Шарлатаны и изобретатели. продолжение от 3-х до 75

       
        

       
       
       Институт метрологии. Ленинград

       Институт всегда был привлекателен для различных шарлатанов от науки. Бывали и изобретатели. Вот несколько запомнившихся случаев.


       Датчик профессора Сергеева.

       Осенью 1975 года: я заместитель директора по научной работе. Позвонила женщина. Говорит, что работает с профессором Геннадием Александровичем Сергеевым – («разве вы его не знаете»?) над созданием новых датчиков, просит принять ее по его просьбе. Не вдаваясь в существо дела, договорились, что она придет на следующий день. Назавтра в кабинет вошла женщина средних лет. Узнав, что фамилия профессора Сергеева мне незнакома, долго, захлебываясь от восторга, рассказывала, что это известный ученый, математик по образованию, занимающийся исследованиями биополя человека, парапсихологией, а в последнее время еще и созданием датчика для измерения всевозможных величин. Так и сказала – «всевозможных величин». Оказывается, профессор придумал такой замечательный универсальный датчик, который по его желанию можно настроить на измерение любой физической величины. Смотрите, показывает она в подтверждение несколько бумаг, из которых я запомнил только справку на бланке московского аэропорта Шереметьево. Там с помощью этого датчика таможенники якобы обнаружили наркотик.
       – Вот по поводу этого датчика профессор хотел бы с вами встретиться.
       – Что же это за датчик, спрашиваю, можно на него хотя бы посмотреть?
Отвечает, что с собой у нее датчика нет, но профессор обязательно принесет его и расскажет подробнее, если мы встретимся.
       – Ну, а что вам нужно от института метрологии?
       – Мы хотели бы, получить документ, подтверждающий широкие возможности датчика.
       – То есть, вы хотите получить свидетельство о его метрологической аттестации? Желание похвальное, но ведь так просто институт метрологии не может этого сделать. Судя по вашему рассказу, датчик очень интересный, и чтобы его аттестовать, нужно провести серьезные, всесторонние исследования.
       Видно, что такой ответ не очень нравится даме. Тем не менее, договорились о времени, когда я смогу принять профессора.

       В назначенный день у меня в кабинете появляются профессор и его дама, вместе с ними входит морской офицер, капитан второго ранга. Познакомились с профессором, представился моряк. Прошу Геннадия Александровича рассказать о принципе действия и конструкции датчика. Снова показывая какие-то справки и протоколы, якобы подтверждающие безграничные возможности датчика, профессор достает из папки журнал.
       – Теория датчика очень сложна, она опубликована, говорит профессор, передавая журнал (кажется, это были «Известия АН СССР»). Листаю журнал. Действительно, на нескольких страницах автор, судя по заголовку статьи, вроде бы излагает теорию универсального датчика. Это несколько страниц сложнейших и длиннющих математических формул, почти без поясняющего текста. С моей скромной математической подготовкой быстро разобраться в существе формул невозможно. Поэтому прошу профессора популярно, ответить на главный вопрос, – за счет чего ему удается заставлять, по сути дела один и тот же датчик, измерять совершенно разные физические величины. Оказывается это совсем просто! По словам Геннадия Александровича, по сути дела датчик представляет собой конденсатор, и физическая величина, которую он будет способен измерять, определяется профилем обкладок этого конденсатора. Поэтому вся проблема заключается в расчете нужного профиля обкладок. Расписав затем огромные возможности таких датчиков для решения не только проблем измерений, но, что еще более важно, проблем дальнего обнаружения подводных объектов, Геннадий Александрович переводит разговор в другое русло: чтобы организовать производство датчиков, ему необходим документ об их аттестации метрологическим институтом.

