Чужие письма. Часть 16

Продолжение

***

Страх, который так внезапно обрушился на Лену, когда она увидела Марио на больничной койке, в буквальном смысле слова сковал её, сковал всю: и мысли, и тело. Она будто окаменела.

- Леночка, дорогая, не пугайся ты так. Через пару дней я буду совершенно здоров, - Марио попытался улыбнуться, но улыбка вышла какой-то вымученной, совсем не весёлой, отчего на душе у Лены стало еще муторней. – Что-то с желудком. Пройдет. Знаешь, ещё в студенческие годы у меня была язва желудка. Меня тогда оперировали. После операции всё было хорошо. Долгие годы... Иногда лишь... правда, довольно редко, кое-что из еды вызывало дискомфорт в желудке... Но у кого его не бывает временами? Всё будет снова хорошо, любимая. Не переживай так, прошу. Я тебя очень, очень люблю и вовсе не собираюсь терять. Если только ты сама...
- Ну, что ты такое говоришь, Марио, дорогой! – Лена пришла, наконец, в себя. – Конечно, ты скоро выздоровеешь. Я в этом нисколечко не сомневаюсь. Ты уже говорил с врачом? Что он сказал?
- Меня осмотрели, сказали, что надо будет сделать кое-какие анализы...

Лена долго сидела рядом с Марио, никто из медицинского персонала их не беспокоил, и это казалось Лене хорошим знаком: раз не бегают вокруг, не суетятся, значит, действительно нет ничего страшного, и Марио скоро вернется домой. А когда, наконец-то, попрощалась с ним и вышла из палаты, к ней подошла медсестра и попросила зайти к лечащему врачу: ему надо, мол, с ней поговорить. Сердце сначала дрогнуло тревожно, потом рванулось в груди и вдруг покатилось, покатилось куда-то вниз...

- Здравствуйте, доктор. Меня зовут Негри, - представилась Лена. – Жена Марио Негри, которого положили в Вашу больницу сегодня. Медсестра сказала, что Вы просили меня зайти...
- Присаживайтесь, госпожа Негри, - доктор оторвал взгляд от каких-то бумаг на столе и посмотрел на Лену так, будто оценивал, что и как ей можно говорить. – Когда Вы заметили, что Вашему мужу нездоровится? – начал он по-деловому.
- Я... –Лена растерялась, запнулась, не зная что и сказать. Если даже у неё и возникали иногда подозрения, что с Марио творится что-то неладное, она очень быстро успокаивалась, услышав в ответ: «Я совершенно здоров, дорогая. Тебе абсолютно не о чем беспокоиться».
- Неужели, госпожа Негри, Вы так-таки ничего и не знали, ничего не подозревали? – Лена почувствовала в голосе доктора осуждение. - Ваш муж никогда не говорил с Вами о проблемах со здоровьем? Нет? – доктор заглянул в лежащие перед ним бумаги, потом снова поднял глаза на Лену. - И Вы совершенно не замечали в нём никаких существенных перемен в последнее время?
- Я обратила внимание на то, что в последние месяцы муж стал меньше есть и даже немного похудел, - Лена едва сдерживала слезы: за всеми этими вопросами доктора и его осуждающим тоном она чувствовала что-то зловещее, непоправимое, в чём была и её вина... – Но муж отшучивался, говорил, что уже поел перед моим приходом...
- Хм... – тонкие пальцы доктора забарабанили по столу.
- С ним что-то серьёзное, доктор? Насколько? – Ленин голос дрожал.
- Вы же понимаете, госпожа Негри, еще рано ставить окончательный диагноз... – осторожно начал доктор. – Ваш муж был доставлен к нам всего лишь несколько часов назад. – Он опять бросил взгляд на лежащие перед ним бумаги. – По первым признакам и нашим сегодняшним обследованиям... я подозреваю, что у Вашего мужа рак желудка...

В одно мгновение перед Леной разверзлась чудовищная бездна, к которой её привело непростительно легкомысленное, эгоистическое пренебрежение страхом. Полюбив Марио и связав с ним свою жизнь, она вдруг поверила, что это подарок судьбы, что её принц нашёл, наконец-то, путь-дорогу к ней и они вместе спокойно доживут до глубокой старости – назло всем живущим в ней страхам. Она просто закрыла на них глаза, отмахнулась от них. И вот итог: еще шаг – и она в пропасти. Удастся ли ей спастись на этот раз? Да и хочет ли она спасения?

