Ты, я и Константин

Глава первая.

       Зима, весна, лето, осень, зима… Квартира, дорога, работа, дорога… Ему никогда не снились цветные сны. Он умел думать, но не умел любить. Наверное, потому что не умели любить его. Его не знали, не видели, не слышали, его не хотели знать. А он жил. Жил робко, одинаково. Он стеснялся дышать, когда все дышали. Иногда с ним случались приступы зевоты, и тогда он был готов провалиться сквозь землю. Чаще это случалось весной. Он не любил весну. Он никогда не мог понять людей, так смело скидывавших одежду весной, так жаждущих перемен. Он чувствовал себя уютно только в своём огромном вязаном шарфе, скрывавшим его лицо на половину, и кепке, закрывающей его чёрные влажные глаза. Он носил очки с тусклыми стёклами и не умел пить горячий чай. Больше всего на свете он боялся собственных мыслей. Днём они спали, порою ему даже удавалось задобрить их, приласкать. Но чем ближе становился вечер, тем беспокойней они становились. О, если б они просто скреблись и кусались, но нет, они бессовестно просились наружу, и тогда он начинал плакать. Как он плакал! Сердце разрывалось на части при взгляде на него в эти минуты. Он судорожно трясся всем своим маленьким тельцем и то и дело виновато поглядывал на тебя из под своих огромных ресниц. В его квартире никогда не было зеркал, случалось стоя в очереди, он случайно бросал взгляд на полупрозрачную витрину, но в то же мгновение отводил его. Суетливые прохожие толкали его локтями в бока, дети кидали снежки в спину, дворовые собаки никогда не замечали его.
Если бы он исчез, его отсутствие заметили бы только по толстому слою пыли, образовавшемуся на его рабочем столе. Он не различал будни и выходные, он не отмечал праздников и никогда не опаздывал на работу. Его график был расписан на многие года вперёд. Но это утро всё изменило. Он проснулся в холодном поту, резко сел на кровати и отчаянно начал тереть газа. Прошло полчаса, но он так ничего и не вспомнил. «Что же такое приснилось мне»- шептал он, привычным жестом нащупывая тапочки. В растерянности он побрёл на кухню, поставил чайник, ополоснул чашку- всё это он делал машинально. Так
 начиналось его каждое утро. Но это утро было особенным хотя бы, потому что он, задумавшись, обжёгся горячим чаем и от неожиданности, резким жестом смахнул со стола очки. Осколки стекла со звоном рассыпались по полу. Он начал в растерянности собирать их. Ползая на коленях, он понял, что впервые за несколько лет ему придётся нарушить свой график и внепланово отправиться за новой парой очков. Он открыл старый шкаф, вынул небольшой, тщательно упакованный свёрток и быстро, словно боясь, что его может кто-то увидеть, пересчитал его содержимое. Задумался на минуту. Потом сунул весь свёрток в карман, закутался в любимый шарф и вышел. На улице было тепло. Лучи утреннего солнышка скользили по грязному московскому снегу, превращая его в липкое серое месиво. На встречу, весело болтая, шла молодая пара. Он поморщился, толи от уличной слякоти, толи от полноты чужого счастья и ещё глуше закутался в свой шарф. Взгляд упал на объявление на столбе «Вы увидите мир по новому» , а ниже «Оптика», он вздохнул и повернул в указанном направлении. Стеклянные двери были открыты, он переступил через порог. Внутри никого. Пара несмелых гулких шагов, и он уже у прилавка. Прищурясь, он смотрит на витрину. Самые разнообразные оправы лежат за прозрачным стеклом. Снова знакомое чувство неловкости посещает его. Как объяснить, что оправа ему нужна самая большая и невзрачная, а стёкла тусклые. Только в таких очках он может видеть. С самого детства он носил такие очки, и теперь конечно не имел права