону именно в угоду общественному мнению. Хотя Лена думала, что это как-то сложно, а все было гораздо проще. Мавром владела обычная слепая ревность.
Гарик жил в чисто мужском обществе, где приветствовалась только сила, и в ее отсутствие не оставалось ничего.
       Гарик прошел в ее маленькую комнату и Лена зашла за ним . Но Гарик не обратил на нее никакого внимания. Даже здесь им не удалось побыть наедине: Гарик все время вынужден был отвечать на бесконечные телефонные звонки по мобильному; по всей видимости, ему не хватало дня, чтобы решать все текущие вопросы, возникающие вокруг его дел и интересов. Иногда он говорил на чеченском языке, иногда – на русском. Темы были разные, от хозяйственных до политических, но Лена даже не прислушивалась к этим разговорам, Она просто ждала, когда он освободится. Они вдвоем сидели на большом кожаном диване, Гарик, наконец взял Ленку за запястье, а сам все говорил и говорил в трубку. Ленке все это уже стало наскучивать, и она прислушалась: благо, разговор шел по-русски. Сейчас главной темой, судя по всему, были деньги.
       - Вора по первому и второму разу наказывают бичом, в третий раз его лишают руки, на четвертый наказывают, отрубая ногу…
       Гарик что-то еще говорил, все сильнее и сильнее сжимая Ленкино запястье, пока ей совсем не стало больно. Потом он резко прервал разговор, отбросил трубку в угол дивана и обратился к Лене.
       - Уезжай, - сказал он с каким-то особенно сильным акцентом.  - Тебе здесь оставаться становится опасно. Если ты хоть что-нибудь и узнаешь, то местным властям обязательно донесут, что ты что-то пронюхал,  тогда тебя просто устранят. Отправят надежных людей, перекроют все дороги. Девочка, не играй с огнем, даже мне на пятничной молитве в мечети приходиться класть под коврик пистолет. Здесь не Москва. Здесь Кавказ. И если ты даже ничего не узнаешь, а кому-то покажется, что тебе известно лишнее, тогда - он сделал паузу, - тогда от тебя избавятся. И даже я не смогу для тебя что-либо сделать, потому что как я уже сказал, у меня здесь тоже есть враги. Уж эта вечная вражда! В конце концов, тебя могут просто убить, чтобы отомстить мне. Уезжай.
       Гарик смотрел как-то даже умоляюще. Это было непривычно для него. Он говорил и понимал, что Лена, такая упрямая, все равно сделает, как захочет. И он вряд ли спасет ее своими мудрыми увещеваниями. И в его глазах всегда было, что-то такое… нет, не злое, а скорее возмущающееся что ли,  этим, Ленкиным, настойчивым поведением.
       Но Лене всегда казалось, что она, возможно, была разновидностью его неуемной предприимчивости. Сейчас мода на девушек с такой внешностью, как у Лены. Только вот Гарик так не считал. Относился к ней с уваженьем и любовью, и считал Лену,  способную на невероятные выкрутасы, своей несчастной слабостью.   
       - Посмотри, - сказала Ленка ему, взяв с тумбочки свой блокнот, - я уже кое-что нашла. Она передала Гарику блокнот и показала ему свои записи в нем. - Вот, смотри, движение машин по дорогам, а вот их номера, - говорила она, наклоняясь к нему и, тыча в страницы указательным пальчиком с длинной красивой пластиной красного наращенного ноготка.
  -Ну и что? - отмахнулся Гарик.
       - Как что? Три машины с одинаковыми номерами! - Воскликнула Лена возбужденно.
       Но ее возбуждение, хоть и было очень сильным, Гарику не передалось. Наоборот ,он еще больше нахмурился, быстро перелистал страницы блокнота, глядя на отмеченные маршруты, и строго спросил:
       - Зачем ты лезешь за пределы города? Разве я тебя не предупреждал, что этого делать нельзя?
  Лена посчитала за благо промолчать.
       - У тебя есть я! У тебя красивая наружность, ты славная девушка, - Гарик распалялся. - Ты мой свет! Каждый час,  каждая минута  времени,  распределены у меня на много дней вперед,  но я не могу жить без тебя. Без тебя эта жизнь – всего лишь гнилое болото. Ты вертишь колесо моей жизни. - Он силился ей что-то объяснить, чего, как ему казалось, она не понимала, в силу своих женских мозгов,  и , дурного, он бы даже мог добавить развратного воспитания.  -  Ты ведешь себя так, как будто ты девчонка, пришедшая на свою первую дискотеку. Ты вытворяешь черти что!  Подумаешь, Наташа Ростова, - тут он выругался, что позволял себе крайне редко.
   Лена смирно стояла, уткнувшись лицом в блокнот.
       - Ты меня не слушаешь! - Гневно сказал Гарик. - Что тебе мои признания?
  В его голосе была злая досада.
       - Ничего, конечно, - съязвила зачем-то Лена. - Если вы даже рук женщинам не должны целовать…
       Она немедленно пожалела о сказанном –  такому гордому  мужчине, да тем более на его территории, так говорить не следовало. Но в Гарике уже проснулось высокомерное пренебрежение: он  резко развернулся – только что не ударил Лену, и  ушел на мужскую половину дома.
       А Лена разделась и легла спать. Что ей еще оставалось?  Она знала, что наутро она опять продолжит выяснять, что же здесь творится, что за дела и кто стоит за всеми этими местными махинациями. Эти машины? Что это -  или торговля людьми, или оружием или наркотиками. Ото всего этого разило преступлением, Ленка беспокойно подпирала  рукой голову, Ленка бросала вызов седому Кавказу, даже не понимая своей роли  в полной мере.
       К Солтунат зашла бабушка Урсула. Она была уже в почтенном возрасте, лицо ее было покрыто благородными морщинами, а фигура как у девушки – с прямой спиной и стройной талией. Одета же она была не как современные женщины Дагестана, а в национальную одежду. Когда-то она дружила с самим Расулом Гамзатовым, величайшим поэтом этой земли. Он, приезжая из самого Лондона наведывался к ней, чтобы поведать о тамошних парках и вековых дубах,  между которыми он бродил, сочиняя свои великие строки для всего советского народа. Бабушка Урсула попросила, чтобы Гарик помог найти ее коз, заблудившихся в горах. Уж очень они были ей дороги.
-  А милиция, - жаловалась она, -  ничего не делает для того, чтобы их найти. Вся милиция, сейчас гоняется за каким-то журналистом из Москвы,- заметила бабушка. -  А тот, в свою очередь, носится на мотоцикле за местными машинами. И зачем они ему сдались – непонятно.
Но бабушка Урсула сама слышала, как в отделении говорили, что этот парень очень опасен и за его поимку или хотя бы за его фотоаппарат предлагались большие деньги. А бабушку настойчиво отправляли к пастухам, хотя знали, что те сейчас сидят по домам.
       - Не до моих им коз, - пожаловалась бабушка. – Один у нас человек остался, который уважает старых людей.  Это твой дядя, да продлит Аллах его дни! - Урсула вознесла руки к небу.
       Солтунат пообещала поговорить с Гариком, и успокоенная Урсула ушла.
       - Девушка, с огнем играешь! – Покачала головой Солтунат на Лену, когда за Урсулой закрылась дверь.
       Было видно, что слова бабушки сильно встревожили ее. Не сказать, что Лена с Солтунат были близкими подругами, но, как любой гостеприимный хозяин на Кавказе, Солтунат заботилась о ней как о родной сестре.
– Я попрошу дядю, чтобы он забрал у тебя мотоцикл,- строго сказала Солтунат.
      -  Ну вот, спасибо за заботу, - Возмутилась про себя Лена. Но ссориться с в общем-то  покладистой женщиной она не хотела.
       - Твой дядя все знает. Пожалуйста, не волнуйся за меня, Солтунат. Поверь мне, я тоже знаю, что делаю. И еще: я понимаю, что я не похожа на местных женщин, но как раз это твоему дяде и нравится. Поэтому он доверяет мне право сделать свой собственный выбор.
       - Хорошо, тебе виднее, - вздохнула Солтунат и вновь сокрушенно покачала головой.      
       Той ночью Гарик пришел к ней мириться. Ленкины темные волосы были распущены по плечам, острые плечи и тонкие руки роднили, наверное, ее с девочкой-подростком. Хотя она была уже давно женщиной, и у нее рос сын. И все говорили Гарику, что он уже мог бы подобрать девушку и моложе, лет этак шестнадцати. С такой моделью и встречался Гарик, когда у него с Леной в Москве произошел разрыв, и Лена предложила ему всего лишь свою дружбу, а свою любовь отдала другому. Гарик запрокинул Ленкину голову и стал целовать ее. Между поцелуями он шептал:
       - Лена, уезжай.
       Хотя в эти мгновения ему совсем не хотелось, чтобы она уезжала. Гарик был умным человеком и прекрасно понимал, что здесь она его. В Москве он не был столь уверен, сомневался, что он вообще ее там увидит. Еще он часто ее спрашивал, а  не от него ли у Ленки сын.
       - Думай, как хочешь, - отвечала Ленка, озорно глядя на Гарика, - но мой сын, а ты его видел, голубоглазый блондин. Тебя это не смущает ?
       Гарика это не смущало. Он уверял, что истинные горцы белокожие и голубоглазые. На что Ленка только улыбалась ему. И однажды Гарик проверил свое отцовство относительно этого мальчика. Ребенок, конечно же , оказался ни его, а скорее всего того красавчика полковника , с которым Гарику потом пришлось-таки  пересечься на Кавказе.

*   *   *
       Как-то раз к Лене собралась приехать Чипа, то есть Наташа , ее верная подруга. Она скучала без Лены в Москве  Наташке было очень одиноко без подруги. Не с кем придумывать и воплощать в жизнь авантюры. И вот однажды Гарик появился на Ленкином любимом кусочке Каспийского побережья не один. С ним из машины, серебристого джипа «Мерседес», вышла Чипа. Высокая и стройная, с короткой стрижкой. С лукавыми, но чистыми глазами.
       - Чипа! - закричала Лена, отбрасывая книжку на песок.
       - Ленка!
       Они кинулись обнимать друг друга. Гарик, не пожелал наблюдать за трогательной девчачьей дружбой  заявил и что у него дела. Наверное, он просто не хотел им мешать, а потому дипломатично удалился. А они пошли в дом и после того как Чипа переоделась с дороги, взяв бутылку Кизлярского коньяка, снова вернулись на море. Пить и плавать. Вода в море была тяжелая. Это не океан в Варадеро, где можно плавать, как будто в облаках, часами. Но они были рады вечеру, морю, их встрече. Все время говорили. И не могли наговориться. И, конечно же, пили. Они вспоминали свою беззаботную юность. Свой всегдашний смех. Свои разводы мужчин. Хотя времени прошло немного, и девчонки, в сущности, еще были молодые, но столько всего с ними случилось. Как радостного так и горького тоже.
       - А помнишь, - говорила Чипа.
       - А помнишь? - перебивала ее Лена, размахивая руками.
       И они вместе смеялись, хмельные, полные радостью несбывшихся надежд прошлого. Когда они пришли в дом, Ленка неожиданно присела на корточки, прислонилась к стенке. Уткнулась лицом в ладони. И стала рыдать. Их с Чипой воспоминания разбередили ту рану, которая, казалось бы, уже давно зарубцевалась…
      Лена  была девушкой Гарика. Об этом знали все. И кто не знал, тому обязательно говорили, что она девушка Гарика, чтобы человек зря не пострадал. Но Лена всегда чувствовала себя кошкой, гулявшей сама по себе. Она была певицей из ночного клуба, выглядела всегда очень стильно, свежей и молодой. Она жила в полнейшей гармонии с этим миром. Она получала глубокий кайф от этого своего существования. И человеку, чувствовавшему ее, было легко, потому что она принимала людей легко и отпускала людей тоже легко. С ней было просто скользить по жизни, но  ее было трудно любить. Она всегда ускользала, причем не специально и даже не задумываясь об этом. Задумывалась. И то, только иногда, о том, что все же это не совсем ее призвание: петь на сцене. Но ей нравилось выбрасывать людям свою сумасшедшую энергетику. Атлас платья, как чешуя прилипал к телу, выпрямленные длинные черные волосы непослушно курчавились, плечи от сведенных к микрофону рук казались еще острее, а на смуглом лице горели синие глаза, и играла, что-то обещая, шальная улыбка.
       Она пела, пусть слабее, но все-таки очень похоже на то, как пела ее бабушка. Причем, пели действительно обе ее бабушки - как бабушка со стороны мамы, так же и бабушка со стороны папы. И голос был Ленкиным наследством.  Зал заходился в овациях, когда пела Лена, а она радовалась как ребенок.
       Любила ли Лена Гарика? Она и сама не знала. Когда-то она добивалась его. Хотя со стороны все думали, что это он добивается ее. На самом деле она прокладывала ему те самые тропинки к себе, по которым он шел, заполненный гордым сознанием, что он ей необходим по жизни.
       Они все – щебечущее, забившие гримерку девушки с длинными ногами и худенькими стройными фигурками,  словно порхали по жизни. Они все хотели блистать. А блистать они лишь могли с помощью богатых и сильных мужчин, которые становились их покровителями. Нищета души, которая все больше появлялась в девочках, не волновала их совсем. Напротив, они все были уверены, что волоча нищенское, убогое существование, они оскудеют духом. И множество этих их харизм исчезнет со временем в них. Пуританство было не в моде . Ценилась  востребованность.

       Однажды Лена даже обратилась за помощью к знахарке, одной бабуле по имени Варвара. Ее всеведущая подруга Чипа позвонила ей и сказала, что есть такая бабушка, которая в любовных делах может все, только живет она далеко. Но это не остановило их с Чипой. Они  сели в Чипину белую старенькую семерку с побитым боком, нуждающуюся в покраске, и поехали в Калужскую область. Они пылили по бесконечным проселочным дорогам, любовались лесами и пригорками, попутно обсуждая таких глупых людей, что забили собой Москву, и живут теперь в ней, словно селедки в бочке стресса. Они с подругой мечтали, что они- то уж точно где-нибудь здесь, на полянке среди деревьев, построят на двоих свой домик.
       - Ага, а еще с банькой на берегу реки! – возбужденно фантазировала Чипа, пока они искали маленькую деревенскую избу, в которой жила всем известная в этих краях старушка.
       Бабушка Варвара маленькая, в беленьком платочке, говорившая в нос,  была светлой сказочной личностью. Все огромные деньги созданы не без помощи примерно таких вот Солох из «Вечеров на хуторе близ Диканьки».
       Она знала свое дело: бойко шептала какие-то только ей известные слова на воду, на чай, сахар, а также на мыло, которое надо было обязательно подсунуть олигарху, чтобы он им умылся. Как она  пояснила девушкам, все это пригодится для сердечного приворота и дальнейшего замужества.
       Но такого не происходило. Для богатеньких бабников девчонки служили для выхода в ресторанный свет или, в лучшем случае, для поездки в круиз. Словно сопровождение породистых и красивых лошадей. Однажды Чипе курьер приволок огромнейший букет, баксов этак на пятьсот. Она смотрела на эту «клумбу» и ухмылялась:
       - Как же поступить с цветами? Съесть, что ли?
       Ведь у неё в холодильнике было пусто-препусто, словно «мышь повесилась». Лена с Чипой тогда поняли до конца: богатенькие и денежные не понимают нужды, да и не всегда бывают по-настоящему щедрыми. К тому же к «клумбе» прилагалась записка: «прости, мол, и прощай». Значит, появилась новая пассия, а за ней последует очередная. Вот так. И они послали своих ловеласов на самое известное русское слово, состоящее из трёх букв.
       - Ты сама будешь выбирать - сказала тогда Ленке бабуля, глядя на нее когда-то, наверное, синими, а ныне выцветшими, но отчего-то все еще пронзительными глазами. Только придёт он по «ранней дорожке», синеглазый и сильный. Ребеночка ему родишь, сына. - Тут она извлекла откуда-то из-под стола небольшой амбарный замочек. Заперла его на два оборота. И пояснила:
       - Бросишь замок в реку, а ключик сбереги.
       Тогда Лене все это показалось каким-то примитивным фарсом, игрой в колдовство. Теперь она так уже не думала. Ох, где теперь этот волшебный ключик, который Лена по приезде домой куда-то засунула, да так и не вспомнила куда?
 
       И все-таки Чипа, не смотря на свою бесшабашность, всегда  просила Лену:
       - Может быть, ты не будешь заигрывать с Гариком? Мне кажется, это плохо кончится, - и она прикладывала руку к своей груди.
       - Почему? -удивлялась Лена, - жизнью надо уметь пользоваться. Тогда об этом можно писать. Но, если ты не умеешь пользоваться жизнью, тогда вся твоя писанина, даже если ты очень талантлива, это все-таки червяк, вылезший из яблока.
       Гарик был красив по-восточному. Его взгляд всегда метал молнии, а его походка была походкой хищного зверя. Лена говорила ему, что он самый красивый мужчина из всех, которых она когда-либо встречала. А он сходил с ума от ее духов. Он говорил, что так не пахнет ни одна женщина. Хотя секрет был прост: в состав духов входила гортензия. Ленкино тело превращало его в жадного зверя, искавшего всякой новой возможности обладать ею. Да и хороша была Лена в постели.
       Их отношения были ярко окрашенными. Это был наркотик без наркотика. Лена готова была ждать его, но он всегда спешил, явно спешил к ней, и ждать приходилось не ей, а ему. Они встречались в одном модном ночном клубе на Арбате, где танцевали очень красивые девушки. Когда она влетала туда, Гарик уже сидевший за столиком и всегда с кем-то болтавший по телефону, поднимался ей навстречу. Они целовались. И его взгляд на мгновение замирал на ней и пожирал ее всю. Мало кто поверит, да она и не собиралась доказывать это кому-нибудь, но Лена никогда не брала у Гарика денег. Она не хотела купленной любви. Так она боролась за свою независимость, то есть свободу, в полном смысле этого слова. Ему такая борьба казалась занятием пустым, глупым и даже идиотским, но Лене на это было наплевать.
       Только однажды она приняла от него подарок. Гарик купил Лене «Феррари» красного сумасшедшего цвета: цвета сексуальной неудовлетворенности.
       - Вау!!! – кричала она от восторга и прыгала, и махала поднятыми вверх руками, а потом душила Гарика в объятьях.
     - Ну Ленка, перестань! Что ты ведешь себя как маленькая, прямо как ребенок! - говорил всегда невозмутимый, но все же счастливый Гарик.
       Лена жила, наслаждаясь земными радостями. Она очень любила всякий допинг. Но  она не была какой-нибудь там наркоманкой, Лена вообще презирала наркотики и людей, которые нюхали горами кокаин, чтобы получить от жизни восторг. Ее наркотиком была сама жизнь.
       Сейчас этим допингом стал Северный Кавказ. Восторг сменила боль.

*   *   *
Ленка преследовала очередную машину на горной дороге. Ей хотелось узнать, куда она приедет. Дорога шла в самую глубь гор, в соседний район, где Лена еще ни разу не бывала. Ее догадки ее не обманули: судя по всему, в этих грузовиках, наглухо скрытых тентами, перевозили живой товар – людей, похищенных в разных частях нашей необъятной России. И одинаковые номера этих машин нужны были для того, чтобы спутать следы: где, кто, куда  и сколько.
       Водитель уверенно вел машину, забираясь по серпантину все выше и выше в горы. Наконец, за поворотом возник перевал. Дальше дорога спускалась к небольшому горному селению и там же обрывалась. Лене сверху все было видно, и сидеть на хвосте у грузовика уже не имело смысла.
       Лена записала в свой блокнот название населенного пункта, куда ехал грузовик, развернула свою «Хонду» и покатила назад, домой.
       - Домой… А где ее дом? – усмехнулась Ленка про себя. – Разве дом Гарика был ее? Или дом Султанат? Или , вообще ,  Кавказ? Да, здесь у нее жили друзья. Они были ей рады. В их доме Лена всегда чувствовала себя комфортно и почти в безопасности, но слишком много крови пролито в этих местах, слишком много жестокости и горя впитала в себя эта красивая, гордая и богатая земля.
       Подъезжая к городу, Лену остановил бесподобный пейзаж, которым ей захотелось полюбоваться подольше, чем обычными картинками, которые мелькали перед несущимся,  словно вихрь мотоциклом. Свернув на тропинку, ведущую к реке, она проехала несколько минут, затем заглушила мотор и слезла со своего стального коня.
       Преследование утомило ее и без того натянутые нервы. Спрыгнув с мотоцикла на землю, она потянулась, чтобы расслабиться от усталости, и неожиданно увидела наставленное на нее из кустов ружье. В следующую секунду курок был нажат. Мимо Ленкиной головы просвистела пуля. На ее удивление она не умерла, а как бы проснулась: тело собралось, как взведенная пружина, готовая в любую секунду распрямиться.
       К Ленкиному счастью, интуитивно снятый шлем спас ее: старик, засевший в кустах с оружием в руках и, видимо, выслеживающий ее не один день, не смог выстрелить точно, когда увидел, как по ее плечам рассыпаются длинные волосы. В тот момент у него дрогнула рука, а пуля ушла чуть левее. Убить мужчину для настоящего горца – это совсем не то, что убить женщину или ребенка. Убивать женщин и детей это особый цинизм.  Видимо, старик его так и не освоил, как старшее поколение так и не освоило до конца компьютер. Убивать женщин и детей это дело теперешних молодых. Но старик взял Лену под прицел и повел на базу бандитов. А это уж точно не сулило ей ничего хорошего.
       Она помнила, как надвигались небритые лица несвежих мужчин, окружающих ее подобно стае голодных волков, помнила их алчно жаждущие глаза. Потом кто-то первый схватил ее, она ударила схватившего ее мужчину. Ей ответили не церемонясь: били смачно, наотмашь по лицу; губы разбили, потекла, не останавливаясь, кровь. Это только возбуждало остальных, готовых напасть и разорвать ее в клочья. Второй удар был в живот. Лена присела, удивленно и беззащитно посмотрела вокруг,  на ней рванули кофточку, потом просто ударили ногой, даже не ударили, поддали. Девушка покатилась, а затем кто-то закричал:  «Она моя!». И повалился на Лену. Последнее, что она запомнила, был нестерпимый жар между ног и отвратительный гогот возвышавшихся над ней мужчин. Потом ее сознание спасительно отключилось: наверное, для того, чтобы не хранить в ее и без того перегруженной памяти еще одну горькую страницу…
       И вот она очнулась в сарае. Она лежала, свернувшись калачиком на холодном полу. Лежала, стараясь воспоминаниями светлого детства оттенить весь ужас происходящего с ней. Она городская московская девочка впуталась в историю архаического мира. А ведь Кавказ может легко поглотить ее. Даже не заметив этого в своем величии. А ведь была когда-то у Лены радость – и этой Ленкиной радостью была ее большая любовь, ее солнце.