- Вы не пугайтесь так, - в глазах доктора блеснуло сочувствие. – Я же сказал, что только подозреваю. Мы будем проводить специальное обследование. Не буду утомлять Вас описанием всех процедур... В наши дни рак желудка вылечивается в большинстве случаев.
- Марио уже знает? – Лена сделала шаг назад от зияющей перед ней бездны, перевела дыхание.
- Нет. Во-первых, я должен дождаться результатов всех необходимых обследований. Во-вторых, я хотел сначала поговорить с близкими. Ведь не всем пациентам следует говорить правду.
- Может, всё ещё и обойдется, - Лене так хотелось, чтобы доктор ответил, ободрил: «Конечно, я уверен, что обойдется», но доктор сказал:
- Мы сделаем все от нас зависящее, госпожа Негри.

Диагноз, однако, подтвердился. У Марио был действительно рак желудка, причём в последней стадии: с метастазами в пищевод, лёгкое и поражением печени. При таком распространении рака помочь больному уже невозможно. Можно только хоть как-то облегчить участь умирающего.

Каждую свободную минуту Лена проводила у постели мужа. Жуткое, жуткое, жуткое зрелище. Такие невыносимые страдания. Зачем? Почему? Самому лютому врагу своему не пожелаешь подобных мучений. В больнице Лена крепилась, улыбалась, даже шутила, рассказывая Марио о том, о сём, а дома в одиночестве уже не могла сдерживать слёз...

Марио таял прямо на глазах. С каждым днем он будто съеживался, высыхал. Лене казалось, что он медленно перетекает от неё в другой мир. Если бы только этот переход был безболезненным! Марио испытывал неимоверные страдания. А вместе с ним страдала и Лена. Когда жена была рядом, он из последних сил старался скрыть от неё свои мучения. Ему постоянно кололи морфий.

Иногда Марио засыпал, держа Ленину руку в своей, и в забытье тихонько постанывал. У Лены сердце кровью обливалось в такие минуты. Она так любила Марио, так боялась его ухода... Она боялась себе даже представить, как будет жить без него. Сидя рядом с умирающим мужем, Лена не переставала корить себя: «Неужели, только теряя, люди учатся понимать и ценить обретения? Как мало я сделала для Марио. Как много сделал он для меня».

- Знаешь, дорогая, - спросил однажды Марио, - какая книга Библии привлекает меня более всего?
- «Песнь песней Соломона»?
- Вот и не угадала! – слабо, но довольно улыбнулся Марио. – «Книга Иова».
- Кто бы мог подумать! А мне всегда тяжело читать эту книгу. Честное слово. Мне кажется, что происшедшее с Иовом так несправедливо, так жестоко... Ну почему, скажи, почему человек должен снова и снова проходить через огонь, воду и медные трубы? Неужели иначе он действительно не сможет научиться ценить то, что дается ему в руки? К чему так жестоко испытывать человека?! Ведь выпавшие на чью-то долю испытания могут оказаться просто непосильными, невыносимыми... Мне, наверное, никогда этого не понять... Зачем понадобилось испытывать Иова, который и без того был «непорочен, справедлив и богобоязнен и удалялся от зла»?

Говоря всё это, Лена вдруг почувствовала, что лукавит, причем не столько перед Марио, сколько перед самой собой. Ведь она же совсем недавно говорила себе, что Марио так много сделал для неё – вернул её душе радость и покой, окружил любовью и заботой, старался предугадать все её желания... А что она? Принимала его дары как должное, как заслуженную награду за годы одиночества и лишений... Как же отблагодарила она Марио за подаренное ей? Разве она сама оценила по достоинству то, что было ей дано?! Но... с другой стороны, ведь она всегда за всё благодарила Бога. Она ни на секунду не сомневалась, что это по Его воле они с Марио вместе. Почему же Он продолжает её испытывать? Почему отнимает Марио, едва только тот появился в её жизни?

- Многое нам не дано ещё понять... – муж будто читал Ленины мысли. - А помнишь, Леночка, стихотворение, которое ты мне читала однажды. «Тень» называется.


В тень мы должны уходить иногда:
Солнечный свет ослепляет глаза,
Красок оттенки не видим тогда,
Их ускользает от нас красота.

Скорби глубины как оценить,
Если больной никогда не быть,
Если всегда стороной обходить
Тех, кого горе хочет сломить?

