Предварительные разгадки. 6-7-8

- Сиги, ты – поэт, - счастливо рыдая, Серафима выжала влажный носовой платок в тарелку с супом.
- Что ты? Что ты? – испуганно зашептал Сигизмунд, - я не поэт, я – ботаник-ядерщик, вернее, зоолог-электронщик. Обоссаные кошками клавиатуры, изгрызенные собаками мобилы – вот моя стезя. Старушки так, хобби.
- Поэт, поэт. Уж я в этом разбираюсь.
Еще звук закрываемой входной двери не достиг прикрытого светлыми кучеряшками ушка Серафимы, она уже доставала из-под кровати маленький чемоданчик, принесенный Сигизмундом. «Милая! Здесь находятся очень важные документы! Пожалуйста, не открывай и не читай!»
Разве можно ТАКОЕ говорить женщине?!! Это же закрытая комната из «Синей бороденки». Нужно было вскрыть, показать, подробно рассказать, необязательно правду, чтобы женщина сразу потеряла интерес.
«Так-так-так. Что тут у нас?»
«Записки шпиона» - О-го-го!
Серафима открыла толстую папку и начала читать…

«Значит так, представим себе, что кто-то кому-то написал такую фразу – МАМА МЫЛА РАМУ, простой хрестоматийный вариант. Кто, кому - не важно. Важно, что написал и отправил письмом.
Первый человек, с буйной фантазией, прочитав и прикрыв глаза, увидит такую картину.
«Иностранная шпионка, загриммированая под «маму», имитируя мытьё окон, на самом деле, с помощью дамского зеркальца и азбуки Морзе, передавала своим сообщникам-диверсантам, которые запрятались в тридцати метрах от дома, на заброшенной помойке, шифровку: «…во дворе копают яму, говорят, подземный гараж, но я думаю это бункер для баллист ядерник рэйкетс».
А чекаисты строили там магазин для «блатных».
«С глаз долой – из сердца вон», думали они. И уже привезли и начали выгружать банки с венгерскими маринованными огурцами. Банки они сложили в ящики из-под снарядов.
«Хрен с ними, - это они про местных жителей, которых отродясь здесь не было, потому, что дом этот строили лет пятнадцать, да так и не достроили, - хрен с ними, пусть думают, что хотят, лишь бы об огурцах не узнали».
И тут этот зайчик солнечный…
Двенадцать человек, переодетых чекаистов ринулись к подъезду.
Они всегда ходили по двенадцать, так как полковник их с детства любил стихи поэта Блока.
Шесть человек забежали в лифт, который тут же рухнул в подвал, потому, что лет пять уже стоял на старых овощных ящиках и в жизни никуда не ездил. Это был его первый и последний полет.
Другие шестеро рванули вверх по пролетам без перил, на ходу доставая у кого что было, кто стакан, кто сухарик. Ввалившись в дверной проем, они заорали:
- Сейчас, сука, мы тебе покажем Москву! Скидавай трусы! – И навалились на бабенку.
Она же, мастерски, своим шпионским зеркальцем, перерезала, сонные артерии троим. Четвертому, одним ударом, сломала все кости, пятому оторвала голову совсем, а шестой… шестой сделал ей «подножку». Женщина с криком: «Дали бы домыть, дАла бы сама», вместе с рамой, которую мыла, рухнула вниз, под радостные возгласы чекаистов.
Бляцк!!! – Клацнули зубы в последний раз.
Шестой, выглядывая из окошка, подумал: «Да, и хрен с ней, без триппера похожу. А полкаш-то какой молодец, сказал «двенадцать и точка». Свершилось!»
Бродячие собаки уже слизывали кровь и шевелящиеся брызги мозга.
Платье у женщины задралось, и стали видны черные, ороговевшие пятки и грязные коленки, а чуть выше коленок начинались длинные, бабские, теплые трусы, с темными, засохшими пятнами в промежности – дамочка не знала, что в России тоже лето бывает.
Вокруг стояли чекаисты и блудливо посмеивались: «Щас тебя в морг отвезут, уухх, потешимся. Да, где же машина?! А то придется, как в прошлый раз, в микроволновке разогревать».

 «Интересно, - подумала Сима, - сколько мне в издательстве за это дадут? Уж на гелевые ногти и солярий точно хватит. А если снести к здешним разведчикам? А вдруг самуё к стенке поставят? – Серафиме нравилось это слово, оно заменяло два – саму и её – самуё, - вот интересно, чем они там занимаются, стоя у стенки? – Сима припомнила статью из журнала, там каких-то людей «ставили к стенке», - никто ведь не вернулся… наверное, кормят хорошо…
А как у них там с теплой одеждой? Зимой стоять холодно. И скучно. Не хочу к стенке. Настоялась! В очередях! А тем людям… пусть им повезет… пусть они там встретят тех, кого полюбят… и тогда стоять им будет веселей. За разговорами и время быстро пролетит. Решено! Снесу в издательство! И пусть меня считают глупой – глупышек сильнее любят…
А потому – губки – светлой помадой, реснички – черной тушью, луп-луп – глазками, луп-луп: «Милый! Я соскучилась…»
***

