Часть шестая

***
 
Как раньше. От этого уже ничего не осталось, почти ничего. То есть осталось, конечно, но, может, мне казалось, что все изменилось, может, это и вправду было так. Мне хочется верить ей, мне так хочется верить ей, и я верю. Правда, это уже ничего не меняет.
 
Это как солнце такое странное, как солнце. Оно то светит, светит, а потом вдруг раз... И одни воспоминания. Сколько ошибок и того, что исправить не получается. Такое бывает, что любви боишься, бывает и такое, а нельзя этого делать. Бояться истинной, искренной, настоящей любви - нет, вот так не следует, ее лучше сохранить, всегда с собой носить, там, где сердце бьется. Ведь может и так случиться, что от нее не останется ничего, кроме воспоминаний, и со мной случилось. Глупость теперь - жалеть, сколько раз я об этом думал.
 
Это было слишком странно. Когда ее не было рядом со мной, не было продолжительное время, тогда я о ней думал меньше и меньше. Но если я видел ее, я не мог удержаться, глаза мои сами хотели смотреть на нее и искали ее, губы сами улыбались ей, а руки сами случайно прикасались к ней, будто невзначай, и так были эти руки странные рады, что чувствуют ее. В этот момент мне хотелось себя ненавидеть и ругать... За непослушание, так, что ли?..
 
Я не был влюблен в нее, так я думаю. Мне было приятно разговаривать с ней, видеть ее и любоваться ею, а еще осозновать, что и ей это приятно, даже более того. Наблюдая за ней пристально и еще пристальней, я все-таки увидел, что что-то у нее ко мне осталось, но - как это задевало - это было будто все же меньшее, чем раньше. Той жаркой весной, когда я встречал ее часто, почти каждый день, я так и не разговаривал с ней толком, я слышал ее лишь по телефону, через сообщения, а тут... Я узнавал ее, видел ее какие-то внешние привычки, ее некоторые милые странности, всякие пустяки, и думал: "Какая обаятельная..." Почти всегда я понимал ее, а наши молчаливые диалоги всякий раз удивляли меня, и не только они. Удивляла меня и она, да так, что я ничего поделать с собой не мог, мои убеждения в том, что это же А - просто А, они на моих глазах превращались в пыль. Когда же я видел ее рядом с В, что-то так странно и уже так давно незнакомо кололо меня в сердце. Она улыбалась ему какой-то другой улыбкой, не такой, которую она дарила мне, и смотрела она на него все с той же благодарностью и привязанностью, а на меня... Читать в ее глазах смешанные чувства счастья и несчастья было выше меня, чрезмерно выше и недосягаемо. Предательская мысль о том, что она бы могла так же держать меня за руку, класть голову на плечо и закрывать глаза, что-то напевая под нос, угнетала меня. Однако все это постепенно проходило, все эти мысли и ощущения, стоило ей пропасть на неделю или несколько дней.
 
Что-то промелькнуло так стремительно и все же постепенно, что я даже не мог остановиться и сказать себе: "Что происходит?.. Это же А - просто А, я знаю ее так давно..." Но даже если эти слова и были произнесены, они меняли лишь совсем немногое.

***

Кто-то меня услышал. Так часто рядом. Я даже сама себя спрашивала: "Ты не лопнешь от счастья, деточка?" Спрашивала и тут же смеялась, и ведь лопнуть от такого не жалко.
 
Смотреть, видеть, слышать, улыбаться, разговаривать, прикасаться... Все было будто вновь, будто заново, и я училась быть рядом. Это не так легко было, как кажется. Меня в большинстве случаев радовала моя сила воли, мне много стоило не посмотреть лишний раз, не прикоснуться, не улыбнуться, и так я скучала без него, как мы друг от друга пропадали. Мой В замечал, что я так сильно и ощутимо изменилась, что какие-то радостные искорки появились в моих глазах, и что даже с утра я радостная и даже не огорчаюсь, когда за окном погода ненастная и дождь как из ведра. Он говорил, что наконец я почувствовала весну, а я смотрела на него как-то с умилением и думала: "Если бы ты знал, что я чувствую, что это за весна..." Нет, он не знал, и я даже жалость к нему чувствовать не хотела. Это было огромное ощущение свободы, будто я уже сама лечу, а подстраховка... к черту эту подстраховку, мне ничего не нужно, мне кто-то нужен.
 