Просто не надо бояться того,
Что солнце из жизни твоей ушло.
Богом тебе это время дано -
Ты лишь в тени руки Его.

Есть в нашем мире такие цветы,
Растущие в полную силу в тени,
Дарящие нам аромат в ночи,
От яркого солнца гибнут они.

Мир звёздного неба нам дарит покой,
Но виден он только в тени ночной.
И если в тени мы бываем порой,
То лишь чтобы свет Его был в нас с тобой.

Каждому Бог дает тот крест, который он в состоянии нести. Ведь так? Ты же была с этим утверждением согласна?

- Не знаю, Марио... Не знаю. А самоубийства? Значит, всё-таки не каждый может нести свой крест до конца... Когда я была маленькой, помню, бабушка Маша частенько рассказывала сёстрам и мне разные истории - о святых и пророках, о всякой нечисти, о чудесах... Отец ещё говорил, что она забивает нам головы чепухой. А мне бабушкины рассказы очень нравились, особенно радовало, как в них добро всегда побеждало зло. Но меня также поражало в некоторых из них и то, что иногда в своей борьбе со злом святые приносили в жертву невинных... Если Бог всемогущий, думала я, слушая бабушку, почему же он допускает такое? В детстве я стала невольным свидетелем одной трагедии, запомнившейся мне на всю жизнь. Я даже написала об этом небольшой рассказ.
- Поведай и мне эту историю, Леночка. Прямо сейчас, пожалуйста.


***

Был август на дворе. День выдался славный, погожий с самого утра. Воздух совсем неподвижный, прозрачный. Ни один листочек на дереве не шелохнётся, ни одна из причудливо натянутых между ветвей паутинок – а их в августе множество – не дрогнет. На небе ни облачка, ни дымки. Яркое солнце ласково в окно заглядывает, на речку зовёт. Разве можно в такой день дома сидеть? Вот Лена и ёрзает нетерпеливо на стуле, ждёт, когда бабушка Маша завтрак приготовит. Убежать не поев – такого даже в мыслях быть не может. Бабушка строга, и на неприятности лишний раз лучше не напрашиваться.

Почти всё лето Лена и её закадычная подруга Таня проводят на речке, могут сидеть в воде с раннего утра до позднего вечера. С ног до головы гусиной кожей покрываются, синеют, дрожат, а из воды не вылезают, пока их не выгонит кто-нибудь из взрослых. Научились плавать не хуже рыб, с трамплина в темную глубину вместе с мальчишками нырять, под водой чуть ли не полречки проплывать, раков ловить...

А раков ловить поначалу было очень даже боязно. Нырнешь поглубже, конечно же, с открытыми глазами - лучше всего около крутого берега, потому что там этих пресноводных обитателей водилось больше всего - и ищешь норку на темном илистом дне, под затонувшими корягами, камнями и корнями подводных растений, найдешь - сунешь в неё руку и пытаешься нащупать в скользкой маслянистой жиже рака, а тот не будь дураком и хвать тебя клешнёй за палец. Больно! Все пальцы у Лены и Тани были в мелких ранках, пока не научились правильно выманивать речное чудовище из укрытия и затем уже осторожненько брать за спинку. Вращай после этого свои уродливые клешни, выворачивай их в разные стороны – не страшно.

Глаза у девчонок от долгого нахождения под водой и напряженного вглядывания во взбаламученное от прикосновения рук и ног илистое дно становились красными, воспалёнными, под веками долго покалывало и пощипывало, как будто туда песок попал.

Однажды подружкам несказанно повезло, наловили они много-много раков, разделили их поровну и понесли каждая к себе домой – родных угостить. Лена с гордостью протянула бабушке улов и попросила сварить, а та посмотрела строго-холодно на внучку и говорит:

- Неси-ка ты их, милая, туда, откуда принесла, то есть обратно в речку и больше никогда не приноси.
- Почему? – расстроилась до слёз Лена. – Мы с Таней так долго их ловили, так старались. Ты только посмотри, какие они крупные, свежие, живые.
- Вот именно, что живые. Лишь живодёр может бросить в кипящую воду живое существо. Подумай, каково это быть заживо опущенным в кипяток.

С тех пор Лена никогда не приносила раков домой, но ловить ловила – очень уж увлекала охота на этих маленьких монстров.

