есть, её не может не быть

                ***
После посещения зубоврачебного кабинета Н пришёл к себе, лёг на диван, закрыл глаза и застыл – нежное, светлое лицо девушки-врача склонилось над ним, будто родное, будто всегда ожидаемое. Через некоторое время Н встряхнул головой, встал и попытался подбирать музыку, но не было ТОЙ песни. Её нет и не могло быть. Н смотрел в окно: ласточки, как дети, радостно визжали и уносились всё выше, исчезали. Он приложил руку к груди и усмехнулся.
Следующие дни он часто лежал, ворочаясь с боку на бок. Однажды он встал и выбросил всю коллекцию порно в мусор. Потом взял лист бумаги и под его карандашом стало проявляться женское лицо.
Когда он поглощал свою яичницу, то, вдруг, остановился с набитым ртом, посмотрел на своё брюшко – и лицо стало сморщиваться, а на щеках, возле носа, заблестело.
Больше он не притрагивался ни к чему, только лежал с рукой у груди, на диване, или на полу перед иконами, с блестящими щеками,
       непрестанно.

                ***
Он возник на пороге палаты – исхудавший, с совершенно затравленным взглядом воспалённых глаз, с тёмными кругами, в клоунской пижаме, и, ни на кого не глядя, скользнул на свободную кровать.

В палате было десять человек: одни лежали, другие резались в карты.

Новенький всегда валялся на кровати с остановившимся взглядом, иногда плакал, но было похоже, будто губы его при этом раздвигались в какой-то странной улыбке.

- Эй, ты! Иди есть, иди в столовку!
- Любовь.
- Что?
- Любовь.

Его силой поднимали и вели, куда надо: в столовую или за лекарствами.

Чем-то он не угодил парням, и они, затащив его в палату, били втроём. Удары глухо гудели по телу и затылку.

- Любовь, - ещё удар.
- Любовь, - парни загоготали.
Он плакал и улыбался…



       ***


       Свет Свет Свет – он был везде
       Нежный свет лился сверху и
       Соткалось из него Её лицо
       Оно склонялось над ним, родное,
       И карие глаза смотрели с
       Жалостью: «Бедненький!»


       ***


Его поднимали на прогулку и работу, что-то он делал там, механически. Когда его вели по улице, он мог помочиться на виду у всех.

Раз его подговорили бежать на прогулке, ради смеха.

- Вон, сейчас – санитар отвернулся!
- Давай к забору!
- Быстрее!

Он вскочил и потрусил к каменному серому забору, вскинул на него руки и подпрыгнул, но слабые руки провисли, как плети, а он прыгал и прыгал на стену, как будто она должна была расступиться.

Санитары уже бежали крутить и ломать эти руки. И он получил форсированное лечение, и был притянут бинтами к железной кровати в коридоре. Парни ржали, идя мимо, в курилку.

- Чего, добегался, псих?!
- Любовь. Любовь. Любовь.
- Заткнись, заладил!

Однажды ночью санитар развязал его и повёл в туалет, когда они проходили мимо кастелянтской, он быстро втолкнул психа в тёмную клетушку с грязным бельём – «Любовь…», - тут же рука зажала ему рот, другая сдёргивала штаны сзади, потом – только частое дыхание…



       ***


       Лицо, сотканное из нежного света
       Склонилось совсем низко
       Две тёплые ладони прикоснулись
       К его щекам, снимая дрожь
       Осушая слёзы, Её мягкие глаза
       Неотрывно смотрели в его,
       И он погружался в них.
       «Вы не виноваты! Вы – жертва!»
       Рядом проступило другое лицо –
       «Мама!», - она была с ним,
       И смотрела ласково!
       «Любовь и Мама, заберите
       Меня с собой!!!»
       Они удалялись уже
       И он шагнул за ними.