       Прежде чем принять решение, приглашаю к себе заведующих лабораториями электрических и магнитных измерений С.Антонова и Ю.Афанасьева и прошу профессора еще раз повторить свой рассказ. Вопросов к профессору нет. Афанасьев и Антонов согласны исследовать несколько датчиков на высокоточных установках Кавголовской немагнитной станции, где хранятся эталоны электромагнитных величин.
       – Но у нас нет нескольких датчиков, говорит женщина, вот есть всего один. Вас устроит, спрашивает она, извлекая из дамской сумочки алюминиевый цилиндрик с двумя болтающимися проволочками. Рассматриваем то, что посетители называют датчиком. Это обычный (только вскрытый) электролитический конденсатор с чуть держащимися проволочными выводами. Потянув за проволочки, кто-то из завов вытягивает наружу внутренности конденсатора. Никаких профильных обкладок не видно, обычная начинка конденсатора.
       – Исследовать такой датчик нельзя, разъясняю профессору. Сначала загерметизируйте его, закрепите выводы, а потом посмотрим. Договорились, что через пару дней помощница профессора принесет нормальный датчик. За все время беседы капитан второго ранга не проронил ни слова. Какова роль его во всем этом деле пока не ясно. Прощаемся с профессором и его дамой, а моряка я прошу остаться, чтобы решить несколько вопросов, связанных с другими нашими разработками, якобы выполняемыми по заказу его войсковой части. Оставшись наедине, спрашиваю, какое отношение он имеет к профессору.

       Оказывается, дело вот в чем. Незадолго до этого профессора уволили с работы, и он обратился к заместителю Главнокомандующего ВМФ с предложением о разработке универсального датчика, измеряющего все и вся, пригодного для обнаружения подводных и надводных вражеских объектов на сверхдальних расстояниях, обещая получение уникальных результатов. Профессор, говорит моряк, продемонстрировал заместителю Главкома справки об успешном применении датчика (в том числе и при исследовании биополя человека и при поисках наркотиков в Шереметьевской таможне). Со слов профессора, следовало, что теория датчика им уже опубликована, изготовлены макеты, но для проведения испытаний и доработки датчика до опытных образцов ему необходимы деньги и производственные мощности. Заинтересовавшись обещаниями Сергеева, заместитель Главнокомандующего приказал выделить профессору 60 тысяч рублей и изготовить опытные образцы датчиков на одном из подведомственных подмосковных заводов. В то же время, испытывая, по-видимому, определенное недоверие к парапсихологу, приказал нам тщательно контролировать его работу. – Вот я и сопровождаю Сергеева повсюду, закончил офицер.

       Через неделю помощница профессора принесла «исправленный» датчик: корпус его и выводы теперь были замазаны пластилином. Снова вызываю одного из начальников лаборатории. Договорились, что результаты предварительного изучения этого «уродца» будут представлены спустя несколько дней. Через какое-то время в кабинете у меня появляются оба заведующих. Афанасьев возмущен.
       – Что же это делается, горячится опытнейший специалист, кладя мне на стол газету. Смотрите, что несет этот профессор! В газете во весь подвал статья «Интервью с профессором Сергеевым». Читаю. Профессор рассказывает корреспонденту о своих парапсихологических исследованиях, о созданных им датчиках, позволяющих измерять все, что заблагорассудится, о колоссальных перспективах использования таких датчиков для обнаружения вражеских подводных лодок на расстоянии до тысячи километров! Опять о наркотиках, найденных с помощью такого датчика. Корреспондент, интервьюирующий Сергеева, тоже задыхается от восторга. В статье Афанасьевым отчеркнуто несколько абзацев, где профессор рассказывает о своих исследованиях с помощью «уникального» датчика биополей различных больных в одной из клиник города. Оказывается, он установил, что исход хирургической операции зависит от соотношения фаз биополей больного и хирурга, делающего операцию. Вот если биополя больного и хирурга находятся в фазе, операция пройдет успешно. Если же биополя находятся в противофазе, надежды на благополучный исход операции мало! Больной, может быть, и помрет. Вся эта лапша вешается на уши корреспонденту, а через него и на уши читателям.
       – Ну, а каковы же результаты ваших исследований, спрашиваю.
       – Да никакой это не датчик, отвечает Афанасьев, передавая мне несколько протоколов. Датчик должен реагировать только на измеряемую величину, а этот реагирует на все что угодно: помашешь им из стороны в сторону, реагирует, поднесешь наэлектризованную расческу – реагирует. Никакой речи о том, что эта штука способна что-либо измерить не может быть. Это обыкновенный электролитический конденсатор, а Сергеев - шарлатан, обманывает людей. Что делать будем с газетой? Обсудив, решили просто послать копии протоколов с краткими комментариями в редакцию газеты. Для Сергеева же оформили официальное отрицательное заключение института по поводу измерительных возможностей датчика, я его утвердил. Трудно понять, чем руководствовался профессор, подсовывая нам свой конденсатор в качестве универсального датчика, и полагая, что институт не разберется и выдаст ему положительное заключение от имени высшего метрологического учреждения страны.