изменить своей привычке. Пока он собирался с духом, звучный женский голос окликнул его. Мурашки побежали по его телу. Это были непросто красивые звуки. Густые, мягкие ноты окатили его. Каждое слово вырывалось с жадностью, перемежаясь с чувственным вздохом, и плавно опускаясь на уши собеседника. Он медленно поднял глаза. Перед ним стояла девушка. Копна каштановых волос непослушными струями сбегала на плечи. Удивительные глаза, окаймлённые чёрными ниточками бровей, лукаво смотрели на него. Да, они действительно были удивительными, таких глаз он не видел никогда. Нет, они не были огромными, не были бездонно глубокими. Но они так испытывающе смотрели на тебя, что ты невольно чувствовал себя виноватым сам не зная в чём, и при этом не мог оторваться от этого взгляда. Её губы, руки, грудь – всё это дышало, жило. И он почувствовал эту жизнь, в первые он ощутил зависть. Он хотел научиться дышать, видеть, двигаться так, как это делала она. Что- то больно стукнуло его. «Это она, её я видел сегодня во сне, я видел её глаза, да я видел их. Они были не чёрно-белые, как обычно, потому что никто не имеет права заточить их в эти два скучные цвета…» «Молодой человек» - девушка начинала сердиться, « - вы, наверное, ошиблись адресом, вам надо в картинную галерею, вы так смотрите,… а в прочем, мне не жалко, смотрите. «Зачем вы сегодня приходили ко мне?» - прошептал он. «А, вспомнил!» - обрадовано заговорила она. « Вот возьми,» - протянула она небольшой футляр «Да, да, спасибо,» - пробормотал он и поспешно полез в карман. «Не надо, они твои» - девушка звонко рассмеялась. Рука с деньгами замерла в воздухе. С минуту подумав, он неловким движением взял футляр. « Ну, я пошёл, до свидания,» - и он поспешно вышел из злополучного здания. Яркий дневной свет ослепил его. Щурясь, он открыл футляр и достал новенькие очки. Сейчас его не интересовало, какая у них оправа, его вообще ничего неинтересовало. «Домой, скорее домой» - крутилось в его голове. Он надел очки, душка чуть жала. И тут он неожиданно понял, что что-то не так. Он ещё не уловил самой сути, но мир изменился, по-крайней мере для него, и это он чувствовал. Поскользнувшись, он потерял равновесие и упал. Через мгновение всё его тело ощущало колючее, ледяное жжение снега. Он в полной растерянности продолжал сидеть в сугробе. Очки сползли на самый кончик носа. От этого ему приходилось изо всех сил вытягивать шею, чтобы разглядеть хотя бы что-нибудь. «Простите,» - обратился он к прохожему, безрезультатно пытаясь выкарабкаться из горы липкого снега. «Какое сейчас время года?». Пожилой человек презрительно покачал головой и прошёл мимо. В это время очки не удержались и шмякнулись в снег, рядом со своим хозяином. «Невероятно!» - он быстро вскочил на ноги. «Ну конечно, сегодня же сочельник, тогда»… Он начал шарить в снегу, время от времени повторяя «Невероятно!» наконец очки были найдены и снова водружены на нос. Роскошная ветка сирени, с гигантскими бутонами, расцвела прямо перед ним. Он протянул руку, что бы сорвать её, и лавина ледяного снега обрушилась на него. «Как же это?» Забывшись, он встал на четвереньки и пополз к дрозду, беззаботно щебетавшему на другой стороне дороги. «Нука, посмотрим!» - с этими словами он протянул руки к весёлой птице – облезлая ворона, ударив его жёстким крылом, выпорхнула прямо из под его ног. «Вот так подарок,» - пробормотал он, поднимаясь и отряхиваясь. В задумчивости он поднялся на пятый этаж, как вдруг заметил Анну Николаевну – семидесяти летнюю соседку, отчаянно звонящую в его дверь. «Это пожалуй ещё удивительнее,» - пробормотал он. И действительно было чему удивляться, за десять лет соседства старушка