*   *   *

       Однажды жизненная лодка прибила к ее берегу синеглазого блондина по имени Алексей. Наверное, для того, чтобы все ее предыдущие и будущие строчки, которые она будучи уже журналисткой когда-нибудь напишет, обрели какой-то простой, но в то же время и самый важный смысл. Задышали жизнью и теплом. Ведь миром правит любовь, а в ее отсутствие – голод по любви. Только любовь способна рожать, только тогда, когда проявляется любовь, появляются ангелоподобные существа, которым мы затем даем имена и любим зачастую больше, чем самих себя. Вот такой круговорот детей в мире, обреченных рано или поздно уходить из него, заранее прощеных Богом.
       Любовь – это счастье. А счастье – это музыка поющей души.
       Если даже брать самую прекрасную музыку, или, наоборот, великую и ужасающую – все равно это счастье. И, кто ее слышал, тот не напрасно жил на земле. И хочется верить, что эту музыку вообще-то слышал каждый, даже глухой на оба уха. Хотя бы тогда, когда был обласкан первыми лучами утреннего солнца. Жизнь – это всегда вызов.
       Алексей был очень большой. И он почему-то пах вишнями, этот мужчина. Он был очень милый. Он пришелся Лене по душе. Он сузил ее мир до одного человека – себя самого. В тоже время, он расширил этот мир до бесконечности. Лена и Алексей соприкоснулись кожей, а обожгло их  души.
       - Ты обжег меня! - хохотала Лена. – Ты горячий, словно солнце! Погрей меня еще, мое солнышко!
       И он, улыбаясь, просто перевернул Лену спиной к себе и, с удовольствием сжимая руками ее большие упругие груди, лаская их, с силой поимел ее. И это было так яростно, что Ленка кричала от счастья. А потом она хотела остаться с этим человеком и разделить с ним свое существование. Чувствуя себя самкой встретившей своего самца.
       Лену охватил настоящий пожар любви. Ее мозг разослал сигналы по всему организму. Сигналы не электрические, а химические. Она не знала, страдала ли она или она летала. Только одно Лена знала точно: она была в раю.
       И еще.… Первый раз, может быть, во всей ее жизни, ее окружала нежность рождающегося чувства. Синие глаза Алексея смотрели на Лену по утрам с тихим блаженством. Однажды он сказал, что Лена представляется ему сказочной  вороной  в лучезарной синеве. 
       - Почему? - удивилась она, стоя в одном шелковом халатике, подавая любимому кофе в постель.
       - Да потому, что глаза у тебя синие, лучистые, а волосы как воронье крыло. А еще потому, что это всё как у Шекспира, повелителя страстей… Читала сонеты Шекспира?- заговорщически спросил Алексей
     - Уильяма, что ли ? - в тон ему поинтересовалась Ленка. – Это, у которого Отелло душит бедную Дездемону?
     - Это,  у которого Ромео и Джульетта,  - серьезно добавил Алексей.- Правда,  там тоже все кончилось печально…
       Алексей вздохнул. Ленка его пессимизма не поддержала.
       - А у нас все будет хорошо! - твердо сказала она. - Ворона так ворона. Я согласна. Кем же еще быть мне, Лене Ворониной? Меня и так все Вороной всегда звали. Видимо, мое прозвище отразилось на моей внешности. И теперь меня так называют даже те, кто не в курсе, что я Воронина.
       Она  обнимала его, этого русского офицера, по воле случая зашедшего к ней с одной знакомой компанией, Лена теперь никуда не хотела его от себя отпускать.
       Они ввалились тогда шумные, пахнущие морозом вперемежку с запахом кальяна. Все курили вонючую травку и все смеялись, а потом он просто решил остаться на ночь. Кто-то вывел его в коридор и сказал ему про Гарика. Не знал Алексей тогда никакого Гарика, да и не хотел знать. Барс никого никогда не боялся. Боялись Барса.
       Ленка тогда еще не знала, почему этот сильный и, явно не обделенный вниманием женщин мужчина, так неожиданно для нее не захотел покидать ее уютный, - с такой любовью налаженный мирок. Уже потом, гораздо позже,  выяснилось, что в тот день, утром, Алексей схоронил своего отца.  Скорее всего, он просто не захотел снова оказаться в роли сироты: с потерей матери, умершей лет за восемь до того, он уже свыкся, а вот ухода отца он еще полностью пережить не мог. В тот вечер Алексей остро нуждался в обыкновенной заботе, которую могла дать только женщина. Их встреча с Леной была случайностью, но случайностью, как она потом это поняла, явно запланированной: будто там, на Небесах, кто-то сначала просто свел две линии их жизни, посмотрел на то, что получится, а потом крепко-накрепко связал их в один горячий, пульсирующий страстью узел.
       Известие о смерти отца застало Алексея вдалеке от Москвы. Он, как всегда, был в командировке в горячей точке. Его вызвали к командиру, где его генерал, смотря ему прямо в глаза, с чувством глубокого сопереживания,   протянул ему телефонограмму, в которой сообщалось о смерти отца. Известие было неожиданным,  гены у отца были отличные, болел он редко и еще реже говорил об этом. Но возраст взял свое, а  инсульт ударил внезапно и наотмашь.
       - Сдай дела заму и езжай, простись, - сказал командир Алексею. – Отец у тебя был что надо, я горжусь, что был с ним знаком. Генерал с горечью обнял его и добавил, - вертушка тебя уже ждет, в Моздоке стоит транспорт на парах, так что к обеду будешь в Москве.
     Оказавшись в столице, Алексей узнал, что его участие в похоронах сведено к минимуму, так как отец у него был крупный ученый, все  ритуальные хлопоты взяла на себя Академия Наук. Похоронили его на Ваганьковском кладбище, рядом с женой, со всеми полагающимися почестями.
     Днем Алексей, сколько положено, отсидел в ресторане на поминках, но как только стало возможно, уехал оттуда: ему все еще не хотелось поверить в то, что отца уже нет. Все поминальные речи только наполняли горечью его и без того сжимающееся от боли сердце. Ему хотелось забыться, хотя бы на время снять с себя груз этой боли.  А кто, как ни старые друзья, смогут с этим справиться? И Алексей позвонил одному из однокашников по военному училищу, который уже несколько лет работал в Москве, возглавлял службу безопасности одного из руководителей Газпрома.  Когда-то, они были не разлей вода, потом служба развела их по разным краям нашей необъятной Родины, и только редкие письма и еще более редкие встречи хоть как-то поддерживали старую связь. И вот теперь была возможность и желание снова  увидеться. Алексей позвонил другу, а уже  через час все завертелось в лихом загульном   круговороте.
     Сначала они сидели в ресторане, а потом, когда в ресторане сидеть надоело, кто-то предложил поехать в клуб, а потом в гости к одной очень симпатичной певице, прямо фурии. И Алексей, не раздумывая, быстро согласился: словно он уже заранее знал, что идет навстречу своей судьбе и счастью…

       И вот теперь они впервые остались наедине друг с другом.
       - Не слишком ли вы самоуверенны, мужчина, если хотите поселиться у меня? - спросила Лена.
       - А что, нормально! Или ты против? - Алексей смотрел на красавицу Лену лукавым, но очень уж  восхищенным взглядом. Освоившись, он уже начал потихоньку раздеваться.
       Ленка была не против, но вот Гарик…Лену беспокоил этот момент. Ведь Гарик буквально вчера подарил ей «Феррари», не отнял бы. Но с поцелуями Алексея беспокойство прошло.
       - А черт с ним, с этим «Феррари»! - подумалось Ленке. Ей понравился Алексей и она всегда была легка в своих решениях. Кстати, Алексей так никогда и не узнал, как высоко его Лена тогда оценила. «Феррари»  очень дорогая машина.

       Алексей действительно был самоуверенным. Он встречал девушку и тут же покорял ее. Так его путь пролегал от одной подруги к другой; он менял любовниц  до тех пор, пока не встретил ее. Ленка все же поселила его у себя, и неожиданно для себя Алексей привязался к ней, оставив возможность всем остальным девушкам, сражаться за него друг с другом, а она стала для него единственной.
       Как-то раз Ленка с Алексеем катались на ее «Феррари» по ночной Москве. Огни мелькали за окнами машины, словно на дискотеке. Это очень возбуждало их и они бесконечно целовались, целовались до одурения. А потом они поехали к нему.
       В розовый дом с охраной, в центре Москвы.
       Когда они вошли в его квартиру, он прямо у дверей взвалил Ленку на плечи и пронес до кровати через всю свою комнату, затем бросил ее на кровать и завалился на нее сам. И он делал все, как она просила – напротив, он сам ничего не просил от Лены, он считал главным доставить удовольствие женщине .  Тогда они устроили в кровати настоящее буйство, сопровождаемое всевозможными эротическими играми со вздохами и бесшабашным  хохотом.
       Потом они кормили его птичку. Алексей очень любил кисок и птичек. Он свернул бы голову любому, даже, наверное, Лене, любому кто на его глазах обидел бы кошку или птицу. Так часто бывает у людей, хорошо изучивших человеческую природу, у них бывает слабость к животным или птицам. Алексей, конечно, об этом не знал, но это очень роднило его с Гариком. Да, может, и со многими другими «крестными отцами» наших многострадальных русских городов. Жесткие люди, давно замечено, могут быть излишне сентиментальны. Так они играют в прятки сами с собой.
       Алексей вообще считал, что человек человеку волк. Лена же, напротив, любила всех людей и была им благодарна за их человеческое сообщество. Она как-то понимала, что прожить ее жизнь ей придется именно среди них, этих несовершенных людей. И она была им благодарна за то, что они были с ней. Алексей спокойно мог бы прожить жизнь отшельником. Он жил среди людей, потому что был нужен им. Сейчас вот – Лене. Он задирал ее майку и целовал ее бронзовый живот.

       …Натешившись, они снова захотели покататься по ночной Москве.
       - А неплохо живут у нас офицеры, - съязвила Ленка, рассматривая его новенький «Мерседес», припаркованный рядом с домом, где он жил.
       - Это мне подружка подарила, - рассмеялся Алексей. - Она владелица сети ресторанов «Ням–Ням».
       Конечно, никакая подружка машину ему не дарила. Он просто выручил одного человека, так уж вышло. Сильно выручил. Вынул из багажника машины, когда того везли в этой машине убивать. Вот мужик и поблагодарил от души Алексея. Мужик-то был не простой, банкир. За свою жизнь ему не жалко было личного «Мерседеса». Еще спасенный предложил сделать беспроцентные кредиты друзьям Алексея, но от кредитов Алексей отказался; он был убежден, что друзья  не должны быть  связаны денежными  интересами. А вот машину принял: если подарок от чистого сердца, чего ж  его не принять.  Но Лене он всего этого рассказывать не стал.
       - И за какие заслуги даются такие подарки? – не отставала Лена.- Хотя и так  понятно, за какие,- съязвила она.
       - Заслуги – слово неправильное, - нравоучительно ответил Алексей. – Это Родине я служу, а женщинам… Скажем, я потакаю их желаниям. Ладно, не бери в голову! Что-то ты слишком загрузилась. Ну так как, прокатимся наперегонки?
       - Мы с тобой?
       - Да. – уверенный в своей победе, кивнул он. - Ты на «Феррари», а я на «Мерседесе». Кто кого?
       Ленка посмотрела на их машинки, его черную и свою красную.
       - Ты знаешь, что «Мерседес» – любимая машина фюрера? - намекнула Ленка.
       - Не фюрера, а моя! – обиделся Алексей.
       - Ладно, забудь, прокатимся!- согласилась она.
       И они помчались по пустой ночной Москве, обгоняя всех на своем пути – даже облака и звезды. Он почти обогнал ее. Но тут его машину закрутило на слегка обледенелой дороге и она врезалась в дерево. Слава Богу, сработали подушки безопасности. Алексей не пострадал, зато Ленка чуть не умерла от страха за него, а «Мерседес» был готов на автомобильную свалку.
       - Жалко тачку! - Покачал он головой, глядя на останки своего «Мерса».
       - Что ты железки жалеешь, - подбодрила она его, - главное, что с тобой ничего не случилось!
       - У меня крепкий лоб, а ты испугалась, - улыбнулся он. – А теперь – приз победителю! – И он поцеловал ее долгим, жарким поцелуем. У Ленки  сладко закружилась голова и подкашивались колени от любви и пережитого стресса.
       Затем они вернулись домой, уже к Лене, и  Алексей был только Ленкиным. Они были вместе, и это было таким счастьем.

       А потом он снова уехал на Кавказ.
       Алексей никогда не пытался обмануть судьбу, ничего не просил у судьбы, но всегда благодарно принимал ее подарки. Таким подарком судьбы он считал Лену.
       Лена же считала, что  она была недостойна его. Эта мысль прочно засела в Лене.
       - Лена, все на свете изначально имеет свой конец, - жестко сказал Алексей.
       Иногда он мог быть жестким. И это даже шло к его образу.
       Она складывала одежду в его чемодан. Одежда была дорогая, стильная, купленная в Париже, но чаще, конечно же, в Милане его бывшими подружками. Сам Алексей о себе заботился мало, но рядом с ним всегда почему-то оказывались люди считавшие заботу об Алексее своим святым долгом. В отношении женщин это казалось Алексею забавным, но он им никогда не мешал проявлять свою трогательную заботу. В детстве он был маменькиным сыночком. И хотя   впоследствии он им уж точно не был, но некоторые особенности его личности, сформированные таким воспитанием, все же остались.
       Как часто Лена с Алексеем смотрели друг на друга и смеялись над пустяками! Теперь же в Ленкину душу, согретую любовью, проникал холод.
Все- таки он мог не ехать. Ему хватило пекла, а он думал, что без него не справятся. Как не справились в других горячих точках.
       Лена попыталась его остановить, но он был непреклонен в своих решениях.
       - Ведь из армии можно уволиться, - предложила Лена. – Мы бы поженились… - добавила она, отбрасывая стеснение. Ведь Алексей никогда не заговаривал о женитьбе на Лене, а ей хотелось за него замуж, хотелось белого платья и фаты, и чтоб милый был рядом. Всегда.
       - Это моя жизнь, - Алексей близко подошел к Лене, взял ее за плечи и внимательно посмотрел ей в глаза своим обволакивающим взглядом.
       - Кроме войны есть еще на свете и любовь, - тихо возразила Лена.
       - Кроме любви, Ворона, есть еще верность и служение, - Сказал Алексей очень убежденно. Затем он привлек Лену к себе и стал целовать на прощанье. Прощанье вышло каким-то скомканным, как будто Алексей и Лена друг другу чего-то не договорили. Алексей действительно хотел ей кое-что сказать, очень важное, определяющее все их дальнейшие отношения, но, потом, поразмыслив, решил, что делать этого не будет.
     Да и зачем?

*  *  *

       Видимо, и для Лены он хотел стать непререкаемым авторитетом. Словно она тоже его боец. Ведь для его бойцов его слово – закон, решение – истина в последней инстанции, не подлежащая обсуждению или малейшему сомнению. Ведь он – командир отряда. Он, как и положено любому командиру, отвечает за все. Алексей сам прошел вместе со своими бойцами через такие испытания, которых хватило бы не на одну человеческую жизнь. Нет, он никогда не делился с Леной этим. Но свидетельство тому – седые пряди на голове тридцатипятилетнего полковника. Плюс шрамы и прочие отметины, оставленные войной на его сильном, тренированном теле. А еще награды, что двадцать третьего февраля сияли на его груди так, что Лена ахнула. Оказывается, за выполнение специальных заданий ее Алексей Барсуков, Барс, как называли его их друзья, получил Звезду Героя России, два ордена и три боевые медали.
       Они сидели в маленьком кафе, где стены были расписаны в стили артхауса,  блики светомузыки на полу, мягкие диванчики, узкий круг друзей. Красивые, просто очень красивые девушки рядом. Это их близкие и родные женщины, к которым они возвращались полумертвые. И те выхаживали и вытаскивали их не раз практически с того света. Поднимали из инвалидных колясок. Не все, видимо, продается за бабосы. Есть еще на свете любовь. Живет и царствует. 
       «Выполнение специальных заданий»: за туманной обтекаемой непонятной формулировкой не видно ни человека, ни подвига. Казалось, полковник Барсуков и его товарищи исправно выполняют специальные задания . Нет, они защищают Родину, выполняют свой долг и берегут свою честь.  И вот собрались они, все братишки, за праздничным столом, а за спиной у каждого из этих сильных людей серьезные и сверх опасные дела, пот, кровь, иней на висках и шрамы на теле. Тогда Лена поняла, почувствовала душой этих людей, это единое сплоченное боевое братство, скрепленное кровью павших и раненых. Большая, и в то же время такая тесная военная семья с одним духом, волей, мыслями. Лена становилась рядом с Алексеем другой. Наверное, она созревала, чтобы стать подругой жизни такого человека, как Алексей Барсуков. Училась у подруг его товарищей.
       Русских офицеров не пугал так называемый «синдром войны». Они считали, что это все выдумано больным американским обществом после вьетнамской авантюры. Они не сходили с ума от того, что где-то повоевали. И вообще считали, что у настоящих солдат и офицеров, у тех, кто реально воевал, таких синдромов не бывает. От чего синдромиться?  По большому счету, многим из них на войне гораздо легче, чем дома. Там как-то чище и святее. Проще. И там время идет быстрее. Если участвуешь в боевых действиях, тогда у тебя все упрощается до пределов войны. Время летит как сверхзвуковой  самолет. Ну, и азарт, конечно. Чистый адреналин. Мальчики играют в снежки. Потом они вырастают и играют в настоящий бой: ты попадешь или в тебя попадут. Азарт, не более того…И жизнь порой оборванная на взлете.
     Любовь и смерть. Вот две определяющее реалии той среды, в которую попала Лена. Но всем почему-то было весело. Все смеялись, обнимались, шутили. И конечно же, танцевали до утра. А Лену просили петь. И Лена с удовольствием пела. И тогда, когда она пела, Алексей смотрел на нее с особенной нежностью. Он гордился Леной. Мало того, что она такая красавица, еще и талантливая женщина.
     Одно имя промелькнуло на том вечере. У Алексея друзья несколько раз поинтересовались: как Ангелина? Ты ее видишь?
     Лена не придала этому значения. Она была пьяна и счастлива, она была любима. Что ей за дело до какой-то Ангелины, но имя это она все же запомнила. Даже подумала, что потом обязательно спросит о ней Алексея. Спросит язвительно и колко. Но он очень скоро уехал и спросить она забыла. Счастливые люди слепы.

*   *   *

       Когда Алексей уехал на Кавказ, Лене захотелось хоть как-то отвлечься от грустных мыслей, и она отправилась в Лондон. Аэропорт  «Хитроу» встретил Лену, как всегда, дождем. Но не за погодой же едут сюда! Лондон давно уже был большой постелью российского бомонда. Хотя Лена в его сексуальных забавах не участвовала. Она просто любила этот космический город.
       Она ужинала в «Gordon Ramsay»: ела карпаччо из голубя с запеченным фуа-гра, молодыми артишоками, кремовым соусом из трюфелей. Заходила в свой любимый «L’Autre» - дешевое и уютное место, о котором мало кому известно. Тайный ресторанчик с утварью славянского происхождения, свечами, лавками и французским названием. Гуляла по Сити, смотря на вечно спешащих людей в серых костюмах, в вечных серых костюмах. Зимой и летом одним цветом. Единственное, что здесь изменилось, так это то, что прохожие перестали носить котелки.
       Этот район нравился ей тем, что здесь царил полный архитектурный хаос: под боком у высотки из стекла и стальных труб — средневековая церковь; рядом с новой высоткой-ракетой — арка XII века; второе по высоте здание Великобритании, башня  NatWest, нависла над палладианским особняком. Забавно и по-своему красиво.
       В Гайд-парке, где всегда кипит жизнь и проводится какая-нибудь очередная выставка, зачастую проходят и какие-нибудь абсолютно пафосные мероприятия. К Ленке везде и всегда подходили познакомиться.  Как, впрочем, и на ночных дискотеках, которые она посещала в Лондоне по две за ночь. Короче , Лена гуляла, пока молодая.

       - …Купила безумно дорогое платье и посетила ипподром! – кричит она в трубку позвонившему ей из Парижа Гарику. - Большие конные скачки. Удивительно яркое зрелище. Здорово! Помимо всего прочего, трибуны лондонских ипподромов превращаются в настоящий подиум для демонстрации новинок haute couture лондонского бомонда.
- Если бы я не скучала так по Москве, по друзьям, то наверняка жила бы в Лондоне.
       - А по мне ты скучаешь, птичка певчая? - все еще на что-то надеясь,  спрашивал ее Гарик.
       Лена знала, Гарик Лондон не любил. Его в Лондоне однажды обокрали – на улице Пикадилли вытащили из кармана очень дорогой телефон Vertu – и он летал в свой, казавшейся Ленке пенсионерским, Париж. И они созванивались, делясь впечатлениями. Правда, Лене казалось, что Гарик в Париже бывал не один, а с разными девушками, чаше с шестнадцатилетней моделью Настей. Он это скрывал, но как-то так, чтобы Лена об этом не знала наверняка, но догадывалась и ревновала. Хотел, чтобы ревновала. Лена догадывалась, но ревности не проявляла. Она скорее злилась на него, сама не знала  почему, особенно из-за Насти.  Может, ей было неприятно, что подрастали молодые конкурентки и буквально наступали на пятки, хотя с Гариком она уже не встречалась, а они после непростых объяснений  были просто друзьями.
       Ленка смогла объяснить Гарику, что он был ее первой любовью, но что он вряд ли когда-нибудь женится на ней. Что такой уважаемый человек, конечно же, женится на девушке из своего клана, а значит, он должен, просто обязан отпустить ее, чтобы она тоже смогла устроить свою жизнь.
       - Хотя бы на какое-то время… - вкрадчиво шептала Лена, целуя Гарика на прощание поцелуем змеи Горгоны.
       Гарик отпустил ее и тоже поверил, что отпускает на время. А может, просто понял тогда, что Алексей ему не по зубам. Не захотел из-за женщины наживать себе столь опасного врага. Ведь имя женщинам всегда одно – вероломство.
       Лена непрерывно думала об Алексее и все время набирала его номер. А ей отвечали:
       - Абонент недоступен.
       И на  послание:  «Любимый, ты где?» - пришел ответ -  «Сообщение передано быть не может».
       Лена ломала пальцы, нервничала, понимая и принимая свою беспомощность. Куда бежать, кричать? Кто отзовётся? Всё в пустоту…
       А, тем временем, на Кавказе, куда отправился ее возлюбленный Алексей, русские ребята оказались в плену. Лена смотрела новости по телевизору и думала о войне и тех плененных ребятах. Ведь у каждого из них кто-то да был на свете, кто-то ждал их дома – мама ли, отец, любимая девушка, жена, дети. Война – вещь омерзительная, на ней матери теряют детей, жены мужей, дети отцов. Все кого-то ждут, все к кому-то стремятся и обязательно кто-то кого-то теряет. Это – война. А мы сидим на кухне и смотрим войну по телевизору. Словно это художественный фильм. И трудно ощутить всю  боль пока не режут скальпелем по живому, по нас с вами. А ударить может по каждому из нас. Никто не знать заранее о судьбе , об острие  катастрофы.
      

*   *   *

       Командный пункт Алексея размещался прямо над пропастью, в удобной расщелине. Отсюда открывался отличный вид – но место это было выбрано отнюдь не из-за красот, а потому что можно было просматривать все подступы к расположению части. Было всего лишь около семи часов утра, а Алексей уже долго разговаривал с Москвой по спутниковому телефону, а именно – со своим прямым командиром, Береговым: он убеждал его, что силы уж слишком неравны. Что на каждого его бойца приходится по двадцать «чехов».
       Но генерал отвечал, что он ничего не сможет для них сделать и  лишь под конец попросил Алексея позаботиться о Ване, своём сыне, который тоже находился под его началом здесь же, над бездной.
       После разговора полковник вышел из штабной палатки на свежий воздух.
       - Ну что, командир, повоюем?
       К Алексею подошел контрактник-сержант Сергей. И, видя озабоченное лицо своего командира, он сразу понял, что помощи им ждать не откуда.
       - Что-то не так? – доверительно спросил Сергей.
       Они воевали вместе уже не первый год и имели право задавать друг другу подобные вопросы.
       Вместо ответа Алексей достал из кармана своей полевой формы фотографию и показал ее сержанту.
       - Девушка красивая, - сказал Сергей, любуясь на Лену, одетую в ее любимую кофточку с рукавами фонариком из шелка в горошек, с распушенными по плечам, длинными, иссиня черными, как воронье крыло, волосами. И на фоне этих темных волос, все говорили, что как-то по-особенному лучились ее синие глаза. Ленкин папа был испанец с Кубы и звали его Луис. Он был мулатом.
        Сергей передал фотографию назад Алексею.
       - Отбрось все лишнее, командир, - сказал Сергей, повязывая косынку. - У тебя есть мы. «Чтоб добрым быть, нужна мне беспощадность», - процитировал Сергей чьи-то, сам не зная слова.
       - Отец родной, - добавил Сергей, заглядывая в глаза Алексея. Ему показалось, что командир сейчас именно в таких словах нуждается.
       Алексей обнял Сергея и, обнимая его, тихо почти прошептал ему на ухо:
       - Высокая честь быть отцом сопряжена с такой же высокой ответственностью.  Пособи мне сегодня. Я нуждаюсь в твоей помощи: уж очень желторотое пополнение к нам пришло... Нет у нас месяцев на занятия с ними, на тренировки, максимально приближенные к боевой обстановке. Надо бы поставить этих бойцов ночью в лесу охранять какой-либо объект и послать диверсантов, создавая для солдат различные экстремальные ситуации. Надо учить их не только выполнять боевую задачу, но и выживать. Эти молодые ничего и никого не боятся. А я боюсь, - Алексей тяжело вздохнул. - Всегда боюсь за их жизни.
       Сергей уважал своего командира за ум, силу, осторожность. Никогда не было в действиях полковника безрассудства, стремления выполнить поставленную задачу любой ценой. Вот и теперь Алексей понимал всю сложность ситуации.
       - Как только смогу, - отозвался Сергей, – пособлю. А к новичкам мы пригляд поставим.  К  каждому персонально по старослужащему, пусть опытом обмениваются.
       - Хорошо, - кивнул Алексей, - так и сделаем. Сходи, разберись с этим…
       Сергей отправился к палаткам, оставив командира одного. Алексей на мгновение задумался, а затем порвал Ленину фотографию и бросил в пропасть. Отбрасывал он  так любимую ради своих бойцов или просто не хотел, чтобы в случае его гибели ею любовались «чехи»? Скорее, и то и другое. И все таки в эту минуту главным для него были только его бойцы, его дети, которых он как наседка хотел спрятать под свои крылья, а вместо этого посылал на смерть. Тяжелое это дело быть командиром. Он был готов легко отдать свою жизнь за каждого из своих подчиненных, а на поверку чаще всего получалось по-другому: это они, мальчики с одухотворенными лицами, чаще отдавали свои жизни за него, своего командира, закрывая его, когда это было необходимо, своими такими юными, такими жаждущими , любви и жизни телами.
       Чтобы не показывать свою сентиментальность, Алексей обходил своих ребят ночью, гладил по голове каждого. У него перехватывало дыхание, что-то внутри сжималось от жалости к этим мальчишкам, которых он завтра поведет в бой. Он совершенно четко знал, что кто-то из этих пацанов уже очень скоро отправится в цинковых гробах домой: в маленькие российские городишки, на Урал, в сибирские деревни. И встретят их рыданиями, будут они с укором смотреть на мир со своих срочно увеличенных школьных  фотографий. И будут, смотря своими наивными глазами спрашивать: «Почему, ну почему это случилось именно со мной?»
       А все ненавистная война! Ненавистная всем людям на земле, согласно здравого рассудка. Но люди все равно всегда воюют.
       С детства Алексей мечтал стать врачом, но, когда однажды дед рассказал ему, что в его роду были члены императорской фамилии, Алексей понял, что он будет только военным. Да и его мама, часто болевшая, устала от белых халатов. Алексей любил свою мать и очень хотел отблагодарить ее. Хотя он всегда понимал, что никогда не сможет отблагодарить ее до конца, как и любой человек, он так и остался обязан своей маме. Отец всегда был занят на работе. Когда он уходил Алеша еще спал, когда возвращался домой, Алеша уже спал. И выходные у отца Алексея наступили, когда рухнула советская наука, но Алексей тогда уже вырос. Как мама при своем сюсюканье с сыном не воспитала Алексея таким, каким он стал, или это гены сыграли решающую роль, но Алексей умел переступать через себя. В нем была заложена  сильная личность, отличавшаяся волей к победе и духом  победителя. Теперь все это пригодилось ему на войне.

