Простая история

Она рассматривала в увеличивающем зеркале свои морщины и разговаривала сама с собой. «Вот и старость незаметно подступила. Казалось, что застыла в каком-то неопределенном возрасте где-то между тридцатью и сорока, что , в общем, пока почти соответствует действительности, что внешность определилась в сложившемся некоторое время назад облике. Ан нет! Новые морщины у губ, которые уже не убрать, глубокие складки у рта, такие горькие, как будто я вышла из тюрьмы. По-моему, именно у уголовников такие складки, помимо наколок, еще одно напоминание о зоне. Ну, уж если рассуждать философски, все мы в зоне, только кому-то получше, полегче, кому-то потруднее. Н-да, на подбородок лучше не смотреть: еще не двойной, но какой-то осиротевший, что ли, совсем не такой, как в молодости.» Она фыркнула. В молодости! Да еще года три назад я была как огурчик, а теперь? Вот что значит работать как три лошади! Ну а что делать, ведь жить на что-то надо! Мне никто не принесет блюдечко с голубой каемочкой, а если и принесет, то пустое, и можно быть абсолютно уверенной, что долго и блюдце не продержится с моей удивительной особенностью все ронять, особенно после того, как я стала принимать успокоительный сбор № 3, закусывая его двумя таблетками дормипланта. Зато идешь - и тебе все по фигу, как зомби.

А цвет лица - это уже Зомби - 2. Слабонервных просят удалиться или удавиться. Ни одна компактная пудра не закрасит пигментные пятна - еще немного, и они превратятся в трупные. Глаза... Здесь уже вспоминаешь Клару Новикову: «Ну, припухли немного... До двух стирала, до четырех гладила, в шесть вскочила - переспала!» Мешки под глазами, даже не в один слой, а несколько. Почки и сердце не в порядке. «А у кого они в порядке в таком-то возрасте?» - как говорят врачи. К врачам она не ходила. Надоело выслушивать одно и то
же: не надо нервничать, избегайте стрессов», а как их избегать, если идешь записываться в поликлинику, через неделю приходишь по своей записи, сидишь три часа у кабинета, откуда выходит нечто, отдаленно напоминающее не то что врача, а первобытного человека, правда, умеющего говорить, к сожалению, наверно :«А чё вы здесь сидите, у меня прием закончен!» При этом она выходила из кабинета раз десять, видела, какая у нее сидит очередь, ни слова не сказала. Ну, Бог ей судья. Не судите, и не судимы будете. Хотя, мне, по моей наивности, кажется, что врач - это друг человека Но это собака друг человека, а не врач.. Это мое очередное заблуждение, так что врачи - мимо, смотрим дальше!». Вот эти морщины между бровей. Кто-то сказал, что такие морщины бывают только у мужчин. Значит, я мужчина. Вероятно, недоразвитый. Что ж, и недоразвитый имеет право на счастье. А зомби на что имеют право? А зомби ни на что. Так что не комплексуй, иди устраивайся на новую работу, не возьмут - значит, такова твоя планида.»

Она со вздохом стала накладывать косметику, накрутила волосы, оделась, во что Бог послал (а послал он это на Черкизовский рынок) и, приняв еще пару таблеток успокоительного, отправилась на собеседование.

Много лет она работала корректором, имела абсолютную грамотность, быстро и внимательно прочитывала тексты, никогда не путала имена-отчества писателей, чем в первый день своей работы корректором заслужила если не уважение, то вызвала удивление коллег, когда нашла опечатку, которую до нее не увидели пять человек: Мамин - Сибиряк был назван Дмитрием Николаевичем, и только она одна-единственная среди них знала, что он Дмитрий Наркисович! Она просто любила читать, в результате так испортила зрение, что приходилось отказываться от любимой работы и идти сейчас, уже далеко не в молодом возрасте, на собеседование, то есть на очередной экзамен, и о чем ее будет спрашивать, и в чем заключается работа менеджера в турфирме, он знала очень смутно. Ее согревала только мысль, что когда ее увидят, то собеседование будет на этом закончено.

