Второе пришествие

(Персонажи рассказа – вымышленные)

Это было второе пришествие Иосифа на Землю. Первое закончилось в далёком 1953.

Десятки лет, проведённые вне земной юдоли, казались ему сейчас кошмарным сном. По правде говоря, ему надоело вертеться в гробу, как пропеллер, и он решил вернуться на Землю и проверить, кто же не даёт его духу покоя. И вот, теперь он очутился в том самом месте, где упокоены были когда-то его останки. Вождь ожидал увидеть себя на богато убранном посмертном ложе, выставленном на обозрение любящему его народу, но ничего такого не обнаружил.

Не то, чтобы совсем ничего не было. Его собрат по борьбе за счастье этого самого народа всё ещё лежал на привычном месте, но его, Иосифа, ложа не было и в помине. «Никак, на реставрацию унесли, – подумал он, – позолотить там, подрумянить… ну, стало быть, есть время прогуляться…»

И он выскользнул неслышно сквозь серую мраморную стену под чёрное небо, освещаемое рукотворными рубиновыми звёздами. «Вот они, родные», – усмехнулся он в пушистые усы и прищурился довольным глазом.

Оглянувшись кругом, он увидел знакомые шпили высоток. Однако теперь они выглядели не столь монументально и гармонично на фоне нагромождения новых коробок, подавляющих всё вокруг совершенно иным масштабом и пропорциями. Впрочем, оглядев на лету эти новострои, он со злорадством отметил: «Ага, покосились, пошли трещинами, долго не простоят, рухнут… Нет, я строил куда прочнее!»

Несмотря на поздний час, город бурил ночной жизнью. «Это как же далеко мы шагнули от лампочки Ильича!» – подумал он, глядя на беснующиеся сполохи неоновой рекламы. Здесь, на улице Горького, было, по его разумению, народное гуляние. Нарядные девушки прогуливались стайками, словно диковинные ночные бабочки. К ним то и дело подруливали сверкающие авто с молодыми людьми, приглашая прокатиться.

«Богато стал жить народ! Идеи коммунизма победили!.. А что же всё-таки за гуляние?» И тут на его мысленное вопрошение откликнулось Общественное Сознание, которое, как известно, витает над местом обитания своего социума, закрепляя рамки понятий о законности, добре и зле и направляя ход мыслей каждого гражданина в принятом направлении. Например, спроси у любого малыша, который уже умеет разговаривать: «Где был?» И он, не задумываясь, ответит: «Пиво пил!»

Когда Иосифу пришёл ответ по поводу гуляния, он даже остолбенел, сгущаясь от гнева в туманный силуэт, видимый глазу. Он тут же бросился к девицам, пытаясь своими руками удушить каждую и тем подавить гнездо разврата. Но призрачное его тело смешалось с дымом сигарет и марихуаны, от которой его пробило на «ха-ха».

Увязавшись за группой обкуренных юнцов в боевой раскраске, он ввалился в ночной клуб. От громыхания консервных банок, которое называлось здесь музыкой, его раздробило на первичные сгустки плазмы. Эти сгустки метались в потном пространстве дрыгающихся тел и никак не могли найти друг друга. Дело осложнялось тем, что воздух был пропитан дыханием десятков юнцов, принявших «таблетки радости», и от этого воздуха ошмётки вождя вконец утратили последние понятия о целостности и превратились в сполохи пятен, ирридирующих в ультрафиолете.

Допинга «таблеток радости» хватило бы юнцам, чтобы гарцевать ещё дня три-четыре без перерыва. Но под утро клуб закрывался, молодёжь выпроваживали за порог. Те расходились радостные, каждый – в полный уверенности о своём исключительном обаянии и успехе у сверстников. Они быстро и бесперебойно тараторили о пустяках, поражаясь своему красноречию и умению общаться. Таблетки радости, словно волшебное зеркало, вырисовывали их жизнь в радужных красках, как сплошное наслаждение.

То, чем был сейчас Иосиф, тоже пыталось составить компанию юнцам, но с наступлением тишины оно осыпалось на грязный пол и было сметено в урну, а после попало на городскую помойку.