*   *   *
       У себя на родине Гарик был не просто крупным бизнесменом, но и непререкаемым авторитетом для многих знавших его людей. Узнав о нападении на границе, ему удалось в считанные часы организовать ополчение в несколько сот человек. Он пришел на помощь Алексею вовремя – и уже к вечеру над селением развивался российский флаг,  по разбитым гусеницами улицам и опустевшим дворам валялись многочисленные трупы врагов. Их вид развенчивал заблуждение: они поверили тем, кто ликуя, обещал лёгкую славу, благодаря случайно как-то одержанной победе.
       Некогда цветущая земля, казалось, обернулась в пустыню, превращающую в пустыню и души людей, следовавших за жестокими и необузданными приказами. Возможно, именно поэтому отыскалось так много людей, пожелавших поднять оружие, чтобы отстоять родную землю, издавна принадлежавшую их предкам.
       Несколько человек из недобитой банды явилось в селение на переговоры. Разговор вел Гарик. Он сказал им, что пленных русских солдат надо отпустить. И он отдаст им трупы их собратьев, которых они смогут похоронить по своим обычаям.
       Про себя он подумал: пока на исходящее от них зловоние не сбежались собаки.
Бандиты попросили еще и машины, якобы для перевозки трупов. Сразу было ясно, что машины они не вернут. У Алексея от такой их просьбы голова пошла кругом.
       - Где я им возьму машины? Пока Москва поддержит,  пока деньги выделят, машины закупят. С ребятами-то что будет?
       Но у предприимчивого Гарика сразу же возник план: машины надо взять у самих же бандитов, им же эти машины и отдать. Так они и сделали. Приехали на рынок. Рынок был один на всех: что для федеральных войск, что для бандитов. Машины отняли, номера сбили. При обмене один из бандитов заметил Гарику:
       - А номеров-то на машинах нет!
       - Зачем тебе номера? - удивился Гарик. - Война идет…

       Лена заметила за Гариком одно свойство, еще в Москве. Она заметила, как легко он умеет общаться с беспардонными и подлыми людьми. Он говорил, что они сами заслужили такого к себе отношения. Наверное, по-своему он был прав.
       Москва действия Гарика и Алексея не одобрила и грозилась принять меры. Но тут на Кавказе снова начались боевые действия, и с карами Москве пришлось подождать до более подходящего момента. Потому как остановить «чехов» кроме Гарика, собравшего ополчение и создавшего на Кавказе народную армию, было больше некому: наших войск здесь было «кот наплакал». Федералы раздумывали. А пока они раздумывали, Алексей со своими бойцами оказался в ваххабитском котле.
       Оружие на Кавказе – не то, что где-нибудь в российской традиционной глубинке: оружие для горца – принадлежность. Любое оружие – будь-то нож, кинжал, пистолет или автомат Калашникова. Даже вполне себе мирный горец, агроном или простой плотник, удивится, если у него спросят – «А зачем тебе автомат?» Ответ будет прост: «Чтобы было». Для чего – неважно, ведь это составная часть настоящего кавказского мужчины. Поэтому неудивительно, что, когда встал вопрос о сборе ополчения, то вопроса об оружии просто-напросто не возникло, оно УЖЕ имелось. Достаточно было просто достать его из тайников и открыто взять в руки. Ситуация именно этого и требовала.
       Даже сам Гарик не предполагал, во что выльется его призыв. И вот теперь, стоя перед  сотнями решительных людей с разнокалиберным оружием в руках, он испытывал небывалый подъем: Гарик гордился и собой,  и  еще больше   тем, что его соплеменники так быстро откликнулись на его зов. Он был горд, чувствуя себя вождем своего народа .То, что для другого могло быть большим и тяжелым грузом, для Гарика было правильным направлением судьбы. Свершилось предначертанное и это пьянило и радовало его.
       Гарик взобрался на возвышенность: он знал, что стоящие перед ним люди ждут от него слов. Вдохновенный взор его блеснул.
       - Братья! – крикнул он в толпу. – Враг у самого нашего дома. Но это наш дом!  Мы сегодня защищаем наших женщин и детей. Мы вмести, мы сильны . Я в вас верю и знаю: мы обязательно победим, мы не опозорим белые кудри наших стариков.
       - А где те, кто должен нас защищать? – выкрикнул молодой парень, стоящий в первом ряду вооруженных людей. – Где русские войска?
       - Будут войска, придут. ; Мы начнем, а армия обязательно нам поможет. Но начинать надо сегодня, сейчас , иначе позора нам не смыть, ; и на его щеках заиграло пламя крови горца.
       - Тогда веди нас, Гарик!  Мы сможем! Не подведем тебя, – закричали многие из толпы с детским восторгом, при этом вскидывая автоматы.
       - По машинам! – скомандовал Гарик в каком-то безумном восхищении моментом.
       Толпа быстро растеклась, распределяясь по грузовикам и автобусам. Вскоре длинная автоколонна потянулась на запад – туда, где несколько сел уже оказались в руках бандитов…
*   *   *
       На Кавказе были двое  близких Лене мужчин. Теперь один из них собрал свои полки и шел, может быть, даже того не желая, на выручку другому.
       Алексей был любимым ею мужчиной. Но она все же силилась  представить их с Гариком, близких ей, в этой войне на Кавказе. Ведь Гарик оставался ее другом.  ; Лена то представляла их словно они на работе; то мысли ее замирали, как будто она нажимала  на стоп-кадры – и на картинке уже не работа, на ней боль, кровь, смерть… Изнеможённое лицо Алексея с врезавшимися скулами и заросшее бородой лицо Гарика, его глаза, полные огня…
*   *   *

     Лена, как-то гостила в очередной раз у отца на Кубе, и привезла оттуда  одну фотографию. На ней был Че Гевара, очень похожий на Алексея, а рядом какой-то маленький кубинец, похожий на Гарика. Чипа очень долго и звонко смеялась. 
- Ну и ловко же ты придумала насчет группового снимка своих любовников, целый песо экономии! Только не обидится ли Гарик? Алексей – так Че Гевара, а Гарик – так никому неизвестный кубинец.
       Вообще-то Гарик был чем-то похож на Хименгуэя, если уж во главе всего ставить истину. Только вот в любви она не имеет никакого значения. Потому что любовь – это обман, химия мозга и иллюзия сердца. А еще это родство душ. И какое же все-таки счастье любить человека своей веры. Ведь это всегда надежда обрести его еще и потом, в другой жизни, вечной. Которая, конечно же, есть.    
  Лена не просила любви, но сердце ее было открыто для любви. Она просто не знала до поры до времени, что она нуждалась в этом чувстве. И Бог дал ей любовь, как свою милость. Он поразил ее любовью. Он исцелил ее душу любовью. И, когда верная ее подруга Чипа спросила: «А не приворожить ли нам и Алексея?»  Лена ответила: «Не надо. Привораживай Витю».
       На, что Чипа грустно заметила, что Витю она, напротив, хотела бы отворожить, а то он как щенок залег в ее сердце и она не знает, что с ним делать.   Витя был молодой, красивый, работящий парень, чем-то внешне даже похожий на Алексея. Их отношения с Чипой продолжались уже полгода.
       - Что это ты вдруг? - Лена удивленно посмотрела на Чипу.
       - Харизмы в нем нет, в Вите, - грустно вздохнула Чипа. - И почему мне всегда мужчины без харизмы достаются?..
       Чипа сокрушенно покачала головой. Сама она была легкая, красивая, зубастая. И эта самая харизма из нее прямо-таки перла. А вот с мужчинами у нее действительно было что-то не так.
       До Вити был у нее один актер. В общем-то, красивый и даже что-то он там такое сыграл,  но, несмотря на то, что он был артист, самовыражаться он не умел. Это ему заменял профессионализм. Хотя он говорил, что это у него такая особая английская школа. А зачем она нам в России, эта английская школа? Нам надо, чтобы из артиста харизма перла, да еще наша, российская, с дуркой мужицкой.
       Чипа ходила на все его выступления. Хотя, вообще-то, спектаклей у него было немного. И, когда Лена их смотрела с Чипой в тридцать восьмой раз, все думала: и как же плохо он все-таки живет, этот герой-любовник, если ему в таких пьесах играть приходится.
       Потом Чипа с артистом разошлась: как-то так сразу, не ссорясь. И Витя Лене понравился гораздо больше. Может, тем, что хотя бы в спектаклях не играл.
       А сама она в то время ждала ребенка. Лена была счастлива. У нее не было слов, одни чувства. Лену  перестали мучить желания. Она хотела только одного ; выполнить все так, как предначертано. А именно: родить сына. На улице по ночам блестел уже иней в мерцании луны,  Лене снилось, что где-то за горизонтом кричат птицы.
       Лена спала под одеялом из шерсти, укрывшись им с головой. Душа почивала в своем домике. Тепло Лене, и нет желанья встать с согретой постели. И даже на пульт от телевизора было нажать лень.

                *   *   *

         Алексею поставили задачу: выйти на южную окраину села и, выбив оттуда «чехов», обеспечить безопасный проход федеральных войск. Шли долго, тщательно прочесывая местность.
       - Сергей! Двух разведчиков и пару с миноискателями – вперед! - приказал Алексей своему многоопытному капитану. – Остальным – глядеть в оба глаза!
       Их небольшой отряд растянулся по грунтовой дороге, петляющей между откосными холмами, поросшими кустарником и невысокими деревцами. Стоял апрель. Все начинало зацветать,  и это было плохо, потому что в этом цветении могли запросто укрыться в засаде враги.
       Постепенно темнело, что еще больше усиливало общую напряженность. Бойцы то и дело вскидывали автоматы на любой шорох или стук. Но, к их счастью, это были обычные природные шумы: или порыв ветра срывал ветку с дерева, или птицы неожиданно вспархивали из своих убежищ.
       - Ночью вряд ли нападут, - произнес один из разведчиков, шедший в авангарде отряда.
       - Поживем – увидим, - откликнулся его напарник. - На всякий случай наденем ночные очки, уже совсем стемнело.
       - Ну что там, разведка? – раздался по рации голос Барса.
       - Пока все тихо, товарищ полковник, – откликнулся старший.
       - Через полчаса вас сменят, а пока не спите. Береженого Бог бережет!
       - Слушаюсь!
       - Конец связи!
       - Отбой!
       К утру отряд вышел к назначенному месту. Бойцы линейно рассредоточились и закрепились неподалеку от южной окраины села. Место оказалось сельским кладбищем.
       - Твою мать! – выругался Сергей. – Так ведь это же кладбище! Лежи тут со жмуриками.
       - Не самое лучшее место, – согласился с ним Алексей, но чем могут помешать мертвые?
       Думать о высоких материях было некогда. Нужно было начинать штурм села. «Чехи» действовали умело. Они делали пару-тройку выстрелов в сторону наступавших войск и прятались обратно в цветущую зеленку. Все решения у Алексея созревали мгновенно. Сергей и еще семеро опытных бойцов, скрытно подобравшись к «чехам», дали по ним залп из подствольных гранатометов. Боевиков смело в буквальном смысле этого слова. На месте, где находился их миномет, осталась лишь глубокая воронка. Но меньше чем через четверть часа загрохотали автоматные очереди, заухали разрывы гранат. Сотня, а то и полторы боевиков полезли на отряд Алексея, ему же от отряда было оставлено генералом Береговым всего лишь тридцать человек.
     - Сколько их прет-то! Ужас просто! – начали переглядываться между собой бойцы. В их взглядах появилась мрачная напряженность.
     Пришлось отступить в низину. Боевики, было, кинулись вслед, но Алексей приказал палить по ним из всех стволов без передышки и боевики ретировались. Вот только Серега, его самый опытный контрактник и друг, прикрывавший отход отряда, оказался на территории, контролируемой противником.
       - Товарищ полковник! - подбежал к Алексею старший лейтенант. – Кажись, подстрелили Серегу, не догнал он нас…
       Алексея, будто кипятком ошпарило. Возвращаться за Сергеем – значит, положить еще не одного бойца. Оставить «чехам» его убитого или раненого Алексей не мыслил. Такого бы позора перед людьми, а прежде всего перед самим собой, он не пережил бы до конца своих дней.
       - Где наша не пропадала, братишки! Мужики, вам говорю, выручать надо Серегу.
       В ответ было согласное молчание.
       Алексей встал в полный рост и пошел в атаку. За ним пошли его бойцы. Картина была не для слабонервных: с холма вовсю лупят боевики. А по низине на них в открытую несется Алексей, большой и гибкий, со своими бойцами. Такого не видали даже бывалые на войне люди. Неудивительно, что боевики испугались и бросились наутек. И все бойцы Алексея уцелели как говорится, «смелость города берет».
       Вбежав на холм и плюхнувшись на землю, они стали поливать из автоматов убегавших боевиков. Сергея нашли на примятой траве, политой кровью, раненого, но живого.
       - Ну что Серега? Живой, молодец! – наклонился к нему Алексей. – Сделал ты из ребят героев…
       - Спасибо, командир… - ослабевшим голосом отозвался Сергей.
       - Живи, братишка, долго и счастливо! – и Алексей коснулся рукой плеча Сергея.
       Через час враг снова перегруппировался и пошел в атаку. Но к этому времени неожиданно подошла подмога во главе с Гариком, который, заслышав стрельбу, сразу сообразил, что Алексей с бойцами влип в серьезную передрягу и отправился с подкреплением на выручку. Несмотря на подоспевшую к русским солдатам подмогу, «чехи» бешено сопротивлялись, ведя ураганный огонь. Гарик был в самой гуще сражения, и тут его зацепила пуля. Он упал, обливаясь кровью, несколько его соратников побежали к нему на помощь. Вскоре Гарика уже бережно несли в укрытие. Он часто и отрывисто дышал, жадно глотая воздух широко открытым ртом.
       - Лена! – звал он. Ему чудилось, что она где-то рядом.
       Алексей не помнил, как пережил этот смертоносный бой. Не помнил, как у самого лица хищно свистели пули и прямо перед глазами вставали черные столбы взрывов гранат. В памяти оставались лишь слова: «Живые в помощи вышняго, в крови Бога Небесного водворится. Речет Господеви. Заступник мой еси и Прибежище мое, Бог мой, и уповаю на него… Верьте и будете правы».

                *   *   *

       Лена бежала, обгоняя бронетранспортеры по пыльной дороге кавказского селения. Ей сказали, что  в селении Гарик. Она хотела хоть что-то узнать у него об Алексее. У дороги стояла беременная женщина, в которой Лена узнала Солтунат, племянницу Гарика. Лена бросилась к ней.
       - Солтунат, ты узнаешь меня?
       - Лена, беги скорей к вертолету! Там он, раненый. Может, успеешь еще…
       Но Лена не успела. Вертолет уже взлетел. Лена стояла, задрав голову к небу, а из глаз ее все равно текли слезы. В этот момент кто-то тронул ее за плечо.
       Это был Алексей.
       Небритый, в полевой форме и сильный, как всегда, очень сильный.
       В вертолете был раненый Гарик. Человек, однажды сказавший Лене: «Война кормит». Он был теперь такой беспомощный, страдающий от боли, несмотря на все имеющееся под рукой и использованные доком средства, способные смягчить эту боль. Под рукой не было только самого главного, что вероятно было необходимо Гарику, понявшему, наконец, через страдания, что он тоже всего лишь слабый человек. Не было любимой, которую он как выяснилось, наконец, любил, что тоже служило доказательством его высоты и слабости одновременно. Гарик на какое-то время понял, что он просто обычный человек. И он хотел жить и быть обычным человеком. И чтобы утром видеть и солнце и день, и белый свет. Словно он снова проснулся раньше всех в семье, надел единственные на двенадцать детей штаны и бежит по горной тропинке, как главный предводитель детской ватаги.
       - Гарик, разобьешь кирпич? – спрашивают его друзья. И об голову Гарика разбивают кирпич на спор. И никто не замечает, что Гарик самый маленький в этой ватаге. И все идет кругами. Как будто камешек в воду бросили…

*  *  *
       - Резецируем поврежденный участок. Необходимо подготовить эндопротез!
       Гарик, услышал эти слова профессора уже будучи на операционном столе, понял, что ситуация под контролем и он может спокойно засыпать. Лампы на потолке закружились и их резкость начала расплываться, а глаза медсестры приближались к Гарику и счастливо заменялись на Ленины.
       Гарику повезло: ранение в ногу хоть и было смертельно опасным, так как была задета бедренная артерия, но благодаря доктору, всю дорогу пережимавшему фонтанирующий кровью сосуд и тому, что он вовремя попал в руки отличных военных хирургов, которые сумели исправить катастрофическую ситуацию, Гарик выжил.
       Через три недели Гарик, не смотря на запреты врачей, вернется на Родину. Ведь Гарика удерживать бесполезно, потому что его просто невозможно удержать.

       …И почему это Лена решила, что Солтунат говорит об Алексее? Не прошло и получаса, как Лена была уже у Алексея и  прижималась к нему.
       Они погасили свет. И наступил какой-то счастливый покой в их душах.
       Над горным Кавказом спускался весенний вечер. Все затихло, только горные реки журчали своей быстрой ледяной водой, в которой блестели разноцветные камешки. И набегали дождь и ветер.
       Лена пыталась что-то рассказать Алексею о себе, о Чипе. Про  московскую жизнь.
       - Потом, Ворона, - прервал Алексей ее поцелуем. – Завтра…
       Он стал сдергивать с Лены кофточку. Она снимала с него грязную гимнастерку. Лена понимала: он хочет женщину. В прямом смысле этого слова. Казалось, как же трудно победить его, изголодавшегося по женщине. А накатило и захлестнуло берег души. И все равно, опять появилось это удивительное ощущение, что они, Лена и Алексей – одно целое.
       И еще была какая-то правильная концентрация, ни больше ни меньше.
       Лене как будто снился сон: шаги, шелковые шторы треплет ветер, по комнате разливается свет.
       - Что это? – спрашивает Лена.
       А  это лепестки сыплются с цветов. И они с Алексеем касаются друг друга кожей. И ощущение – пожар!
       - Моя Прекрасная Елена, - говорит Алексей, лаская Ленкино тело.
       - Я здесь ради тебя, - отвечала ему Лена. - Не могу тебя забыть. Пробовала, но не получается.
       - Зачем отвергать любовь? - удивился Алексей. - Видела первые могилы на этой земле с деревянными крестами?
       Но Лена не поддержала его. Она говорила о своем.
       - Нет, я хотела забыть тебя, хотела чтобы ты навсегда исчез. Но только полюбила тебя еще глубже и сильнее.
       - Ворона, ты моя Ворона, – в тон ей сокрушенно произнес Алексей. Он шутил с ней, но Лена была не в состоянии это понимать.

       Когда отступило безумие объятий после долгой разлуки, она просто чувствовала его кожу и его тело. А во рту у Лены был его запах, напоминавший запах вишен. Его руки следовали изгибам ее тела, а следом за руками шли его губы. И они снова бросались в объятья друг друга. И Лена открывалась  навстречу Алексею, они дарили друг другу неземное наслаждение, после которого наступало беспамятство. Они двое, сливающиеся в любви, проникающей в каждую клетку, каждый нерв, и отпускающею их мозг в некое космическое пространство, подпитаться этим самым Космосом.
       А после Лена сидела на краю кровати, уже натянув на себя одежду, и смотрела, как Алексей застегивает брюки.
       - Я есть только в этой комнате, - сказала вдруг Лена. В ее голосе была обреченность.Ей нужно было спастись от этой обреченности, но она была белкой в колесе, маленьким зверьком.
       Ей захотелось встать, подойти к нему, прижаться и заставить взять ее снова. Но он сам подошел к ней и начал ласкать, а потом они снова сплелись телами и она замедляла наступление своего оргазма, пока крик наслаждения не вырвался одновременно из его и ее груди.
       Лена заплакала, это у нее случился приступ счастья или нервный срыв, кто же точно знает. Но их с Алексеем время вышло. Алексея ждала служба. Он был офицером российской армии. Алексей честно делал свое дело, не заботясь ни о чем другом. У него была такая профессия: защищать свою Родину, своих бойцов, Лену, их ребенка, о котором он пока что ничего не знал, и всех нищих странников и убогих. Алексей был воин. Воин, любивший свою страну. Он был нужен России. Россия была нужна ему. У них пока что был такой обоюдный роман.
       Хотя потом, возможно, только ему будет нужна Россия, а он ей, быть может, уже нет. На смену ему придут другие призванные к обоюдной любви. Но какое это счастье хотя бы на короткое время почувствовать себя героем своей Родины!
       И что в сравнении с этим девушка? Легкомысленная молоденькая женщина. Лена взяла со столика свои часы, которые лежали на каких-то исписанных бумагах, ее взгляд выхватил строчки:
       Боевой порядок штурмовых отрядов.
1. группа захвата объектов в составе взвода разбившегося на 4 тройки.
2. группа разминирования из 6 саперов.
3. группа блокирования из 6 снайперских пар.
4. группа огневой поддержки – три БМП танк и расчет АГС 17 СПГ 9
       Поддержка:
1. огнем минометной батареи
2. действиями группы закрепления
3. группой технического и тылового обеспечения.
       Группа управления роты во главе с командиром и один взвод должен обеспечить координацию действий всех подчиненных групп.

       Лена поняла, что это план наступления, разработанный Алексеем, а Алексей ждет приказа от своего генерала. Береговой просит одобрения Москвы. Москва молчит. Прекрасно понимая, что без решительных действий бессмысленные потери на Кавказе русских ребят будут продолжаться. Обреченность.
       Лена вышла из дома на воздух. Неподалеку сидели кружком молодые ребята в запыленной полевой форме. Один из них пел. Песня была  неизвестной. Скорее всего, ее написал кто-то из бойцов. Она была очень простой по содержанию. В ней пелось о весне, цветах и девушке, которой эти цветы нес парень. Он любил эту девушку, и она должна была обязательно ответить на его любовь, которая по-прежнему правит миром даже в условиях войны.
       Другой боец в это время  рассказывал своему товарищу:
       - «Чехи», отстреливаясь, скрылись в тот момент, когда у нас закончились патроны в магазинах. Стали мы менять рожки, и тут один из боевиков неожиданно показался почти рядом со мной… Открыл огонь, можно сказать, в упор! Меня спасло лишь то, что я успел сгруппироваться: сжался и покатился кубарем по земле. В это время Серега успел перезарядить автомат и выпустил в бандита очередь. Тот упал замертво. А мы заняли позицию за дорогой у обочины. Связались по рации с отрядом. Барс выслал подкрепление. Лежим, ждем. Видим, мчится БМП, наверху бойцы сидят. Мишени для врага лучше не придумаешь. Серега как заголосит: «С брони, мать вашу!» Те скатились горохом. И в эту секунду «чехи», гады, из гранатомета по БМП грохнули. От взрыва сорвало крышку люка. А командира экипажа, который ехал по-походному, посекло осколками. Он умер сразу…
       Молодые солдатики, сидящие неподалеку, слушали немудреный рассказ, затаив дыхание. У них были цыплячьи шеи, распахнутые на мир глаза. Жить бы им, да жить.
       И у Ленки внутри все сжималось.
       В такие вот минуты помогает и поддерживает только вера в Бога: вера в то, что если Бог на свете есть, то и судный день когда-нибудь наступит. Бог рассудит. Ведь многие из этих ребят были из малообеспеченных семей. Не отмазали от армии, не смогли отмазать, не было средств, может, и делать это было некому, если родители алкоголики.  Россия страна пьющая. Сильно. Но сегодня все они здесь, эти мальчики, были сыны Отечества.
       - Если даже вас забудут неблагодарные правители,  Россия вас не забудет,  - думала Лена.
       И это действительно было так. В милости или немилости у Родины мог быть командир. Солдат – это всегда свято.