- Ну, что? Майкл Крокодилыч? К чему привели Вас Ваши думки несоизмеримые с объемом Вашего мозжечка? Штраф отработали? А? – «Рыжая бестия» выглядел хорошо отдохнувшим. Полет на Канары не прошел незаметно.
Михаил Николаевич – Мишель Коляныч – Майкл Крокодилыч, победно сверкнув «алмазной гранью» зрачка, зловеще прошептал:
- Да-а-а-а… нужно повысить стоимость киловаттчаса!
- Ах, ты, негодяй! Ах, ты, мерзавец! Ты вынул из моего кармана, почти привыкшие к нему, пятьдесят тысяч долларов! Ха-ха-ха!!! Шучу!!! Это из твоего кармана в мой перелетел еще полтинник к той сотне, что ты не отработал позавчера! Пойми, Коляныч, - Анатоль нежно погладил Мишу по голове, - эти олухи, передающие по наследству свои сраные обручальные кольца, и так не могут понять многотысячного процентного повышения платы за электроэнергию. Откуда знать этим хамам, что нам нужны дома, пароходы, самолеты, бриллианты, бабы. А? Откуда? Они вышли из говна, туда и уйдут. Только я, Крокодил Майклович, мог в одиночку одеть на «шишку» всю страну, включая старых маразматиков и сосунков неразумных. Только я мог договариваться с «косолапыми» о повышении, повышении, и повышении еще раз. Но «халява» не бывает вечной. Думай, Коляныч, думай. А мне отдохнуть надо. Перекупался я в океане. И спина сгорела. Тяжко нести шапку Мономаха. Ха-ха-ха-ха!!!
«Оставит он меня без штанов карденовских. Хотя – хрен! Восемь подстанций и одна маленькая, незаметная гидростанция согреют мою душу в суровые зимние вечера…»
- Э! Петухи! – крикнул он прислугу, - Шеф «баиньки» пошел, включаем свет везде, «на полную». - И надел очки для сварщиков.
***

«Второй, получив письмо, о «маме с рамой», представил бы яркий солнечный день и молодую, красивую женщину, моющую стекла, которые и без того сияли, как хрусталь.
Услышав звонок, женщина отложила тряпку, вышла в коридор и открыла дверь.
На пороге стоял сосед Андрей, с которым она до замужества встречалась, а любила до сих пор.
- Муж твой дома?
- На улицу вышел, с ребенком гуляет.
- Света, - прошептал Андрей, - я соскучился, - сказал и протянул к женщине руки.
- Андрюша, милый, прости меня дуру, сглупила я тогда, не разобралась.
Андрей уже расстегивал на женщине халат, под которым ничего не было, рвал на себе рубаху и брючный ремень.
- В ванную, в ванную! Оттуда не слышно ничего!
Мужчина подхватил голую женщину на руки и зашел в ванную комнату.

Что же случилось тогда, когда разрушились все планы? Что же все расстроило?

Позвонила женщина, назвалась Леной, одноклассницей Андрея, на вопрос «зачем Вам Андрей?», ответила загадочно: «не могу Вам сказать». Все вскипело у Светки на душе. «Ах, не можешь сказать, иди в жопу тогда, и этого таскуна с собой забери!»
А, Ленке-то, всего то и нужен был телефон общего их с Андреем одноклассника, который занял у нее денег, а теперь скрывался - отдавать не хотел.
Светка разругалась с Андрюхой, пила целую неделю водку, а потом «пустилась во все тяжкие». Искала мужика, что бы хоть немного на Андрея был похож. Нашла. «Огрызок. Только что Андреем и зовут».
Вот так одна маленькая глупость выросла в огромную.

…Когда все закончилось, они поцеловались в губы, и Света закрыла за Андреем входную дверь.

Вернулась в комнату, взяла тряпку и стала мыть стекла, которые и без того сияли как хрусталь…»

- Сиги, мне нужно с тобой поговорить…
Рука Сигизмунда нежно ласкавшая грудь Серафимы сжалась, как безжалостная металлическая клешня робота.
- Успокойся, Сиги. Что такого может сказать обнаженная женщина в объятиях голого мужчины?
Дыхание восстановилось, сердечный ритм установился на приемлемом уровне, потовые клубочки проявили равнодушие к происходящему.
- Сиги, у меня есть подруга. Недавно она мне рассказала историю из своей жизни. Послушай. Это имеет непосредственное отношение к нашим с тобой отношениям. У нее есть друг. Назовем его… Сергей. Однажды…

« - Как ты могла?!! Как ты могла?!! Залить грязью всё, что было между нами?!! – Сергей растаптывал грязь со своих туфель по кухонному половому покрытию. Вдруг остановился, уставился в потолок и выдал:

Я взбешен, я глуп от бессилия…
И лето с зимою перемесил я…
Не весна с любовью…
Грязная осень с гноем…

Марина, назовем ее Марина, устало наблюдавшая за активными перемещениями Сергея, затушила сигарету:
- Сергей. Если можно, минуточку внимания. Да? Насколько я поняла, женщины тебе представляются… некими… диктофонами. Ты перманентно уверен, что мне безумно интересно слушать часами, как ты «в Сибири яйца отморозил…» Я образно, - выставила ладонь вперед, прозорливо предупреждая возможные яростные возражения на этот счет, - образно, хотя… чем можно объяснить твое трехмесячное словоблудие «ни-о-чем»? Так вот, Сережа, сейчас я тебе открою тайну, которая, возможно, сохранит вторую твою семью, если, конечно, она у тебя будет. На самом деле, мы, женщины, Эм Пэ Три плейеры! Да-да-да! И сейчас ты поймешь, почему.
Сермяжная правда состоит вот в чем – нам, женщинам, нужны «кодеки» – это для того, чтобы мы понимали, о чем вы, мужчины, говорите. Нам нужны «драйверы» – это для того, чтобы мы могли воспроизвести ту музыку, которая нравится вам, мужчинам. И, естественно, сама музыка, которая звучит в душе, при виде того мужчины, который нас всем этим может снабдить.
Предлагаю вариант – я предоставлю тебе свои уши, и у нас будет та самая платоническая любовь, о которой мечтаешь ты. Но спать я буду с Василием, и это будет та самая любовь, которую я желаю…»
***