Ревность

«А почему собственно я должна это терпеть?» - так думала она и все чаще подносила к губам холодный стакан с виски. «Почему он себе это позволяет? И с какой стати я буду думать вообще об этом кретине, который может только общаться со всякими бабами, которые не прочь с ним шашни вести?».
Это странное такое незнакомое чувство начало съедать ее, проникая внутрь большого пылкого и открытого сердца и поражая все нервные окончания острым безжалостным лезвием. Ей было тошно от одной мысли, что он с кем-то другим, от одного воспоминания о том, как эти слова были произнесены. Внутри, в самой самой глубине, где когда-то зародилось маленькое и хрупкое чувство веры в то, что она нашла своего мужчину, там теперь все зарастало этими черными побегами. Хотелось взять тысячу ножей и вонзить их все в него, в его грудь, которую она так любила целовать ночью под одеялом, в его глаза, которыми она наслаждалась, когда он смотрел на нее со всей своей пронзительностью, хотелось разорвать его на тысячи кусков лишь бы больше никогда не видеть.
Раньше она ложилась в кровать, когда он уже спал, тихонько прижималась к нему всем телом и с нежностью целовала его, понимая, что он уже не спит. Она знала, как он реагирует на нее, как все его тело начинает трепетать от одной мысли о ней, о ее груди и ее животе, о ее ножках, которыми она будет обнимать его и мешать ему спать. И пол ночи это не будет проходить, пока она не доведет его руками до оргазма, а он не зарычит тихонько под одеялом. Ей становилось приятно от одной мысли, что она принадлежит ему и что для него она самая лучшая женщина. Каждый день она красила ногти, пудрила носик и надевала колготки только для него. Разве ему этого было мало? Разве он не мог удовлетвориться только ею? Зачем ему понадобилась еще одна женщина?
Вот сейчас она пойдет на кухню, возьмет нож и так ответит на все его домогательства другой женщины, что он этого не забудет никогда. Собственно чего его не устраивало в ней? Разве нельзя было просто остановиться на ней, просто любить только ее, доставлять тепло только ей и дарить подарки для нее. Ведь она носила его ребенка!
Хотелось расправиться с ним, разодрать на кусочки и спалить его взглядом. Это было чувство ненависти и обиды, чувство полного поражения и тяжести во всем теле. Она ничего не смогла сделать: и новые платья, и иной запах духов, и красные шпильки, и даже линзы голубоватого цвета не смогли спасти их отношений. А теперь просто полный провал.
Она накрылась одеялом и задумалась. Хотелось кричать от страха остаться одной, хотелось бежать от всего этого, к чему они так долго шли. Разве она была не красивой? Почему же он так поступил?
А ведь он был с ней так нежен! Столько заботы и ласки от его горячих ладоней. Она никогда не забудет его руки, такие мужественные и такие горячие. Он мог довести ими ее до оргазма, мог проникнуть пальцами так далеко, как только это возможно, мог дарить ей сотни красных ярких и таких пахучих роз, мог решать только ее проблемы и обнимать ими только ее. А теперь другая женщина…
Ей хотелось заплакать, зарыдать под одеялом и обливаясь слезами, просто засунуть.
Но в этот момент мужская рука властно обняла ее и сонливо взяла в охапку. Его нос прижался к ее шее, а настырные губы будто потребовали ощутить ее кожу. Она покорилась ему. Но так хотелось вырваться из этого плена, исцарапать его лицо и разодрать всю кожу на пушистой груди. Она ненавидела его и стала напрягаться от каждого его прикосновения.
 - Киска моя, хотел тебя предупредить и совсем забыл. Ты могла почувствовать запах женских духов на моей рубашке сегодня… Не волнуйся, меня вчера перевели в отдел парфюмерии и случайно пролили женский одеколон, который мы разрабатываем… А вообще, я только тебя люблю.
Она почувствовала, как он прижимается к ней чем-то возбужденным и крепким под одеялом, и отдалась его рукам, которые уже давно были под лифчиком…


«Как ты справляешься с тем, что хочешь быть с одним человеком, а находишься с другим?»…
Его разбудила смээс… В ту ночь он спал довольно плохо, все время вертелся и не мог заснуть. К тому же она не позволила ему ласк, которые он хотел, а оттого было как-то обидно и неприятно, что она лежит совсем рядом и не позволяет целовать себя и прикасаться. Ему хотелось обладать ею, чувствовать руками ее живот, ее грудь, вдыхать ее запах и слышать ее дыхание. Так было всегда, так было с первого дня их встречи: он целовал ее так, как хотел этого, обнимал тогда, когда ему это было нужно, и занимался с ней любовью ровно столько, сколько этого хотелось. Это было неписанное правило, обозначенное его чувствами и его страстью, это было главным и определяющим в их отношениях – он строил отношения с ней на уровне эмоций и желания, на уровне плоти и всего сопутствующего. Было некое глубокое убеждение, что семья никогда не распадется, если ее учреждать на страсти и жажде, на неистребимом чувстве, что она принадлежит ему, а он ей.