Офис (офис, тоже мне словечко идиотское, а как важно звучит, конечно, контора - попроще будет),итак, офис находился на Кутузовском, до него еще добраться надо, и в метро, пока она ехала в переполненном вагоне, практически вися на верхней ручке из-за своего невысокого роста (Господи, и ростом-то не вышла), она старалась говорить себе, что она самая обаятельная и привлекательная, самая уверенная в себе, самая знающая все на свете, но что-то ей самой не особенно в это верилось.

Фу, наконец-то на улицу. Кутузовский был ей хорошо знаком, особенно так называемый брежневский дом, дом № 26. Когда-то, в молодости, она бывала в этом доме, у ее родителей там жила знакомая, у нее была абсолютно безграмотная дочь, с которой Елене приходилось заниматься два раза в неделю. Правда, Елена была еще студенткой, денег вечно не было, поэтому уроки были кстати, было много сил, энергии, она смогла подготовить Настю к поступлению в МГУ, и все, в том числе и она, были очень довольны.

Сейчас она шла в этот же самый дом, конечно, в другой подъезд, ее знакомые уже давно жили за границей, повидаться с ними был бы шанс, да весь вышел. То, что дом был знакомый, поддерживало ее. Хотя к подъезду ноги уже не шли, она их просто уже волокла и думала: «Как хорошо, скажут, с детским церебральным параличом не берем!» Какого лешего ее потянуло в турфирму, ведь она сама никогда не была за границей, хотя и очень любила путешествовать.

Она пришла. Если бы у Елены сохранилась в то мгновение способность воспринимать окружающее, она бы наверняка обратила внимание на интерьер помещения, куда вошла. Все в мягких пастельных серо-бежевых тонах, на стенах постеры с изображениями Венеции, Парижа, Рима, все очень красиво, со вкусом. Охранник довольно вежливый, секретарша, молодая, ухоженная, уверенная в себе, но тоже вышколенная, попросили ее подождать. Какие-то две девицы, очень красивые, но слегка вульгарные, курили, стоя у лестницы, увидев ее, они захихикали. Естественно! Она для них динозавр.

Несколько минут пришлось ждать, и это было невыносимо - стоять под прицелом нескольких глаз, разглядывающих ее довольно бесцеремонно.

Никто сразу никого не принимает, даже если нечем заняться, только мух давить.

Наконец пригласили в кабинет. «Что я так трясусь? Первый раз в жизни меняю работу. А ведь давно уже пора. Я взрослая, умная, красивая, самодостаточная».

Она поздоровалась, села в предложенное ей кресло так, что подумала: «Встать с него уже не смогу, придется сползать как-нибудь на пол и выползать в коридор», - и посмотрела наконец-то на начальника. Молодой человек с интересом и затаенным в глазах смехом смотрел на ее телодвижения. Его голос был приятен, что было ожидаемо, если смотреть на него так, как она смотрела: практически раскрыв рот и выпучив глаза, потому что он оказался ей знаком. Когда-то она часто со своим сыном, тогда еще подростком, посещала молодежный театр, оставалась там на посиделки, которые устраивались после спектакля, и случайно познакомилась с одним из молодых актеров. Он проводил эти посиделки, часто повторяя фразу : «Как сказал Островский в «Талантах и поклонниках», мы артисты, наше место в буфете!». Он так часто это повторял, что в конце концов она подошла сама к нему и сказала, что это фраза из пьесы «Без вины виноватые». Так они познакомились, но их встречи носили чисто дружеский характер и проходили только в стенах театра.

Надо же, он был так талантлив, и вдруг бросил театр и занялся бизнесом! Как это скучно! Бедный! После такой яркой насыщенной жизни - такое убожество! Да, конечно, в театре много не заработаешь, но не хлебом единым...

-Что же, уважаемая Елена Ивановна, Вас привело к нам? - наконец-то спросил он своим приятным, правильно поставленным голосом.

-«Мной овладело беспокойство, охота к перемене мест» - с ужасом сказала она, так как собиралась сказать нечто другое.