       Предварительно позвонив, за заключением пришла помощница профессора в сопровождении того же капитана второго ранга. Без каких-либо предисловий, я просто передал ей заключение института. Копию заключения получил и моряк. Помню, как менялось выражение лица помощницы по мере прочтения документа. Ни слова не говоря, она убрала заключение в свою папку и, сухо попрощавшись, ушла. Кажется, наше заключение явилось неожиданностью и для моряка. Пришлось немного пояснить ему существо дела. Больше ни профессор Сергеев, ни его помощница в институте не появлялись. Тем не менее, через несколько лет фамилия Сергеева неожиданно всплыла в памяти. Кажется в 70-х годах в «Литературной газете» развернулась дискуссия о лженауке и лжеученых, продолжавшаяся не меньше года. Итоги этой дискуссии в большой статье подвел известный профессор Китайгородский. Читая его статью, я обратил внимание на то место в ней, где автор пишет о том, что научные труды истинных ученых издаются очень малыми тиражами, в то время, как псевдонаучные сочинения печатаются десятками и сотнями тысяч экземпляров. И в качестве примера он приводит издание тиражом в сто тысяч экземпляров книги Сергеева, говоря, что это «редкое по бесстыдству и по безграмотности, сочинение». Я к тому времени уже и забыл о датчиках профессора Сергеева. Но фамилия Сергеев что-то мне напоминала. Потом вспомнил, – да это же тот самый профессор, который пытался надуть нас со своим датчиком!

                *****

       Новгородский колхозник.

       Как-то осенью (кажется, году в 1976), в середине рабочего дня звонит Ученый Секретарь института Шаповалов
       – Дмитрий Федорович, здесь пришел человек с интересным предложением, не примете ли Вы его. Тогда я выпишу ему пропуск.
       Спустя некоторое время Шаповалов приводит мужчину неопределенного возраста в поношенной телогрейке и заляпанных грязью брюках и ботинках. С виду настоящий бомж. По лицу можно сделать вывод, что он весьма неравнодушен к алкоголю. Под мышкой у мужчины рулон бумаги.
       – Вот, Дмитрий Федорович, послушайте, говорит Шаповалов.
       – Я работаю механизатором в колхозе недалеко от Новгорода, начинает мужчина, протягивая мне паспорт. В свободное время занимаюсь изобретательством. И вот изобрел способ размножения документов. Если говорить о размножении чертежей, то не требуется ни кальки, ни аммиака, ни специальной бумаги для отпечатывания, синьки.

       Чтобы читателю было понятно, в то время чертежи размножали так: сначала конструктор выполнял чертеж изделия карандашом на ватмане, затем копировщица снимала копию чертежа тушью на прозрачную кальку. После этого кальку прикладывали к специальной бумаге, засвечивали, и чтобы на ней проявился чертеж, опускали бумагу в контейнер, заполняемый парами аммиака. В результате получалась т.н. синька, отпечаток чертежа розовато-фиолетового цвета.
       – А еще с помощью моего изобретения можно, например, изготавливать шкалы приборов; я знаю, что их делают на вашем заводе. Я предлагал купить мое изобретение нескольким предприятиям, но они не захотели. Может быть, оно вас заинтересует. Суть дела проста. Вот у меня бумага, покрытая с одной стороны специальным составом. Секрет в этом составе. Чтобы скопировать что-либо, нужно приложить бумагу к оригиналу, плотно прикатать ее, потом бумагу снять и плотно приложить к чистому листу. На листе отпечатается оригинал. Хотите, покажу? Шаповалов подвинул мужчине, какой то журнал.
       – Ну, попробуйте.