                *   *   *

       Модными событиями московскую публику удивить довольно сложно. Церемонии вручения всевозможных премий, в том числе – за достижения в области моды и стиля – проходят в Москве очень часто. Фотографии красоток в глянцевых журналах сменяют друг друга довольно быстро. В темпе конвейера одни счастливые красотки сменяют других. На конкурсах и кастингах, а также и даже в большей степени, как это не покажется странным, на репетициях и примерках. А также в качестве жен и любовниц олигархов.
       Одному такому  олигарху Лена как-то сказала:
        - Вам бы полежать в институте питания, похудеть немножко не мешало бы, – ей не нравилось, что мужчины совсем распустились. Она быстро умела их ставить на место. – Что? Хочется тебе меня? Просто так, мимоходом? Даже страдать, наверно, не будешь. И любить не будешь. Потребишь, как футкорт. А что заплатишь? Много заплатишь. Тачку. Квартиру. Тиффани,  само собой… Но я-то тебя не хочу. Ты несколько полноват и совсем не юн. Убери вторые бочка, потом предложишь все остальное, – Ленка засмеялась,– или деньги и красота это уж слишком много.
       Знакомые девчонки восхищались Ленкой. А некоторые завидовали: «умеет быть независимой, нам бы так!»

       Общаясь с прессой, девушки учатся быть настоящими светскими львицами. Но это был особый проект, отвлекающий от событий на Кавказе.
       Пышный прием. Украшенный иллюминацией Гостиный двор. Мужчины, президенты компаний и невероятно загадочные девушки, явно питающие не вечно требовательный желудок, а кожу тела. И одевающихся в Милане. И словно обученные в Японии, в школе Мимики, а может даже Гейш. Хотя до тех им расти и никогда не вырасти. А ведь тоже считают вес, соотношение мышечной массы и жира.
       Лена только не понимала: в надежде на что собрались эти люди? В надежде на то, что победят тех, кому несмотря ни на какие их преступления, утверждающий обещан рай, то есть мир отрады, орошаемый текущими мимо водами, где они вечно будут иметь места отдохновения, не страдая ни от холода, ни от жажды, но вкушая всевозможные яства, какие только пожелают,  словно манна небесная, тут же появятся перед ними? И прекраснейшие девственницы, одетые в шелковые одежды всевозможных цветов, будут совокупляться с ними, а потом возлежать, пить, прогуливаться – и это для любого, каким бы грехом он не был отягчен? И это – для каждого убившего неверного, то есть, для каждого, кто убил хотя бы одного из этих мальчиков - в измятой, запыленной дорогами, форме... А если этого не понимала Лена, во общем-то благополучная московская барышня. То как же могли заблуждаться в этом бывалые на Кавказе люди? 

                *   *   *
       Алексей держал голову своего бойца на своей обветренной ладони, а второй рукой поил его из фляжки, приговаривая,  - потерпи еще немножко, потерпи…
       На что солдатик виновато отвечал ему:
       - Я очень устал…
       И это были его последние слова на земле. А в это время и в самого командира целился снайпер, с лицом красивой девушки, белокурой и жестокой, как будто она сама никогда не любила, и не было у неё дома, и не ждали там её дети, благополучно и прилизанно существовавшие на страшный промысел их матери.
       А зачем на Кавказ пришел Алексей? За славой? Но это бесславная война. За любовью? Но что можно получить, убивая людей?  Конечно, уж не любовь. Скорее, смертельное проклятье от их близких и матерей, оплакивающих их, погибших на чужой земле. Но в одно мгновенье, держа на ладони голову этого мальчика, Алексей понял: он пришел сюда, потому что это было единственным для него местом, где он мог отдать свою любовь миру через этих мальчиков. Пронзительными лучами она была послана из его сердца к ним, его солдатам, проходила через них такая сильная и необходимая им.
       - Спасибо! – говорили глаза мальчишки в своем последнем осмысленном взгляде. Ведь для него сейчас он по-настоящему заменял родного отца. И только здесь Алексей видел свое призвание на земле. Только здесь он начинал что-то понимать про человеческую душу. Его дорога к храму пролегала через войну. Он выполнял то,  к чему был призван.


                *   *   *
Всю ночь гремел дождь. Нехороший какой-то дождь. А утром Лене позвонила Чипа и предупредила, что она приедет к ней. Сразу после нее позвонил Лене Сергей и сказал, что отважный, ловкий, решительный и великодушный Алексей погиб на Кавказе.
       Так Лена потеряла свою настоящую любовь. Ее снова ждало одиночество. А в настоящем была невыносимая боль. Лена в рыданиях каталась по полу.
       - Потерпи, - уговаривала Лену приехавшая подруга, гладя Лену по голове.
       - Не хочу ничего терпеть,- малодушно отвечала Лена. - Почему другие будут жить, а он - нет. Это несправедливо! - негодовала Лена. Ведь у нас ребенок.
       Подруга накапала ей успокоительных капель, и Ленины всхлипывания перешли на ропот. А она говорила:
       - Если ты будешь так убиваться, ему будет плохо там на Небесах.
       И тут Лена заорала:
       - А что ты хочешь, Чипа? Я должна радоваться, что он умер? Что его никогда не будет со мной? Никогда! Подумай, какую надо пережить разлуку! Какая чушь, что надо радоваться. Мне так горько! Мне так невыносимо больно. Я не могу терпеть…
       Лена упала на колени, закрыв лицо руками. А бедная Чипа стояла оторопевшая, не зная чем еще помочь Лене, ее лучшей подруге, несправедливо обижавшей ее.
       Особенно в этот момент Лена ненавидела Гарика. Она представляла его глаза, сметающие молнии, и ей казалось, что это он разлучил их с Алексеем.
       Она даже собрала все безделушки, подаренные ей Гариком, и выбросила их в мусоропровод. Она так бежала к этому мусоропроводу! В своих красных домашних любимых Гариком шароварах. Спешила избавиться от всего, что когда-то могло соприкасаться с Гариком. Нам всегда нужно для чего-то жить. Если нам уже некого любить, нам нужно кого-то ненавидеть. Мы всегда находим виноватого. Хотя Гарик ни в чем не был виноват.

                *   *   *
       Лена направилась на подземный паркинг. На ней был черный плащ до колен. Волосы собраны в хвостик. Лена села за руль своей машины и поняла: ни от чего то она не избавилась... Лена завела машину и понеслась с такой скоростью, что просто удивительно, как она не взлетела и не убила себя и, не дай Бог, кого-то совершенно невинного на этой дороге. Лена прощалась, таким образом, со своею любовью, пытаясь убежать от воспоминаний об Алексее хоть таким вот сумасшедшим способом.
       В тот раз у Лены, конечно же, ничего не получилось. И только месяцы одиночества и забота  о  ее сыне спасли ее от сумасшествия.

       А через год Лена вышла замуж.
       Ее осуждали.  Она не хотела придумывать себе самооправдание. Она не хотела, чтоб ее жалели. Хотя  хватило и тех, и других. Алексей очень хотел жить, но его жизнью был Кавказ. Без Кавказа ему его жизнь была нужна примерно так, как нужен музыкальный инструмент в отсутствии музыканта. Песен для Лены больше не существовало. Зато теперь у нее рос сын Ванечка. Маленький, смешной, забавный и горячо всеми любимый человечек.
       И она не хотела, чтобы ей овладели мистика и пессимизм. Она хотела сопротивляться. Она не хотела видеть себя рыдающею в истерике. Она до боли стиснула зубы и молилась.
       Она, Елена Прекрасная, чистая душой и сердцем.
       Ее друзья из отдела по борьбе с экономическими преступлениями намекнули на острую тему,  о том, куда идут федеральные денежки. Из этого мог получиться неплохой материал. И Лена позвонила Гарику с просьбой помочь ей съездить на Кавказ. Гарик был очень рад ее звонку.
       - Птичка певчая, что-то ты совсем не поешь? - сказал он своим бархатным, таким эротичным голосом. - Или в клетке не поется? Он даже прервал совещание и вышел, что бы поговорить с Леной.
       Ее отношения с Гариком были уже немолоды, они многое претерпели, во многом на смену страсти пришла привычка. Однако, с его стороны это все еще была любовь. И,  несмотря на весь цинизм, Гарик не мог ее убить. Гарик, полный сил и здоровья, ждал Лену, когда она, припарковав свой «Феррари», вошла в ресторан. Он, безупречно одетый в костюмчик за десять тысяч евро , поднялся ей на встречу. Обнял ее. Они поцеловались.
       - Разожги костер для Феникса, - шепнул он ей на ушко, такое маленькое и соблазнительное , совсем невинное без единой дырочки.
       То, что было раньше, было раньше, очень давно. Теперь Лена была замужней женщиной.
       Она первый раз изменяла мужу, но все восстало из пепла, и Гарик мог убедиться в этом уже в ресторане, незаметно засунув руку ей под подол платья, лаская ее и ощущая под своими пальцами ее увлажняющееся лоно. Впрочем, она останавливала его , как могла, но он не отступал. Тогда она оттолкнула его, встала и направилась в дамскую комнату.
       Там ей незамедлительно предложили наркотики. Расписав какими ясными будут ее мысли в высоком полете, что Лена не устанет, если даже будет заниматься сексом всю ночь. На что Лена ответила, что  мы, алкоголики, наркотик не употребляем. У нас свой кайф.
       Потом Лена и Гарик поехали к нему в Жуковку. Есть такая деревня около Москвы, в которой живут сплошь одни Олигархи Олигарховичи. И,  в которую,  всегда так рвалась теперешняя пассия Гарика юная Настя, новый подрастающий персонаж Рублевки. Только вот Лена ехала в Жуковку неохотно. Но она должна была чем-то расплатиться с Гариком за то, о чем она просит. У них с Гариком была договоренность. Лена всегда соблюдала правила игры. Так близко  видела Лена лицо Гарика с тревожными глазами. Откуда тревога в этом вспыльчивом человеке, попавшем неожиданно под влияние сегодняшней полной луны? Он был сама нежность, просил за что-то прощение, которое сразу же и получил. И было видно, что в его сердце жили искры благородства,  это чувство, которое проникая в него, зажигало любовь. Все прошло замечательно.
       Когда, попрощавшись, Лена уезжала, она  понимала – своими ласками он изо всех сил хотел победить в ней просто шлюху, которой заплачено за податливость с поездкой на Кавказ. И не победил. И было как-то странно от того, что победителей здесь вообще не было: каждый получил, что он хотел, и каждый был по-своему несчастен. Их души были врозь. Хотели  любви, но каждый своей.
       Хотя Лена была более несчастной. Почему? Оттого, что она была слабее Гарика или от того, что ее боль из-за потери любимого не проходила? А ее сердце продолжало кровоточить из-за незаживающей раны души. Уже больная душа, а ей ведь еще жить на других витках других планет. Преступно было затрагивать ее. В ее глазах больше не было лучезарной синевы. В них горел синий огонь чахоточных больных. Теперь она уже понимала, почему Церковь считает всякую другую любовь, кроме любви к Богу, греховной – за этот чахоточный огонь. Человек может быть счастлив только в золотой середине, а душа в покое.
       Раз в жизни больше нет праздника, получается, что «греховная» - это к Алексею. Все равно к нему. А он больше не существующий – даже там, на Кавказе. Он, пленивший однажды ее сердце, до сих пор так и оставил его в плену. Да, она кавказская пленница. 
       Почему она все бредит безмолвием, почему враги окружают и преследуют ее? Страх и опасности в ее снах. И только одна из черных птиц совсем не страшная. Она родная и готова защитить ее. Она не хочет рассуждать. Она не хочет ничего видеть, она страстно хочет на Кавказ.
       Ей, главное, не рассуждать, ей лучше что-нибудь делать. Ведь болезнь души может перейти в хроническую, и у Лены появятся душевные пролежни. Еще немного побыть замужней, еще несколько раз встретится с Гариком, всего несколько раз приехать к нему на встречу, и они не замедлят появится. Ее бессмертная душа начнет умирать. Сонечка Мармеладова, твою мать. Думала несмотря на всю свою слабость все же сильная Ленка.
       Сильная и поэтому она очнулась. Ее глаза внезапно раскрылись. Она увидела свет и с радостью воскликнула: «На Кавказ!»

                *   *   *
       Он снова пришел к ней, ее насильник, принес платье в голубых васильках, сказал:
       - Переодевайся.
       - Я могу помыться? - спросила она.
       Он вывел Лену на улицу. Чистый горный воздух был не привычен для городского человека. У Лены закружилась голова.. Из тумана выступали седые хребты гор. Чуть поодаль от сарая стояла на возвышении хижина, возле нее паслись две козы. Людей не было. Лена взяла себя в руки. Скинула одежду, а вернее то, что от нее осталось. И стала мыться у висящего на столбе умывальника. Смыв с себя грязь, она облачилась в легкое платьице, которое, как ни странно, оказалось ее размера.
       Бандит оглядел Лену восхищенным взглядом.
       - А тебе идет, - сказал он .
       Она в ответ  промолчала. Лена не могла понять, кто он по национальности. На коренного жителя Кавказа он точно не был похож. Скорее, на прибалта: светлые волосы, светлые глаза,  ростом и сложением похожий на Лениного возлюбленного. Снайпер, наверное. С недавних пор она особенно не любила снайперов. Ведь именно снайпер смертельно ранил ее Алексея. Расстреливать людей как будто игрушки в тире. Такая у них работа.
       Словно услышав ее мысли, бандит отозвался:
       - Нас тоже убивают. На войне оно как: или ты, или тебя. По-другому не выходит. И с двух сторон несутся проклятья. И некоторые достигают цели. И тогда плохо.
       Лена ничего не ответила, только посмотрела полным ледяной ненависти взглядом,  не хотелось ни о чем говорить. Да и глупо как то было вступать в полемику с вооруженным человеком. Повисла пауза.
       Кажется, этот прибалт задумал принудить Лену к сексу, насмотревшись на то, как она обнаженная мылась у столба. Ее конвоир даже не прятал свои скабрезные мысли. Он снова втолкнул Лену в сарай. Спокойно расстегнул штаны, подошел, полез под подол, притиснул к стене, схватил за ляжки. И как-то легко обвил Лену своими ногами. И словно молния пронзила Лену. Лена боялась сопротивляться, потом ее тело стало отвечать ему. И тогда он протянул руку к Лениной груди и разорвал на ней платье. В глазах у него был затуманенный ад…
       Потом Лена шла впереди, придерживая на груди платье. И как-то тяжело и обреченно вздыхая. Вдруг она услышала его голос. Совсем другой голос. Это был голос Алексея – она бы узнала этот голос из сотен других. Ее душа замерла в тишине, и по ней, скользя вниз, полетели паутинки, крепко оплетающие ее до этого.
       Неожиданно пошел сильный дождь, срывая с цветов лепестки. Алексей, живой Алексей, шел по зеленой траве. Боги!
       - Иногда дорога домой не видна, - сказал он.
       Лена обернулась удивленная. Бандит, шедший за ней по тропиночке, был ее Алексеем. Сомнений быть не могло. Но он зачем-то тыкал автоматом ей в спину. Наверное, так было нужно ради каких-то великих целей. Может, быть ей когда-нибудь объяснят эти цели.
       Удивительно, как она еще могла идти! Она начала петь. Это счастье пело в ней. Их окружал голубой простор. Они шли по дороге, которую забыли. Было счастье. Была грусть. И кто-то посторонний и невидимый наблюдал за нами. Наверняка Алексея специально оставили одного, чтобы проверить, тайно наблюдая за ним. Наивные! Они не знали и даже не подозревали – с какого уровня профессионалом они имеют дело.
       Было счастье и кончилось:  вот Лена с ее конвоиром и пришли.
       - Пришли, - остановил ее Алексей.
       Лена молчала, она замерла под дождем. Она поняла, что она должна собрать все свои силы и не выдать их. Она должна дать возможность Алексею спасти ее, а самое главное спасти потом всех тех людей, которые томились в плену. И сделать так, чтобы исчезло на Кавказе это слово раб, никак не совместимое с современностью и просто человеческим достоинством.
       Они подошли к реке, через которую был перекинут мостик.
       - Дальше пойдешь одна, - сказал он и протянул Лене пакет с какими-то бумагами. Это были ультимативные требования бандитов к федеральным властям, относительно освобождения людей из плена. Лена крепко прижала пакет к груди и пошла с полной уверенностью, что Алексей сможет помочь всем. На середине мостика Лена обернулась и вдруг неожиданна для себя закричала:
       - Я Ворона в лучезарной синеве!
       - Вот сумасшедшая, - сказал, ухмыляясь, бандит.
       Который не был бандитом, а был ее Алексеем. Он развернулся и пошел назад в лагерь.
       Лена побежала с твердым намерением дойти до своего дома. И ей казалось, что тучи перед ней рассеиваются, что для нее выглянуло солнышко.
       Она наконец-то перестала мучиться. Радостно и легко стало у нее на душе. Она, всегда говорившая «не прощаю!», позволила себе простить себя. Ведь Гарик и ее муж Миша, будучи людьми яркими, эксцентричными, очень непосредственными, почему-то не заполняли ее пространство.
       А вот Алексей заполнял его полностью, делая его уютным и простым. Лена виновата перед Алексеем. Она недостойна Алексея. Но она любила Алексея и ему решать, где летала его Ворона в лучезарной синеве. Ворона, узнавшая любовь и смерть.
       Простит ли он ее – вопрос, которым Лена совсем не задавалась. Однако напрасно. Некоторые мужчины щепетильны в таких вещах.

                *   *   *
       Генерал Береговой не хотел отпускать своего сына на Кавказ, но Ваня отвечал отцу не по годам резонно:
       - Честь нашей фамилии обязывает меня так поступить. Отец, скажи, если не я, то кто вместо меня поддержит нашу честь?
       Иван был на редкость чистым светлым и правильным мальчиком. Его не избаловали деньги, не развратили возможности отца. Он был красивым, сильным и смелым. Такой драгоценный единственный поздний ребенок в семье Береговых. Родители его любили до самозабвения. Мать с детства расцеловывала его и не могла на него наглядеться. Словно чувствовала, что он не всегда будет с ней. Хотя Ваня не сомневался, будет ли он долго жить на свете. А вернее, жизнь пока еще в силу его молодости представлялось ему бесконечной. Но не успел он сделать в ней и нескольких шагов, как она оборвалась.
       А между тем, если и есть на земле совершенство, то этим совершенством был Иван Береговой.
       Лене лично посчастливилось увидеть Ванечку еще при его жизни. Он приезжал в Москву, на короткий отпуск, и Алексей попросил его привезти Лене домой цветы. Алексей скучал по ней, что-то невообразимое творилось тогда в душе Алексея, это чувство сделало его очень сентиментальным. Ванечка просьбу выполнил и букет привез.
       Она открыла дверь. И он стоял в дверях в цивильном костюме. Улыбался, смущался, переминался с ноги на ногу. Но Лена быстро расположила его к себе. Они как-то сразу нашли общий язык. Наверное, когда-нибудь они могли бы стать большими друзьями.
       Они пили с ним чай, и Лена смотрела на его спокойное юное и красивое лицо. Открытое людям, не несущее миру никакой угрозы, а одну только доброжелательность. Лена думала: какого все-таки хорошего сына родила его мама!. Она даже призналась ему в этом, а он опять засмущался, и только сказал: «Мне пора».
       Лена всегда так думала или говорила, когда радовалась встрече с таким вот человеком в этом мире, и никогда не забывала, что его родила мама. И еще Лена всегда знала, что каждый человек приходит в этот мир с большой надеждой на счастье.

*   *   *
       …Огородами, преодолевая заборы из досок, из металлической сетки, солдаты прошли метров сто, на ходу ведя непрерывный огонь, не позволяя боевикам поднять головы. Отстреляли боекомплект. Алексей с группой бойцов шел немного впереди. Следы солдатских ботинок отпечатывались на земле. В населенном пункте жди выстрела из-за любого угла дома,  только высунешься – и ураганный огонь навстречу. Наши бойцы отвечали из гранометов и огнеметов, изрешетили все стены, но огонь боевиков не ослабевал. Барс решился на бросок: он и несколько его подчиненных перебежками приблизились к дому, оттуда было видно, что метрах в двух от стены дома вырыт окоп. В нем и засел пулеметчик.
       - Этот гад сидит и строчит по нашим ребятам, и видно ему их как на ладони. Надо его срочно заткнуть, - подумалось Алексею.
       Барс выбрал позицию поудобнее, он уже увидел ту ямку, из которой можно вести прицельный огонь. Он прыгнул в ту сторону и… В это время пулеметчик дал очередь. Алексей краем глаза увидел, что кто-то из братишек закрывает его. Он смотрел и до конца не понимал происходящего. А на его глазах, как в замедленных кадрах, падал на землю его боевой друг – старший лейтенант Иван Береговой, совсем еще мальчик.
       Сильная, жгучая и ослепляющая боль пронзила Ивана, но сознания он не потерял, даже почувствовал, что одна из пуль прошла чуть в стороне от сердца. Ванечка весь сжался, у него мгновенно мелькнула мысль о гибели. Обидно ему стало за себя, ничего не успел сделать, жизнь осталась, словно белые листы тетради, которые уже никогда не будут исписаны. Стало страшно за отца, которого, как ему показалось, он подвел,  за маму – вроде как бросил ее, оставил.
       Уничтожив пулеметчика, отряд ринулся в наступление. Алексей стоял на коленях рядом с раненым другом. Он уже сделал ему укол промедола и теперь пытался остановить кровь, небольшим фонтанчиком бьющую из груди старлея. Вскоре подоспел их полевой доктор, удивительный человек, избравший служение людям без всяких мыслей о вознаграждении. Приветливый,  с  проницательным взглядом ярко синих глаз. Доктор тоже вколол дозу промедола; кровь, бьющую из груди, он остановил, но весь живот у Ванечки был разворочен пулями и, словно ванна, заполнялся кровью. С этим доктор в таких условиях справиться не мог никак. Было ясно, что Ивана нужно срочно отправлять в тыловой госпиталь – только это могло его спасти. Вызвав по рации вертолет, Алексей с бойцами потащили своего братишку под огнем боевиков. На окраине села старлея положили на носилки и сразу загрузили в вертолет, который немедленно повез его в госпиталь.
       В Главном военном клиническом госпитале Ванечку оперировали восемь часов. Сообщили генералу Береговому, и тот быстро приехал. Вот только ждать ему пришлось у операционной. Высокий, худой, подтянутый, с седыми волосами и правильными чертами мужественного лица, он стоял прислонившись к стене и в глазах его была такая незащищенная боль. Его сына оперировали лучшие хирурги, но вырвать Ванечку из рук костлявой в этот черный день не смогли. И, когда сам профессор вышел к Береговому, тот сразу все понял по выражению его лица.
       - Что умер, да? – выдавил он из себя эти слова приговора, которому нет обжалования
       - Крепитесь, Андрей Иванович, - сказал профессор, - горько терять своих сыновей.
       Все мелодии на Земле перебил похоронный оркестр и кислорода на Земле не стало. Кончился кислород как-то так сразу. 