не заходила к нему ни разу. «Простите, вы не меня ищете?» - обратился он к неожиданной гостье. « Ах, вот ты где, негодяй, ну теперь не уйдёшь! Говорила, говорила же я Дашеньке, что от такого как ты добра не жди, а она заладила: «Он тихий, он скромный, образованный». «Вот и дождались, образованный!» Старушка передохнула мгновение и начала с новой силой: «Ух, я тебя сейчас» - новый поток брани обрушился на несчастного хозяина. «Да что собственно случилось?» - второй раз за сегодняшний день он испытал новое для себя чувство – теперь он начинал злиться. «Ааа,» - усмехнулась бабушка, « - значит мы тут ни причём, значит, мы ничего не знаем. Да ты не волнуйся, голубчик, сейчас я тебе всё объясню. Ты дверку то открывай, открывай.» Он послушно достал ключи и, дважды провернув их в замке, толкнул дверь. Запахло сыростью, шум выливающейся воды неприятно поразил слух. «Что всемирный потоп решил устроить!» - завопила старуха, «Да не вышло!» С этими словами она схватила несчастного за ухо. Так они и стояли: он испуганно оглядывающий свою кухню, в мокрых носках ( ботинки по привычке он успел скинуть в коридоре) и обезумевшая бабка, одной рукой впившаяся в его ухо, а другой со всего маху колотящая его по спине. Но он не чувствовал ударов. За всю свою однообразную жизнь, заполненную днями, как близнецы похожими друг на друга, он ни разу не переживал такого потрясания. Эта картина продлилась бы ещё не известно сколько, если бы… Если бы не гулкий стук каблучков в коридоре. «Гражданка, немедленно отпустите Константина» - раздался мягкий женский голос. Старушка обернулась и от неожиданности выпустила свою жертву, сам он был удивлён не меньше, перед ними стояла та самая девушка из аптеки. «Ходят тут всякие,» - заворчала старушка. «Гражданка!» - нахмурившись, повторила девушка. Анна Николаевна покачала головой и вышла. С минуту они стояли молча. «Ну что ж, давайте знакомиться,» - проговорила, наконец, прекрасная незнакомка. «Я Василиса». «Позвольте, а кто здесь Константин?» - робко проговорил он. «А Константин - это ты, » - подмигнула она, « - с этого момента нас будет трое: ты, я и Константин».
 
Глава вторая.

Нет, эти мне не подходят. Рядом с её глазами они будут выглядеть блёкло. А эти покажутся старыми и завядшими по сравнению с её кожей. Знаю, пожалуй, ромашки подойдут. Они такие же свежие, такие же чистые и, он глубоко вздохнул … и такие же свободные. Василиса никогда не будет полностью принадлежать мне! Константин вышел из цветочного киоска. Прошло всего полгода с того рокового дня, как он разбил свои очки, но те, кто знал его раньше, сейчас прошли бы мимо, не заметив ни одной обшей черты с тем скучным, маленьким человечком, каким он был ровно 33 года и 3 месяца своей жизни. Он сменил работу, сменил гардероб, но главное он сумел стащить с себя ту самую маску равнодушия, которая мешала ему свободно дышать все эти годы. Константин как будто вырос, вытянулся, окреп. Чёрные глаза теперь блестели по-другому. Пронзительный взгляд смотрел прямо на собеседника. Лишь привычка кутаться в тёплый шарф осталась. Иногда, когда её рядом не было, он на какое-то время становился прежним: плечи сужались, тело принимало привычную ссутуленную позу. Но стоило ему только надеть волшебные очки, как жизнь наполнялась палитрой ярких красок, в каждом прохожем он видел её черты, в улыбках девушек искал её улыбку, пытался уловить аромат её духов. Тогда на затопленной кухне, стоя в насквозь промокших носках, он понял, что она неповторима, и что он навсегда принадлежит ей. Тщетно пытаясь спасти себя, только из инстинкта самосохранения, он искал, искал, но не находил ни одну, хоть отдалённо