       Оторвав от рулона кусок бумаги размером в половину страницы, изобретатель приложил его к странице журнала, пригладил ладонью. Потом отделил его, приложил к чистому листу писчей бумаги, снова пригладил и отделил от него. На листе четко отпечатался текст из журнала. – А теперь дайте мне какую-нибудь монетку. Дали никелевую монету. Повторив манипуляции уже прикладывая кусочек рулонной бумаги к монете, переносит его на чистый лист, и на листе отпечаток монеты! Причем, с металлическим блеском, как у настоящей монеты. – Но это еще не все, заявляет мужчина. Есть у вас бумажная купюра? Дали ему пятирублевую купюру. Оторвал от рулона кусочек бумаги и вот на листке писчей бумаги точный, со всеми оттенками цвета, отпечаток части купюры.

       Эта операция как-то повернула мои мысли. С одной стороны, если это не фокусы, то штука интересная. Но с другой, – человек может копировать деньги! Возможно, поэтому с ним не захотели иметь дело другие предприятия. Такая же мысль, по-видимому, посетила и Ученого Секретаря. Он многозначительно посмотрел на меня. – Ну, хорошо, говорю я мужчине. Чтобы принять решение, нужно посоветоваться с начальником конструкторского бюро и главным инженером завода. Я это сделаю сегодня же. А Вы зайдите ко мне завтра. Шаповалов пошел проводить гостя. Вернулся быстро. – Что будем делать? – Знаете что, давайте посоветуемся с нашим куратором из органов. Возьмите все отпечатки к себе и позвоните ему. Нужно сказать, что в то время любая множительная техника находилась на строгом учете. Куратор приехал сразу, расспросил подробно обо всем, просил описать внешность и одежду мужчины, забрал отпечатки и просил немедленно сообщить ему, как только этот колхозник снова появится у нас. Ни назавтра, ни позднее этот человек больше не звонил и не появлялся. Так что, чем кончилось дело неизвестно. Но прошло уже столько лет, а я все думаю, как это у него получалось. Ведь и металлический блеск отпечатка монеты, и точную копию фрагмента пятирублевой купюры я видел своими глазами. Потом, когда наш куратор уже не работал в этой должности, я при встрече напомнил ему об этом случае. Он ответил весьма уклончиво. – Да искали этого мужчину по всем забегаловкам, но не нашли.

                *****
       
       "Как делать науку".

       Позвонил Юрий Васильевич, заместитель директора по бюджетным работам. Просит зайти. Кабинеты наши рядом, захожу. За приставным столиком сидит пожилой человек классической профессорской внешности. На крупной голове длинные, почти до плеч, неухоженные, седые волосы, потрепанный серый пиджак, на плечах налет перхоти. На коленях у него огромный, изрядно потертый кожаный портфель, бывший когда-то, по-видимому, коричневым. Возраст портфеля, наверное, такой же, что и старика.
       – Дмитрий Федорович это профессор университета Иван Иванович (назову его так). Предлагает поделиться с нами своим открытием. Давайте посоветуемся, как-то со значением говорит и смотрит на меня Юрий Васильевич. Не сразу поняв, куда он клонит, спрашиваю, что за открытие сделал Иван Иванович?
       – Да он сейчас Вам сам расскажет.
       – Ну, пожалуйста, Иван Иванович, расскажите поподробнее.
       – Я, наконец, открыл, как делать науку, начинает профессор. Ведь никто в мире не знает этого. Эти Ньютоны и Эйнштейны, ничего не умели делать, кроме кастрюль. Все их теории – ерунда. И далее в таком же духе, еще пару минут. Какой-то бред, и все вокруг да около. Все ли у него в порядке с головой? – Иван Иванович, так в чем же заключается ваше открытие, нельзя ли конкретнее.
       – Видите ли, говорит он, я создал теорию, позволяющую даже малограмотному человеку сделать эпохальные открытия. И снова о неумехах Ньютоне и Эйнштейне.
       – И все-таки, в чем суть вашей теории, настаиваю я.
       – Не скажу! Вот, если вы примете меня на работу с окладом 600 рублей, то я вам все расскажу. (Ничего себе потребности: 600 рублей это оклад заместителя директора!).
       – Ну, как же принять вас на работу, не зная существа вашего открытия, Иван Иванович, посудите сами.
       – Это большой секрет, заявляет он, сначала примите на работу, а потом я вам его раскрою. Вот, Юрий Васильевич считает, что для метрологии мое открытие могло бы принести большую пользу.
       Ну, явно человек нездоров!
       – Иван Иванович, переключаюсь я на другую тему, а кто Вы по специальности?
       – Я пушкинист, занимался изучением творчества Александра Сергеевича. Мои работы опубликованы в журнале французской Академии Наук. Достает из портфеля журналы. Действительно, там статьи профессора на французском языке. Юрий Васильевич тоже рассматривает журналы, тяжело вздыхает. Наконец, до меня дошло, что он просто не знает, как избавиться от визитера, но хочет сохранить хорошую мину, по-видимому, что-то уже наобещав профессору.
       – Ну, вот что, предлагаю я: не согласитесь ли Вы сделать доклад о своем открытии на Ученом Совете института. Если Совет даст заключение о том, что ваша теория будет полезна для метрологической науки, то мы Вас незамедлительно оформим на работу с приличным окладом. Вы согласны?
       – Нет, доклад я делать перед вашим Советом не стану. Они ведь сразу же украдут мои идеи!
       – Тогда до свиданья, Иван Иванович, у нас дела. Если передумаете, сообщите Юрию Васильевичу. На том и расстались.
       – Юрий Васильевич, спрашиваю, а зачем Вы меня то позвали, отправили бы его сами, ведь сразу видно, что он, мягко говоря, нездоров. Ради интереса, позвоните в университет, выясните, что профессор из себя представляет. Позвонил. Оказывается, профессор действительно прекрасный ученый-пушкиновед, но недавно уволен с работы в связи с болезнью, расстройством психики. К нам в институт он больше со своими идеями не обращался.
       Этот несчастный старик напомнил мне студенческие годы. Тогда на Невском проспекте в районе Гостиного Двора можно было часто встретить пожилого человека в потертом коричневом кожаном пальто и с большим толстым портфелем подмышкой, суетливо подбегающего к прохожим с предложением – «Не хотите ли работать в моей системе?».