-Да, я помню, в былые времена вы любили цитировать : «Привычка свыше нам дана, замена счастию она» - сказал он, откидывая голову назад. Глаза его искрились.

«Решил поиздеваться, собака» - подумала она.

-«Времена меняются, и мы меняемся вместе с ними» - еще одна цитата вылезла неизвестно откуда, интересно, что он ответит?

-«Времена не выбирают, в них живут и умирают». Ну, достаточно цитат, тем более что я уже иссяк. Неужели к нам на работу? Почему?

-Именно на работу, именно к вам, потому что не могу много читать, зрение очень ухудшилось. Если не сменю работу, просто ослепну. А операция мне противопоказана.

-Вы приняты. Идите в бухгалтерию, оформляйте документы. Когда можете приступить к работе?

Такая быстрота ее ошеломила еще больше, она подумала: «Наверно, у меня глаза на лоб выползли, судя по тому, как он на меня смотрит».

-Не...знаю...Когда скажете.

-Послезавтра устроит? Завтра даю Вам , чтобы Вы привыкли к мысли, что работаете со мной.

-Спасибо. До свидания.

-До встречи. Не за что.

Она сползла с кресла, заставила себя нечеловеческими усилиями распрямиться, попыталась продемонстрировать гордую походку, но почти бегом вылетела из кабинета. О ужас, ужас, ужас! Все это ужас! Она чувствовала, как он смотрит ей вслед. О Господи, как я не упала, слава Богу!

Первое, что она сделала, это спросила у секретарши, которая с выжидающим любопытством смотрела на нее, где туалет, понеслась туда и стала брызгать холодной водой себе на шею, на лоб (все остальное было в косметике, мочить нельзя), держала руки в ледяной воде, чтобы прийти в себя. Она стала очень нервной после развода с мужем, он (развод, конечно) ей дался нелегко, тем более, что внешне все выглядело вполне благопристойно. Ее подруга, периодически издеваясь над ней, восклицала, когда речь заходила об этом событии: «Высокие, высокие отношения!». Это каждый раз вызывало у Елены взрыв хохота, но не всегда натурального. Потерянные годы не вернуть, молодость тю-тю, сын уже взрослый, живет своей жизнью, в общем, типичная москвичка средних лет с типичными проблемами. Вот только решает их каждый сам, в меру своих сил и способностей.

Она вышла из туалета, села за стол к секретарю, выяснила, какие документы ей надо предоставить для устройства на работу, даже немного успокоилась за это время, познакомилась с секретаршей, оказавшейся довольно симпатичной и простой в общении девушкой, и вышла из агентства, довольная собой. «Ты должна идти с гордо поднятой головой, - сказала она себе, - у тебя есть работа, у тебя есть квартира, у тебя есть сын, родители, друзья - практически все, что надо для нормальной жизни. Правда, нужно ли все это, если по вечерам тебе хочется выть на луну от одиночества и обиды. Обиды? На кого? На саму себя? Хватит себя пилить!»

Решение было принято, она встряхнула головой, как лошадь, когда ее освобождают от узды, и зашла в первую же попавшуюся на дороге парикмахерскую. Но так как это все же был Кутузовский, то все парикмахерские назывались салонами красоты и имели соответствующие цены. Но ее гордость собой (напускная) была так велика, что даже цены не остановили. Остановить женщину, которая стремится, летит, мчится, выстреливает, как из катапульты, к новой жизни, невозможно никому и ничему. Вышла она через три часа, сменив прическу, цвет волос, ногтей и лица. В салоне все так восхищались ее новой внешностью, что она толком не разглядела себя в зеркале и очень смутно представляла, на кого же она стала похожа.

В метро она все пыталась разглядеть свое отражение, но противоположное от нее стекло вытягивало ее лицо так, как если бы она была инопланетянкой с планеты яйцеобразных. Особенно ее лоб поражал своими размерами. «Надеюсь, что все-таки я человек», - взгрустнулось ей.