Любили девчонки и с удочкой на берегу посидеть, и на лодке за лилиями сплавать, чтобы ожерелья потом из них мастерить. Жизнь на речке была такой интересной, такой разнообразной.
 
- Смотри, - говорила бабушка Лене, - рассердишь когда-нибудь водяного, баламутя ему воду с раннего утра до позднего вечера. Утащит в один день под корягу – никто и не заметит.

Любит внучка слушать бабушкины рассказы про водяных и русалок, леших и оборотней, колдунов и ведьм, даже искренне верит, что они существуют на самом деле, потому что все эти, казалось бы, невероятные истории происходили либо с самой бабушкой, либо с её хорошими знакомыми.

Но сегодня Лене не хочется слушать о домовых, водяных, кикиморах болотных и прочей нечисти. Солнце поднимается всё выше и выше, скоро совсем жарко будет. Наверное, уже все самые лучшие места на берегу заняты.

Наконец-то заметила бабушка Ленкино нетерпенье. Ей ли не знать, куда так рвется младшая внучка этим августовским утром?!

- Никакой речки, - строго произнесла бабушка. – Забыла, что сегодня Ильин день?

Лена слышала про Ильин день уже много раз. Каждый год накануне 2 августа напоминает бабушка внукам о суровом пророке, в подчинении которого находятся дожди, гром и молнии, и запрещает им категорически купаться в этот день в реке. Но не только потому, что с Ильина дня, по народным наблюдениям, осень начинается и вода в реке холодной становится, а ещё и потому, что с этого дня в воде поселяется нечистая сила и, если купаться в водоемах в Ильин день и после него, то можно серьёзно заболеть или даже утонуть.

Бабушка, конечно, не могла запретить внукам проводить время на речке после 2 августа: почти целый летний месяц ведь впереди, да и дни стоят тёплые, иногда даже жаркие. Но в Ильин день – ни-ни, категорический запрет лезть в воду. Не дай Бог прогневить этого сурового святого, а также бабушку Машу.

Двенадцатилетняя девчушка не в состоянии понять, как святой пророк может быть таким жестоким. Истории о нём не такие уж безобидные. По рассказам бабушки, в отведенный ему Богом день грозный Илья преследует и уничтожает злых духов, очищает землю от всякой нечисти, темных сил, безжалостно наказывает людей, даже маленьких детей, причём не только за дурные поступки, но и за самое простое непослушание. Трусливые бесы очень боятся Илью, мечутся по всей земле в поисках надёжного места и прячутся где только можно, даже в воде, в рыб и других подводных обитателей, могут спрятаться и в человека. У пророка же, призванного истреблять злых духов, рука не дрогнет убить из-за бесов и людей, хотя он прекрасно знает о невинности тех, в кого вселяется нечистый.

Илья представляется Лене высоким худым стариком в чёрной хламиде до самого пола, его длинные седые волосы и борода развеваются на ветру, жесткие серые глаза всегда прищурены, оттого что всё время что-то высматривают, в одной руке он держит длинную и толстую сучковатую палку, а другой грозит невидимому врагу. Страшно попасть такому под горячую руку.

Очень часто в Ильин день бушует гроза: льётся, низвергается на землю сплошным потоком дождь, гремит неистово гром, сверкают ослепительно молнии. Бабушка говорит, что это пророк мчится по небу в своей огненной колеснице и мечет стрелы-молнии в бесовское отродье. Суровый Илья хоть и жалеет невинное Божье создание, но твёрдо убежден, что спасти человека, в которого вселился нечистый, уже невозможно: рано или поздно дьявол всё равно погубит его – заставит повеситься или утопиться. Но Бог милостив и забирает невинные души в своё Царствие.

В который уже раз слушает Ленка бабушкин рассказ, а сама чуть не плачет. Подружки её давно уже на речке: загорают, плещутся в воде, плавают наперегонки, в мяч играют... Неужели так и придётся весь день дома просидеть? Никакой грозы сегодня и в помине нет и не намечается. Вон небо какое чистое, голубое-преголубое. Увидела бабушка внучкино несчастное лицо и сжалилась:

- Ладно, так и быть, беги на речку, но в воду – ни-ни. И на лодке не плавай. Схватит водяной за руку и на дно утащит, а то и просто лодку перевернет, в водорослях запутает... Смотри у меня. Проведаю – худо будет.