                *****

       Профессор Дритов.

       А вот еще один авантюрист. Провинциальный. Нам для аппаратуры необходимы миниатюрные измерительные датчики, способные длительное время работать в морской воде. Условия работы в море тяжелые: соленая морская вода быстро разъедает тонкий слой защитного покрытия датчика, и он перестает работать. Все, что удавалось сделать собственными силами, нас не устраивало. Как-то один из заказчиков принес журнал, в котором некий профессор Дритов описывал аналогичный датчик, разработанный в Ульяновском Политехническом институте, и якобы устойчивый к воздействию агрессивной среды.
       Еду в командировку в Ульяновск.
       – Вот наши датчики, показывает Дритов несколько отрезков миллиметровой медной проволоки, покрытой каким-то изоляционным составом. Весь секрет в составе и способе нанесения этого покрытия объясняет профессор. Несколько датчиков мы в течение месяца испытывали в соленой воде, и они исправно работали. Потом демонстрирует работу датчика, подключая его к старенькому прибору и опуская проволочку в трехлитровую банку с соленой водой. Прибор что-то показывает. Однако ответить на вопрос, что измеряет датчик Дритов затрудняется. Нужны, говорит, специальные исследования, а денег на кафедре нет. Предлагает заключить договор на доработку датчика под наши требования. Все это выглядело как-то несерьезно, примитивно. Статья в журнале есть, а материалов подтверждающих написанное, профессор представить не может. Звоню «Заказчику» в Ленинград. Тот настойчиво рекомендует опробовать датчики Дритова, готов выделить нам дополнительные деньги. Ну, что же, соломки на случай провала я себе подстелил. В случае неудачи «Заказчик» не сможет обвинить нас в напрасной трате денег. Договорились с профессором, что кроме изготовления десятка датчиков на основе медной проволоки, свое покрытие они нанесут на несколько датчиков из платиновой проволоки. Согласовали технические вопросы, оговорили правила работы с датчиками, содержащими драгоценные металлы, заключили договор. Потом отправили Дритову платиновую проволоку, перечислили деньги. Ждем результатов, периодически созваниваясь.