…Сиротливый утренний дождик сеял непроглядную тоску. Он смывал остатки заблуждений и даже тупую головную боль, возвращая сознание из мира искрящихся галлюцинаций, похожих на Рай, в жёстокую реальность, которая теперь казалась сущим Адом.

Его тело, до того неосязаемое, стало уплотняться и постепенно обрело вид невысокого щуплого старика кавказской наружности, одетого во френч и сапоги старого образца. Впрочем, со стороны, если бы кто-то принялся его разглядывать, мог бы принять его за приезжего из глубинки. Но разглядывать было некому.

Как только Общественное Сознание почувствовало, что Иосиф способен хоть что-то воспринимать, оно сообщило ему: «Ещё пара таких загулов – и ты попадёшь в зависимость от наркотиков, а там – и до могилы недалеко. Или до психушки. Третьего не дано».

«Да что они здесь, с ума все посходили?! Управы на них нет?! Куда власти смотрят?! Вот я им тут наведу порядок! Всех под расстрел! Где железный Феликс?»

Последнюю фразу он выкрикнул вслух. Из нагромождения коробок, которое служило обитателям помойки домом, высунулся заспанный старик и миролюбиво сказал:
– Чего шумишь? Э-ка, хватился! Увезли твоего Феликса. Подцепили на кран и увезли.
– Это как же – на кран? – не понял Иосиф. – Неужели повесили?!
– Ну, да. Не знаешь, что ли? Памятник его железный с площади перед КГБ сшибли с места, подцепили и увезли. На кладбище памятников он теперь.
– Железный Феликс… – повторил про себя Иосиф. – Во как! Было слово – стало дело.
– Да, – отозвалось Общественное Сознание, – материализм нынче не в ходу. Идеализм-то победил! Сказано было «железный Феликс» – вот и стал железным. Только ему это не помогло. Не устоял против демократии.

Демократия… Ненавистное слово. «Я им покажу демократию! Нажрутся ею по самые некуда! В крови утоплю!» Иосиф выбрался с помойки и решительно зашагал в сторону города.

Столица разрослась, далеко шагнув от прежних своих границ. Где-то далеко за туманной дымкой неуловимо маячили шпили высоток. Слева вздымалась в небо стрела немыслимой высоты.

«Телецентр, – услужливо подсказало Общественное Сознание. – Оттуда я разговариваю с каждым гражданином лично через ящик, называемый телевизором. Он говорит и показывает. Через такой ящик я прививаю гражданам нормы поведения. Такой ящик теперь стоит в каждом доме. Да вот, смотри!» – и он направил глаза Иосифа в сторону витрины магазина.

У витрины стоял ряд деревянных ящиков с разложенной на них всякой всячиной, что выложили бабки для продажи. Иосиф ринулся к ним с шипеньем: «У-у, торгаши!» – и те c опаской отпрянули.

Но Общественное Сознание цыкнуло на него: «Да не на те ящики, в витрину смотри!» Там, за стеклом витрины, и вправду стоял ящик, по которому показывали кино. У витрины скучал малыш, ковыряя в носу, и глазел в телевизор, пока мама торговалась с бабками, выбирая зелень и огурчики.

А смотреть было что! Крепкий бритый мужик повалил весьма привлекательную бабу на стол, задрал ей юбку и пристроился сзади. Из глубокого выреза кофточки у бабы почти выпали груди. Они колыхались в такт толчкам под солидарные звуки «у-ух, о-ох». Картинка эта выплывала то спереди, то сбоку, то сзади, то крупным планом, то издали. Уже мама успела затовариться и пришла за малышом, а они всё колыхались, пока это не закончилось дружным «О-о-о!». В этот момент ворвался человек в камуфляже и, вскинув автомат, выпустил обойму в бритого мужика. Тот медленно сполз с бабы, оставляя на ней полосы крови…

Малыш со скукой отвернулся и спросил: «Ма, а ты купишь мне новую стрелялку?»

– Это что же делается?! Это кто позволил?! – захлебнулся Иосиф в бешенстве.
– Сейчас такая культура кинематографа, – неслышно возразило Общественное сознание, – ничего другого зритель смотреть не хочет.
– Да кто же это решил?! У вас есть что святое?!