Знает Леночка бабушкины наказания очень хорошо. За провинности она не ругает, не бьёт ремнем по мягкому месту, но штрафные санкции от этого не менее чувствительны. Папа с мамой много работают, мало дома бывают, поэтому воспитание внуков и ведение домашнего хозяйства в бабушкиных надежных руках.

Деньги семейные тоже у неё находятся, и распоряжается она ими просто превосходно. У мамы с папой, как говорит баба Маша, деньги в руках горят, то есть они умудряются спускать их в считанные часы непонятно на что, а потом приходится до получки дни и копейки считать, на бабушкин кулинарный талант уповать: та почти что из ничего может приготовить такие вкусные блюда – пальчики оближешь. Но с тех пор как баба Маша настояла на том, чтобы после получки ей передавалась определенная сумма денег, финансовых проблем в семье как не бывало. Даже на кино всем всегда хватает. А семья-то ого-го какая – кроме Ленки, младшенькой, ещё четыре сестры и брат, а также мама, папа, да и сама бабушка!

Так вот о наказаниях. Провинишься – неделю в кино ходить не будешь, на улице с подружками не побегаешь. Но и сидя дома, чем попало не займешься. Бабушка обязательно найдет дело и для внучек, и для себя. То в комнатах прибраться накажет, то за водой к колодцу сбегать, а то и книгу вслух читать потребует, а сама в это время, нацепив круглые старомодные очки на кончик носа, пшено или гречку будет перебирать, чтобы кашу на следующий день сварить, или грибы примется чистить, а то и носки внукам вязать, да мало ли что ещё – у неё всегда дел невпроворот.

И все её дела занимают очень много времени. Например, в семьях своих подруг Лена ни разу не видела, чтобы так долго и тщательно перебирали крупы. Баба Маша отсыпает крошечное количество пшена или гречки из большой стеклянной банки, в которой они хранятся, в маленькое блюдце и перекатывает, перебирает в нём пальцами каждую крупинку, чтобы, упаси Бог, не пропустить хоть одну черненькую, порченую. Затем пересыпает отсортированную на блюдце крупу в кастрюлю для варки каши. И так бессчётное количество раз. Эта процедура занимает у неё не один час. Не меньше времени уходит и на чистку грибов, в результате чего от полного ведра лесных даров для приготовления остается лишь небольшая кастрюля. А пока бабушка работает молча, внучка читает вслух.

Так что лучше уж честно слушаться бабу Машу во всём, не лукавить, поэтому, получив разрешение идти на речку, Ленка быстренько хватает купальник, покрывальце, книгу и спешит заверить:

- Конечно, бабуля, я не полезу сегодня в воду. На берегу посижу, позагораю, в мяч поиграю, книгу почитаю.
- Как только тучи собираться начнут, не мешкай, сразу беги домой. Не дай Бог, гроза в пути застанет, - кричит вслед бабушка.

Ну, какая может быть гроза сегодня, ведь на небе ни единого облачка, подумала про себя девчушка, но спорить с бабой Машей не стала – и то хорошо, что всё-таки отпустила.

Посёлок, в котором живет Ленка и её семья, разместился на возвышенном месте, а внизу петляет, извивается змейкой неширокая и не очень глубокая, но длинная речка. Между спуском с холма и серебристой лентой речки зеленеет огромный луг, на котором пригожими летними днями отдыхает, загорает чуть ли не весь поселковый народ.

Вот и сегодня, несмотря на Ильин день, отдыхающих на реке собралось много: кто плещется в тёплой воде, кто играет в волейбол на берегу, а кто и просто лежит на брошенных на зелёную траву разноцветных покрывалах, нежась в теплых лучах умеренного августовского солнца. Ещё издалека Ленка увидела свою лучшую подружку Таньку в окружении девчонок и мальчишек из их школы и полетела вниз по склону на всех парусах, аж ветер в ушах засвистел.

Никому из Лениных подружек и знакомых не запретили купаться в речке в этот день, поэтому время от времени ей приходилось сидеть на берегу одной. В такие моменты, от нечего делать, она наблюдала за тем, что происходит вокруг.

Вот неподалеку Танина старшая сестра Вера кокетничает с симпатичным молодым человеком атлетического телосложения.

