Я живу для Тебя...

Каждое утро теперь начиналось с запаха кофе. Не очень крепкого, ароматного. Запах шел из кухни. Даже не открывая глаз, Рада знала, что на столе бутерброды с сыром на черном хлебе. Масло конечно еще не успело подтаять, совсем наверное холодное. Она знала , что за окном еще совсем темно. В полудреме, сквозь ароматы, она расслышала звуки радио, - мир только просыпался, а где то даже и не ложился… Приятная нега растеклась по телу. Окно было открыто нараспашку, - Милка постаралась. Ну все, пора вставать. Медленно, потянувшись, она спустила руки на мягкий ворс ковра. Матрас был низким и тугим. И до пола было каких то семь или восемь сантиметров.
- Ты идешь, или нет? Кофе стынет…. Мам…

Ей было двадцать девять, когда она все же решилась усыновить ребенка.
Кто это будет Рада еще не знала. Решила, что поймет когда увидит глаза.
Однажды, она вернулась домой с ней. С Милкой. Там в детдоме, почему то запомнился лишь сарафанчик, в котором она сидела. Голубенький, с отложным воротничком, потрепанный правда, даже заплатка запомнилась, - зеленая. Милка сидела на подоконнике, сцепив маленькие ручки на коленках, и глядя куда то вдаль, всем своим видом бросая вызов целому миру, жизни, и главным образом, этой женщине . Ну и что, что глаза у них одинаково зеленые, ну и что, что и прищур знакомый - по кошачьи таинственно сладкий. Это лишь совпадения. А она уже взрослая. Она не верит в сказки. Много их было - таких, растроганных и умиленных , от ее не по-детски взрослого личика, с тяжелым взглядом изумрудных глаз, и высокими скулами… Только вот желание их заканчивалось в тот самый момент, когда в руки попадала медицинская карта . Несколько потрепанных желтых бумажек, с приговором. С тем самым, что однажды заставил родную кровь снять с себя все обязательства. И вот с этими зловещими бумажками заканчивалась вся их любовь. Потому она и не донесла свою самую заветную мечту – выбраться из этих стен - до этого дня. Она померкла под натиском желания не видеть этих женщин…не верить….не надеяться…не ждать.

В этот раз Милка изменила себе. Но лишь на мгновение. Ее глаза лишь на секунду задержались на очередном силуэте… и снова вернулись к окну. Она еще не знала, что этого было достаточно.

Ровно через месяц Милка переступила порог своего нового дома. Все дорогу от детдома, она смотрела себе под ноги. Словно запоминала дорогу обратно. В доме пахло розами. Словно воздух был окрашен в бархатный цвет. Было достаточно темно, и даже мрачновато. Но от этого почему то очень хотелось спать. Свернуться калачиком , прямо посредине зала, на мягком черном ковре и забыться. Раствориться в аромате растворимого крепкого кофе. Милка всегда очень остро реагировала на запахи. Внезапно она очнулась. Заставила себя вернуться в этот мир. К этому чужому силуэту рядом… Милка была уверена в том , что в детдоме просто скрыли те самые желтые бумажки. Но рано или поздно силуэт все сам поймет. И тогда, тогда Милка будет готова. Не будет слез, пустых надежд. Только обратная дорога , которую она уже никогда не забудет…

- Ну что же ты? Раздевайся…. Молчишь?..... Дело твое. ….Глупенькая, такой ты мне нравишься еще больше…

На низком столе, из темного дерева, облаченного в причудливые кованные узоры, уже лежали бутерброды из черного хлеба с маслом и сыром, немного малинового джема , почему то с целыми ягодами, и кофе, в красивом стеклянном чайнике, напоминающем скорее глиняную тарелку. Они ели молча. Тщательно прожевывая безумно вкусные бутерброды, открыто изучая друг друга. Обе были необыкновенно красивы. Каждая по-своему. Но вместе…вместе они были слишком яркими, слишком чувственными … и слишком одинокими.

Около недели они практически не разговаривали. Милка даже умудрилась расчертить границы личного пространства найденным мелком для травли тараканов. В этот же вечер, все полы и стены были вымыты до блеска , а на следующий день одна из стен с виниловыми обоями цвета черного бархата, была обозначена как «холст» , - Милка стала художницей.

Со временем , любое сопротивление со стороны Милки было сломлено безудержным желанием сделать ее жизнь безумно интересной, полной красок, событий…В этом доме не было правил, не было законов, в нем жила лишь свобода….и любовь. Фанатичная, всепоглощающая…. Осознавая все это , Милка не могла однажды не спросить:

- Почему ты одна? Почему, ты такая красивая, и никого нет рядом?

Рада не ответила. Только опустила глаза.

Их жизнь не стала после этого другой. В ней были дни и сутки истерик, ненависти, дикого смеха и слез. Но это была жизнь настоящая. Пропитанная запахом роз и кофе. Сладкая. Иногда , со вкусом муската, иногда – корицы. Но ни дня равнодушия, ни дня сожаления.

Прошел десяток лет…

-Я не буду повторять. Мам. Ты либо встанешь, либо я …либо без масла.

- Хорошо, хорошо, Милка. Умеешь же заставить...
- Что?

- Ничего, ничего, утро говорю замечательное.

Она натянула длинную майку. В свои тридцать девять она стала еще более чувственной. Почти пантера. Ей несказанно шла ее короткая стрижка. Милка заставила постричься. На кухне, в отблеске красного абажура, в джинсовом комбинизоне, с туго затянутым, в полосатый шелковый шарф, каскадом палисандровых волос , сидело то самое существо, ради которого она жила…дышала… смеялась….

- Обожаю твой Кофе!

Милка так никогда и не узнает , что те самые желтые бумажки, Рада просто порвала. На глазах у директора детдома. Порвала , потому что в тот самый момент Рада вспомнила слова , которые заставила себя вырвать когда-то из памяти, «Вам остался год, может , два…». Порвала, потому что поняла что теперь их двое, обозначенных самой судьбой . Теперь им остается только жить, зная что каждый день может быть последним.


Я живу для Тебя!