Первые шаги по жизни взрослых

       * * *
       7 октября 1977 года, яркий, солнечный день – день, в котором я живу. Маленький, провинциальный городок на Южном Урале – городок, в котором я живу. Шесть классов средней общеобразовательной школы, безграничный двенадцатилетний оптимизм – всё то, чем я живу.
Я повернулся к Мишке и начал трепаться. В конце концов, уже третий урок. Я устал. К тому же у нас с Мишкой куча нерешенных проблем. Да и учителка уже не обращает ни на что никакого внимания. Ей тоже всё надоело.
       Дверь класса открывается. Математичка выходит. В классе оживление. Хоть и маленький, но лишний глоток свободы. Что происходит учащимися, когда их покидает преподаватель, я описывать не буду. Вы, верно, сами помни-те. Я даже и мечтать о таком не смел: математичка возвращается и говорит, что отпускает меня с уроков. Со всех! Меня – Балябина(1). Это невероятно! Меня отпускают с уроков! И когда? Сейчас! Когда на улице просто рай. Впереди: целый день, целый вечер, целая жизнь. И ни одна из проблем, терзающих всё человечество вкупе и каждого человека по отдельности, не смущают ни мою душу, ни мой разум, ни моё тело. К тому же у меня просто-напросто хорошее настроение…
Почему у меня тогда было хорошее настроение? Погода? Праздник?(2) Конечно и то, и другое, и плюс ко всему то, что у меня просто было хорошее настроение.
С самого утра я бесился, смеялся, шутил и отпускал девчонкам компли-менты. Всё, что меня окружает, – хорошо; рядом сидит девчонка – она мне нра-вится; сзади – Мишка, он мой друг, сегодня вечером мы будем дружить. В школе всё классно, на улице блаженство. А, что еще нужно пацану в шестом классе? И к тому же меня отпускают с уроков…
       За дверьми меня встречает мать со своей подругой. Обе непонятно взвол-нованы. Ну ладно час, ну – два у хорошей погоды и хорошего настроения по-хищены. Ну, да Бог с ними. И чего они так взволнованы? С чего это они так? Ключ наверно тётка потеряла. Вот здорово! Ещё залазить, наверно, придется, к тётке в окошко. Так и есть, первые слова матери: "Ты только не волнуйся, я тебе все объясню..." Интересно, что это она может мне объяснить? В двенадцать-то лет. И с чего это я должен волноваться, если меня отпустили с уроков?
       Да! Я забыл сказать, просто вылетело из головы. Отец у меня уехал в командировку, утром, еще до того, как я в школу пошел. В Магнитогорск. В командировку – это, конечно, сильно сказано. У нас пол-Магнитогорска или знакомые, или родня – мы туда почти каждое воскресенье, как домой, ездим. Он на кухне сидел. В костюме. Чай пил. Что-то говорил. Опаздывал.
       А мать все словесами говорит какими-то непонятными: "Понимаешь. Ты понять должен. Они позвонили, но говорят, что не ясно..." Потом и говорить перестала, и тётка эта, подруга её, тоже идет и молчит. Тут я понял всё, раску-мекал. Смышлёный я парнишка был (на свою голову, как показало время): "Да что ты? Да если позвонили, значит все нормально! Да что ты, в самом деле? Ведь они же знают. Они умеют…" Потом и я замолчал. И подруга её, тётка эта, молчала. Молчала и уже всё знала. Это она звонила матери и говорила ей, что ничего не ясно. А она знала всё! Я потом про это узнал.
       Мысль: "Мой отец погиб" воткнулась в сознание как-то неожиданно, сразу и навсегда. Как я это узнал – не помню.
       "Голова склонилась, ноги подкосились, руки опустились…" – так надо писать в подобных случаях? Не знаю. Ничего не знаю.
       Кровать. Ноги задраны выше головы. И вакуум. Абсолютный вакуум в голове. "Абсолютное Ничто" в голове, я его ещё в детстве, во сне видел, хотя… можно ли видеть Ничто? Пьяные рыдания, пьяные лобзания – приехал родственник. Как все противно!..Иду по улице.Салют. Сволочи. Все сволочи.