       – Работа идет успешно, результаты блестящие, каждый раз рапортует профессор. Вот-вот закончим исследования.
       Наконец звонит. – Послезавтра прибуду в Ленинград с образцами датчиков.
       И вот он появляется у меня в кабинете. Выражение лица скорбное.
       – Дмитрий Федорович, произошла трагедия, в Москве у меня украли портфель с образцами датчиков и научным отчетом! Вот справка из милиции.
       Это неожиданность. Мало того, что плакали наши надежды и денежки, так еще и неизвестно как списать драгоценные металлы, содержавшиеся в образцах. А профессор рассказывает, что в Москве он зашел перекусить в пельменную, что напротив Центрального телеграфа (это было известное дешевое заведение, где кормились малоимущие командированные). Портфель с образцами датчиков положил на подоконник, а сам направился к раздаче за порцией пельменей. Когда вернулся к столу, портфеля на подоконнике уже не было! Обратился в милицию. Те воров не нашли, а пустой портфель ему вот вернули, обнаружив его неподалеку в мусорной урне.

       Посочувствовав друг другу, на том и расстались. Однако, требуется, чтобы Дритов передал нам оборудование, приобретенное за наши деньги для выполнения работ (таково условие договора). Началась долгая переписка по этому вопросу. Требуем прислать также копию отчета, подтверждающего «блестящие» результаты исследований датчиков. Ни ответа, ни привета! Наконец получаем из Ульяновска тяжеленный ящик, в котором согласно описи находится «оборудование». Распаковав же ящик, обнаружили в нем куски металлолома, несколько кирпичей и пару корпусов от приборов. Конечно же, возвращать настоящее оборудование профессор и не думал. Больше связываться с жуликоватым профессором мы не стали, махнули рукой. Самое интересное выяснилось потом. Как-то в разговоре с представителем одного из институтов, рассказываю эту историю. – Так ведь Дритов и других таким же образом обманывал, не выполнив взятые обязательства. Портфель у него, оказалось, «крадут» уже не первый раз. Это его способ существования, метод добывания денег для кафедры. Признаюсь, что столь беззастенчивого жульничества ни до этого случая, ни после, я в среде профессуры не встречал.

                *****

       И еще несколько историй из повседневной работы


       Ну вас к чертовой матери с вашей аппаратурой!

       Удивительно, сколько фактов оседает у человека под крышкой черепной коробки! Иногда, вроде бы и мелочь, а запомнилось! Вот одна из опытно-конструкторских работ. Я ее главный конструктор. В работе участвуют несколько научных отделов и лабораторий, конструкторское бюро, завод. Разрабатываем измерительную аппаратуру для установки на небольшой исследовательской дизельной подводной лодке. Гидрографы хотят что-то поизмерять в океане.

       1970 г. Аппаратура изготовлена и отправлена в Севастополь на трех большегрузных автомобилях. Автомобили загружены «под завязку». Сама аппаратура невелика, но заказчики требовали, чтобы каждый отдельный блок, каждая стойка аппаратуры, были упакованы в отдельный ящик из хорошо выструганных досок. Каждый из таких ящиков должен быть помещен в еще больший ящик на пружинных растяжках, а пространство между ящиками заполнено древесной стружкой. По официальной версии заказчика такой способ упаковки позволил бы ему использовать аппаратуру многократно на разных объектах. Вот и карячился завод, выстругивая доски для ящиков и подсчитывая число сучков, приходящихся на квадратный дециметр. Только позже стало ясно, что цель такого способа упаковки была гораздо прозаичнее. Морякам в Севастополе хотелось получить как можно больше досок, потому что там доски дефицит. И, точно! После того как аппаратуру распаковали, командование растащило все ящики по своим дачам. Ну, это так, небольшое отступление.

       Около месяца ушло на монтаж аппаратуры на лодке. Наконец, в конце октября месяца сотрудники, наблюдавшие за монтажом, сообщили, что монтаж закончен и можно начинать отладку и испытания аппаратуры. Для испытаний предусмотрено ограниченное число выходов лодки в море. Чтобы уложиться в отпущенный срок нужно командировать в Севастополь большую группу сотрудников. Но конец года и мне говорят, что в институте денег на командировки очень мало. Тем не менее, используя свое служебное положение (я снова временно исполнял обязанности директора института), отправляю группу инженеров, человек двадцать. Чтобы на месте облегчить ребятам решение возможных проблем, выписываю им 40 литров спирта-ректификата, – целый бочонок. На производственном жаргоне это называется «шило»! Старшим в группе назначаю В.Г.Ширякина, он бывший военный моряк. Вместе с группой прошу поехать работающего в институте контр-адмирала в отставке А.В.Загребина.