Когда она добралась до дома и до зеркала в прихожей, у нее начался приступ дикого смеха: она практически не отличалась от инопланетян, живущих в метро, и вообще, до салона красоты она была гораздо лучше. «Нет, я стала очень красивой, до такой степени, что просто себя не узнаю. Кроме того, я столько заплатила, что просто обязана быть неотразимой!» Потом она вспомнила, что завтра у нее есть еще день, чтобы исправить разрушения, произведенные в салоне красоты, и успокоилась. Надо было позвонить подруге, ей все рассказать. Это вошло у нее в привычку: звонить каждый вечер подруге, подробно рассказывать ей обо всех происшествиях за день и самой выслушивать мельчайшие подробности ее жизни. Подруга развелась уже давно, воспитывала одна дочь, отдавая ей все, что возможно, может быть, чувствуя какую-то мифическую вину за то, что развелась и лишила дочь отца.

Уж если и была чья-то вина, то это была вина Елены, которая и познакомила в свое время Татьяну и Виктора. Их чувство вспыхнуло быстро, и забеременела Татьяна быстро, и вышла замуж, и родила раньше всех в их классе. Ленка часто бывала у них, когда еще сама не была замужем, они казались такими счастливыми... Видимо, только казались, потому что через год идиллия закончилась безобразным пьянством Виктора и полным разрывом отношений. Он не интересовался дочерью абсолютно, никогда не навещал, иногда только, на свой день рождения, безобразно напившись, приходил и начинал колотить в дверь, пока измученная Татьяна не впускала его . Тогда начинался бесконечный, до утра, пьяный разговор о жизни, которая не удалась, о времени, которое уходит, о том, что она его не уважает и так далее, репертуар один и тот же. К счастью, последние годы он перестал донимать ее - видимо, спился совсем.

Елене не терпелось рассказать обо всем своей подруге, поэтому, приняв душ, она сразу же схватила трубку телефона. В ее руках он резко зазвонил. Она выронила трубку, вспомнив, как в первый раз положила себе в сумку мобильник, конечно, забыла про него, а когда он у нее в сумке зазвонил, испугалась так, что отбросила от себя злосчастную сумку, хорошо, что не в лужу. Теперь произошло почти то же самое. «Закон парных случаев» ,- подумала она, поднимая телефон. Это оказалась Татьяна.

-Привет, это я. Ты чего так дышишь, бежала что ли? ,- сказала трубка.

-Да нет, я все роняю, привет.

-Ну как?

-Меня взяли на работу, и ты не можешь себе представить, кто! -завопила Ленка.

-Абрамович?, - равнодушно поинтересовалась трубка, - да вроде он на Чукотке. Придется на работу на самолете летать каждый день.

-Ты почти угадала! Помнишь парня, который в молодежном театре в труппе играл, он мне очень нравился, хотя я терпеть не могу блондинов!

-Нет, не помню, тебя взяли в труппу?

-Да нет же, не меня взяли в труппу, если бы и взяли, то только играть трупов. Ты можешь серьезно послушать меня или будешь издеваться?

-Да слушаю я, слушаю! Рассказывай все по порядку.

Наговорившись по телефону с любимой подругой, которая была очень остра на язык и обладала сильным характером, не то что Елена, она решила быстренько что-то приготовить, пока не пришел сын. При этом надо было еще включить стиральную машину, убрать за котами(а их было два), почистить картошку. В результате нечеловеческих усилий она все сделала, только котлеты, как всегда, подгорели. Слава Богу, сын не обращал внимания на такие мелочи, а если бы был муж, ох, вот он устроил бы такой скандал, от которого она бы долго не могла бы прийти в себя, и тут уж никакие успокоительные не помогли бы. «Хорошо, что его нет», -смутно подумалось ей, как вдруг сын Федор сказал ей: «Да, мам, забыл тебе сказать, сегодня отец ночует у нас, он звонил вчера, просил передать. Да, еще родственник звонил, ну кто он там тебе, дядя внучатый, что ли?»

-Внучатый племянник, - машинально ответила Елена, нарезая салат, - а ему что надо?

-Он тоже приедет ночевать сегодня.