Ворочая ошалевшим взглядом вокруг, он остановил покрасневшие бельма на вывеске турфирмы «Детский отдых», где изображены были загорелые детишки на берегу моря.
– Вот, хоть они – безгрешные создания, – промолвил Иосиф.
– Не обольщайся, – парировало Сознание, – изображения раздетых детей – это знак педофилов. Сейчас это набрало большой размах.
– Я вам покажу! В один день наведу в городе порядок! – озверело прорычал вождь.
– Ну, не всё так плохо, – примирительно успокоило Общественное Сознание. – Сейчас готовится закон о комендантском часе для детей на 24 часа в сутки. Отойдёшь от матери – плати большой штраф! Два раза отойдёшь – жрать нечего. Три раза отойдёшь – квартиру закладывай. Ишь, моду дети взяли – гулять! У нас не загуляешь!
– Это что же – тюрьма наоборот?! – ошарашено произнёс Иосиф, – свобода личности для гомиков, наркоманов, педофилов, прости-туток… – он даже зашёлся от заикания и задёргался, – а нормальных людей – под замок?!
– Это как Дума решит. Но Общественное Сознание – то есть Я, – просияв пред очами Иосифа воскликнуло оно, – уже подготавливается. Именно об этом сейчас ежедневно говорят по телевизору.
– Ну, всё, – решительно сказал вождь, – надо срочно идти на эту телевышку!

Чтобы не заплутать в этом неузнаваемом городе, он стал придерживаться троллейбусного маршрута, следуя вдоль натянутых проводов. Дорога предстояла неблизкая. Благо, на каждой остановке были навесы со скамейками, где можно было передохнуть.

У каждой остановки стоял киоск с печатной продукцией. На самом виду разложены были газеты и журналы с видами девиц – грудастых, попастых, полу- или совершенно обнажённых – но это уже не вызывало в Иосифе острого удивления.

Его внимание привлекли яркие рекламные вывески за стеклянными загородками остановок.

В одном месте был изображён светлокудрый мужик в красных женских туфлях на высоких каблуках, который восседал верхом, вернее полулежал, на диванной спинке. Его взгляд недвусмысленно просил о чём-то.

В другом месте на фоне диванных подушек две знойного вида девушки прильнули грудью друг к другу, сблизив лица в истомлённом страстью порыве.

Сознание Иосифа пыталось обозначить смысл этих изображений, но не получалось. «Ну вот, опять тебе надо мозги вправлять», – пробурчало Общественное Сознание и переключило тумблер нейронных связей в его голове.

Совершенно очевидный подтекст этих плакатов ошарашил Иосифа своей чудовищной откровенностью. Кровь ударила ему в виски, и он захрипел, выкатив безумно глаза: «Содом! Гоморра! Убью! Всех под расстрел! Без суда и следствия!»

И, обратив очи к небесам, воззвал к Господу страстно: «О, господи! Как тебя там, Яхве, Саваоф… или Иегова! Я готов принять твою веру, только повтори свой подвиг – пошли огонь испепеляющий на этот город, погрязший в извращениях и разврате!»

Тут разверзлись над ним небеса и послышался голос, подобный раскатам грома: «О, деспот! Не тебе судить о деяниях народа моего, лучшие сыны которого принесли на эту землю высшие блага демократии и свободы личности!»

И он так пнул Иосифа под зад, что тот перелетел через все кварталы, проломил двери мавзолея и оказался прямо у места своего упокоения. Его полёт над городом видели многие. Одному счастливцу удалось сделать фото скоростной съёмкой, и в образе пролетающего НЛО он узрел черты лица кавказской национальности. Потом в новостях по этому поводу было сказано, что инопланетяне решили маскироваться под облик стандартного жителя Москвы, чтобы не привлекать к себе внимания.

…Оказавшись снова в уютном полумраке склепа, Иосиф устало опёрся о стену. Силы оставляли его, но не было даже стула, чтобы отдохнуть. Какое-то время Иосиф зло смотрел на соратника, с умиротворённой улыбкой спящего на удобном ложе, а потом бесцеремонно отодвинул его: «Разлёгся тут, подвинься. Я устал, мне тоже отдохнуть надо».