       В Севастополе тоже возникают осложнения. С начала ноября месяца, на море начинаются штормы. С одной стороны, имеется директива о сроках проведении испытаний, с другой, – командир базы подводных лодок из-за штормовой погоды не дает разрешения на выход лодки в море. Это опасно. Лодка только что вышла из ремонта и не имеет на борту постоянной команды. Но сработали связи контр-адмирала. Командир базы подводных лодок принял решение лично вывести лодку в первое плавание, как только погода немного успокоится. И вот звонок Ширякина, – завтра утром выходим в море! От нашей группы на лодке первыми пойдут четыре человека, будут испытывать свою часть аппаратуры. Следующий день прошел в ожидании известий из Севастополя. Никто не звонит. Волнуюсь. Наконец, около часа ночи у меня дома раздается телефонный звонок. На проводе Севастополь. Заплетающимся голосом, чувствуется, что он вдребезги пьян, Ширякин рапортует: – Дмитрий Федорович, я вас обрадую. Испытания полностью закончены, акт об этом подписан моряками.
       Слышимость хорошая, но я ничего не понимаю, испытания ведь только начались, кричу:
       – Владимир Григорьевич, как подписан, объясните, в чем дело.
       – Я, Дмитрий Федорович, ничего сейчас объяснять не в состоянии, мы тут с моряками крепко выпили. Все в порядке. Завтра расскажу.

       Назавтра звонит, рассказывает. Утром вышли в море. Ребята опробовали аппаратуру, она работала нормально. Потом командир дал команду на погружение, и лодка стала уходить на глубину. Погрузились почти на предельную глубину, как вдруг возник большой дифферент на корму и лодка кормой вниз начала проваливаться еще глубже. Времени на продувание цистерн для всплытия не было, и все могло кончиться катастрофой. Положение спас командир, дав команду «полный вперед», и лодка просто на рулях вылетела на поверхность и шлепнулась на воду. Моряки, в рулевой рубке, рассказывал Ширякин, еще долго не могли прийти в себя. Командир же, выматерив нас с нашими испытаниями, сказал примерно следующее:
       – «Ну вас, ребята, к чертовой матери! Пошли в базу, я вам подпишу акт об окончании испытаний и договаривайтесь с заказчиком, как закрыть тему». Спрашиваю Ширякина, как наши то ребята?
       – Да они говорят, что ничего и не успели толком понять, копаясь возле своей аппаратуры.
       В честь «успешного» окончания испытаний, по прибытии в базу моряки и наши ребята устроили большую пьянку. 40 литров спирта, видимо, хватило с избытком. Тут же подписали и акт. Еще с неделю ушло на отладку без выхода в море остальных измерительных каналов. Я не знаю, как удалось моим коллегам уговорить Заказчика принять аппаратуру в эксплуатацию и закрыть тему. Наверное, тоже по пьянке. Но, так или иначе, тема была закрыта, институт вовремя получил огромные деньги, а ребята – скромные премии. Самое интересное, что сданная таким необычным способом аппаратура, потом исправно работала, обеспечивая план исследований Заказчика.