- Па, давай мы на Новый год поставим синтаксическую елку.
- Какую? Какую?
- Синтаксическую!
- А-а-а! А зачем?
- Ну, чтобы живую не рубить.
- А игрушки на неё какие повесим? Тоже грамматические?
- Как это?
Мудрая, добрая, отеческая ухмылка:
- Тупенький ты еще. Син-так-сическая…
       Сволочи! Какие все сволочи! Квартира. Гроб в центре.
- Иди. Ты должен попрощаться. В последний раз…
       Какие все сволочи. Они нарисовали ему большие синяки. Зачем они нари-совали ему синяки? Зачем они это сделали? Все сволочи. Гроб нельзя вынести с пятого этажа! А мы живем на пятом!!!
       Я пошел бабушку провожать. Вышли мы на улицу. Погода ясная, солнышко светит. Бабушка поднимает голову, смотрит на небо и говорит: "Странно! На небе ни облачка, а каплет?" Провожаю я бабулю, возвращаюсь домой, а отец меня увидел и давай смеяться. Я, – говорит, – на тебя хотел.… А на диване мое оружие – брызгалка из-под шампуни. Я её как увидел, так под диван и залез со смеху.
       Стакан водки, хлеб. На телевизоре. Столы. Доски на табуретках. Поминки. Поминают. Люди. Много людей. Все они знают отца. Мать на кухне. С бабушкой. Бабушка сквозь слёзы уговаривает мать поплакать, та не может.
       Отцу дали квартиру. И я после уроков прибегаю в первую в своей жизни отдель-ную, благоустроенную, свою квартиру. А тут уже новоселье Радость и веселье, как говорится, льются рекой. И у меня радость – на меня девчонка смотрела и улыбалась, а я ведь еще новичок в этом классе, а она улыбалась. Я взахлёб рассказываю, как она мне улыбалась. Отец меня поздравляет, желает успехов на этом, новом для меня поприще. Улыбается. И тут только я замечаю, что мы с отцом не одни. Еще куча взрослых, и все незнакомые, и все улыбаются. А я… я не знаю, что мне делать. А все улыбаются. И я улыбнулся. И новоселье продолжилось…
       "Дяде Гене от 6-б".
Я встретил её:
- Как дела? Что;; в школе?
И я улыбаюсь? Я не могу не улыбаться?! Сволочь. Какая сволочь?
       В большом бабушкином своем доме собрались все мы, вся родня тетки, дядьки, братья, сестра. Взрослые за столом, обсуждают свои проблемы. Мы – те, кому эти проблемы еще не интересны, уже набили свои маленькие желудки и убежали беситься на улицу. Я убегаю со своим старшим братом, мы уже "взрослые" и нам неинтересно с "малявками". Мы с братом уже большие и игры у нас "большие", в результате я оказываюсь связанным, а брат со своими друзьями довольно настойчиво требуют, чтобы я признался... Все это мне начинает надоедать, я начинаю хныкать; требую, чтобы игру прекратили, а меня развязали; но они уже разыгрались, им интересно, а мои требования их только распаляют. Положение безвыходное. Но… вот она природная сообразительность. В удобный момент делаю ноги, заскакиваю в комнату, где все сидят, и с совершенно невинным выражением лица, как будто ничего не произошло, прошу меня развязать. Нет, я, конечно, знал, что ябедничать не хорошо, но ведь я только попросил, чтобы меня развязали и ничего больше. Я же "не знал", что дядя Боря все поймет и пойдет разбираться с сыном, а все тёти в одни голос начнут одновременно и утешать меня, и ругать брата. Вот так, одним махом и развязался, и отомстил, и не наябедничал, стоял перед тетями и ощущал, что сообразительности моей нет предала. Только вот, почему-то, через полчаса все тёти и дяди опять уселись за стол, все кроме отца. А я оказался один. Почему-то на крыше сарая. А брат со своими друзьями, как ни в чем не бывало, после полученной взбучки, втыкали нож в ворота, им было весело. Вместе с ними веселился и метал нож мой отец. Он им, что-то рассказывал, а они смеялись. Мне все было видно, я сидел на крыше сарая и наблюдал за ними. Я был один.