Парень этот живет не в поселке, а в районном центре и приезжает к Вере на огромном новом мотоцикле. Юрий Шишкин, так его зовут, катал уже на своей сверкающей машине и Таню, и Лену, поэтому они в нём души не чают. Учится он в каком-то техническом вузе. Веркины подруги завидуют ей, в поселке поговаривают о видном и богатом женихе и скорой свадьбе. Правда, её самая близкая подруга Юля (она тоже сейчас на берегу речки), такая красивая, стройная, гибкая, модная, уверенная в себе девушка, студентка филологического факультета педагогического института, отговаривает Верунчика от замужества:

- Молодые мы ещё с тобой, Вера. Жизни почти не видели. Выучиться надо, мир посмотреть, а потом уже о семье и детях думать.

У Юлечки часто меняются ухажеры, но все они, как на подбор, писаные красавцы.

Лена тоже хочет мир посмотреть, она много читает и знает уже, как разнообразен и прекрасен он. Но сначала надо, конечно, выучиться, хорошую профессию приобрести, начать работать...

- Привет, Лен. А ты почему не купаешься? Заболела что ли? – прервал Ленины размышления тонюсенький детский голосок.

Ну не объяснять же семилетней Томуське об Илье-пророке и бабушкином запрете лезть в воду!

- Ногу подвернула, - соврала Ленка. - Болит. Как тут поплаваешь!
- А-а, - сочувственно протянула Томуська, стягивая со своих худеньких, прямо-таки костлявых плечиков бретельки от сарафана. – Вода в реке такая теплая сегодня, теплее парного молока, - девочка положила аккуратно сложенный сарафанчик рядом со старенькими стоптанными сандалиями и направилась к воде.
- Тебе разрешили купаться одной? – спросила озабоченно Лена.
- А я вовсе и не одна, я с Витькой пришла. Вон он с мальчишками в футбол играет, - махнула Томочка куда-то в сторону тонюсенькой бледной с синими прожилками ручонкой и ступила осторожно в тёплую зеленоватую воду.

Лена повернула голову в ту сторону, куда указала малышка, и увидела среди мечущихся по зелёной траве мальчишек Витьку, десятилетнего паренька, такого же худющего, костлявого, как и его сестрёнка.

Томуськины и Витькины родители - алкоголики. Никто никогда не видел их трезвыми. Никто не мог припомнить их нормальными людьми. Они словно родились беспробудными пьяницами. Им обоим нет ещё и тридцати лет, а выглядят высохшими сморщенными стариками.

Все в поселке диву даются, как у таких вот родителей получились абсолютно нормальные, даже умные дети. Витька - круглый отличник, его фотография красуется на школьной доске почёта каждый год. Он успевает и уроки сделать, и в магазин за продуктами сбегать, и поесть приготовить, и в доме прибрать, и постирать, и за сестрёнкой приглядеть, а ведь ему исполнилось всего лишь десять лет. Томуську он очень любит и трогательно заботится о ней. Девочка всегда накормлена, напоена, чисто одета, вовремя отведена в детский садик и вовремя забрана вечером домой. Витька даже берёт в библиотеке книжки для неё и читает ей перед сном. Все в поселке жалеют детей, подкармливают их и дают кое-какую одежду.

Оба, и брат и сестра, очень симпатичные, но Томуська особенно хороша: маленькая, худенькая, со светлыми золотистыми кудряшками, обрамляющими крошечное личико с белой, чистой и такой тонкой, чуть ли не прозрачной, кожей, высоким открытым лобиком, маленьким безупречным носиком и небольшим же ротиком с пухленькими розовыми губками.

А глаза у Томуськи огромные и круглые с длиннющими, загнутыми кверху темными ресницами, и голубые-преголубые, словно безоблачное небо в погожий солнечный день. На мир малышка смотрит с радостью, любопытством и добротой, как будто жизнь её - ничем не омраченный праздник или сладкий розовый глазированный пряник, очень мягкий и вкусный. Девочка никогда не капризничает, ничего не требует, принимает жизнь такой, какова она есть, словно иначе и быть не может.

Этим летом Томочке исполнилось семь лет, и в сентябре она пойдет в школу. Сколько радости для девчушки! Она об этом только и говорит.

- Лен, а Лен. Сколько ещё дней осталось до школы? – спрашивает Томуська, плавая на мелководье, как ей строго-настрого наказал Витька. – Нам в садике подарили портфели, красивенькие такие и совсем новые.

Девочке так редко достаются новые вещи, что она не преминула подчеркнуть, что подаренный портфель именно новенький. И как только она, такая крохотная и худенькая, будет таскать свой портфель, думает Лена, припомнив свой первый школьный день.