                *****

       Шеммер может все

       И вот еще. Вспомнил забавную историю с отправкой в тот раз ребят в Севастополь. Нужно срочно обеспечить группу билетами на поезд. Поручил это дело кому-то из отъезжающих. Ничего не получается, билетов в кассах нет. Прошу заняться этим делом Иосифа Давыдовича Шеммера. Этот военный пенсионер, занимающийся в лаборатории хозяйственно-снабженческими делами, достанет что угодно. Заговорит, заболтает, наплетет с три короба, но добудет. Излюбленным его выражением было – «Только для Вас!». Вот и тут: – Только для Вас, Дмитрий Федорович, - билеты будут! К вечеру приносит пачку билетов и рассказывает. – В кассах билетов не было. Пошел к начальнику вокзала, так, мол, и так, срывается важнейшее дело государственной важности, бригаде специалистов нужно через два дня быть в Севастополе. Начальник вокзала ему не помог. Тогда Шеммер выпрашивает у Загребина его адмиральское удостоверение и прямиком к Военному коменданту вокзала. Снова рассказывает сказки про государственное дело и про жесткий срок приезда группы, возглавляемой «вот этим адмиралом», на объект. Комендант сочувствует, он и рад бы помочь, но билетов нет и в воинских кассах, советует, если уж такая срочность, отправьте ваших людей в Севастополь самолетом. И тут Иосиф Давыдович мгновенно сочиняет: Вы знаете, говорит он Коменданту, вся наша группа состоит из очень пожилых академиков. Сплошные академики и члены-корреспонденты! Лететь самолетом им не позволяет здоровье и возраст. Трудно поверить, но этот довод старого прохиндея Шеммера подействовал. Военный комендант приказал выдать ему через воинские кассы из брони нужное количество билетов на завтрашний поезд.
       – «Только для Вас, Дмитрий Федорович, только для Вас!».

                *****

       Моряки оконфузились

       Вернемся еще немного назад, в 1968 год. Июль. Изготовление и испытание аппаратуры еще впереди. С группой сотрудников едем в Севастополь защищать технический проект по теме. Это очень важный этап, после приемки которого «Заказчиком» можно приступать к изготовлению аппаратуры. Тома документации и демонстрационные плакаты отправлены в Севастополь заранее.
       Утром прибыли в Севастополь, устроились в гостинице и в середине дня на рейсовом автобусе едем в бухту, где расположена войсковая часть «Заказчика». Это запретная зона. В степи, посредине дороги шлагбаум с бревном на веревочке. Пограничники проверяют документы. Минут через двадцать въезжаем на территорию части. Здесь несколько зданий. Двухэтажный дом, штаб, куда нас провели хозяева-моряки, стоит на берегу бухты. Метрах в тридцати от дома причал, для небольших кораблей. Между причалом и домами асфальтированная площадь. На улице неимоверная жара. На площади аврал. Матросы разметают мусор и моют асфальт веревочными швабрами. На причале в парадной форме толпится несколько адмиралов и высших офицеров. На урезе причала стоят по стойке смирно матросы с баграми, поднятыми вертикально. Командованию части не до нас. Оказывается, ожидают яхту с Министром Обороны Гречко. Он находится в Крыму в отпуске, говорят, неожиданно решил заплыть к морякам. Нам, гражданским, приказано сидеть в доме и не высовываться в окна, «могут и пальнуть». Вместе с нами «под арестом» и офицеры части. Прошел час, другой, а министерской яхты все нет. Видно, что бедные адмиралы, офицеры и матросы изнывают под палящим солнцем. Наконец, прошел слух, что «сейчас будут», яхта уже видна. В помещении штаба врывается кто-то из офицеров.
       – Ну, мужики, сейчас будет большой скандал! Кому-то вставят клизму! Оказывается, по уставу при встрече Министра Обороны должен играть военный оркестр. А оркестр до сих пор не приехал. На площади его нет. Теперь уже все обитатели штаба прильнули к окнам.

       И, вот белоснежная яхта Министра Обороны пришвартовывается. Матросы баграми подтягивают ее к причалу. Укладывают сходни. На берег сходит Министр в легкой белой форме. С ним две загорелые дамы, (говорят, что это жена и дочь), несколько военных. Один из встречающих адмиралов начинает рапортовать Министру. И в этот момент на площадь на полном ходу, с разворотом, влетает старенький, дребезжащий автобус, из него высыпаются музыканты с трубами и барабанами, мгновенно выстраиваются около причала и, не обращая внимания на рапортующего адмирала, грохают встречный марш! Наблюдая за этим цирком, наши хозяева-моряки хохочут. Конфуз командования базы доставляет им огромное удовлетворение. Была ли потом кому-либо вставлена клизма, неизвестно.
       И еще маленький гастрономический штрих. Жарища. Чтобы перекусить, нужно ехать в соседнюю бухту. Там, говорят, есть небольшой ресторан. Приехали. На дверях объявление, – «Воды нет. Желающие могут откушать щи на нарзане». Щи со свежей капустой, на минеральной воде оказались вполне съедобными.