…Лена стояла у свежей могилы, на которой было море венков и цветов. Тут же лежали конфеты – Ванечка любил сладкое. И горели свечи Лена стояла и плакала, как-то обреченно и молча. По ее щекам катились слезы. Крупные и печальные.  Среди венков и цветов был портрет Ивана, увеличенный с фотографии на документы. Просто не было другой фотографии, на которой Ванечка бы не улыбался. Он пришел в этот мир, словно затем, чтобы озарить его своей улыбкой.
       А вот девушки у Вани не было. Хотя ему и нравилась одна очень давно, шустрая такая, прям егоза, но он не успел обратить на себя внимание. Иван готов был ее ждать. Он думал, что он еще очень молодой и у него есть время. А отец, с которым у него как-то зашел об этом разговор, сказал ему с решительностью генерала:
       - Любишь ее, добивайся!
       Мама же, напротив, не хотела этой связи и боялась, что новый человек, женщина, придет и похитит у них ее Ванечку.
       После гибели сына мать Вани так и не оправилась, она просто не знала для чего теперь жить. Однажды она поднялась на крышу самого красивого московского ресторана. С одной стороны красовался Пассаж. С другой,  блестели золотые купола Храма.
       - Да, я безбожница! - крикнула разгневанная на Бога женщина, прищурив глаза на эти купола.
       - Ему там хорошо, ему там хорошо, - шептал ей кто то, не переставая. Но доводы не действовали, здравый смысл не смог восторжествовать, женщина не отказалась от своих планов и камнем бросилась вниз. И кто-то заплакал над ней, уже обреченной на невозможность скорой встречи.
       Похоронив жену, генерал Береговой начал пить.
       Пить можно по-разному, у нас на Руси это знает каждый. Но так, как пил генерал, - по силам только единицам. Он заперся в своей опустевшей и ставшей как-то сразу чужой квартире, открыл на кухне шкафчик с баром, предназначавшийся исключительно для дружеских веселых застолий, достал из него первую же попавшуюся на глаза бутылку и, налив из нее полный стакан обжигающей горло жидкости, выпил. Спустя несколько секунд Береговой, не закусывая, повторил порцию. Затем еще и еще одну.
       Алкоголь совершенно не пьянил его, только обволакивал туманом в голове. Этого генерал и добивался. Когда бутылки в баре закончились, он достал из холодильника початую бутылку водки и тоже опустошил ее. Но забвение, которое могло бы ослабить горечь, поселившуюся в его душе, не приходило: могучий организм Берегового активно сопротивлялся возлияниям, а внутренняя пустота только усиливалась.
       Так продолжалось несколько дней. Генерал почти ничего не ел; иногда он открывал запасенную еще его женой очередную банку компота – и только сладкие ягоды составляли в эти дни его закуску.  Когда, наконец, к нему пришло забытье, Береговой просто склонил голову на кухонный стол и отключился от мира, в котором у него никого из близких не осталось.
        Проснулся генерал уже другим человеком. Горечь, разъедавшая его изнутри, исчезла. Голова гудела, словно набатный колокол, а тело казалось набитым ватой тюфяком. 
      - Все, хватит! – сказал сам себе Береговой. – Будем продолжать жизнь. Хотя бы для других. Ты еще многое можешь сделать…
       Береговой восстановил свои физические силы быстро. Он весь отдался работе, стараясь как можно меньше бывать дома. Окружающие его подчиненные поражались – как этот человек так мужественно держит удары судьбы. И только сам генерал знал, что смерти близких этим он не исправил и что это теперь уже навсегда…

       Любой ребенок едва ли ни  с трех лет знает, что он умрет. Но душа, которая есть у каждого из нас, со смертью никак не может согласиться. Человек всю жизнь, с самого маленького возраста знает, что люди умирают. Но все-таки, когда умирают рядом, он это воспринимает как горе. Смерть для человека – вещь противоестественная, это нарушение порядка жизни. А смерть молодого человека, юноши, – это не просто судьба, это катастрофа.
       Человек – существо пограничное между всем земным, что представляет собой мир материальный, и всем духовным. Ванечка Береговой не удержался на этой границе, он просто выполнил свой долг и пал смертью героя.

*   *   *

       В девять часов утра на свет появился новый человек, горластый мальчик. Его положили Лене на грудь, и она  увидела его. Ваня – так назвала Лена этого мальчика, улыбающегося ей своим беззубым ртом.

*   *   *

       Трудные дороги Кавказа, борьба титанов, водоворот огромных денег, позор. Гибли люди, гибли дети. Борцы за мир, врачи-педиатры, выдвинутые в лауреаты Нобелевской премии, осуждали это преступление, которое было преступлением с двух сторон. Правых нет. Ничто не стоит слезы ребенка. А уж его гибели тем более. И все же, кто не понимает: России всегда будет трудно. Уж слишком масштаб ее очевидно огромен.
       - За нового человека, Ивана Алексеевича! - кричали в клинике Чипа и Витя.
       Они пили шампанское, Лена улыбалась.
       - Я с вами, ребята!
       Лена взяла бокал и отпила глоток шампанского.  А потом Лена кормила ребенка грудью, - он, наверное, тоже запьянел через мое молоко, - думала она и на какое-то мгновения оказалась в скорлупе счастья, успокоенная своим малышом. И столько было в ее взгляде материнской любви и нежности!
      
       Лена любила сына. Но как же любил детей Алексей! Он весь менялся, когда играл или просто разговаривал с кем-нибудь из детишек своих друзей. Лена хотела вернуть Ванечке его отца. Лена хотела, чтобы с ее сыном была вся память прошлого. Она знала: это нелегкая память, но была уверена, что Ванечкин Ангел поможет ему нести ее.
       Лене хотелось думать, что Алексей где-то живет. Еще она страстно желала, чтобы он узнал о своем сыне и порадовался этому. И почему Лена не рассказала ему там, на Кавказе, что ждет от него ребенка? Зачем оттягивала?

                *   *   *
       В стране, которую за границей считали царством кнута цепей и ссылки в Сибирь, действовали на самом деле очень мягкие законы. Россия была единственной страной, где смертная казнь вообще была отменена со времен Императрицы Елизаветы Петровны. Она оставалась только для высших государственных преступлений. Император Александр Ш, кроме участников цареубийства Александра II первого марта, больше не подписал никому ни одного смертного приговора. Он казнил всего несколько человек, покушавшихся на жизнь его отца. Так в Шлиссельбургской крепости на острове в верхнем течении Невы был казнен совсем еще юный Александр Ульянов, он же родной брат Ленина.
       Годовалая дочь кухарки Насти плакала. У нее резались зубы. К неудовольствию хозяев, ребенок то и дело отвлекал на себя внимание прислуги, но хозяева считали себя большими демократами и потому молчали.
       А в это время хозяйка дома Мария Александровна Ульянова находилась в Петербурге. Она ждала аудиенции с императором Александром Ш. Мать шестерых детей, она хлопотала о судьбе своих старших детей, дочери Анны и сына Александра, участвовавших в покушении на императора.
       В большую залу Зимнего дворца, предназначенную для подобных встреч, вошел император. Мать будущего Ленина поднялась и пошла к нему навстречу. Сейчас ей казалось, что тех двадцати лет, которые они не встречались с Александром Ш, просто не существовало.
       Отец Марии Александровны был доктором, ее мать полу немка-полу шведка умерла, когда Маше едва исполнилось пять лет. Ее воспитанием занималась тетя, придворная фрейлина. Мария Александровна была хорошо образована и приближена ко двору. Связь ее с совсем еще юным Александром была случайной и недолгой. Он позвал Мари, когда она уже не находилась при дворе, чтобы получить совет. Он хотел ее дружеского участия.Умер его брат Ники и престолонаследование перешло к нему. Ни в детстве ни в юности его к этому никто не готовил. И сам добросердечный Александр видел императором только горячо им любимого брата Николая,который всегда ему казался ярче и умнее его. Впрочем те советы ,которые довал он Ники по будущему управлению Россией нравились Николаю.Братья любили друг друга.Николай признавал,что душа Александра чистая как хрусталь.Об этом и рассказала Мария Александровна,хорошо знавшая Ники Александру.
- Спасобо за слова поддержки- поблагодарил Александр и не заметил как его руки обвили таченую талию Мари. Желание замутило его рассудок.Ведь эта гордая и скрытная девочка так рано потерявшая мать,превратилась в очень чувственную женщину.Трудно было отказать другу оплакивающему своего брата,невозможно было отказать будущему императору.
-Что теперь будет делать его невеста,его принцесса? Так хочется постичь женщин, но вы же не постижимы, - сказал Александр, любуясь Мари.
Мари стояла, не поднимая головы и украдкой смотрела на Александра из-под опущенных ресниц.
- И что в занятие том ?- спросила Мари, наконец , удостоив взгляда Александра, которого была старше на десять лет. Она поддерживала общий разговор, а сама с замиранием сердца ждала чего-то.
-Пойдемте,- попросил будущей император, беря  Мари за руку. И грациозная маленькая Мари изящной походкой последовала за ним.
И в сердце ее зарождалось чувство, которое она не пожелала подавить.
-Умница, умница - почему-то повторял он, увлекая Мари в спальню. А там, в спальне горели свечи, а целый мир исчез. Остались только Мари и Александр.
-Моя душа, как заброшенный храм,  - вдруг сказала она. Рука Александра легла на ее плечо и стала медленно спускать с него платье.
- Вы хотите уйти?- не понял Александр ее слов . И тут Мари повернулась к нему. Румянец рдел на ее щеках. И теперь он понял, что она хочет его, желает, пусть на миг, чтобы оставить в душе на веки.
- Я позвал вас, мне хотелось кому-то  излить душу и сердце . Вы мой такой давний друг. Я любовался вами когда вы были барышней и зачем-то гублю  теперь,- колебался будущей император. Глаза на его юном и ослепительно красивом лице оставались настороженными.
-Когда я была барышней, вы были совсем ребенком - снисходительно улыбнулась Мари, она опять взглянула на будущего императора и в уголках ее невинных глаз пряталось соблазнение.
-Вы делаете меня счастливой Саша, - и миниатюрная Мари встала почти на цыпочки, и обвила его шею своими худенькими руками, и душистый дым от свечей  замутил  рассудок любовников.
 Позднее он сожалел о произошедшем между ними. Ведь Мария Александровна была замужем и у нее росла дочь Анна, а престолонаследнику Александру было предназначено жениться на принцессе Дагмаре. Став императором, он постарался, чтобы  мужу Мари,  Илье Ульянову, оказывалась всяческая протекция.
Она, умная, тонкая, гордая и ранимая, напротив, все время хотела попасть в эту тень затерянной любви. И это делало ее неприкаянной скиталицей.
Через девять месяцев после этой встречи родился мальчик. Ему дали имя Александр – вроде бы, в честь деда – но думала Мари тогда не столько о своем отце, сколько о красивом, молодом и очень сильном человеке, подарившем ей такую короткую, но такую прекрасную любовь.
По ночам в сиянии огромной и холодной луны отражались ее слезы. И Мари вытирала их руками. Она не могла позабыть свою любовь. Хотя прекрасно понимала, что нельзя прожить всю свою жизнь в печали. Ведь она родилась, чтобы быть восхищенной. Но судьба не посылала ей никакой весточки от любимого.
Иногда  ей даже хотелось, что бы рухнул целый мир, лишь бы руки императора неуклюже  снова обняли ее и она радовалась, что люди, которых она так легко обрекала ради своей мимолетной любви, не могут читать ее мысли.
       Мальчик рос, а  рука, которая не могла обнять ее продвигала Илью Ульянова по службе. Мари рожала мужу детей одного за другим, а он гулял с молоденькими учительницами, а случалось и с прислугой, что особенно возмущало Марию Александровну. Так прошло двадцать лет. Саша Ульянов вырос и возглавил покушение на своего настоящего отца, императора Александра 111.
       - Что Вы хотите, Мари, это преступники, покушавшееся на жизнь монарха. Вспомните, что они сделали с моим отцом,  - сам Александр никогда не забывал об ужасной гибели своего отца от рук террористов. - Они должны быть казнены! - уверенно сказал император.
       - Саша такой хороший мальчик, такой талантливый, он всегда занимался кольчатыми червями. Он самый способный из моих детей.
       - Кольчатыми червями! - Александр скривился в гримасе. - Талантливый террорист еще опаснее. – добавил он.
       - Но это ваш сын! - взмолилась Мария Александровна. - Он знает об этом.
       - А я то, все никак не мог взять в толк, почему ради всех этих благополучий, сочиненных лично вашим сыном, нужно было убивать именно меня! Значит, он покушался не просто на императора, но также и на своего отца. Выходит, он – дважды преступник.
Александр Александрович отверг все аргументы Марии Александровны,
он уходил.
- Почему он так со мной, за что ? – Мари все происходящее казалось ужасным сном и она не могла побороть переполнявший ее гнев.
       - Я всю жизнь рвалась к нему, - думала Мари, глядя на его спину. – Я считала его великим тружеником и великим человеком. Разве я, так хорошо го знавшая, не понимала, что это он только с виду большой, а на самом-то деле он маленький и ограниченный, к тому же пьяница. Мне самой непонятно, чего я хотела, но то, что происходит сейчас, ужасно! Он убивает сына за мой грех. Убивает чистого мальчика.
Неожиданно,  император остановился у самой двери, обернулся к плачущей женщине и сказал:
- Пусть просит о помиловании.
Александр прошение о помиловании писать не стал. Он хотел довести дуэль со своим настоящим отцом до конца. Его казнили одним из последних. Видно, в Шлиссельбургской крепости все ждали царского распоряжения о помиловании. Ведь родная кровь – не вода. К тому же какая кровь, голубая. Но никаких изменений в приговоре относительно Александра не последовало.
       Отомщен ли этим был император, неизвестно. Поцеловав крест, Саша взошел на эшафот – и юной жизни не стало. Словно листик слетел с дерева.
       Зачем только Мария Александровна рассказала ему правду? Она стояла на набережной Невы и плакала, ведь в юности как умеют любить со всем максимализмом, с тем же максимализмом могут и возненавидеть. В случае с Александром произошло второе,  как она могла этого не понять? Какое такое тщеславие двигало ею, когда она рассказала своему мальчику после очередного загула мужа, кто у Саши настоящий отец. И что, по ее мнению, сын должен был почувствовать по отношению к себе? Наверное, несправедливость. И эта несправедливость по отношению к нему обрела у юноши вселенские масштабы.
Мари стояла на набережной Невы. Накрапывал дождь, редкие порывы перешли в непрерывный пронзительный ветер, боровшийся с весной и строгим чепчиком на ее белокурой голове, которая после казни сына как-то сразу сильно поседела. Мари не чувствовала холода. Она не ежила плечи под строгим черным платьем. Она стояла прямая, худенькая, сухенькая, постаревшая. Смотрела то на имперскую реку, уже освобожденную ото льда и даже вернувшуюся в свои берега, то на хмурое Петербургское небо. Она казнила себя, но ничего не могла поправить. Ее счастье в лице Александра П1, с годами истончившееся до призрачного уровня, с казнью сына исчезло навсегда,  исчез даже сам намек на него – зато свои несчастья теперь она могла считать бесконечно. Мари осталась в глухом горе. Даже призираемого ею Ильи не было рядом. Муж недавно умер.
- До чего же тоскливо и одиноко жить, – думала она. Правда у нее оставались и другие дети, Володя, который встречал ее из столицы.
Когда она носила его под сердцем, она представляла себя девой Марией.
Пройдет каких-нибудь сто лет и Ленка напишет, что дева Мария родила убийцу .  А тогда это все было так зыбко. Все могло бы быть по другому. Хрупкий ледок сломался, и страна полетела в катастрофу великая и беспомощная на тот момент.

       Мария Александровна как-то вызвала кухарку для доверительной беседы: она хотела знать, не от Ильи ли Николаевича у нее дочка? Мария Александровна смотрела прямо на Настю своими острыми глазками.
       - Говори, чего уж там. Илья-то Николаевич, муж-то мой,  сладострастен был, - Мария Александровна совсем недавно потеряла мужа – и тут снова такое горе с сыном.
       - Как можно! - взмолилась кухарка.
       - Только не смей мне лгать! - возмутилась Мария Александровна и погрозила Насте пальцем.
       - Как можно! - и девушка опустила голову. - Дочка это Александра Ильича, - сказала, всхлипывая и теребя свою роскошную русую косу, кухарка.
       - Совпадает со временем Сашиного приезда домой и похоже на правду, - подумала Мария Александровна.
       Она попросила кухарку никому не рассказывать, что родила дочь от Александра Ульянова. И в знак доверия как-то рассказала ей свою историю связи с царем. Так кухарка узнала, что ее маленькая Маша не только дочь казненного народовольца, но и внучка самого императора. Перепуганная девушка предпочла спрятать это в самый дальний слой своей памяти.
       И только перед смертью она расскажет об этом своему внуку. Внук же ее был ни кто иной, как дед  Алексея.
       У Алексея тоже случится своя история.

                *   *   *
       Когда  первый раз Лена с Чипой попали в Жуковку и вошли в тамошний ресторан «Веранда», Лена увидела, да и Чипа тоже,  несчастных людей. И эта их несчастливость даже произвела особое впечатление на Лену. Гарик тогда их щедро угощал,  а они  не могли впихнуть кусок в горло. Зато, с каким удовольствием они потом ели шашлык в придорожном кафе! Каким он был вкусным и какими счастливыми были вокруг люди, которых явно не касалась рука личного стилиста.
       Зыбкость счастья страшно разрушать. Оно может потом никогда не вернуться. Лена любила ходить по ночным клубам. Потому что не любила ночей.
Тревожными были ее сны, Лене снились птицы, много черных птиц, Лена в страхе бежала от них, то и дело прижимаясь к стенам. В этих снах Лена вновь пыталась обрести Алексея. Но никто не мог заменить его, и, однажды проснувшись, Лена поняла: она должна ехать на Кавказ. Из серьезной и задумчивой Лена превратилась в обезумевшую женщину. Ей стало ясно, что она больше не сможет оставаться дома. И даже сын ее не удержит: пухленький, забавный малыш, уже ходивший по комнате в ходунках.
       Она просто скрывала свою тягу к Кавказу от мужа и от всех других до поры до времени. Пока это время не пришло и она не объявила о своем решении. Муж бросил на нее быстрый, тревожный взгляд. И ему подумалось, что он все-таки любит ее, и она причиняет ему боль, хоть и против своей воли. И ей стало жаль его – невысокого, упитанного, с большим круглым лицом, розовыми щечками, кудрявой головой и круглыми ладошками – вообщем-то, веселого парня с бойким характером.

                *   *   *
       Алексей сидел в высоком кресле, установленном в центре тронного зала царского дворца. Он был одет в полевую форму. Правая его рука спокойно лежала на подлокотнике кресла, другая придерживала автомат на коленях. Его взгляд был прямым и ясным. Многих поразило бы его удивительное сходство с портретом императора Александра Ш.
       Вскоре в тронный зал вошел и сам Александр Александрович при всех своих регалиях. Алексей поднялся ему навстречу. Это были два больших сильных человека, очень похожих внешне друг на друга, но явно принадлежавших к разным историческим эпохам.
       - Я тебя вспомнил, – сказал Алексею император. - Я знаю тебя.
       - Вы не можете меня знать, - возразил Алексей, - я ваше будущее.
       - Для памяти не имеет значения - прошлое это или будущее, - уточнил Александр Александрович. - Я знаю тебя лучше, чем кто-нибудь другой знает тебя, потому что люблю за тобой наблюдать.
       - Но между нами слишком большое временное пространство! - не сдавался Алексей.
       - Это тоже не имеет значения, - сказал император. - Главное, что мы с тобой оказались на своих границах этого пространства. Все, кто между этими границами, упали в бездну, а мы встретились вот здесь сейчас.
       - А я-то подумал, - сказал Алексей, - что мы встретились, потому что вас мучает та казнь Александра… то есть Александра Александровича.
       - Во-первых, по документам он был все же Александр Ильич, - прервал Алексея император.
       - Но в действительности-то он Александр Александрович, - стоял на своем Алексей. - Ваш полный тёзка.
       - Бомба народовольца растерзала моего отца. Я решил, что в мое царствование в России не будет смуты, и я выполнил свое собственное решение.
       Алексей не стал продолжать эту больную и для него тему. Он заговорил о другом.
       - А ваш циркуляр против кухаркиных детей? Он же был прямо направлен против нашей ветви от вас?
       - Я не знал, что эта ветвь осталась. Если только это меня оправдывает для тебя. Я император и я заботился о государстве Российском. Я знаю, ты любишь историю, - неожиданно улыбнулся Александр Александрович. - Так же, как и я. Еще ты, так же, как и я, воин. Александр же, как мне известно, изучал естественные науки…
       - Вас знали как миротворца, а моя профессия - война. Я пахарь войны.
       - Я тоже с детства готовился к военной карьере, но после смерти моего брата мне было суждено стать наследником престола, и жениться на его невесте, которая в православии стала Марией Федоровной и которую я очень любил всю свою жизнь. Наверное, в жизни каждого мужчины случается какая-то еще история. Хотя я всегда любил свою жену, своих детей и верил в Бога.
       Когда я потерял отца, я понял, что он уже никогда не улыбнется мне, не пошутит со мной, не посмеется. Да, последние шестнадцать лет его жизни, проведенные им, с этой неумной Долгорукой, обернулись шестнадцатью годами бездействия России и, между нами, у нас с отцом случалось недопонимание.
       Царь надолго задумался. Возникло тяжелая пауза, которую надо было как-то прерывать.
       - Я как-то провозгласил тост за единственного верного друга России, князя Николая Черногорского. Это соответствовало действительности, но мощь России была настолько велика, что она не чувствовала себя угрожаемой в этом одиночестве.
       Российская Империя в ту пору обладала самой многочисленной в мире армией мирного времени.  Ее двадцать два корпуса, не считая казаков и нерегулярных частей, достигали численности девятьсот тысяч человек. При четырехлетнем сроке военной службы ежегодный призыв новобранцев давал втрое больше людей, чем было нужно армии. Это не только позволяло  производить строгий отбор по физической годности, но и позволяло предоставлять, широкие льготы по семейному положению. Единственные сыновья, старшие братья, на попечении коих находились младшие, учителя и врачи – так же освобождались от действительной воинской службы и прямо зачислялись в ополчение,  но до них мобилизация могла дойти лишь в самую последнюю очередь. Для подготовки офицерского состава имелось трицать семь средних и пятнадцать высших военных учебных заведений, в которых обучалось пятнадцать тысяч человек.
       Царь знал все эти цифры, но суть ведь была не в цифрах, а в людях. Самодержцу хотелось об этом поговорить – но он не знал, как. Поэтому его молчание затянулось.
       - Мне пора, - сказал Алексей, - меня ждут мои братишки.
       - Да, действительно пора,  - вздохнул император. – Тебя, наверное, ждут твои дети - солдаты. Что ж, ступай с Богом…
       Придя в этот мир однажды и один, по воле судьбы став Божьим помазанником, Александр Ш прожил жизнь со своей семьей, посвятив свою жизнь России и благу своего государства. Умирая в своем дворце в Крыму в Ливадии с чувством исполненного долга он оставлял престол наследнику Николаю в полной уверенности, что династия Романовых продлится еще триста лет, как она просуществовала и до него. Сейчас Александр Ш видел и понимал, что все, что на самом деле осталось от него будущему, это был, пожалуй, только Алексей. Не то фундаментальное, а это – случайно заброшенное в жизнь и чудом случая уцелевшее и проросшее в ней. Прямому и открытому Александру Александровичу было тяжело и радостно от этой малости одновременно.
       - Я рад нашей короткой встрече, - сказал на прощание Алексей и направился к двери.
       - Воевать? - вслед ему спросил Александр. – Кавказ?
       Алексей обернулся.
       - Кавказ, - словно эхо повторил он.
       Император погладил свою обширную лысину
       - Кавказ мы завоевали, когда мне было пятнадцать лет, - задумчиво произнес он, прощально кивнул.
    -   Александр Ш, безусловно, увеличил количество добра в нравственном обороте человечества, поднял русское национальное самосознание, и сделал это так тихо и молчаливо, что только потом, когда его не стало,  Европа поняла, чем он был для нее. Так приблизительно, писали все европейски газеты после его кончины.
       Европа заговорила о России правду, и заговорила тем искреннее, чем не привычнее для нее было говорить это. Оказалось,  по этим признаниям, что европейская цивилизация недостаточно обеспечила себе мирное развитие, для собственной безопасности поместилась на пороховом погребе, горящий фитиль не раз с разных сторон приближался к этому опасному складу и каждый раз заботливая и терпеливая рука русского Царя тихо и осторожно отводила его. Европа признала, что Царь русского народа был и государем международного мира, и этим признанием подтвердила историческое призвание России. Европа признала, что страна, которую она считала угрозой своей цивилизации, стояла и стоит на ее страже, понимает, ценит и оберегает ее основы.
 Бежит, кружит Ленкин сон, но пора и просыпаться.
       Лена встала с кровати.  На улице бушевала непогода. Словно вознамерилась уничтожить всех. Лена заглянула в интернет, там было штормовое предупреждение по Москве. Она прошла к окну и глянула наружу. Там стояла сплошная, косая стена дождя. Даже сквозь пластиковые окна было слышно, как бушевала буря, выплескивая в мир боль. Лена подумала, так кто же он реакционер или миротворец. Он – приснившейся ей император. Ведь Лена была идеалисткой и гуманисткой. По  другому Ленка была простой. Она любила страну,  в которой не было демократии, а остались только сопутствующие ей элементы - воровство, проституция и скотская жизнь и еще золотое сердце человека. У сердца было прозвище - Глыба. Сгущающийся сумрак,  ни живой души, но на рассвете веет душой  живой.
- Я  все же должна пойти в церковь и помолиться за упокой души воина Алексея, – решила она.
       Лена отправилась в свою самую любимую церковь: маленькую, беленькую, аккуратненькую, с неповторимыми маковками, расположенную рядом с известным театром и восстановленную при помощи артистов этого театра.  Они хоть и не такие уж богатые люди, но постарались и восстановили ее. Теперь им есть, где венчаться, крестить детей и будет, где отпевать их самих.  Прекрасная Лена стояла перед иконой Николая Чудотворца и молилась. Но она молилась не за упокой, а о здравии воина Алексея. Время от времени заправляя челку выбивающуюся из-под платка на лоб. Она не хотела, не могла и не чувствовала, что она должна смириться с его смертью. Может быть он все же жив. Случаются же такие невероятные вещи.