       Отец не обсуждал со мной это происшествие, но после этого случая у меня появилась глупая, ничем не объяснимая, но сильная страсть к ножам. А с братом мы потом помирились, мы потом на этой крыше курить учились, только вот он ножи метать не умеет.
       И ещё пару воспоминаний о брате.
Пошёл наш дедушка Толя в баню и нас с собой взял. Ну, что сказать о нашем дедушке и бане? Вот есть "библиофилы", есть ещё всякие разные "…филы", так наш дедушка – не знаю, как будет "баня" по-гречески – самым настоящим "баняфилом" был. Дядя Костя рассказывал, когда ещё у нас не было своей бани и дедушке приходилось ходить в общественную, он такого пару напускал, из парной все выскакивали (так и хочется добавить, "в чём мать родила" – прим. из настоящего времени. Как известно, у нас в закрытых общественных учреждениях, как то: больничные палаты, тюремные камеры, etc каждый волен делать, что ему угодно, остальные же, – если не имеют возможности уйти – обязаны терпеть, не выказывая при этом неудовольствия. Быть может, это демократия по-русски? Впрочем, это также, размышление из настоящего).
       Так вот, пошли мы с дедушкой в баню. Парились, естественно, поочередно, потому как нам – молодым парубкам – состязаться в "банном" деле с нашим старым дедушкой всё едино, что петуху с кречетом тягаться. Попарил дедушка нас от души, на свой манер. Вот мы и решили деду баню испортить. Догадались как.
       Кто был инициатором, не скажу. Но брат на два года старше меня.
       После помывки и перед тем, как уйти и оставить нашего дедушку одного в его царстве, мы посцали на каменку. Выскочили мы из бани, смеясь и хохоча. А уже через некоторое время сообразили, за проступок полагается нагоняй, а то, что мы совершили, есть самый что ни на есть настоящий проступок. "Ожидание смерти хуже самой смерти" – эту истину – не знаю, как брат, – а я тогда впервые и постиг.
       Боже! Как же долго тогда парился наш дедушка, как же долго тряслись мы с братом, шушукаясь и перешёптываясь, в ожидании неизбежной нахлобучки.
       Дедушка пришёл из бани как всегда довольный, но с недовольным видом – насупившись. Выпил положенные послебанные 100 грамм (наш дедушка перегонял дешёвые советские вина, типа "бормотуха". Получалось, наверное, неплохо. О такой технологии я больше нигде никогда не слышал, даже у Венички Ерофеева такого рецепта нет, впрочем, Венечка в "Москва – Петушки" самогоном не злоупотреблял), крякнул и стал смотреть телевизор. Дедушка наш тогда никому ничего не сказал. Впрочем… потом он нас простил. Это мы поняли потому, что он опять стал нас замечать. Разговаривать с нами, общаться и обращаться с мелкими просьбами и поручениями. Боже, как радостно было на душе после этого прощения.
       И ещё. Совершили мы с братом над соседской свиньей непотребное. Посмеялись. А потом уж разговоров-то было, шуму всяко-разное. Так, когда я через ЧЕТВЕРТЬ ВЕКА с бабушкой увидался. А она уже старенькая была – наша любимая и обожаемая баба Оля – выбрала она момент, когда мы с ней наедине были, и напомнила, помнишь, мол, как вы с Пашкой соседского хряка обо….. Я то помнил, но и бабушка помнила, а значит, помнила и перебирала в памяти всё остальное, что было связано со мной. И с моим старшим двоюродным братом Пашкой. И с его родителями – старшим сыном, дядей Борей и его женой, тетей Альбиной. И с другими их детьми, Ленкой и Андрюхой. И с другими свои-ми внучками, Юлькой и Оленькой. И со своими детьми, тётей Верой и тётей Галей, дя-дей Костей. Обо всех помнила наша любимая бабушка и всё помнила. А отошла уже в XXI веке. Родилась при Николае II и застала уже Путина. А?! Вся история государства Со-ветского – наша бабушка. (А ведь была ровесницей Леонида Ильича. И что бы было с СэСэСэРом, обладай он… впрочем, бодливой корове Бог рогов не даёт.)
