На тёмной стороне луны. Айзен Лора

       
Только не вздумайте хоронить себя за 10.ооо$ на Луне!
Ваши души падают туда совершенно бесплатно, в самые чёрные
наиглубочайшие её кратеры...
       
*

       Вечером у меня снова поднялся жар, и стояние на ледяном полу даже показалось остужающе приятным. Медсёстры после отбоя не заглядывали к нам в палату, и чтобы оттянуть наказание я долго ещё слонялась по пустому этажу. Стояла у замёрзшего окна, что-то высматривала в темноте, наверное пыталась разглядеть грядущее, но лишь луна улыбалась мне. А проходя мимо дежурного поста, я специально задерживалась. Вдруг вот та пожилая медсестра возмёт и спросит и мне повезёт... Но заметив моё присутствие снова слышала грубое

       - …нечего здесь шляться! Иди в палату! - И я шла, зная что снова буду наказана. Хорошо, что утром, после завтрака, можно спать сколько хочешь. Но дело было в другом. После двухнедельного моего стояния, у меня случилось осложнение. Воспалились суставы c последующей атакой ревматизма.
И потом, уже дома, я ещё долго упорно вставала по ночам и смотрела на луну, регулярно лунатила.
       
       Зачем я об этом вспоминаю сейчас? – Нет, не лунарю, но суставы всё же побаливают. А эту девочку я давно простила. Ей было шестнадцать, мне - семь. Кажется она болела пороком сердца, может от этого недуга у неё и копилась злость. Вот так слоняясь по коридорным закоулкам своей кардиологии, однажды я расслышала у себя за спиной зловещий шёпот медсестёр. Говорили о ней; - что она каждый сезон здесь лежит, а толку нет, и операцию надо было делать много раньше, и не в нашем захолустном городке, в общем - не жилец она... Конечно детским своим сознанием, казалось бы, трудно понять эту тяжёлую, выпавшую на её долю участь. Но нет, дети понятливы и сметливы и гораздо чувствительнее взрослых.
       
       Что я чувствовала тогда? Нельзя сказать, чтобы жалость, ведь тогда кончались и мои страдания! Но зная что ждёт её…, я готова была потерпеть, и сжигала меня только детская наивность и беспомощность.

       ***
       
       Вся наша палата составляла шесть моих сверстниц, две из которых были на год младше. Как затесалась она к нам, старше почти на десять лет? Не знаю. Скорее всего напросилась. Хотелось, управлять нами, и все девочки беспрекословно подчинялись ей. Но толи я была воспитана не так, толи кровь во мне была напрочь испорчена, только подчиняться наглым её выходкам, я отказалась наотрез. За это моё непослушание, после отбоя, в десять часов, когда всё отделение замирало, она вытаскивала меня из постели, в наглядность остальным
       
       -... вставай! – приказывала она
       -... ладно, отстою,- думала я, а то никому не даст уснуть, зато целый день, свободен

       Конечно же я жаловалась матери, она сначала не верила, потом пробовала разузнать ситуацию от персонала и поговорить с врачом. Но наступала следующая ночь, и всё повторялось. А за ябедничество, мне полагалось выстоять вдвое больше.

       Воскресенье - день посещения, и всем приносили передачи. Видеться с родителями из боязни рецидива запрещалось, и мы липли к зимнему стеклу, как к единственному выходу в потусторонний мир и дышали, выделывая крохотные глазки-оконца. А тут принесли виноград. Это неслыханно. Среди зимы жёлто-зелёные кисти спелых сочных градин. Только после, когда мама спросила меня, я поняла, кому он предназначался, и по пустым веткам у неё на тумбочке и потому, как я не стояла в эту ночь, догадалась; виноград видимо послужил откупом и мне его так и не передали.

       -... ей плохо, – после очередного наказания думала я. Может это хоть как-то смягчит её боль. Но она ещё больше входила в роль властительницы и нещадно пользовалась нами. А мне снова хотелось её оправдать, ведь если ей жить осталось совсем мало, может этим она и компенсиравала внутреннее своё несогласие.

       ***
       
       -..ай, ай, ай, и в таком возрасте! - Слышала я от мамаш, люлюкающих своих больных малышей за обедом, сочувственно глядящих в её сторону, и ком неразжёванной пищи застревал, а слёзы непроизвольно капали в тарели. И весь лечащий персонал снисходительно качал головой и тоже закрывал глаза на мелкие проказы обречённой, не подозревая, как воюет эта обречённая с мелюзгой, опротестовывая тем самым свой приговор. Она уходит - мы остаёмся.

       И всё бы ничего, прошло столько лет, и всё забыто. Но тут и там слышу последние сводки новостей;
       
       …зверски замучен чей-то ребёнок. Доведён до отчаяного самоубийства солдат такой-то части, издевательства однокласников в школе. И с каждым разом всё больше убеждаюсь;
       
       - нет, всё же, не умерла она! И наверняка, у неё были дети..



© Copyright: Айзен Лора, 2008
Свидетельство о публикации №2804070423