-Что?! И ты только сейчас об этом говоришь? Это же стихийное бедствие! Ты мне не сын, а ехидна! Не мог раньше сказать! Вот вали теперь в магазин, потому что троих мужиков я не прокормлю!

Стихийное бедствие, как и все в нашей жизни, промелькнуло и исчезло, оставив после себя груду немытой посуды и два комплекта постельного белья, требовавших стирки.

В общем, было чем заняться на следующий день, который она мечтала посвятить себе, любимой. Настроение было на нуле, так как муж, приехав очень поздно, злой после ремонта своей квартиры, глядя на нее, спросил: «Ты что, болеешь? Волосы выпадают? Пей витамины, я тебе всегда это говорил».

Не успев упасть на диван, он тут же захрапел, не давая ей заснуть, а утром вскочил ни свет ни заря бодренький, энергичный, первый занял ванну, долго там кашлял, плевался и сморкался, как гоголевский Чичиков. По утрам он был очень суматошен и мог вывести из себя любого человека. К счастью, завтракать он не стал и быстро уехал. Внучатый племянник, молодой человек двухметрового роста, был молчалив, чем вызвал у Елены просто прилив материнской нежности, и она отправила его в комнату сына, постелив ему на раскладушке, в результате чего почти всю ночь продвинутая не в ту сторону молодежь играла в дурацкие игры на компьютере.

Когда утром наконец-то все разошлись, Елена испытала такое облегчение, что легла и проспала еще часа три. Когда она встала, надо было опять готовить, убирать, разговаривать по телефону, следить за котами и так далее. «Каждый день одно и то же»,- ворчала она, доставая пылесос. В результате все ее благие намерения разобраться с одеждой, привести в порядок внешность, сделать хотя бы маникюр вылились только в то, что она помыла голову, уничтожив остатки стараний вчерашних парикмахеров вылепить из нее женщину будущего, и уселась перед телевизором, включив свой любимый фильм «Звуки музыки». Она всегда смотрела его, когда был стресс, то есть постоянно. Сын, открыв дверь своим ключом и услышав уже выученные наизусть реплики, только простонал: «Опять!», помыл руки и сразу ушел на кухню доедать подгоревшие вчерашние котлеты, зная, что матери лучше не мешать.

Елена нервничала перед завтрашним днем, в попытках забыть о том, что ее ждет завтра, она хваталась то за одно, то за другое, ничего не могла довести до конца, и к вечеру была в полном изнеможении, когда около одиннадцати раздался телефонный звонок. Это время было самым продуктивным за ее день, когда она могла хоть что-то доделать. Она схватила трубку:
-Да? - в ее голосе промелькнуло раздражение.

- Извините, я , наверное, не вовремя, вы спать ложитесь?

«Он! Андрей Борисович! - Елена чуть не выронила трубку, сердце сразу заколотилось, - предынфарктное состояние, точно!»

-Да нет, что вы, у меня вся жизнь только начинается в это время, так что вы очень даже вовремя!

-Елена, я хочу вам сказать, не надо так нервничать, ничего страшного нет, что вы меняете работу, поверьте, такое случается. Я сам был в этой ситуации.

-Да, вы мужчина, вы молоды, у вас характер, в конце концов вы можете сыграть уверенность, важность, гордость, чувство собственного достоинства, вы же в прошлом актер, и актер талантливый. А я..

-Вот что, Елена Ивановна, я вас не первый год знаю, вы тоже можете и сыграть, и обыграть и так далее. Я завтра за вами заеду на работу, так что будьте в девять утра у своего подъезда. До завтра. Спите спокойно.

Она еще ничего не успела сказать, как он положил трубку.

«Ничего себе! Спите спокойно! Спи спокойно, дорогой товарищ! Что все это значит? Он что, так уверен, что она опоздает, что решил довести до работы? Или он решил за ней приударить? Мы будем ехать в машине и разговаривать о грибах, или о стихах, в виде поэзии, он много может почитать наизусть, она тем более! Так и будем по строчкам цитировать:

Я: Быть знаменитым некрасиво
Он: Не это подымает ввысь...

Какой бред!»

