Заводская многотиражка

В связи с большим юбилеем меня попросили поделиться воспоминаниями о работе в заводской газете... Сначала показалось, что это сделать очень просто – взяла лист бумаги и написала. Но воспоминания вылились в документально-художественную повесть «Срочно в номер!», где я постаралась отобразить характеры журналистов, с которыми выпало счастье работать, а также отношение к газете и к нам, «литрабам», директоров завода, секретарей парткома, райкома и обкома КПСС. В предлагаемом «газетном варианте» постараюсь «ужаться» до «стострочной» информации.

«Летучка»

За время моей работы в газете сменилось пять редакторов, шесть секретарей парткома и семь директоров завода. Основной костяк редакции оставался неизменным более двадцати лет. Первый «раскол» коллектива случился во время разделения предприятия примерно в 1967 году. В редакцию соседнего (оборонного) завода (в те времена боже упаси произнести его название, тем более написать в газете!) ушел мой первый редактор Владимир Яковлевич Кочнев. Он был человеком спокойным, словно бы издали наблюдавшим за нами, молодыми. В то время - в самом начале шестидесятых, мы все были незамужние и неженатые и, конечно же, у нас была и явная, и скрытая ревность к качеству материалов. На летучках по разбору номеров летели пух и перья. В азарте критики смело переходили на личности, но в этот момент редактор, положив ладони на стол, тихо, но твердо произносил : «Перерыв пять минут. Отдышитесь». Вместе с редактором ушли законодательница мод Лена Жмырева и всеобщая любимица Галя Абрамова, которая умела гасить споры и ссоры, благодаря умиротворяющему характеру и чувству юмора.

«Дело в хомуте…»

Не было номера газеты, после выхода которого в партком не жаловались бы начальники цехов на слишком резкую критику. Однажды в редакцию буквально ворвался главный диспетчер завода и, размахивая газетой, закричал: «Вы что себе позволяете? Поэты нашлись, вашу мать...» А в сатирической странице было всего-то четыре строки:
Поговорка устарела,
времена пошли не те.
Раньше было в шляпе дело,
нынче дело - в хомуте.
А дело было в том, что главный конвейер остановился из-за отсутствия малюсенькой детальки - хомутика. Мы переглянулись и... расхохотались. Визитер обескураженно посмотрел на нас и тихо вышел.
Справедливости ради надо отметить, что партком довольно мягко «указывал» на резкость критики, но когда авторы-сатирики переходили в фельетонах на личности - «Король отходов», «Любитель хвостиков», «Я памятник себе...» - с указанием фамилий, редактора вызывали на заседание парткома.

"Руководящая и направляющая"

Всячески поддерживали газету секретарь парткома Александр Михайлович Марьев, Александр Константинович Пьянов. Они в обиду сотрудников газеты не давали, защищали от слишком ретивых «зубров», требующих «всех разогнать к чертовой матери, поставить к станкам или указать место этим писакам, чтобы они имели уважение к начальствующему составу».
Особое пристрастие к газете питал Анатолий Николаевич Смирнов. Он один из всех секретарей парткома требовал приносить ему материалы на визу до публикации, читал полосы буквально с карандашом в руке, правил вплоть до запятых. Однажды он показал мне мой уже напечатанный материал, весь испещренный пометками. И тогда я, никогда не отличавшаяся тактом и дипломатичностью, если считала себя правой, сказала с иронией: «Тогда сами напишите статью и скажите: «Если ни черта писать не умеешь, поучись у меня». Ни один мускул не дрогнул на его непроницаемом лице. Как обычно, с невозмутимым спокойствием, он ответил: «Я, в отличие от вас, не ругаюсь». Потом у нас с ним были дебаты о статьях в других газетах, но о моих материалах он стал говорить как бы между прочим, вскользь, хотя я улавливала смысл и иногда была согласна с критикой.

"А вас я попрошу остаться…"

Что касается директоров, то они, в основном, видели в газете своего надежного помощника, и на директорских оперативках прямо обращались: «Кто у нас от газеты? Обязательно напишите о проблемах, заострите внимание на вопросах...»
И только директор Виталий Васильевич Тахтаров видел в газете своего недруга. Более того, после публикации материала о том, что завод не готов к переходу на новую систему планирования производства, с места в карьер вызвал редактора и сказал: «Газета мне не нужна! Нашлись экономисты-аналитики!» Кстати сказать, редактор, чтобы попасть к директору по служебным вопросам, должен был записаться на прием у одной из трех его секретарш.
Когда я пришла на оперативку, Тахтаров посмотрел на меня и сказал: «Я из редакции никого не приглашал». Все обернулись ко мне. Директор оперативку не начинал. Поняв, что я уходить не собираюсь, сказал: «Выйдите и впредь приходите только тогда, когда будете в списке приглашенных. Я не начну работу, пока вы не выйдете». И тогда я, думая не о себе, а об авторитете газеты, заявила: «Я не выйду, потому что уполномочена не вами, Виталий Васильевич, а парткомом, райкомом и обкомом партии». Этот «поединок» длился меньше минуты, но когда директор сказал: «Хорошо, оставайтесь, но после оперативки подойдете ко мне», зал облегченно выдохнул - напряжение спало.

Кто следующий

В обзоре писем читателей мы пытались пройтись по странному методу директора принимать заводчан по личным вопросам. За шестьдесят минут Тахтаров принимал тридцать человек. Решения ему готовились заранее. Зашедшему в кабинет, где в конце длинного стола даже не было стула для посетителя, директор, не отвечая на «здравствуйте», сухо резюмировал: «Вас увольняют правильно. Позовите следующего». «Следующим» была я. Через четырнадцать лет подошла очередь на улучшение жилья, но директор мою фамилию вычеркнул. Едва я открыла дверь, как Тахтаров резким тоном сказал: «Горький писал на чердаке. Позовите следующего». Но я в шутку парировала: «А у Льва Толстого была Ясная Поляна». От такой неслыханной дерзости все, кто сидел за столом, уткнувшись в бумаги, вдруг разом посмотрели на меня, - и я до сих пор помню единое выражение их лиц: «пиши-пропала»...
Директор медленно отпустил полосатые помочи-подтяжки брюк, кои оттягивал, откинувшись в глубоком кресле, на спинке которого висел пиджак, выпрямился, всмотрелся в меня, прищурившись, как смотрит геолог на незнакомый камень, и, не поворачивая головы, дал указание зам. по кадрам: «Чтобы завтра она в редакции не работала».
Мне бы тихо уйти или пробормотать что-нибудь извинительное в свое оправдание, так нет, я возьми да и ляпни: «Вы меня не уволите, потому что за мной Союз журналистов СССР, а вот ваш хозрасчет через три месяца нам придется разгребать». До сих пор не могу понять, откуда это взялось? В неестественной тишине ко мне подошел Дужкин, представитель Главка, и вывел из кабинета.
Действительно, директора с треском сняли с должности за неэффективную работу через три месяца после описанного приема.
 
Мы снова с ним встретились через тринадцать лет, также на автозаводе, куда он приехал как частное лицо. Это был уже седой кроткий пенсионер, нисколько не похожий на грозного директора. И что интересно, он меня узнал и сказал, сдержанно улыбнувшись: «Помню заводскую газету. Смело писали».


Ольга Крылова