- А в портфеле были цветные карандаши, краски с кисточкой, альбом для рисования и букварь, - на одном дыхании выпалила Томочка, перебирая по песочному дну худенькими ручками. – Я могу уже своё имя писать. Витька научил.

А народу в речке сегодня – тьма-тьмущая. К обеду стало невыносимо жарко, даже душно, как перед грозой, хотя небо всё ещё было совершенно чистое. То с одной стороны, то с другой слышится:

- Фу-ты, дышать совсем нечем, никак гроза собирается.

Из воды наконец-то вылезла Ленина подружка Таня, попрыгала немного с ноги на ногу, чтобы стряхнуть с себя лишнюю воду, и улеглась рядышком на покрывало. Подружки перевернулись на животы, подставив солнцу и так уже ставшие к августу черными спины, и принялись болтать о своих многочисленных делах. Но через некоторое время Таня не выдержала:

- Ну и духота! Пойду окунусь ещё разок.

Лена опять осталась одна на берегу и принялась наблюдать за плещущимися в воде детьми. Томуськи среди них она не увидела. Наверное, пошла к брату, подумала Лена и повернулась в ту сторону, где ещё совсем недавно играли в футбол мальчишки, но там уже никого не было. Скорее всего, тоже в речке сидят. Лена взяла принесённую с собой книгу и углубилась в чтение, сразу же забыв обо всём на свете. К действительности её вернули выделяющиеся из обычного гула голосов отдыхающих и всплесков воды крики:

- Смотрите, смотрите, вон там - у противоположного берега, рядом с камышом! Утопленник!
- Тельце совсем крохотное... Ребёнок...
- Ой, мама родная! Никак утонул кто-то!
- Да это же Томка! Вальки и Сеньки дочка. Видишь, её волосики, светлые такие, кудрявенькие.
- Быстрее, быстрее! Сносит водой.
- Может, ещё живая, только воды наглоталась. Надо достать её из реки и искусственное дыхание сделать.
- Не поможет. Смотри, совсем уже синяя.
- Как же можно было оставлять такого маленького ребёнка одного в воде?!

Лена вскочила на ноги и посмотрела в сторону камышей, густо разросшихся у противоположного берега реки. Там, касаясь высоких жестких стеблей растений, покачивалось на легких волнах маленькое тщедушное тельце с опущенным в воду лицом, раскинутыми в стороны ручками и ножками, а светлые волнистые волосы поблескивали на солнце.

Сомнений нет – это Томочка. К ней уже подплывал восьмиклассник Борис, крепкий парень и очень хороший пловец. Приблизившись к малышке, он осторожно обхватил ее одной рукой под мышки и на спине поплыл обратно к берегу, где их поджидала толпа людей.

Кто-то побежал за медсестрой (в посёлке не было врача, только медсестра, дежурившая в амбулаторном пункте). Однако её не стали ждать. Как только Томочку уложили на заботливо раскинутое кем-то покрывало, студент Юра, Верин друг, и Юля принялись делать искусственное дыхание. Вокруг столпился народ, переживая, давая советы и указания.

Здесь же был и Томочкин брат Витя. Он стоял такой потерянный, такой несчастный, смотрел молча на неподвижную сёстренку, а из глаз по худеньким ввалившимся щекам катились и катились беззвучные слезы, которые он время от времени смахивал маленьким, почерневшим на солнце кулачком. Юрий и Юля старались изо всех сил, но малышка не подавала никаких признаков жизни.

Вскоре, запыхавшись от быстрого бега и жары, около утопленницы появилась полненькая пожилая медсестра в белом халате и накрахмаленном высоком чепчике, из-под которого выбивались белокурые пряди растрепавшихся волос. В правой руке она держала старенький, из потрескавшейся искусственной черной кожи саквояж, видимо, вмещающий всё необходимое для оказания первой помощи.

Но бедной Томочке уже ничего не могло помочь. Лежала она на зелёной тёплой траве совсем крохотная, и кожа у нее была не белая и прозрачная, как раньше, а лилово-синяя, холодная, мертвая, чужая...

Как же такое могло случиться?! Ведь рядом с Томочкой в воде было столько людей: и детей, и взрослых. Почему никто ничего не заметил? Да и бултыхалась она на самом мелком месте, где если и захочешь – не утонешь. Неужели всё это правда про Ильин день, про нечисть, прячущуюся в самых невинных созданиях, чтобы обмануть пророка и спастись? И почему всемогущий Бог и Его многочисленные святые не могут извести её, не губя при этом хотя бы детей?