Тем не менее на следующий день, после бессонной ночи, она стояла без пяти девять у своего подъезда, одетая в свой самый лучший костюм (из самых худших), и, дергаясь, ждала, когда же он подъедет.

Наконец-то появилась огромная сверкающая машина, притормозила около нее, открылась дверца, и Андрей, не выходя, поздоровался с ней и предложил сесть. Она не смогла не съязвить и сказала: «Как называется этот гибрид катафалка и бронетранспортера?»

«Хаммер, ну давайте садитесь, иначе опоздаем на работу».

Ей пришлось сесть, но, молча сидя рядом с ним, она думала о том, что начальники не опаздывают, а задерживаются, о том, что скажут другие сотрудники, увидев их вместе, и зачем все это надо.

-Вы очень напряжены, Елена Ивановна, расслабьтесь.

-Обычно так говорят врачи.

-Не любите врачей?

-Я просто не умею их готовить.

Он засмеялся, и смех у него был такой хороший, искренний, что ей стало легче.

-Ладно, сменим тему. Почему так пренебрежительно вы обозвали мою машину?

-Ну, вы же улыбнулись, услышав такое определение.

-Вы очень остроумная женщина, Елена Ивановна.

-Да, мужчины такого не прощают.

-Я бы простил вам все.

Хорошо, что можно было не смотреть на него в этот момент, так как она чуть было просто не раскрыла рот. Она едет в «шикарной», как говорят ее приятельницы, машине, молодой симпатичный богач прямо намекает ей на то, что она ему нравится, все это напоминает сериал: «Не родись красивой» или вообще «Не родись», потому что в жизни такого не бывает, по крайней мере, в ее жизни; сказка про Золушку с течением времени превращается в рассказ «Старуха Изергиль», а все принцы становятся Гобсеками.

-Наверно, это первый и последний мой рабочий день в вашей фирме? - с трудом выдавила она.

-Я вам так противен?

-Андрей, я только что развелась с мужем, это не так-то легко, я старше на много лет, я в подчинении у вас, по-моему, достаточно причин, чтобы не делать глупостей.

-Мне казалось, что я вам нравлюсь. Помните, как-то раз в театре мы разговаривали о гении и злодействе, о Чайковском, вы цитировали Пушкина: «Пока не требует поэта к священной жертве Аполлон..»

Ее охватила злость, даже не злость, а отчаяние, что она не может быть другой, что она сейчас наговорит кучу вздора, о котором будет сама жалеть, потому что он ей, конечно же, нравился, но она не могла поверить, что когда-нибудь будет счастлива.

-Я помню этот разговор, я была очень рада поговорить на подобные темы, но более всего тот момент запомнился мне тем, что ты был в красной майке без рукавов, разгоряченный после спектакля, весь еще под влиянием роли, ты был прекрасен, и я безумно хотела тебя.

А теперь останови машину, я выйду.

-Прекрати истерику, еще ничего не произошло. Обрати внимание, как плавно мы перешли на «ты». К тому же мы приехали.

Машина остановилась, они сидели, глядя друг на друга, обоим было не по себе. Первой, конечно, пришла в себя Елена, она сказала:

-Ну, и что мне теперь делать после таких признаний? Как я легко поддалась на провокацию! Я вообще женщина излишне возбудимая.

-А мне нравятся именно такие женщины.

-Такие женщины хороши в театре, на сцене, но здесь не театр.

-Ну, я мог бы процитировать очередную банальность: «Весь мир театр, и люди в нем актеры», но я хочу, чтобы ты поверила мне: это судьба, как опять это банально ни звучало бы, судьба, что мы встретились, и поверь мне, теперь-то я тебя не упущу. Семь лет назад я не смог сказать тебе всего, что хотел, а сейчас могу. Ты будешь со мной, можешь даже не сопротивляться.

-А если я буду сопротивляться, Андрей Борисович?

-Я сломлю твое сопротивление.

-В конце концов вам надоест все это, вы найдете себе нормальную женщину.

-У меня есть нормальная женщина, и не одна, не буду тебя обманывать.