Много было встреч, и случайных, и нет, он же был другом В, и мы виделись почти каждую неделю. В одну из этих встреч я помню костер, гитару, на которой он играл так, что хотел каждый его дюйм тела обнять-поцеловать, помню "Останусь", глухо доносившуюся из приемника. Я пригласила его на танец, еле сдерживаясь от счастья, и мы так и двигались - рядом и стесняясь будто смотреть в глаза. Его твердые руки держали меня, иначе я бы скинула туфельки и высоко улетела, я же то обнимала его шею, то клала руки на его плечах и аккуратно задевала маленькую пуговицу черной футболки с белыми полосками. А он смотрел на меня - я чувствовала, - а когда и я осмеливалась поднимать глаза, он отводил свой пронизывающий взгляд и убирал дурацкую милую спичку. Руки меня будто до сих пор обнимают, а глаза так и не хотят смотреть. Я так явно порой видела его равнодушие, а потом замечала его странный взгляд и понимала: нет, что-то тут по-другому. Что-то уже не так, как раньше, не как всегда.
 - Ты бы мог представить себя таким... который девушек меняет, как перчатки?.. - к чему я задала этот вопрос, не знаю. Он посмотрел на меня внимательно, нахмурился и чуть замедлил наш танец.
 - Я не хочу быть таким, - глухо ответил он, я еле расслышала слова, а когда расслышала, сердце мое пропустило отчего-то один такт, - Только одна будет, одна лишь.
 - Как это одна?.. - ошеломленно переспросила я, - Любовь и романтика?.. Мне казалось, что ты в это не веришь. И что же, принцессу ждешь, девушку своей мечты?..Самую-самую?..
 - Да. Ты, надеюсь, приятно удивлена, - в глазах его я видела какой-то неизвестный мне до этого блеск, такую искрящуюся мечту. Видела эту мечту и тосковала.
 - Приятно, только неожиданно. И ждешь ее, даже если она с тобой-то быть не сможет или, хуже того, не захочет?.. В голове не укладывается: грустный, влюбленный С!.. Провожаешь взглядом ту самую, а она проходит мимо и даже не замечает тебя, а ты краснеешь, путаешь слова и спотыкаешься, - я улыбнулась, когда услышала его искренний смех, он, наверное, и сам себя таким представить не мог. А я могла, - Боже, у меня хорошее воображение.
 - Я бы ее не упустил, я знаю, - уверенно ответил он, и я позавидовала той Девушке-Мечте, - Ее невозможно не заметить, потому что она навсегда в памяти остается, и ради нее я все сделаю, я весь мир переверну, если ей это доставит хоть малое удовольствие. Я бы ее не упустил, я знаю.
       
В сердце - искреннее желание, чтобы он был счастливым. Это было так... трогательно. Моя мечта ждала другую Мечту, он ждал и обещал, что ради нее весь мир перевернет. Мне оставалось лишь тихо завидовать той Мечте, завидовать и все-таки желать, чтобы он ее встретил. И желать так искренне, чтобы он и во мне смог увидеть ту Мечту, но что я, совсем разнюнилась, я для него не Мечта, не для него, для В - да. Так часто теперь эта его Мечта стала видеться мне, так часто, что снежинки на глазах вновь таяли, пусть снега давно и нет. Зато - дождь, и плачь ты, сколько угодно, никто не увидит. И от радости плачь, лишь от радости в этот ненастный день.

***

 
Это просто подъезд, но сердце сжимается везде и всегда, когда она рядом. И даже уследить не удалось, когда именно это случилось, как постепенно-стремительно это появилось, как вдруг так явно каждая ее улыбка контролировала каждый удар моего сердца, которое...влюбилось. И как было не влюбиться, даже я уже это признал, дурак, признал наконец.
 
Она даже дождь любит. И говорит отчего-то, что он и снежинки - отличная "психологическая отмазка". Многого я в ней не понимаю, а она на это так радостно смеется и сверкает своими чудными глазами. Все сидят за столом и скучают, жалуются на погоду, а она смотрит на меня, и я читаю: "Скучно-скучно!" Мы идем в подъезд, открываем окно на втором этаже и выходим на козырек подъезда. Она прыгает весело под дождем, ноги ее так и мелькают быстро-быстро, как юла она вертится, кружится. Такая быстрая река, на которую я смотрел и удивлялся каждый раз. Она откидывает мокрые волосы, подставляет руки под дождь, и весело смотрит на меня, когда я, удивленный и такой же радостный, смеюсь, глядя на нее. Она садится прямо на барьер, свесив ноги и манит меня к себе, и я как закодованный подхожу и сажусь рядом, стараясь не смотреть вниз: я всегда боялся даже маленькой высоты, боялся сорваться с обрыва, сделать неверный шаг, упустить что-то и полететь в пропасть. Мы смотрим друг на друга, и я догадываюсь, что она имела в виду про "психологическую отмазку": на какой-то момент я увидел ее слезы, блеснувшие в уголках глаз и затерявшиеся где-то в каплях дождя, но я видел и улыбку, которая грела мне душу.
 
Солнце вдруг появляется из-за облаков, а дождь все еще идет. "Это оно для нас... то есть для тебя светит..." - сказала она, смутившись. Для нас - так правильней, подумал я, но ничего не сказал. Смотрел на свои руки, на что угодно, только не на нее и не вниз, и того, и другого боялся. Я влюбился?..
 
Это был один из тех радостных ненастных дней.