Осень

Пора, воспетая всеми: и классическими поэтами и современными музыкантами. Пора, когда облетают пожелтевшие листья, постоянно моросит дождь, когда в редкие минуты затишья солнце светит ярко красным светом, наполняя душу тоской. С неохотой приходится натягивать свитера и куртки, суетливо попадать на все шашлычные тусовки, пока еще тепло.
Еще осень – это пора разлуки, по крайней мере, для меня. Все мои романтические отношения заканчивались осенью и редко – по моей воле. Расставался, впрочем, легко и без обид, очень часто сохранял дружеские отношения: если мне с этим человеком было хорошо, зачем же ссориться? Вот и этой осенью вначале сентября я расстался с экс-любимой, но не так легко: в последнее время она отдалялась от меня, а это нельзя не чувствовать – я злился. Злость выливалась в ссоры, и в очередную ссору она сказала, что спит с другим, тут меня и пришибло, я опустился на пол и замолчал…
Было довольно неуютно теперь болтаться одному по улицам, некому было звонить по вечерам, да и вообще… Одним словом – осень.
Лазить на крышу осенью дело неблагодарное: все соседи дома и смотрят в глазок – кто это лезет на их драгоценную крышу, – да и наверху холод, и ветер – удовольствие только для таких романтиков как я… Ну и для Энджи.
Энджи сидела, облокотившись на трубу, закрыв глаз, и, как мне показалось, слушала тишину. Когда я проходил мимо, она открыла глаза и сказала: «Привет».
Так мы и познакомились в середине осени.
Теперь мне казалось глупостью, что осень время расставаний; теперь я считал, что это самое чудесное время. Мы в тот вечер долго сидели и разговаривали, я спускался за чаем. Мы разговаривали о крыше, о небе, о напитках, о музыке, о людях и куче других ничего не значащих ни для кого, кроме нас самих, мелочах. А ветер старался обходить нас стороной. Я рассказал ей о своей бывшей и о том, как мы тяжело расстались, а она говорила, что моя бывшая глупая. Наша встреча текла, как в самой романтической из романтических мелодрам.
Сначала мы сидели по вечерам на крыше; когда стало довольно холодно, мы переползли ко мне и подолгу сидели на моей кухне, пили чай или смотрели фильмы.
Фильмы мы чередовали: сначала на ее вкус, потом на мой. Периодически долго и с жаром обсуждали тот или иной фильм, периодически молча после фильма шли на кухню и пили чай. Она водила меня на выставки, я ее на концерты, мы почти не расставались.
Конечно, у нас не было все идеально: иногда она дулась на меня за то, что я задержался на работе или за то, что не захотел идти на очередную выставку. Правда, очень быстро мирились – мы не могли долго находиться врозь.

В больнице, как и во всем мире, была весна, закрытые окна не мешали пробиваться радостному птичьему пению. На одной из коек лежал совсем молодой парень. Медсестра подошла к больному. Парень был почти в критическом состоянии. Он лежал в коме после того, как ему вкололи аминазин. Сестра взглянула на запястье парня: вдоль по запястью шли уже почти незаметные рубцы.
– Давно он у нас? – повернулась к нянечке медсестра.
– Дык, чай с осени.