       Для них это обыкновенное ДТП дорожно-транспортное происшествие, авария:
- Коль, тебе тут Светка звонила.
- Ну, что там? Говорят, жмурик?
- …так я сказал, что ты на выезде.
- Ну, расскажи, чего там?
- Да отстань ты. А что Светка-то говорила?
- Ничего, передай мол, что звонила. Протокол не забудь отдать, а то в прошлый раз...
- Да-а, чё ж она звонила, сука этакая! Кстати, там двое наших было, из пятого отделения. Эти… как его? Из пятого никого не знаешь?
- Не-а, я из пятого не знаю. А что они там?
- Да, говорят, подсели на дороге. Представляешь, у этой сволочи, что за рулем, даже прав не было. Выехал, скотина, на главную и…
- А с парнями что?
- Да, царапины. Говорят, мужик этот… им место уступил, пересел к водителю. А "чайник" этот на главную выехал, ну и "поцеловался" легонечко со встречной. Все бы ничего, но у мужика этого… дверца открылась, он и вылетел. А там молоковоз шёл… и как раз под колёса, да… А сахар где? А то не жрал ни хрена.
Для них это обыкновенное ДТП, дорожно-транспортное происшествие.
       А мужик этот любил рассказывать своим жене и сыну случаи из своего прошлого:
- Мы с пацанами из института сбежали, с последней пары, пивка попить. А тут к нам мужик подходит и говорит:
- Ребята, налейте пивка кружечку. Я вам скажу, как СНХ расшифровывается.
       А мы ему:
- Нет, ты сначала скажи, потом нальем, а то вдруг не понравится. Тут мужик становится в позу Цицерона, и не очень громко, так чтоб только в пивной было слышно:
- Стране Нужен Хозяин. Хозяин Нашелся Сам. Самый Наглый Хам. Хрущев Никита Сергеевич.
Ему после этого вся пивная аплодировала. А мы – каждый, по кружке поставили.
       Через пять лет я приехал в этот, Богом забытый городок в ста километрах от Магнитогорска. Бродил по улицам, где меня уже никто не узнавал. Каким-то непонятным образом очутился в незнакомой квартире, в незнакомой компании. Пил. Разговорился с мужиком, который после двух банок сообразил, что нам не мешало бы представиться друг другу:
- Ты кто?
Я ответил.
- Не? Звать тебя как?
Сообщил.
- А фамилия?
Открылся.
- А чей ты? Генкин или Костин?
Посвятил.
- О! Так я ж с твоим отцом в футбол вместе играл. За город. Он ведь на воротах стоял? Ну!.. А я с краю бегал. Настоящий был мужик. Да! И ты таким будь. Да! Ну, давай, что ли…
       "Настоящий мужик"? Не знаю, не знаю… Но если кто-либо, нет не на помин-ках только, ибо на похоронах мы все цедим с плохо скрываемым нетерпением красивые слова, блюём, пляшем и всяк по-разному изгаляемся на своей манер…
       уж я то это, сейчас, знаю наверное. Насмотрелся, натрепался, напля-сался и облевался на таких тусовках уже не раз…
       но через год-два, скажем так, в мой адрес нечто подобное выскажут, буду покоен. Не знаю, не знаю? Поживём – увидим…




1 Баляба – "зевака, разгильдяй, разиня", заимств. из коми baljalny "зевать, бездельничать" М. Фасмер "Этимо-логический словарь". И откуда, спрашивается, на Юж. Урале прозвища из коми-зырянского языка. Впрочем, я ту-да съездил и уже разобрался.

2 Любителям Русской истории советского периода предлагаю самим вспомнить, что это был за праздник.