                *   *   *
       Лена закрывала глаза и мечтала. В ее мечтах был молодой человек - стройный и широкоплечий, отличающийся свободой и непринужденностью движений, прямо атлетический красавец с обложки глянцевого журнала для женщин с лицом Алексея Барсукова. Это может показаться курьезным, но Алексей в это же самое время мечтал совсем не о ней; он представлял, как могут быть хорошо вооружены и экипированы те ,кого он называл своими «братишками». Барсуков постоянно говорил об этом с генералом Береговым: «Мы обязаны на манер НАТОвских «сил быстрого реагирования» в любой момент отправиться в очаг конфликта и локализовать его». Таким очагом сейчас стал Кавказ, Алексей действительно был отцом для своих бойцов. Большинство из того стоящего, чем они сейчас пользовались в своей подготовке, придумал, разработал и начал Алексей. Во-первых, он был настоящим командиром. Во-вторых, не смотря на его еще молодой возраст, опыт и чутье у него были потрясающие.
       Алексей со своими бойцами шли по горам. Второй день в этом районе не утихала метель. Сказочная, но колючая. Электронный определитель забарахлил, и они заблудились. Следы замело; надо было спускаться вниз, к жилью. Но кто его знает – что там за люди, вдруг боевиков полно. И все же надо было двигаться туда, где можно разжиться транспортом: к ближайшему селению. Их отряд спустился с гор и вскоре вышел на узкую проселочную дорогу. Все было в снегу. Душа и тело  просили отдыха. Самым лучшим, пожалуй, было бы вернуться домой.  И в дымке наконец-то замаячило селение.  Неожиданно навстречу дозору вывалила чуть ли не толпа вооруженных людей. Разведчики хотели уже дать по ним очередь из автоматов, но ситуация быстро выяснилась. Это были ополченцы Гарика, так же воевавшие против «чехов». Сразу связались по рации с руководством. А там все на нервах: лучшие бойцы с лучшим командиром Алексеем Барсуковым пропали! Генерал Береговой посылал вертолеты на поиск, те вернулись ни с чем. Андрей Иванович места себе не находил, потрясло его хорошенько. К тому же с Алексеем был его сын, старший лейтенант Иван Береговой.
       Хорошо то, что хорошо кончается.
       …Спустя час Алексей и генерал Береговой шли к поджидавшему их вертолету. Они улетали в Москву, но тут к ним подбежал со своими вопросами вечно озабоченный Гарик. Ведь у него своя армия, ополченцы. Ему надо уточнить свою задачу. Если Гарик чего-то хочет, он умеет добиваться этого.
       А дальше все пошло, как в клипе: генерал и Алексей остаются, сильный ветер рвет на них одежду. Холодно. Вертолет взлетает без них, и буквально над их головами его сбивают засевшие где-то бандиты. Видно, просочилась информация, что в вертолете будут генерал и известный на Кавказе полковник Барс. Прервав разговор, Алексей, Андрей Иванович и Гарик наблюдают за взорвавшимся в воздухе вертолетом.
       Потом Алексей первый, очнувшийся от происходящего, произносит:
       - Гарик, ты сейчас нам жизнь спас…
       Генерал молча трогает Гарика за плечо.
       - Бог нас всех спас,- отвечает Гарик.
       Алексей, всегда незыблемо верящий в Бога, пытается вглядеться в глаза Гарика, но его черные пылкие глаза надежно спрятаны в тени козырька полувоенной кепи.
       А завтра снова была война. Вереницей ехали бронетранспортеры. И бойцы Алексея долго не знали, куда и зачем они движутся по этой извилистой, политой кровью и потом дороге Кавказа. Пока не прозвучал приказ командира: «К  бою!»
       Приказ нужно выполнить любой ценой. И уже совсем неважно, если эта цена – жизнь. Хотя для Алексея сохранить жизнь своих бойцов было важно, и было важно сохранить жизнь мирных жителей.

                *   *   *
       Лена с Михаилом напоминали  дождь. И сами они были каплями этого дождя. Миша любил Лену еще со школы. Он рассказывал своей бабушке про девочку мулатку. И что, когда он вырастет, то обязательно на ней женится. Потому что у него должна быть самая красивая жена. Самая лучшая – как у его папы. Лена была для него лучшей девочкой в классе. Он под большим секретом рассказывал о ней своей бабушке.  Он для Лены был другом, правда, немножко издерганным своими родителями. Лишь один человек в семье не дергал Мишу, его бабушка.
       Мать генерала, в свое время первая красавица Москвы, любовница первого балалаечника Москвы, любившая петь и танцевать, она всегда была красивой, причесанной, источавшей тонкий аромат настоящей женщины. Мишке казалось, что она даже родилась на высоких каблуках. И всю жизнь на ее лице не появится ни одной морщинки. Когда она умрет в возрасте девяноста двух лет, Мишка впервые в своей взрослой жизни заплачет.       
       Мишка сделал Лене предложение неожиданно. Он сказал, что в связи с тем, что он непосредственно принимал участие в рождении Ванечки, он готов и будет счастлив, если они станут семьей. Когда Лена рожала, ее по чистой случайности привезли ночью в клинику, где Мишка был главврачом. Он выбежал из приемного покоя – невысокого роста, толстенький, в распахнутом халате. С ним выбежала пышногрудая медсестра.
       - Кого вы нам везете! Вы понимаете, что это элитная клиника? – спросила сестра у водителя «скорой», в которой  привезли Лену
       - Она может расплатиться. У нее есть муж олигарх,– ответил за водителя молоденький врач «скорой помощи».
       - Ну-ну, - хмыкнула медсестра.
       - Кажется, она уже рожает, доктор! Нельзя же так вот,  - услышав тревожный голос медсестры, молодой врач был явно растерян – видимо, ему еще не приходилось иметь дела с родами.
       - Да мне… - Михаил не закончил фразы, он увидел Лену.
       - Леночка! Воронина! – заорал Миша. - Давайте быстрей поднимайте ее в родильное отделение!
      И тут все привелось в движение. Лену покатили на каталке в глубь отделения. Недоумевавшая сестра шла рядом. Миша проворно семенил за ней, пытаясь на бегу взять ее за руку.
       - Это же моя школьная любовь! - восторженно сказал он медсестре, та лишь недовольно повела плечами…
       Когда через несколько дней Миша сделал Лене предложение, он лежал поперек ее кровати: его прекрасные кудри растрепались, а в глазах светилось вороватое волнение. Словно он понимал, что хочет взять не свое, но уж очень ему хотелось.
       После Чипа сказала:
       - Тактика, доставшаяся от отца, и упрямство, унаследованное от мамы, позволили ему воспользоваться ситуацией.
       - Я не согласна! – возразила Ленка. – Мы решали с Мишой вместе. И, если воспользовался он, значит, воспользовалась и я. – Лена всегда была за справедливость, с самого детства.
       Так Лена с сыном поселилась в квартире Мишиных родителей, где Ванечку приняли как родного. Миша какое-то время таскался за Леной хвостиком. А потом снова стал пропадать в своей клинике, на своих бесконечных дежурствах.
       Всезнающая Чипа намекала Лене на бесчисленное количество Мишкиных романов, но Лена в это не верила. Лена никогда не верила в плохое. В этом заключалась ее твердая жизненная позиция. Пока ей не позвонила гинеколог Ирина из соседнего с Михаилом кабинета и не сказала, что Ленин муж очень любит у нее бывать дома. И, что он с Леной несчастлив, а вот она может сделать его счастливым. Но Лена не стала с ней развивать эту тему, решила поговорить с Мишей.
       Супруги допивали кофе и Лена, пыталась вспомнить, на чем они остановились. Открутив пленку разговора назад, она уловила нить и перешла к этой трудной для нее теме. Но трудная для нее задача  легко разрешилась самим Мишей.
       - И ты ей веришь? - искренне удивился он, теребя воротник своей рубашки.
       На что она просто пожала плечами.
       - И нужна мне эта убогая, - искренне сказал Ленин муж.
       На этом разбирательства закончились. Но какой-то нехороший осадок у Лены все же остался. Это была даже не ревность. А такое чувство, словно ее заставили копаться в собственном грязном белье, хотя для этого у них имелась домработница.
       Миша был таким, каким его задумал Бог. Лена оставалась для Миши лучшей девочкой в классе. Он получил то, о чем много лет страстно мечтал.
Но Лена, к сожалению, не смогла сделать его счастливым и порой они разговаривали на таких тонах, как будто между нами уже была вражда. И что-то когда-то произнесенное с обеих сторон  уже копилось отчуждением между нами.
       Лена собиралась уйти от мужа, но вместо этого всякий раз снова мирилась с ним. Так она и жила в очень тесном мире людей, постоянно пытаясь создать себе свое пространство. Лена понимала, что людям достаточно взглянуть на нее один единственный раз, и они многое могли о ней понять и даже отпечатать ее в себе. И она обычно старалась прятать себя, а вместе с собой и свою душу.
       Лучше всего получалось прятаться за окнами своего автомобиля. И так она, прекрасная девушка, мчалась по кольцевой дороге в университет. Да, Лена пошла учиться. Учиться передавать свои наблюдения за миром другим людям,  чтобы он им стал так же интересен, как и ей.
       - Я - студентка факультета журналистики МГУ,  - думала Лена, идя коридорами своей альма-матер. Однажды Лену даже пытались отчислить за не посещаемость. Но она сумела выкрутиться и остаться. Наверное, в конце концов, я учусь здесь, чтобы когда-нибудь описать бой, в котором участвовал Алексей. Как их атаковали бандиты. Зловещий свист пуль, хотя это не была решающая битва, которая положила бы конец войне. Ибо сильные мира сего никогда не поймут, что нельзя простым людям истреблять друг друга в угоду сильным.
       Удостоверившись, что убитые похоронены, а раненым оказана необходимая медицинская помощь, они доходчиво пропагандируют простым наивным людям, что они снова должны терпеть страдания и умирать на полях сражений.
       Такое чувство, что у людей вообще никогда не было мира. У них было перемирие, во время которого женщины быстро, как только могли, рожали солдат, а впереди и позади перемирия уже вышагивали шеренги, выстроенные поджигателями войны. Нравится им, что ли, когда ночь освещается лишь пламенем, вырывающимся из стволов автоматов?
       - В мировой истории было три великих армии, - любил Лене рассказывать Алексей.-  Монгольская, прусско-германская и русская. Первая брала своей многочисленной конницей, вторая железной дисциплиной, а наша – жертвенностью. Ведь только наш воин, обрекая себя вместе с врагами на верную смерть от собственной гранаты, остается прикрывать отход своих товарищей. Или, вынося с поля боя тело убитого и двух раненых товарищей, буквально вытаскивая их из-под шквального огня засевших в зарослях зелени бандитов, теряет еще троих ребят убитыми и пятерых ранеными. Только у наших российских подразделений не определяемый уставом принцип «уходим все или не уходит никто» стал одним из основных законов войны.
        Алексей честно и достойно служил России. Война приучила его не бояться пуль, поэтому, когда его бойцы шли в атаку, Алексей всегда был впереди, но кто-то всегда страховал своего командира. Однажды его от пуль закрыл Ваня Береговой. В другой раз Ванечки рядом не оказалось…
       Не затянется эта рана в Лениной душе.
       - Любовь моя, единственная в мире, Алексей, зачем ты меня покинул?.. – и у Лены снова начинались нечеловеческие завывания.  - Больно мне. Все еще больно. Всегда будет больно. Но я хочу жить, а не покончить с собой, хотя бы для того, что бы встретились наши души с Алексеем, если ни на этой планете, ни в будущей жизни, пускай в другой, я согласна даже на любое пространство и время.
       Лена представляла, как они будут парить, обнявшись – две такие счастливые спасенные души. Лена спала в аудитории.
       Преподаватели говорили ей:
       - Лена, если вы сами спите, когда должны вроде бы писать, почему же вы думаете, что ваш читатель тем более не заснет над вашими опусами?
       - Я хочу написать что-то такое, чего не написал еще никто! – парировала Лена.
       Ей вдогонку замечали, что все написано уже в Библии, и теперь только переписывается в разных вариантах.
       Лена много раз читала Священное Писание и всегда поражалась: кто и каким образом ввел в него совершенно как бы инородное тело: «Песнь песней» царя Соломона. Это же крик души страстно влюбленного человека: «Положи меня, как печать на сердце твоё, как перстень на руку твою: ибо крепка, как смерть; любовь люта, как преисподняя ревность; стрелы её – стрелы огненные; она пламень весьма сильный. Большие воды не могут потушить любви, и реки не зальют её, если бы кто давал все богатства дома своего за любовь, то он был, отвергнут с презрением». И сколько раз ее губы, словно самую светлую и радостную молитву, шептали эти восхитительные строчки.
        Жизнь богаче литературы, а посему:
       - Нет, что-то должно быть еще не сказано, - и говорила она это потому, что уж очень индивидуальными казались ей ее страдания.
              Лена была убеждена, что никто еще не страдал так. Ее разум шептал ей: а Христос?  Но Иисус пришел в мир страдать. Он сам создавал страдания, чтобы искупить грехи людей. А я нет, я счастья хочу, это моя жизнь. И я показываю левую ладошку: смотрите, какая судьба! Счастливая, заключила в своем сознании Елена Воронина.
       - Я хочу это выбросить в мир. Вытолкнуть из себя это счастье. Но меня, кажется, никто не слышит – у всех моих согруппниц другие интересы и потребности. Они говорят только о своих простеньких проблемах. В основном, как выйти замуж, или как зацепиться в Москве, работать в каком-нибудь солидном издании, - в этом Лена, к сожалению, убедилась с первых недель занятий.
       - Отправьте меня на производственную практику на Северный Кавказ, – просила Лена руководство факультета.
       - Для начала поработайте здесь, - отвечали ей.
       - Я не могу писать для дырокола в канцелярском деле, то есть для подшивки, и не засыпать при этом. Я вообще не могу писать всякую абракадабру: о том кто из знаменитостей женился или развёлся, о вечеринках с изменами, о певичках и актрисулях ,  короче, всех тех, кто и не живёт вовсе. А так, держится на плаву, чтобы не забывали, чтобы можно было о чем-то пошептаться в так называемых кулуарах.      
        На что ее увещевали: профессионал должен уметь писать на любую заданную тему. И все жанры, как принято говорить, хороши, кроме скучного.
       - Мы готовим профессионалов, а вы, Лена, неисправимый любитель. Творчество – это брильянтовая россыпь. Или вы хотите писать для парикмахеров и продавщиц? Что ж, любовь обывателя – самая сильная любовь. Им нужны только факты, причем жаренные, и тогда вы станете у них популярной.
       Мы все разместились во времени и пространстве и силой своей воли производим действия. Эти действия и называются жизнь. И жить, наверное, все-таки надо так, чтобы не было «мучительно больно за бесцельно прожитые годы», как говорил Николай Островский, и, чтобы даже «гробовщик жалел о нашей смерти», - как вторил ему Марк Твен.
       Лена была внимательна к людям, Лена была любящей, но ее семья… Она была холодной. Лена искала в ней любви, обращалась с открытым сердцем, но новая семья ее не принимала. Они все, даже муж, считали ее ненормальной. Потому что их нормой была ровная дорога жизни. Лену же все время несло по ухабам. Даже дом свой уютный и вылизанный она, по большому счету, не любила: в нем не было ничего от нее самой, только рука свекрови и мужа.
       Лене, конечно, хотелось добавить в их домашний быт чего-то своего, но и свекровь, и муж в штыки принимали любые Ленины идеи. Как, скажем, шторы оранжевого цвета, однажды купленные ею по случаю, но  так и не нашедшие места в квартире. Или алжирская люстра с красивыми разноцветными подвесками, от которых мог исходить волшебный отблеск, но которая не прижилась из-за низкой высоты потолка… Единственное, что у нее было из своего в этом доме – старое фото ее кубинской бабушки. Там она была снята еще до  появления на свет ее отца: молодая, красивая, веселая и зубастая негритянка. Лена сама вставила это фото в подходящую рамку и сама же повесила ее у изголовья кровати – так, чтобы проснувшись, ее сразу было можно увидеть.
И когда ее свекровь поинтересовалась, зачем это фото было нужно вешать на стену. Лена ей задала ответный вопрос.
- Вы что-то имеете против негров ?
Свекровь в полемику с Леной не вступила.
 Остальные личные вещи – типа любимой чашки, зубной щетки или домашнего халатика – Лену особенно не заботили; они так часто менялись, что Ленка не успевала к ним как-то привязаться. В общем, с одной стороны, Лена не чувствовала себя живущей в гостинице, а с другой – дом, в котором она сейчас жила, так и остался домом мужа. И она специально старалась приходить поздно: тихо прокравшись в комнату сына и поцеловав его, спящего в своей кроватке, она шла к себе в спальню. Там ждала мужа, который возвращался еще позднее.
       - Ну что же, попробуйте написать о Кавказе, - сказала ей шеф-редактор отдела  новостей, куда она пришла на стажировку. Потом редактор задумалась и добавила:
       - А почему о Кавказе? Послушайте, Лена, моего совета: напишите о Кубе. Там же у вас отец живет. Вот и съездите к отцу и напишите. Гавана – очень красивый город. К тому же последний оплот социализма. Отдохните в Варадеро. Опишите океан с волнами трехметровой высоты и подтянутые попки кубинок, а также сигары и ром. Да, и не забудьте о Хэмингуэе упомянуть. Как же он без вашего внимания, великий Хэм. Кстати, вы там давно были?
       - Я бываю иногда у отца, - сказала Лена. – В последний раз это было три года назад.
       - А кто ваш отец по профессии?
       - Он моряк. Только по профессии он теперь не работает -  из-за возраста, он возит экскурсии из Варадеро в Гавану. Его зовут Луис, он хорошо знает Москву и почти без акцента говорит по-русски. Он мулат, родился на южной границе Испании. В тех краях жило немало выходцев из Африки, когда – то давно они были рабами. Потом остались в услужении у своих бывших хозяев. Моя бабушка-негритянка имела красивую фигуру и почти европейские черты лица. Родители дали ей имя Солли. Но мой дед, женившись на ней, звал её Лаурой, потом Марией. Так ему нравилось. Бабушку любили все – за весёлый и добрый нрав. К тому же она чудесно пела в церковном хоре. Слушая её, люди порой даже плакали, так сильно вливался в их сердца, её низкий, очень сильный тембр голоса, шедший казалось бы, из самой глубины души молодой негритянской женщины.
       Мой дед погиб во время республиканской революции в Испании. В его бригаде повстанцев сражались и русские парни-интернационалисты. Вместе с Солли-Марией они хоронили деда со словами: «Но пассаран»!
       Говоря всё это, Лена чуть не задохнулась от промелькнувшей мысли, - быть может, это и есть одна из цепочек ее кармической связи с Россией… И она продолжила рассказывать о своих предках:
       - Дело в том, что незадолго до начала второй мировой войны моего отца мальчишкой, вместе с другими испанскими детьми коммунистов, вывезли в российскую столицу. Здесь он рос, учился, начал работать. Женился на такой же, как и он, молоденькой испанке Марте. Супруги жили в многонаселённой квартире, маленькой коммунальной комнатушке. Один за другим у них родились сыновья – Артур и Володя.
       Марта славилась своим рукоделием. Она была вышивальщицей гладью. На её вышивках неизменно были изображены гибкие испанки, танцующие с кастаньетами. В середине пятидесятых они получили разрешение вернуться на Родину. Московские соседи несли им вещи, одеяла, посуду и многое другое, что могло пригодиться  на чужбине, особенно на первых порах. Отец с умилением вспоминал, как девочка с косичками, дочка одной вдовы офицера, погибшего на фронте, принесла чернобурку с зелёными стеклянными глазами.
       У этой вдовы было красивое лицо, статная фигура и толстый пучок золотистых волос. Её звали Еленой Николаевной Ворониной. После всяких праздничных торжеств в местном Доме Культуры, она пела грустные романсы, у неё был очень хороший голос. Главным украшением Елениных плеч была та самая чернобурка. И вот теперь она без всякого сожаления рассталась с этаким сокровищем.
       Вначале шестидесятых мой отец, коммунист до мозга и костей, не раздумывая, ринулся на революционную Кубу. Вместе со всей семьёй, прихватив с собой даже престарелую мать. Однажды отцу представился случай вновь побывать в Москве, его делегировали на какой-то то ли съезд, то ли семинар. Весь, светясь от счастья,  спешил он к дому, в котором жил когда-то. Он привез подарки от всей его семьи для Елены Николаевны, но на веселое треньканье звонка дверь ему открыла совсем не Елена, а незнакомая тридцатилетняя учительница, не скрывающая как-то своих лет. Худенькая стройная женщина с шелковистыми, светлыми волосами до плеч, с умным взглядом серых глаз. Она рассказала, что Елена Николаевна вышла замуж за агронома, командированного в Москву, на ВДНХ, и уехала с ним жить в деревню.
       - Кто же вы? - поинтересовался Луис.
       - Я ее дочь, Маша.
       - Так вы та самая девочка с косичками! - удивился он, вглядываясь в женщину.
       - Время летит, - смутилась Маша, заливаясь краской...
      - Так мой отец встретился с моей мамой. Сама судьба свела их. Я представляю, как они задыхались от страсти, он горячий и порывистый, она до тех пор одинокая и еще не любившая, контраст его темнокожей руки на ее очень бледном теле. Их любовь была запретной и недолгой, счастье было как вздох, печаль полна слез разлуки, но это была светлая печаль. Ведь родилась я… Луис ничего не скрыл от своих родных.
 Ее  кубинская семья приняла меня, словно веточку из далёкой российской юности.
      