…Утренняя стража, которая заметила непорядок, вошла внутрь и с изумлением обнаружила обоих вождей, мирно спящих в обнимку. Сенсация разлетелась молниеносно. Город жужжал растревоженным ульем. Со всех остановок общественного транспорта убрали плакаты с мужиком на красных шпильках и повесили изображения пары спящих вождей. Именно они теперь служили иллюстрацией для броской рекламы диванной распродажи.

А вместо двух знойных девиц разместили фотомонтаж обнимающихся Наденьки с Коллонтай. А что? Девицами, даже розовыми, уже никого не заманишь на распродажу. А тут, можно сказать, – первые леди.

Впрочем, демократия нравов в эти знойные весенние дни сделала ещё один крупный шаг. В центре столицы, в VIP зоне, решено было придать диванной рекламе ещё более весомый вид: её сопроводили фотографиями двух ныне действующих руководителей. Это было нетрудно, поскольку в последнее время Владимира с Михаилом очень часто можно было видеть вдвоём, обнимающихся и улыбающихся друг другу на виду у многочисленных свидетелей.

Когда на пресс-конференции с участием первых лиц был задан вопрос, будут ли приняты меры против тех структур, которые навязчиво пропагандируют пороки, секс, жестокость, нетрадиционные формы отношений, то первые лица в категоричной форме заявили, что демократические завоевания – это высшее достижение современности, и права СМИ на выражение независимого мнения никак не могут быть ущемлены.

Да, это была настоящая победа свободы нравов! Всё голубое и розовое сообщество ликовало. Что там Швеция с её Голландией и Францией! А Штаты – Ха-Ха-Ха! – с их пуританскими замашками! Россия, как всегда, – оказалась впереди планеты всей. Здесь не надо было устраивать карнавальных парадов и шествий в защиту секс меньшинств, но можно спокойно и буднично использовать своё демократическое право размещать на самых видных местах в городе картинки из их интимной жизни крупным планом.

А Иосиф в это время спал беспробудным сном. Его мучили кошмары из наступившей яви. Картины наведения порядка, сопровождаемые кровавыми расправами, теснились в его бредовых сновидениях. Он проснулся с суровым намерением приступить к намеченной чистке.

Но когда в предутреннем сумраке увидел город, украшенный своими же изображениями, то упал от удара и больше не мог подняться. Бедняга! Он не понял, что снова стал Вождём… ну, пусть не всего народа, а хотя бы гомо-ориентированной его части.

Несколько дней Иосиф пролежал на траве за металлической оградкой газона, но никто не обратил на него внимания. Вернее обращали, взгляд каждого прохожего ненароком скользил по человеку, лежащему на земле.

Но взгляд этот, проходя через матрицу Общественного Сознания, возвращался в виде определённой установки. И если в былые времена она выдавала ассоциацию «человеку плохо, надо помочь», то теперь формула изменилась: «это бомж – ненужный человек, и чем скорее сдохнет – тем лучше».

Он лежал, а город жил под куполом нового Общественного Сознания образца ХХI века. Оно лезло в глаза и уши из всех щелей, провозглашая демократические «Нормы жизни», к которым так стремилось человечество в тысячелетней борьбе за лучшее.

Последнее, что уловил гаснущий зрачок Иосифа, была реклама на большом экране телевизора, выставленного в витрине: Владимир, в рубашке с голубыми цветами, говорил Михаилу, приобнимая его и радушным жестом приглашая к дивану голубого цвета: «Цена эконом-класса, доступна народу. Покажем пример!»

Поскольку время выхода этой рекламы прошлось на страстную неделю перед пасхой, то рекламодатель посчитал нужным отдать должное религиозной теме, как это сейчас модно. Поэтому, согласно сценарию, главный персонаж обратил свой взор к Метрополиту и со словами «Благослови, Господи!» осенил себя крестом и приложился к иконке. Затем он залез верхом на спинку дивана и кокетливо задрал ножки в красных лаковых туфлях на высокой шпильке. Плотный человек в кепке радушно улыбался и держал свечку. Правда, непонятно было – то ли по случаю Пасхи, то ли так, поучаствовать в формировании Общественного Сознания – это ведь его город украшают подобные плакаты…

Умер Иосиф с твёрдым убеждением, что апокалипсис на его земле уже наступил, а поэтому возвращаться сюда больше не за чем. Третьего пришествия не будет.

17 апреля 2008 г.