похожую на неё, и увязал ещё глубже. Да он любил её, любил до безумия, до потери сознания. Он плакал по ночам, плакал от своей любви, которая душила, которая убивала его. Константин кричал, но кричал беззвучно, уткнувшись в мокрую от слёз подушку, чтобы не разбудить её. Вечерами они стояли на балконе, взявшись за руки, и смотрели на звёзды. «Скажи что, ну что я должен сделать, чтобы ты хоть чуточку полюбила меня?» - умолял он. «Ну хочешь, хочешь я спрыгну с этого балкона, тогда по крайней мере тебе станет стыдно, да стыдно, за то, что ты погубила невинную душу!» Она медленно качала головой. «Нет, Костя, мне не будет стыдно. Сколько раз я повторяла тебе, мне не может быть ни стыдно, ни больно. Я не способна ни любить, ни ненавидеть. Это не возможно так же, как невозможно дотронуться до этой звезды. Я должна быть с тобой, и я здесь, я рядом,» - с этими словами она сильнее сжимала его руку – «чего же ты ещё хочешь от меня?!» «Нет, нет, я не верю тебе! Ты врёшь, врёшь бессовестно! Я люблю тебя так сильно, что ты, просто обязана почувствовать мою любовь». Она рассмеялась. Густой, гулкий смех рассыпался по звёздам, сделав их ещё ярче. «Послушай, ну я же говорила тебе, что любви не существует, понимаешь, её нет. Люди сами выдумали это чувство, так же как и все другие, просто чтобы объяснить свои слабости. Есть привязанность, привычка. Пойдём, ты простудишься». Теперь к нему домой часто приходили гости. С ними она смеялась, всегда была в курсе всех новостей, знала, как поддержать беседу. А он, молча, сидел в углу и ревновал. Он ревновал её ко всем без исключения. Потому что больше всего на свете боялся её потерять. Константин знал, что после неё наступит пустота, смерть. Гости уходили, на их место приходили другие. И все без исключения были в восторге от хозяйки. От её улыбки, манер и салатов. « Вы посмотрите на Константина, это всё она, она! Если б вы знали, кем он был раньше… ах, сказка, а не женщина!» Каждый день он дарил ей цветы. На выходные они выезжали за город. Он мог часами смотреть на неё, когда она мирно спала, разомлев под лучами июньского солнышка. Он изучал каждую чёрточку её тела, впиваясь взглядом в каждую родинку, каждую складочку. Он почитал её как божество. Часто он спрашивал её, как она узнала, где он живёт, почему даром отдала ему очки и, наконец, какая магическая сила заключена в ней. В ответ она смеялась. «Я с тобой. Ты счастлив, ведь так? Зачем ты задаёшь вопросы?! Тогда я увидела тебе и поняла, что тебе плохо. Я пришла, чтобы спасти тебя». Разве мог он знать, что не разбей он тогда очки и не зайди в аптеку, тот день стал бы для него последним. Он не понимал, мучался. Задавал вопросы снова и снова, тогда она уходила из дома. Он не находил себе места, кричал на соседей. Не мог работать, злился на самого себя. Василиса возвращалась поздно вечером. В её глазах было столько покоя, что все слова, упрёки, которые он заготовил заранее, исчезали из его головы, и он падал на колени и шептал: «Прости меня, милая, прости!» У неё был свой, особенный запах. Запах младенца и топлёного молока. Ещё тогда в аптеке Константин ощутил его и понял, что его квартира должна пахнуть только так. Когда он возвращался с работы, поднимаясь по лестнице, он всегда высмаркивался, чтобы в полной мере ощутить этот удивительный аромат. Василиса никогда не говорила о себе. Прожив вместе полгода, он знал о ней столько же, сколько и в первый день их встречи. Эта тайна сводила его с ума, разжигала и останавливала одновременно. Он чувствовал себя самым несчастным, но и в то же время и самым счастливым и всемогущим человеком на земле, потому что он один обладал ею.

Глава третья.