       Редактор, женщина мягкая и интеллигентная, отдавшая преподавательской работе ни один десяток лет, верила, что у Лены что-то может получиться. И добавила с жалостливым сомнением:
       - Я сталкивалась с такими редкими случаями, когда студенты-практиканты, будучи людьми талантливыми, не подходили для нашей профессии. Они терялись перед фактами. Стеснялись в общении с людьми, не улавливали сути и пасовали перед каждой своей же строчкой. Журналисту, наряду с эрудицией,  в большей степени требуется обладать интуицией.
       Да-да, нужно всегда держать нос по ветру, как бы идти впереди события, необходимо грамотно анализировать его подоплёку. Без скоропалительных выводов и наивных предположений.
       - Сначала я все-таки напишу о Кавказе, а о Кубе как-нибудь в другой раз,– заявила Лена.
      - Куба подождет. Тем более, что от папы-кубинца мне достались лишь чувственные губы, да цвет волос, может быть, еще овал лица, а из черт характера - несгибаемая воля. Но в душе я  совершенно русская девчонка. И ничего меня не роднит с моей кубинской бабушкой, которую я видела в семейном альбоме. Она была темнокожей. На фотографии она сидела в гамаке в белых одеждах с белой чалмой на голове. И в руках у нее была толстенная сигара.      
        - Но я боюсь, Елена, что это будет ваш последний шанс: если не получится написать о Кавказе, то тогда лучше ищите другую профессию для себя, - вывела Лену наставница из ее блуждания в мыслях. - И еще, Лена,  когда к вам придет понимание, на вас так много навалится, что вам придется выдержать это понимание жизни. Когда оно будет открываться вам, вам будет тяжело. Знание – это не только путь в новое незнание. Это еще и тяжесть обретенного знания. Вспомните, как один известный журналист восхищался красотой чистого листа бумаги. Поэтому, когда вы пишете, - учила Лену ее заведующая отделом, - не лейте много воды, бойтесь размытости повествования. Для хорошего материала главное это – факт, живительная влага информации. Ваши доказательства и убеждения – это микроклимат любого произведения, от простой заметки до солидного очерка.
       - Вот вы о чем-то написали. Скажем, страниц сто, воды написали сто страниц, - продолжила она свой неформальный урок. - А надо вкладывать глубокую мысль в каждую строчку. И все строчки превращать в глубокие мысли. Людям, во-первых, надо создавать микроклимат, а во-вторых, не разжевывать, а убеждать. Вы не умеете этого, Лена, вы пишите как метеор,  обо всем и сразу. Смотрите, как скачут ваши мысли. Вы как будто заставляете  ходить людей вверх тормашками. Как вы думаете, им очень удобно в этом положении? Я лично думаю, что нет.
       - Но я же журналист, - возражала Лена,  сердито сопя.
       - Журналистом вы, наверное, все-таки никогда не станете. - вынесла редактор свой безжалостный вердикт. Но тут же успокоила. - А вот писательницей вы стать можете. Я бы вообще вам посоветовала писать детективы. У женщин это вообще получается, и у вас, при вашей искрометности, должно хорошо получиться.
       - Детективы вы мне советуете писать политические?
       - Если ваше желание помножить на скрупулезный труд, если найдете солидного консультанта-политолога, то может быть, и политические.
       - А вероятность успеха какова? - спросила Лена с лицом преступника, ждущего приговора.
       - Да кто же сейчас определит?! Может быть, даже пятьдесят на пятьдесят.
       - Так мало! - Лена взвыла. - Зачем же тогда моя мама встретила моего папу – кубинского моряка? Зачем же тогда моя большая темнокожая бабушка прогуливалась по площадям Гаваны? И зачем в деревни у моей другой русской бабушки мои темненькие ручки пытались оттереть последним снежком, а я, в отличие от других детей, отважно, не щурясь, смотрела на весеннее расхрабрившееся солнце? Зачем все это нужно было, если родилась полная бездарность?!
       - Вы хотите быть высоко, Елена, - известная журналистка и мастер пера даже удивилась. - А зачем вам это? Высота – это одиночество. Там наступает кислородное голодание.
       - Но зато там так красиво! - сказала Лена мечтательно. Лена всегда была высокомерна и тщеславна.
       - Да, звезды – это всегда красиво, - согласилась со ней ее очень умная собеседница. - Звезда, прорывающаяся сквозь небо.
      
       Бог нам простит все. Лена знала заранее: для Него наши большие грехи – как маленькие проказы детей. Такое знание очень облегчало ей жизнь.
       В тот день шеф- редактор и Лена еще долго разговаривали… А потом, для разрядки серьезной беседы, редактор рассказала Лене, как в своё время тоже пришла на практику в Молодёжку. В то время газетой руководил молодой редактор, только что пришедшей из райкома комсомола. И вот, чтобы показать свою значимость, он приказал поставить на первую полосу большой материал своего протеже. Огромный «кирпич» на подвал полосы. Когда номер верстался, прибежал ответственный секретарь и заверил, что статью надо сократить – марзан не позволяет (это раньше был ограничитель формата газетной полосы). Новоиспеченный редактор не знал специальных терминов и в гневе воскликнул: «Кто же здесь всё-таки редактор? Я? Или какой-то там проходимец Марзан?»
       Они долго вместе смеялись.
       Через несколько дней Лена получила новенькое корреспондентское удостоверение, а затем – долгожданный командировочный лист на Кавказ. Ведь Гарик очень  просил руководство, едва ли ни ежедневно  настойчиво звонил!

       …Чипа ждала Лену в «Шоколаднице». Лена подлетела к ней, поцеловала.
       - Что случилась? - спросила она, глядя на грустную подругу, ковыряющеюся вилкой в салате «цезарь».
       - Витя меня бросил.
       - Чего это он? - искренне удивилась Лена.
       - Другую встретил. Я ее видела.
       - Где это? – Лена все больше удивлялась.
       - Они вместе приезжали за его вещами. Так это было бесцеремонно по отношению ко мне, – Наташа обиженно поджала губы.
       - Ну и как она? - спросила Лена механически.
       - Заурядная такая, не на что посмотреть, – поморщилась Чипа. – Только он говорит – хорошая. И голос его грудной превратился при этом в квакающий.
       - Ты же этого в сущности хотела, - стала убеждать Лена подругу.
       - Понимаешь, он был везде, - начала она рассказывать, волнуясь. – Он окружил меня собой. А теперь я осталась одна. А он собой будет окружать другую.
       - Нельзя пользоваться людьми, – наставительно сказала Лена Чипе. – Попробуй жить не одинокой, а свободной. Потом встретишь другого, клин клином вышибают. Ты же понимаешь все сама.… И ты сама у себя самая главная, и каждый человек сам у себя самый главный… Поэтому всегда нужно беречь в себе Бога. Тогда следующий день будет лучше, чем день вчерашний. И жизнь будет как сказка, а в конце можно будет сказать: «И я там был».
       - Мед-пиво пил, по усам текло, а в рот не попало, - саркастически продолжила Чипа.
       Лена обняла подругу за плечи. Она силилась улыбаться, показывая свои красивые зубы. Лена  любила Чипу. Человечком Чипа была хорошим. И, как это часто бывает, хорошим людям как раз и не везет в жизни. Они ласково попрощались друг с другом, и Лена отправилась домой, собираться в командировку.
       - Ты тоже думаешь, как думала Аня Политковская, что тебя прикроют твои друзья? Политика Кавказа сложна и изменчива, там крутятся слишком большие деньги и не следует лезть в нее девочкам – практиканткам, - ворчал Мишин отец, глядя на то, как Лена собирает свои вещи в дорожную сумку. - Ты что, лоббист? Переговорщик? Что тебе там делать? Сиди лучше дома с сыном. Вечно, Лена, ты варишь в этой жизни бульон от яиц. Ты сама-то хотя бы это замечаешь? Что ты не такая, как все, а твое попрыгунство ни к чему пока что не привело? И ни к чему хорошему оно точно уж не приведет. Если хочешь, я лично буду давать тебе ежемесячно некоторую сумму денег, скажем, долларов четыреста, если ты будешь спокойно жить и заниматься ребенком…
       Свекровь вообще была потрясена и смотрела на Лену широко открытыми от изумления глазами, тяжко вздыхая, как будто бы она была неизлечимо больна и знала о своей неизлечимой болезни, но ей нельзя ни с кем об этом поделиться.
       - А как же Ванечка? - только вымолвила она.
       Они все посмотрели на малыша, одетого в синий махровый комбинезончик и желтенькую кофточку. Он мирно спал, откинувшись на подушки дивана. На лбу у него выступила испарина. Волосы завились колечками. Вокруг него разливалась сладкая теплая аура…
       Лена очень любила Ванечку, но ноги несли Лену на Кавказ. Такой загадочный, такой непостижимый, который русские завоевывали десятилетиями, но даже спустя сто с лишним лет так и не смогли завоевать. А еще Лена знала, что на Кавказе как нигде можно понять, во что верит человек и на что он надеется в этом мире. На Кавказе можно придти к вере либо в ум человеческий, либо во всевидящего Бога, который подразумевает совесть и бесконечность.
       Короче, Лена ничего не знала о Кавказе.
       Лену тянуло на Кавказ, потому что Кавказ тоже был Россией и потому, что все там  болело. Человек по своей природе добр. А это значит, что если мы не хотим, чтобы нас насиловали и убивали, то мы не должны насиловать и убивать сами. Человек изначально чувственно добр. Бывает, ему хочется кому-то сделать добро. Чаще всего это с ним случается, когда он любит. Так Гарик подарил Лене «Феррари».  И еще человек бывает сознательно добр. Это когда между добром и злом, несмотря на дьявольскую красоту зла, он выбирает добро.
       К Лене во сне приходила  бабушка, Солли-Лаура-Мария. Она была в белых одеждах. Она склоняла над Леной свое лицо. Словно вся черная Африка склонялась над ней. Лена видела эти огромные губы, пережившие столько поколений рабства. Теперь рабыней была Лена, ее русская внучка – пленница Кавказа. Пленница этого сарая.
       Ленина бабушка - черная птица спасла Лену ради своего правнука. Она вернула ей невозможное, она воскресила ей любимого человека. Она была из африканского племени, где, по легендам о вуду, умели оживлять умерших. Хотя Лена совсем мало верила в магию. Она сделала это ради Лены.
       Лена кормила Ванечку кашей. Он открывал рот, и Лена говорила: «за маму, за папу» - и он был счастлив, и Лена была счастлива. И ее бабушка уходила от них, словно таяла и уплывала, дымя своей огромной сигарой…

*   *   *

       Когда там, на Кавказе, Лена дошла до города и встретила людей, то среди них она неожиданно увидела Гарика. Одет он был в майку и джинсы, и был он почему-то на той самой машине, которую она последней преследовала, пока ее не поймали бандиты. Она поняла, что к этому причастен Гарик.
       - Почему? - спросила она его спокойно.
       Он также спокойно ей ответил:
       - Я спасаю из плена людей. Я не торгую оружием и наркотиками. И в этом бизнесе я не участвую. Это все мои враги. Но пойми, Лена…
       Лена договорила за него. Лена была нетерпеливее Гарика. Гарик знал об этом и не любил ее торопливость. Еще, наверное, он не любил ее упрямство, но это, в сущности, были его проблемы. Лена не собиралась меняться, существуя сама с собой в исключительной гармонии.
       - Бизнес всегда подразумевает Остапов, – сказала Лена Гарику, явно умничая.
       Лена поняла: ее командировка на Кавказ с треском провалилась. Лена никогда не станет писать о том, что может причинить вред Гарику и рассекретить Алексея.
       - На моих руках нет крови. Я не шел по трупам – и уже это очень много, - было непонятно – оправдывается сейчас Гарик или нападает. - Тебе надо уехать отсюда немедленно. Кавказ не место для юных идеалисток.
       Лене уже все было ясно: Гарик своим грязным бизнесом с машинами опять спасал из плена людей. Теперь, когда недостающее звено встало на место, все в ее схеме сразу прояснилось, как будто ветер сдул туман и перед глазами открылся чистый горизонт с роскошным видом.
       Люди, которых по-всякому увозили из больших и малых российских городов, в конечном итоге оказывались здесь, на Кавказе. Те, за которых невозможно было получить выкуп, у кого не было богатых родственников, собственного бизнеса, поддержки от государства или от места работы, становились настоящими рабами: мужчины обычно работали в физически тяжелых местах, а женщины… Их участь во многом зависела от их возраста и внешнего вида: те, кто помоложе и покрасивей, становились наложницами в подпольных увеселительных заведениях,  те, кто постарше, использовались по хозяйству – стирали, готовили, убирали за скотиной. И тем, и другим, и третьим приходилось несладко. К ним не относились, как к людям: обычно они жили и спали как животные – да и выглядели так, что не сильно отличались от животных, рядом с которыми их размещали.
       Два-три года рабства превращали этих несчастных в некое подобие зомби.  Поэтому тех, кого смогли найти настойчивые в своих поисках родственники, зачастую эти же родственники не могли узнать своих, как говорится, «в упор»:  одетые в грязные лохмотья, больные и истощенные, эти современные рабы порою забывали даже собственные имена, и вернуть их в нормальную жизнь было очень и очень трудно.
       В ее схеме было одно «белое пятно», чье место должен был занять кто-то, кто стоял в конце этой длинной цепочки. Этот человек должен был связывать отпетых преступников с официальными властями, быть между ними посредником, а  иначе вся структура этого бизнеса не имела смысла. Оказывается, в ближнем окружении Гарика и был тот самый человек, который получал выкуп и давал гарантии возврата людей.
       Автомобили, которые Лена преследовала на дорогах, зачастую тоже были украдены в различных регионах страны и потом перенаправлены на Кавказ. Как ни странно, иногда этими машинами оплачивали выкупы людей,  иной раз такие вещи приводили к тому, что у какого-нибудь нищего чабана во дворе стояло несколько дорогих машин. Порой он не знал, куда ему их девать. Вот тогда снова закручивался «круговорот наличности в природе»: машины перепродавались, на вырученные деньги покупались овцы, оружие, новые рабы – и все возвращалось на круги своя.
       Получается, что Алексей и Гарик, независимо друг от друга, принимали в этом немаловажное участие. Каждый по-своему, они спасали людей от неминуемой гибели в кавказском плену: Алексей – своим мужеством, Гарик – умом и знанием местных реалий жизни.
       Гарик всегда казался Лене очень серьезным и основательным, даже в своей скрытой от постороннего взгляда, деятельности. Все-таки Лена по сравнению с ним была свободолюбивым мотыльком, которого легко можно было затянуть в поток света. Лена была способна неумолимо сгорать. Пусть это затмевало ее ум, но это же давало возможность мужчинам любить ее.
       А еще оказалось, что Гарик знал об их взаимоотношениях с Алексеем. Больше того – он всегда знал, что Алексей жив, что он просто внедрен в спецоперацию против готовящегося крупномасштабного террористического акта. Вот почему Алексею было строго запрещено общаться с кем-либо, когда он был в Москве.
По приказу из Центра подразделения спецназа, которым руководил полковник Барсуков,  должно было уничтожить крупную  группировку боевиков и разгромить их очень важную базу. Обещали поддержку авиаторов с воздуха. Но на это Алексей очень мало надеялся. Однажды он побывал в штабе у летчиков, и при небольшом застолье  те, не скрывая сожаления, разоткровенничались.  Они напрямую говорили, что из Москвы зачастую приходят противоречивые указания – то вести воздушный бой,  а то в последнюю буквально минуту полеты отменялись. Иногда, как нарочно, не хватало керосина. Были и такие случаи, когда при взлете  пилот слышал на рабочих частотах целеуказания голоса с чеченским акцентом в эфире, которые называли не только звание, имя, отчество и фамилию летчика, но и адреса его семьи и близких родственников, угрожая расправой над ними. Это, конечно же, была психологическая атака на сбой в боевом строю авиаторов. Каково летчикам после этого нажимать на кнопку спуска бомбы… А?
Разведчики донесли Алексею, что численность боевиков превышает их втрое и боевых орудий у них предостаточно, да и база укреплена сильнейшим образом.
Всю ночь бойцы Барса, его братишки готовились к атаке. Выступили на рассвете. Завязалась жестокая схватка. Бойцы Алексея дрались отчаянно, проявляя храбрость и мужество. Но боевики превосходили численностью, и их позиции были сильно укреплены,  да и расположение у них  было выгоднее, чуть ли не на вершине большого, почти с гору, холма. Никакой поддержки с воздуха, как и предполагал Алексей, не последовало. У него на  глазах гибли его братишки. И он отдал команду к отступлению. Такое в его жизни было впервые.
Внезапно совсем рядом с Барсом разорвался снаряд.  Алексея ослепило, он был контужен, при этом при падении сильно подвернул ногу. Он потерял  сознание. Когда оно вернулось, все кружилось и плыло, как с крутого бодуна.
Очнулся полковник в помещении, где слышались  стоны раненных, пахло кровью, человеческим потом, нечистотами. Алексей понял, что попал в плен; он стал сокрушаться, что не смог убить себя сам. Тут почему-то вспомнил свою любимую Ворону, ее ласки и все прелести мгновений, проведенных с ней.
- Ленка, моя родная, я всеми мыслями и душой с тобой.  Вот были  у тебя настоящие крылья, чтобы прилетела ко мне, моя Ворона. Хочу видеть твои лучезарные голубые глаза, погладить иссиня-черные волосы. 
Так Алексей грезил в полузабытьи. На какое-то время к нему вернулось сознание и он действительно увидел черные как смоль женские волосы, выбивавшиеся из-под косынки. Над ним склонилось молодое девичье лицо, но на этом   лице сверкали большие черные глаза.
- Меня зовут Фатима, - представилась девочка лет тринадцати. – Мне приказано привести тебя в порядок, чтобы  ты обрел память для допросов. Постарайся подольше прикидываться невменяемым, а там посмотрим, что с тобой делать.  Хочу помочь тебе, -шептала девчушка ему в ухо и почему-то на английском языке. Видимо, старалась, чтобы окружающие не только не слышали ее, но и не разбирали слов.
Фатима приходила по нескольку раз в день, приносила воду и скудную пищу. Алексей  почувствовал, что нравиться девочке, что она любуется его внешностью, его лицом и богатырским сложением.
Однажды она нагнулась к его губам так близко, что Алексей подумал, что она хочет поцеловать его. Но девчушка резко отстранилась, ее лицо налилось румянцем, и она буквально выскочила на улицу.
- Влюбилась что-ли? – подумал Барс.
Однажды Фатима пришла к Алексею вечером, когда уже началось смеркаться, и в помещении можно было различить лишь силуэты людей. Она снова близко наклонилась над пленным русским полковником и быстро засунула под его спину, что-то твердое, а в его руку – свернутую бумажку.
В сарае было одно единственное маленькое окошко, засиженное мухами, через которое пробивался слабый лунный свет.
Развернув бумажку он едва-едва смог прочесть его. Письмо было написано все на том же английском языке.
- Ты можешь спастись этой ночью, бежать… Под твою спину я положила надежный кинжал. Сегодня у наших пиршество и вас будут охранять всего два человека, - сообщала Фатима.  Она нарисовала ему план по которому он может пробраться  на лесную горную тропинку, которая приведет его к селу. Она описала дом ее отца , который  должен помочь ему перебраться к федералам.
Алексею верилось и не верилось в эту задумку. Вдруг – это провокация?  Или девчушка плохо взвесила возможности побега. Он сунул руку под подстилку,  на которой ему приходилось валяться, там он действительно обнаружил увесистый кинжал, обмотанный в какое-то тряпье.
Барс вплотную подошел к двери, но она была закрыта снаружи на прочную щеколду. Его охватило отчаяние. Но тут проснулись другие пленные, которые как-то само собой догадались о его намерениях. Среди них был стукач, но  остальные сумели заткнуть ему рот и связать руки. И вот теперь избитые, голодные, немощные люди все разом навалились на дверь, зная, что обречены, что рискуют самым дорогим. Дверь внезапно распахнулась. Алексей молниеносно ударил кинжалом одного охранника в спину, а другого, не успевшего очухаться бородача, оглушил рукояткой по затылку, а потом отметелил кулаками по лицу. Путь был свободен. Раненные пленные наперебой диктовали  ему телефоны близких, надеясь, что он запомнит хоть какие-то номера. Алексей забрал автоматы охранников и направился по указанному маршруту. Скоро начнет светать и наверняка бандиты ринуться за ним в погоню. Надо было успеть добраться до скалы с пещерой, а уже из этого укрытия  можно было открыть огонь по преследователям.
Но ничего этого не случилось. Только потом, гораздо позже, он узнал, что его подразделение получило подкрепление  и сумело уничтожить бандитское логово.
Оказывается, его бойцы долго искали своего командира, но так и не нашли. Они даже  раскапывали ров, заброшенный  землей, куда были вповалку скинуты расстрелянные пленные.   Сергей сообщил  по мобилке Лене, что Алексей Барсуков погиб в бою.
А он полз и полз по узкой тропинке, давала себя знать больная нога. Да и передвигаться он мог только ночью, его могли засечь с вершины горы или с вертолета. Он пил воду из чистых горных ручьев, ел лесные ягоды, постепенно к нему возвращались силы, уходила боль, светлела голова, но душу все еще щемило. Он думал о тех обреченных пленных, которые находились с ним . Из-за сильнейших увечий никто у них не смог бы совершить с ним побег.
Только через двое суток он оказался на окраине села.   И вдруг, подняв глаза он увидел над собой старика в рясе. Незнакомец был с большим крестом на груди, его большие глаза светились добром, в них была мудрость и какая-то высшая сила понимания мироздания. Жестом руки священник указал на церковь, стоящую неподалеку, а потом повернулся и пошел к ней. Алексей последовал за ним.
Войдя в церковь Алексей увидел множество свечей зажженных у икон, в его душу влилась торжественность, какая-то умиротворенность.
- Отец Никодим, - представился старик. – Я знал, что вы должны прийти в село, меня об этом предупредила Фатима, дочь Гарика . А сейчас я согрею вас чаем. – И они пошли в комнатушку, где уже пыхтел маленький самовар.
Отец Никодим ничего не спрашивал у Барса и только немного рассказал о себе. Когда-то он родился и вырос в Ленинграде, учился в мединституте… Но, когда началась война, с последнего курса ушел добровольцем на фронт. Был рядовым пехоты, был командиром  роты, затем политруком, брал Берлин, а вот под Прагой осколок снаряда угодил ему прямо в голову, рану считали смертельной. Врачи упорно боролись за его жизнь, особенно молоденькая медсестра, казачка Машенька. Она день и ночь молилась о его выздоровлении.
Когда он выписывался из госпиталя,  девушка сказала ему:
- Тебя спасла не только моя любовь, главный твой спаситель Господь Бог! Поверь в это, а меня ты, если захочешь, можешь найти в станице под Ростовом, она протянула ему записку с подробным адресом.
- В миру меня звали Владимиром Ивановичем Игнатовым. Я вернулся в Ленинград, и, не долго думая, поступил в духовную семинарию, что на территории Невской Лавры. С Марией мы все время переписывались и стали совсем родными друг другу.
Окончив семинарию, я попросился отправить меня в Ростов. Там мы с моей Машей обвенчались. Я получил приход в этом кавказском селе, где было многочисленное русское  население. Матушку Марию все полюбили за ее милосердие и доброту.
Внезапно их разговор прервал гул мотора, подъехавшего к церкви джипа. Из него вышли два чеченца.
- Эй, старик, - позвал один отца Никодима, - ты нам нужен, выходи поскорее. Я полевой командир Заурбек, - важно представился один из приехавших. -  А,  это Алеха, он погиб и его надо  схоронить по вашему православному обычаю.
- Да будет так, - отозвался священник. – Несите его в церковь, положите вот здесь. Я буду читать молитвы, просить Господа простить его грешную душу, а вы ройте могилу. – Он протянул две лопаты  и те быстро приступили к работе, громко разговаривая на своем языке.  Когда погребение было закончено, они быстро уехали, сунув отцу Никодиму сотню долларов.  Тот выбросил их за ограду церкви.
- Они  думали, что я не знаю чеченского языка, к тому же я стоял в церкви у гроба, но мне удалось разобрать. Ближайший их отряд находится в километрах этак в пяти от сюда. Бандиты еще не успели очухаться от недавнего боя с федералами, а сейчас вовсю собираются с силами, – батюшка перевел дыхание. – Спеши к Гарику, иди по левой стороне,  дом родителей его жены пятый от церкви, большой, из розового кирпича, с высоким зеленным забором.  Ночи у нас темные, но ты все сделаешь правильно. – Он сначала похлопал Алексея по плечу, а потом перекрестил и благословил, сказав:
- С Богом!
Алексей без труда нашел нужный ему дом. Калитка перед ним  была открыта, собачьи будки были пусты, все было готово для встречи ночного гостя, даже дверь дома была не заперта. Войдя в прихожую, Алексей встретился с седовласым, крепким мужчиной, лет шестидесяти на вид. Это был дедушка Фатимы, отец ее матери. Мать девушки умерла, когда родилась Фатима.
- Проходи, - приветливо пригласил  мужчина полковника в дом и повел в самую дальнюю комнату, в ней сидел Гарик  и Фатима.  Она рассказала историю уже своего побега.
Оказывается, выбежав из сарая, она сделала вид, что направляется в дом, где сидели бандиты, празднуя победу над федералами, к тому же они получили в награду немалые деньги. Обогнув строение, Фатима вовсю припустилась бежать по той же лесной тропинке. Бандиты не смогли сразу ее спохватится, они были пьяны и обкурены наркотиками. Охрану девушка угостила большим кувшином вина, подсыпав в него изрядную дозу снотворного.
Она мчалась как стрела, едва переводя дыхание и вошла в дом дедушки Кадыра гораздо раньше Алексея. По ходу она успела обо всем предупредить отца Никодима.
О том, что побудило совершить ее стой дерзкий поступок,  она объясняла дрожащими губами, со слезами стоящими в ее огромных черных   глазах.
Война в Чечне уже началась, когда из пединститута вернулась домой молодая учительница истории Наталья.  Русские поселяне спешно уезжали в Россию. Зато формировались все новые и новые бандитские отряды. К ним везли оружие, форму, медикаменты, продовольствие… Воцарилась полная неразбериха. В селе русских оставалось всего пятнадцать человек, их пока не трогали.
Так продолжалось не очень-то долго. Однажды на рассвете в село ворвалась банда боевиков, которая только что потерпела поражение от федеральных войск. И вот бандиты решили оторваться на оставшихся русских. Согнали всех на небольшую площадь перед правлением бывшего колхоза, избили, затем расстреляли. Среди погибших были  жена отца Никодима – матушка Мария, его дочь Наталья, любимая учительница Фатимы.
Пощадили лишь отца Никодима. Уж больно большим уважением пользовался он не только у русских, но и у чеченцев. Они приходили к нему за помощью, когда  подступала хворь. Священник, который должен был стать врачом, охотно лечил всех, без исключения, кто к нему обращался. Его гибель вызвала бы возмущение людей из многих сел района.
Узнав, что Фатима дочь Гарика, бандиты  увезли ее в свое логово, чтобы она готовила, убиралась, вела все хозяйство, а заодно была заложницей поступков своего отца.
- Так значит мое спасение продиктовано местью? – спросил Алексей.
- Не только, - рыдая ответила Фатима. – Моими поступками руководило благородное чувство.
- Тогда я буду считать, что ты совершила подвиг во имя очень важного, что есть у нас – во имя дружбы.
- Нам надо спешить, «рвать когти», - прервал их Гарик. – Машина уже готова.
Он велел Алексею переодеться в новенький камуфляж, забинтовал ему голову, даже лицо, так, чтобы были видны лишь одни глаза.  Бинты замазал бараньей кровью.
Фатиме приказал собрать продовольствие, принести из бани оружие. Алексей вызвался ей помочь. Он очень удивился, когда увидел там гранатомет и ящики с тротилом.
Из  гаража Гарик выехал на новеньком «Мерседесе» с кузовом. В него он посадил Фатиму с Алексеем, на полу кузова стояло несколько туго набитых, опломбированных мешков. Оказывается,  вся эта маскировка предназначалась  на случай конфликта с патрульными постами боевиков, которые знали об особой миссии Гарика спасать людей из чеченского плена.
И, действительно, через десятка два километром, они наткнулись на двоих, вооруженных автоматами бородачей. Те дали знак машине остановиться.
- Аллах Акбар, - натужно пытаясь улыбнуться, высказал приветствие Гарик.
- Воистину Акбар, - услышал он в ответ, - куда направляешься, что везешь, давай, открывай кузов.
- Ах вы, шакалы, разве не знаете, что я вожу, и вам не велено проверять мою машину, - злобно накинулся на постовых Гарик, он резко рванул свой «Мерседес» и прибавил скорость.
На следующем посту беглецов ожидали уже четверо. Повторился примерно точно такой же ритуал. И, казалось, что опасность вновь миновала, однако случилось непредвиденное. Алчные бандиты решили преследовать Гарика, они подозревали, что в кузове находится охрана с деньгами.
- Доведем их до ущелья, там прикончим, машину скинем и разживемся деньгами,- потирая руки, сказал  старший из бандитов. 
Каким-то шестым чувством Гарик догадался, что за ним будет погоня. Он переключился на максимальную скорость, и все равно в боком зеркале вскоре показалась несущаяся за ними «девятка».  Гарик взял автомат и из открытого окна машины начал стрелять по преследователям.
Услышав перестрелку , Алексей распахнул  двери кузова, тоже начав стрелять сразу из двух автоматов. Через несколько минут машина бандитов завиляла на дороге, а затем, кувыркаясь, скатилась вниз, раздался взрыв.
Еще, проехав километров пятьдесят,  они не встретили никого.
- Значит мы уже, где-то близко от федеральных войск, - подумал Гарик и немного успокоился.
Так и случилось. Через полчаса они подъехали к русскому посту. Их остановили, осмотрели машину, вывели всех троих на дорогу, потом отвели в сторону. Ножами разрезали мешки в кузове, обнаружив в них книги, старые газеты и журналы.
-Ведите нас скорее к вашему командованию, - властно сказал Алексей, разматывая бинты  с головы и лица. Их ввели в наполовину разрушенный дом, бывший, видимо, когда-то административным зданием. Заперли всех в маленькой комнатушке. Алексей стал барабанить в дверь:
- Немедленно отведите меня к командиру, немедленно. Я кадровый русский офицер, - кричал и матерился Алексей.
Когда по коридору раздались тяжелые шаги, Гарик сунул Алексею папку.
- Здесь много ценного для твоих, верь мне, - он не сказал больше ни слова.
Дверь открылась и Алексея повели по коридору. Его ввели в довольно большую, но обшарпанную комнату, и вдруг он увидел, что за столом сидит его Серега с усталым, осунувшимся, даже немного постаревшим лицом.  Увидев Алексея, Сергей как-то инстинктивно замотал головой, потом его лицо растянулось в радостной улыбке. Они крепко обнялись.
- Ты жив, ты жив,- захлебываясь шептал он, от волнения потеряв голос.- Мы тебя уже похоронили, даже поминки справили. Я твоей Ленке сообщил, что ты погиб.
Они не могли наговорится, перебивая друг друга, рассказывали о том, что пришлось пережить за время разлуки. Особо Сергей удивлялся всему тому, что привело Алексея к чудесному воскрешению.
Они выпили по стакану водки и только теперь успокоились. Барсуков, наконец, вспомнил о папке Гарика. В ней оказались подробные карты на которых оказались отмечены огневые точки, маршруты вылазок, многие оборонительные объекты, имена и клички бандитов, частично указывался численный состав бандформирований и даже суммы денег поступивших от их заграничных покровителей, но самое интересное: в записках была раскрыта шпионская сеть,  действующая в Москве и в некоторых облостях России.
- Сергей, немедленно свяжи меня с генералом Береговым, - приказал полковник другу.
- Есть!- услышал он в ответ.
Когда Береговой услышал голос Алексея, телефонная трубка чуть не выпала из его рук.
- Ты … ты… ты… жив?  Мне не верится, что ты жив и цел, я должен видеть тебя, Барсуков.
- Вот и я об этом же. Мне срочно надо быть в Москве по самым важным обстоятельствам. Как можно скорее надо быть, - радостно и в тоже время настойчиво орал в трубку Алексей.
- Хорошо, я свяжусь с командованием ВВС и тебя скоро переправят в столицу.
Алексей немного замялся, но потом выпалил как на духу:
- Товарищ генерал, я очень прошу, чтоб мне разрешили взять с собой в Москву двоих людей, которые спасли мне жизнь. Я получил кое-какую информацию, но об этом потом, при встрече,- Алексей знал, что телефонные разговоры прослушиваются.
- Хорошо.  Я дам такое распоряжение, - коротко ответил Береговой.
В самолете все трое долго молчали, очевидно, переживая все, что с ними случилось. Только подлетая к Москве,  Гарик сказал, что он гордится своей красавицей дочкой.
Когда они расставались, Фатима плакала, а Алексей молча желал, что бы эта девочка забыла о войне навсегда. Он молил Бога, что бы это было так.
В Москве Алексея Барсукова отвезли в какую-то неизвестную ему ведомственную гостиницу, забрали папку и дали указание: никому не звонить и ни с кем их посторонних не общаться, как можно реже выходить из номера, еду тоже нужно было заказывать в номер. О внедрении в спецгруппу он узнал несколько дней спустя. Это был приказ, который не терпел обсуждений, а тем более отказа.
       Ленин, теперь уже бывший друг Гарик, все знал и молчал. Этого Лена простить никак не могла. Даже если по каким-то высшим причинам Гарик не имел права рассказывать ей об Алексее, он все равно имел возможность пусть каким-то намеками, но успокоить ее, мечущуюся по жизни. Он, наверное, больше думал о себе в этой ситуации, чем о ней.  В любви все как раз наоборот: тот, кто любит по-настоящему, забывает о себе и растворяет себя в своем избраннике сердца.