Были тысячи скандалов, сотни разногласий и десятки случаев, когда она не понимала его, но все это будто испарялось и пропадало в один миг, когда он стаскивал с ее кофту и прикасался губами к ее груди. В постели он был полностью ее, принадлежал ей, как раб принадлежит своей хозяйке. Внешне столько сильный и властный, он приходил домой, закрывал дверь и становился самим собой, потому что она понимала его, позволяла быть не таким серьезным и не таким сильным рядом с ней. Хотелось чего-то, что было далеко от его должности, от его обязанностей и его грубого низкого баса, которым он давал поручения и решал проблемы, преследующие его бизнес. Много раз он просто плакал ночью в ее объятиях, заливался слезами и рыдал, как маленький ребенок, которого раньше времени решили окрестить и погрузить в горячую неприятную воду для крещения. А ведь он помнил этот момент. Он был совсем маленьким, когда вокруг него собралось множество народу, а какой-то священник крепко сжал его в своих костлявых руках и при всем народе опустил в горячую воду, произнося непонятные словно бы угрожающие ему слова. Он заплакал и стал проситься к родным, а священник прошипел на него и заставил замолчать. Того момента он не смог забыть. И теперь, когда он лежал рядом с ней и прижимался к ее теплому телу, ему хотелось защиты и понимания, хотелось ласки и нежности, которой он недополучил в детстве, а еще хотелось плакать, рыдать от всего того, что случилось с ним, что было частью его, той частичкой, которую забыть или оставить в себе он не может.
Она понимала его, успокаивала, прижимала его голову к своей груди и целовала его волосы, его губы, страстно обнимала его и, шепча что-то приятное и такое понятное только ему, заставляла перестроиться совсем на другой лад. Слезы высыхали на ресницах и становилось приятно и хорошо, становилось так безопасно и так легко, что он забывал то прошлое, которое тяготило его. Эти ночи были самым дивным в их отношениях, потому что ни с кем более он не мог позволить себе подобного. Ежедневные скандалы на работе, переговоры с поставщиками, и риски, риски, риски, которые поджидали в бизнесе на каждом шагу. Но он чувствовал, что после всего этого он придет домой, закроет дверь и окажется в своем мире, где его любит только она, где нет более сильных и более конкурентоспособных, где нет страха, который он давил в себе и подавлял настолько, что в его взгляде все комплексы умирали.
Но сегодня он не мог заснуть, а когда под утро все же удалось это сделать, его разбудил писк телефона. Такой мерзкий и противный, писк умирающего животного, которое смотрело умаляющим взглядом и издавало звуки, похожие на укор. Это был укор…
 «Как ты справляешься с тем, что хочешь быть с одним человеком, а находишься с другим?»…
Эта женщина пришла в их компанию совсем недавно, но сразу же освоилась в коллективе и почувствовала свое влияние. Она была целеустремленной, яркой, живой и очень хищной женщиной, способной взглядом разрушить любые отношения, способной разбить любую связь и добиться своего.
Смээс напомнила обо всем. Рядом лежала его жена, от чего стало невообразимо тепло и приятно. Он хотел улыбнуться ей, повернувшись к ее обнаженной спине, но телефон продолжал злобно пищать. Не хотелось подниматься, не было желания идти в ванну, затем одевать почищенный ею костюм и собираться на работу.
А ведь то была только одна ночь… только одна, и она ничего не значила для него. Просто взгляд, просто оголенные ножки этой барышни. Просто приглашение в ресторан, которое она преподнесла столь необычным способом, и потом, под алкоголем всего лишь одна единственная ночь, проведенная вместе с той, которая на секунду стала возбуждать чуть сильнее, доставляла чуть большее чувство превосходства, чем с ней. А здесь он чувствовал тепло и уют, домашний очаг, сладкое чувство не перестающей влюбленности. Здесь он мог довериться. Здесь в ее милом эротичном животике развивался маленький ребеночек, его ребеночек.
Он потянулся к мобильнику, нажал кнопку и прочитал:
«Как ты справляешься с тем, что хочешь быть с одним человеком, а находишься с другим?»…
Все положительные эмоции куда-то испарились в раз. Она еще смеет писать ему на этот телефон… Ему захотелось произнести в слух слово «кошмар», но он не успел. Она стала поворачиваться к нему, сонными глазами улыбаясь его растерянному виду. Длинные светлые волосы заслонили ее лицо. Он быстро убрал телефон и повернулся к ней.
«Боже!» - вскрикнул он. Перед ним лежала совсем не та женщина, которую он так хорошо знал. Перед ним лежала эта девка с работы и мило как-то, но с долей коварства улыбалась.