- Где ты сейчас, Томочка? - думает Лена, сидя тем вечером у окна, за которым бушует, ярится гроза...

***

- К сожалению, Леночка, на некоторые, а впрочем даже на многие наши вопросы мы не найдем ответа в этой жизни. Может, так оно и лучше для нас – не всё знать? – большим пальцем правой руки Марио легонько погладил лежащую под его ладонью Ленину руку. – И в «Книге Иова», с человеческой точки зрения, такая позиция Бога в отношении к Иову, к нам, людям, для меня загадка, которую очень хочется разгадать. Взять и отдать человека в руки сатаны, причем только для того, чтобы тот испытал его и удостоверился, настолько ли он «человек непорочный, справедливый, богобоязненный и удаляющийся от зла», настолько ли он искренне любит Бога и ценит Его опеку и дары? Правда, при этом Бог запретил сатане губить тело и душу Иова.
- Зато поплатились жизнью дети Иова, - мрачно заметила Лена. - Все до единого. Ради чего, Марио? Ради чего? Бог ведь вездесущ! Зачем Ему проверять и испытывать нас? Он и без того должен знать, что творится, что зреет внутри каждого человека... Стоит ли так жестоко испытывать людей только лишь для того, чтобы подтвердить то, что Богу заведомо известно?
- Да, трудно понять такое... Но знаешь, что я приемлю в «Книге Иова» безоговорочно? То, что люди ни в коем случае не должны выдавать свою «истину» за Божью, не должны за Бога вершить дела на земле, возомня себя проводником Его воли, Его помощником, Его голосом, Его судьей, Его правой рукой... Помнишь то место, где Елиуй, сын Варахиилов, Вузитянин, решил говорить за Бога? – Марио попросил Лену взять с тумбочки, стоящей рядом с кроватью, Библию, найти указанное им место и прочитать.
- «Слова мои от искренности моего сердца, и уста мои произнесут знание чистое. Дух Божий создал меня, и дыхание Вседержителя дало мне жизнь. Если можешь, отвечай мне и стань передо мною. Вот я, по желанию твоему, вместо Бога». А вот еще: «И продолжал Елиуй и сказал: подожди меня немного, и я покажу тебе, что я имею ещё что сказать от Бога» (Иов; 33:3-6, 36:1-2).
- И прочитай, пожалуйста, что ответил Елиую Бог?
- «Кто сей, омрачающий Провидение словами без смысла?» (Иов; 38:2).
- Знаешь, когда я читал «Книгу Иова» в первый раз, слова Елиуя казались мне вполне правильными, хоть я и сочувствовал Иову и не понимал, почему Господь допустил такую жестокость по отношению к нему. А Бог отреагировал по-другому: «Кто сей, омрачающий Провидение словами без смысла?» Это потом я понял, что из таких Елиуев и получаются рьяные фанатики, мнящие себя Божьими воинами на земле, которым, якобы, дано право насаждать Его Правду любыми средствами и способами... Я не за анархию, нет... Я знаю, я приемлю то, что люди могут и должны судить друг друга по своим законам, разрабатываемым ими веками, но только не за веру или неверие в Бога, не за их отношение к Нему, не за их мысли о вере и религии, если только они не провоцируют насилие, не за одежду... Бог не нуждается в защитниках, назначающих себя самих на эту роль. В этом я твердо убежден.
- Наверное, ты прав.
- Мне кажется, что человек вправе строить отношения с Богом по своему собственному усмотрению. Он может спорить или соглашаться с Ним, требовать ответа, как Иов, молиться и ждать, молить и действовать... И Бог ответит лично ему, а не посреднику... А потери... Как много теряла твоя бабушка Мария в жизни! Но она и приобретала – снова и снова. Как Иов. Потеряв всех своих родных и близких, она ведь не осталась одна. У неё была большая семья, заботами и радостями которой она жила долгие годы. Теряла ты, терял я... Но мы и приобрели много... Мне так хорошо с тобой, родная...

Однако слова Марио не успокоили Лену, а только сильнее разбередили её душевные раны. Еще чуть-чуть – и она расплачется. Марио это почувствовал и поспешил переменить тему разговора:

- А что же было дальше с Марией и Данилой Кондратьевичем, после того как она узнала о его неверности?

(Продолжение следует)