*   *   *

       Ребят в спецгруппе было ровно два десятка. Вначале их ждал медблок, где лучшие пластические хирурги сделали им ряд сложнейших операций, после которых люди меняются до неузнаваемости. Дальше шла специальная подготовка, где их, бывших крутых спецназовцев, превращали чуть ли не в терминаторов. Для бойца этого подразделения не должно было быть ничего невозможного. Третьим этапом шла особая подготовка, то есть подготовка по заданию, а четвертым – «изучение жизни гоблинов», то есть внедрение во враждебную среду. Эти каких-то два десятка бойцов на самом деле были страшной силой, способной перевернуть мир. Но их целью было спасать этот самый мир от терроризма, противодействовать терроризму, предупреждать терроризм, выявлять и устранять причины и условия, способствующие совершению террористических актов.
       Изучая жизнь «гоблинов», Алексей сам потихонечку превращался в «гоблина». Он жил с измененной внешностью на этой базе, напичканной сенсорами, оружием последних модификаций и наивным желанием святых людей избавить мир от терроризма, грозящего стать главным фактором нестабильности нашего века. А мир Алексея, как и его внешность, круто менялся: менялись привычки, еда, образ мыслей.
       Ведь за этим стояли люди лукавые, стремящиеся всеми путями найти возможности сделать это мощнейшее оружие с человеческим ядром и использовать его для удовлетворения своих меркантильных желаний. Кропать деньги и с их помощью завладеть властью. Поменять устройство мира, потом устранить всех, кто помог его поменять,  так, не сразу устранить, а незаметно, потихонечку. И стоять на вершине Олимпа, пестуя свое эго.
       Алексей подошел под программу подготовки, как никто другой. Во-первых, потому что был удивительным человеком, не поддающимся никакому воздействию гипноза. Он к тому же прекрасно вписался в жизнь базы, одновременно удивительно реальную и прекрасно нереальную. Из реального там была программа устройства мира, из которой следовало, что мир должен быть построен, опираясь на единую корневую систему, и управляться он должен был простыми человеческими Законами.
       А дальше шел переход к нереальному. Это был некий мостик из наших веков в будущие космические войны. База была местом силы, некая Хоббитана. И вначале Алексею должны были дать имя, а потом сочинить его версию, которая, по правилам базы, должна тянуться за именем. Имя вырисовывалось само собой. Все понимали: на базе появился Арагорн. На это указывало все. Но пока он был Троттер, что означало «походка рысью».
       За месяцы, проведенные на базе, Алексей привык к ней и имя свое, Троттер, он полюбил. По плану обучения подготовка Алексея к заданию должна была закончиться через год. Но через полгода его вызвали к руководителю операции и сообщили, что на этом его обучение закончилось.
       Вероятнее всего, нужда в именно той операции, для которой готовили Алексея, отпала. Наверное, они просто не успели: та бомба, которую должен был уничтожить Алексей в зародыше, была уже благополучно изготовлена. И теперь правители всех стран терялись в решении, что с этим делать. Ведь, в отличие от атомной бомбы, на нее не было никаких запретов в законах. Теперь надо было чесать затылки и создавать запреты, а мир стал еще более взрывоопасным.
       Поэтому с отправкой Алексея медлили, подыскивая ему другое задание. Руководство и само теперь не знало дальнейшего развития операции с Алексеем. И всякий раз на день, когда должна была быть отправка Троттера – Алексея, приходил приказ усилить некоторые детали подготовки, где ниже шел скрупулезный перечень этих самых деталей. Так умничало начальство, чтобы не показать себя круглыми идиотами.
       Лена жила без него в неведении, практически вынув из себя сердце, а их сынишка рос без отца. Но этим высоким людям все это было не так важно. Они  были уже давно машинами по деланию капиталов и захвату власти. Для Алексея был выдуман огромный набор легенд. И, наконец-то, он был выпущен с присвоенным ему именем Арагон, с банальным заданием вербовать в Англии нужных людей. Непонятно, зачем из него был подготовлен такой «терминатор».
       Но вскоре подходящее дело ему отыскали. Неоднократно посетивший Лондон под чужими именами, Арагон принял там участие в нескольких спланированных специально для него важных операциях.
       В последней его ждал провал – правда, по не зависящим от него внешним обстоятельствам.
       Белый дом с белыми колоннами. Молодая женщина, блондинка с вытянутым лицом, белокожая. Вся такая солнечная, без нажима, и голос у нее мягкий, обволакивающий.
       И имя созвучное  лекарству, Ангелина. А может быть, она и есть просто Ангел. Дочь известного олигарха, почти все время проживающая в Лондоне с двумя пятнадцатилетними дочками – близнецами. И рядом с этой семьей – Арагон.
       Ангелине трудно с девочками. Они почти совсем англичанки. Даже по-русски говорят плохо.  Это очень сердит Алексея. Он делает им напрасные наставления. Близняшки в Россию не стремятся. Раньше было нельзя ездить из-за проблем деда с властью. Теперь уже можно, но зачем. Россию они не любят. Русский менталитет им чужд. Русские мужчины кажутся дикарями.
       Арагон вот уже неделю, невидимый, сопровождал очень высокого, худого седовласого человека. Неожиданно тот пришел в гости к отцу Ангелины, своему партнеру. Они говорили за плотно закрытыми дверями. Известный олигарх и крупный политический деятель, грузин.  Арагон должен был предотвратить покушение, готовящееся на него. В донесениях грузин фигурирует как «702». Однажды, когда «702» вернулся в свой замок после нескольких встреч с партнерами, в спальне его ждал убийца. Одна инъекция – и человек умер бы от сердечного приступа. Все, что увидел «702», - это борьбу двух незнакомых мужчин в его спальне. Один из незнакомцев был Арагон, другой – подосланный убийца. Сердце олигарха не выдержало, сказались напряжение и прессинг последних дней, – и человек умер. Сам.  К сожалению, люди иногда умирают не так, как им предназначено. Его пышно хоронили в Грузии, в собственном саду.
       Арагон засветил себя и был вынужден лечь на дно.
       Прямо из Лондона последовала ссылка в горное селение, к недобитым разлагающимся бандитам, которых Алексей мог бы перебить разом – один всех. Но дело требовало другого, и вместо боя он мирно сидел на лужайке, уткнувшись головой в коленки, а рядом с ним паслись две любимые козы бабушки Урсулы.
       Зиндан, глубокая яма, накрытая сверху грубой решеткой,  рядом с хижиной был набит изнеможденными людьми, превращенными в зомби. Это были современные рабы, торговля которыми последние годы процветала на Кавказе. И эти зловещие черты современного мира должен был стереть Алексей. И только благодаря Алексею – а в какой-то степени, наверное, и Гарику – Лена не попала в эту массу и ей позволили сохранить в себе субстанцию под названием Человек. Что, безусловно, должно звучать гордо.
       Алексей, он же Барс, Троттер, Арагон – был последней надеждой на возвращение из ада этих людей. Судьба снова выбирала своего героя. И можно было не сомневаться, что эти зомби уже совсем скоро снова станут людьми.

                *   *   *
       Арагон представлял, как недоволен Гарик, получивший через Лену бумаги с требованием выкупать рабов. Как он не понимает, почему Арагон не может их освободить силовым  усилием. Арагон мог, конечно, но ему мешал мальчик. Какой мальчик? Самый обычный: крепкий, розовощекий, здоровый пятилетний ребенок по имени Тимоша, с густыми рыжими и жесткими, как проволока, волосами. Его привезли на базу и даже не заперли с другими рабами. Он свободно везде расхаживал в своих широких и коротких штанишках, обутый  в сандалии на босу ногу. Потом на нем появилась даже майка. Это говорило о том, что о мальчике заботились. Арагон его подкармливал, а тот как собачка ластился к Арагону. Это именно он приходил к Лене в сарай. Потом неожиданно пропал. Он не мог умереть, потому что был здоровяком, и его не могли убить, потому что он был смышленым и спокойным и никого не раздражал.
       Арагон решил найти мальчика. Потому, что полюбил его, и еще, потому что его безупречная интуиция говорила ему, что мальчик приведет его к раскрытию каких-то еще больших преступлений. Так оно все и вышло.
       Арагон нашел дом с мансардой: еще выше в горах, подъем туда был нелегок. Дом был полон людей. За которыми хорошо ухаживали и которых сытно кормили. Неподалеку был другой дом, поменьше, там пахло бинтами и операционной. Арагон, войдя туда, увидел своего мальчика усыпленным. Он поднял автомат и расстрелял делового, хладнокровного, плешивого врача-фашиста, уже готового вырвать у ребенка почку или сердце.
       Из большого дома выбежала охрана – и Арагон, не смотря на всю свою тренированность, все же остался живым человеком: в этот момент, находясь под влиянием сильных страстей под названием ненависть, с нескрываемой радостью уложил в землю всех. Затем он освободил пленников и посоветовал им безопасный путь, который мог привести их к федералам.
       Посмотрев, как бывшие пленники-доноры удаляются за горизонт,  Арагон-Алексей взял все еще безвольного мальчика на руки и понес прочь от этого ужасного места. Через несколько дней он смог переправить его к надежным людям – и теперь судьба этого мальчишки была спасена. Он будет жить в Лондоне.
       Жаль, что Тимоша так никогда и не узнает, кому он был обязан своим спасением. Хотя Алексей думал по-другому. Он считал, что не надо ребенку с круглыми глазами, который еще видит мир невинным, открывать природу человеческих страстишек. Пусть он еще поживет в детстве, как тот счастливый малыш, который выпал из окна пятого этажа и не ушибся и даже не испугался, встал и побежал скакать дальше. Пусть и этот любимый ребенок Арагона, которого зовут Тимофей, пока не все знает о людях. Зато Ванечка полюбил сказку о богатыре, пришедшем за Тимошей в страну людоедов и спасшем славного мальчика, которую Лена ему часто рассказывает. Потому что такая сказка появилась. Ведь каждая сказка – это быль.
      
                *   *   *
       …Теперь Лена понимала, почему Гарик не сказал ей, что Алексей жив. Он не мог и не хотел это делать. И вот сегодня он ей признался, что ему было интересно наблюдать за Леной – Анной Карениной, бросающейся под поезд, Муму, утопленной Герасимом, и Сонечкой Мармеладовой в одном лице.
       - Вообще-то, у женщины должен быть секс, как должна быть пища. Без секса женщина – как трава, переставшая быть зеленой. Нечего стыдиться, когда влажнеет между ног. Это – жизнь, идущая по проходам. Запомни: монашку бросят первой. Грех прощается. Я преподал тебе урок, как любить мужчину. Ты не нашей веры, Лена, а значит ты всегда распутница с голыми руками, - Гарик подступил к ней ближе, он буквально задышал ей в лицо. - Скольких ты узнала там, в лагере у бандитов? Многих, Лена?
       Лена кинулась на Гарика со своими жалкими кулаками. И откуда, только силы взялись? Во взгляде у него была ревность зверя.

*   *   *

       Они были уже в Москве. Лена прикорнула на заднем сиденье «Майбаха», и, не смотря ни на что, все-таки была ужасно счастлива. Впереди сидели водитель и ненавистный Гарик, который, впрочем, ей был уже почти что  безразличен. И она уже даже чувствовала какую-то свою вину перед ним, может быть, даже не перед ним, а теми людьми, которые соприкоснутся с ним и пострадают еще больше, чем пострадала она.
       Потому что сидящий рядом Гарик полностью отрекся от любви к Лене. А вслед за этим обычно приходит пренебрежение к милосердию. «Майбах» мчал пассажиров  из аэропорта Домодедово. Гарика везли домой, а Лену  за ее Ванечкой.
       - Все-таки это был безумный обман!
       Лена думала, эта фраза прозвучала в ее голове, но она отчего-то произнесла ее вслух. Гарик в это время разговаривавший по телефону, прервал разговор и обернулся к ней.
       - И безумная любовь! - сказал он.
       - Любовь обманом не завоюешь…, - с обидой произнесла Лена.
       - А любовь вообще ничем не завоюешь… - отозвался Гарик. - У нее пожизненный суверенитет.
       И Гарик, отвернувшись от Лены, продолжил свой разговор по телефону о надвигающемся мировом хаосе. А Лена подумала, что Гарик даже в хаосе наверняка устроится комфортно…
       Вслух эту мысль она не произнесла.
       Зачем? Лена полюбила эту жизнь какой-то безумно тихою любовью. Любовью яркою оттого, что она любовь.

*   *   *

      - Сейчас я заберу своего Ванечку. Что я там скажу, когда мой пухлыш-сын возмет меня доверчиво за руку и поковыляет за мной?
       - Простите меня, но я не виновата! – наверное, Лена так скажет его названым бабушке и дедушке. – Так было угодно Богу, что Ванечка – сын Алексея.
     -  И мы будем ждать твоего отца вместе,- говорила она Ваничке.
      - Жестоко. Таков мир. Я одену красивые вещи и обнажу плечи, я никогда не повяжу платок, я этого делать не буду, чтобы люди не думали, что я стала какой-то странной. Но я изменилась, я выросла. Еще я знаю, что я выстояла.
      - Когда ко мне приедет Алексей, я его усажу перед собой и буду на него любоваться. А может быть, мы поссоримся в первый же вечер, вздорные люди, и это будет означать, что мы снова начали жить: делать хорошие дела и совершать ошибки.
      - Но когда-нибудь я надену что-нибудь красивое специально для него. И нацеплю в уши длинные восточные серьги, – думала Лена.
        Мужчинам нравится, когда у них в крови бурлит адреналин. Все, кто силен, не пропустят битвы. Когда вы помыслите для себя о других боях, помните: результат битвы, каким бы он ни был, это дергающиеся в конвульсиях, захлебнувшиеся в удушье последнего вздоха люди, оказавшиеся на одном поле вместе со своими многочисленными жертвами. Это отдельно разбросанные фрагменты человеческих тел, например, ноги в ботинках. Тот, кто призывает к войне, бросает не только свою душу, но и души многих людей в ад.
       Война – всегда преступление, так-то это так, но ведь землю с собой не унесешь, а если ты даже не от мира сего, то другой земли все равно у тебя нет. Вот и приходится воевать за нее или же умирать на ней, а у любимой может не оказаться черной птицы, негритянской бабушки, – птицы, которая умеет воскрешать любимых…
      А еще Лена теперь точно знает, где у нее сердце. И не потому, что оно иногда у нее болит, а потому, что в нем живет ее любимый человек. А значит, и она сама живет. Ведь она теперь понимает, что это за жизнь такая без любви. Да вовсе это никакая и не жизнь. А так, что-то существующее само по себе. И только, когда в нашу жизнь приходит любовь, мы начинаем пользоваться жизнью. И делаем это интуитивно - правильно.
       Эта интуиция выталкивается из нас. Из Лены – так с черными птицами. Ведь одна из них была ее бабушка, умеющая воскрешать любимых.
       - Спасибо тебе, бабушка! – почти шептала Лена.
       А бабушка вновь уходила, дымя сигарой и заметая подолом своих бесчисленных юбок мостовую Гаваны. Теперь уже навсегда: и в ее черных, как ночь, глазах было такое счастье за Лену.

*   *   *

PS.
       …Кто-то шумно поднимался по лестнице в Ленином подъезде.
       Неожиданно громко раздался звонок в ее дверь. Лена открыла. На пороге Лениной квартиры стояли почему-то Сергей и Гарик. Как всегда пугали и пугают женщин такие вот неожиданные визиты сослуживцев их близких! Как правило, от таких визитов ничего хорошего ждать не приходится. На встревоженный Ленин взгляд Гарик ответил:
       - Не пугайся…,  -  и добавил, - с Алексеем все хорошо…
       - Что хорошо? - не понимала Лена. – Тогда почему вы здесь? – Она готова была впасть в истерику.
     - Алексей просил привести сына…, - сказал, отчего-то смущаясь, Сергей. –  Он хочет его увидеть, если конечно можно... Он всего полчаса будет в Москве.
- Тогда нам нужно собираться! – в глазах Лены все еще был испуг.      
 - Лена ты не поняла…,  - снова вступил в разговор Гарик. – Он хотел видеть только сына.
       - А как же я? - удивилась Лена, тыча себя руками в грудь, - наверное для того, чтобы Гарику вопрос стал понятнее. Разговаривая, она механически уже собирала Ванечку к выходу.
       Услышав этот ее вопрос, Сергей виновато отвел взгляд, ему не нравилось, когда его впутывали в столь интимные дела. По его мнению, взрослые люди сами должны решать свои проблемы. Наверное, Сергей считал себя рыцарем без страха и упрека, но в отношении близких людей заранее ничего не  хотел решить.
       Мальчик потянулся к Сергею и тот взял его к себе на руки. Он почувствовал, что Ваня как-то сразу доверился ему: прижался к могучей груди, обнял за шею, уткнулся своим маленьким носом в воротник. Сергей осторожно перемялся с ноги на ногу,  ему уже не терпелось доставить сына к отцу.
       - Пусть Сергей везет Ваню, чтобы не терять времени. А я останусь и все тебе объясню,  - вызвался Гарик, улавливая настроение Сергея.
       И тогда ничего не понимающая Лена, отпустила Ванечку к Алексею. Спустя минуту Гарик стал говорить. И объяснение  его трудно было принять...
       - Алексей в Москве проездом. К нему прилетела жена из Лондона. Поэтому тебе нельзя.
       И, как ни искала Лена радости в его черных глазах, она ее в них не нашла. И злорадства не нашла тоже. Он просто за пять минут объяснил доходчиво и понятно, что Алексей женат. И этого было достаточно.
       Лена приняла это объяснение, впустила в себя. Ей не было все равно, просто она уже была выше всего этого. Как ворона, кружащая на недосягаемой для стрелка высоте.