Душно. Щелчок, кто- то включил свет. Тяжело дыша, он сел на кровати, его грудь беспокойно вздымалась. Василиса опустилась на краешек одеяла. Он, было, открыл рот, но девушка опередила его. «Знаю, перегорело». «Что?»- умоляющий взгляд скользнул сначала по её лицу, беспокойно опустился на грудь, на мгновение запутался в кружевах ночной рубашки, но быстро высвободился и поспешно спрыгнул с мягких коленок. «Ты меня больше не любишь, » - тихо сказала она. Он покачал головой. «Да, да! Это так!!» - она захохотала, – «ты же сам знаешь». Ему стало не по себе от этого густого смеха. Константин попытался спрятаться под одеялом, но это не помогло. Он чувствовал себя ничтожным, беззащитным, ему стало страшно. «Чего ты боишься? Наконец ты научился дышать, о как я этого ждала. Знаешь, я была очень терпеливой. Теперь твоя очередь потерпеть!» Огромный комок подкатил к горлу. Он не знал, что его ждёт, как ему сейчас надо поступить. Но он чувствовал, что скоро, очень скоро её не будет рядом. От этой мысли что-то противное начинало ныть у него внутри. Константин быстро обернулся, глаза жадно блеснули. Василиса коснулась его лба ледяной ладонью. Неожиданно он грубо перехватил её руку. Она не сопротивлялась.
***********
Гулкий стук каблучков раздался по коридору, Константина передёрнуло. «Как этот звук похож…» «Эй ты, к тебе пришли,» - его сосед быстро поднялся. Противный звук открывающегося замка наполнил камеру, он поморщился. Скоро он остался один, ему было всё равно, кто придет на место этого парня. И сколько их ещё будет. Одно он знал точно: за ним никогда не придут. Его не пугала эта мысль, единственное, что внушало ему страх это приближение темноты. Сначала она приходила к нему каждую ночь, она рыдала, просила простить её. Однажды она сказала, что больше не придёт. Но через три ночи появилась снова. Теперь она приходила раз в два, три месяца. Оглядываясь, как дикий зверёк, дотрагивалась ледяной рукой до его лба и исчезала. Но чувство вины не покидало его. Первые ночи, своего пребывания в тюрьме, он выл по ночам, когда ему вставили кляп, он до потери сознания царапал стену руками, тогда ему связали руки, и он начал биться о ту же стену головой. Но постепенно он начал привыкать. Он свыкся с отсутствием света в камере по вечерам, со спёртым, зловонным воздухом, через полгода его даже перевели в общую камеру. Соседи никогда не трогали его, все заключенные знали его историю, да и сами успели наслушаться его диких воплей. Он сидел в своём углу, медленно раскачиваясь, и тихо повторял: «Теперь нас трое: ты, я и Константин». Он знал, да что там все знали, что уже четыре года, как нет ни ее, ни Константина. А он есть, да, чёрт возьми, он есть! Такой, каким он был когда-то давно, может быть тысячелетие тому назад, ещё до её появления. Он сидел в своём углу, тихо улыбаясь своим беззубым ртом, и знал, что ради тех шести месяцев, проведённых рядом с ней, он готов прожить бесконечное множество таких же жизней от первой до последней минуты.

Глава, которой не было.

Зима, весна, лето, осень, зима… Квартира, дорога, работа, дорога… Ему никогда не снились цветные сны. Этим утром он проснулся как обычно. Привычным жестом нащупал тапочки. Поставил чайник, ополоснул чашку. Он не обжёгся горячим чаем, и его очки остались лежать на столе. Он закутался в любимый шарф и вышел на улицу. Его утро началось как обычно. Мимо него, весело болтая, прошла молодая пара, он ещё сильнее закутался в свой шарф. Быстрым шагом прошёл мимо новенькой аптеки. Старая ворона, громко каркая, вылетела из-под его ног. Он повернул в знакомую подворотню. Сзади послышались чьи-то частые шаги. Он не обернулся. Вдруг кто-то крепко схватил его за плечо. «Паспорт и кошелёк!»-прохрипел чей-то незнакомый голос. Он послушно вытащил документы. Раздался негромкий стон, через мгновение он уже лежал на подтаявшем весеннем снегу. Багровое пятно на его стареньком пальто расплывалось всё шире и шире. Так 7 апреля 2000 года закончилась жизнь Константина Константиновича Тихомирова.