-Меня не хватает для полноты коллекции?

Ей вдруг стало так больно, слышать, что он даже не хочет скрывать от нее свои связи, что после тех слов, которые она сказала, он, если хоть что-то чувствует к ней, должен был хоть как-то прореагировать на это, остановить машину, поцеловать ее...Она сама понимала, сколько сейчас в ее голосе колкости и злости.

-Если бы ты могла полюбить меня, ты была бы единственной.

Он опять поставил ее в тупик. Она с трудом сдерживала слезы, ведь это ложь, и она на своем веку это уже слышала, знала, что можно красиво говорить о любви и на следующий день забывать об этом очень легко и просто.

Он взял ее руку, очень нежно поцеловал и тихо сказал:

-Ты просто боишься поверить мне, но ты поверишь, рано или поздно. А теперь давай выйдем из машины и выпьем кофе - ты не против?

Конечно, она не была против, она с ошарашенным видом вышла из бронетранспортера, прошла под руку со своим начальником мимо охраны и секретаря, не прореагировала на его обращение к секретарше по поводу кофе, вошла в его кабинет и села в кресло, забыв, что с него вставать очень трудно. Андрей в это время говорил по телефону, подписал какие-то бумаги, принесли кофе, он подошел к ней и провел рукой перед глазами.

Ты сидишь, как зомби, прости, я не подумал, что все на тебя так подействует, это же твой первый день на работе. Давай пить кофе.

Она молча пила кофе, и даже шоколадка ее не утешила, потому что она находилась в каком-то ступоре, не зная, что говорить, что делать. В конце концов все-таки шоколадка сделала свое дело, она подумала: «А, катись все кувырком! Будь что будет!»

Андрей с улыбкой смотрел на нее, сидя напротив, она с вызовом ответила на его взгляд.

-А теперь, Елена Ивановна, я вас познакомлю с вашими обязанностями. Ваш кабинет рядом, прошу.

Он подал ей руку, чтобы вытащить ее из кресла-ловушки, проводил в соседний кабинет.

-Извини, не смогу тебя вечером довести до дома, я должен сейчас отъехать по делам, когда вернусь, не знаю. Так что до завтра. Пока осваивайся.

Он ушел, коснувшись рукой ее волос, а она осталась стоять в кабинете, который не воспринимала как свой, он ушел, она осталась одна на враждебной территории, потому что все, увидев их приезд, или завидовали, или злорадствовали, а он просто ушел.

«Нет, не дождетесь!» - подумала она и решила вникнуть в работу, разобраться с компьютером, бумагами, кипами лежавшими на столе.

В одиночестве она просидела недолго, к ней зашла секретарша, которую звали Викторией, и она полностью соответствовала своему имени: красивая, яркая, победоносная. На ее фоне Елена выглядела бледно, как отражение в старом зеркале.

Виктории не терпелось поболтать.

-Чего это шеф тебя привез?

-Он меня клеит.

-Вот повезло! Счастливая! Это же такой человек! Все по нему вздыхают.

-«Минуй нас пуще всех печалей и барский гнев, и барская любовь»,- ответила Елена.
-Ты что же, не ответишь на внимание такого богатенького Буратины? Ты же в разводе, я сама твое личное дело оформляла.

-А кстати, как он стал таким?

-Ну, это ты у него спроси, мне-то откуда знать, я с ним не спала.

-Почему?

-Почему не спала? Он не захотел, а захотел бы - я полностью к его услугам, имей в виду.

-Вика, знаешь, я человек правдивый и прямой до отвращения, я очень откровенно тебе скажу: спать с начальником - это, во-первых, пошло, во-вторых, всегда заканчивается плохо.
Так мне подсказывает мой богатый жизненный опыт. А изучая мое личное дело, ты наверняка обратила внимание на год моего рождения.

-Да, я еще удивилась, что он тебя взял на работу, мы берем только молодых, - она взглянула на кривую улыбку Елены и, торопясь, добавила:

-Но ты совершенно не выглядишь на свой возраст, совершенно! Больше тридцати тебе никто не даст!

-Викочка, к сожалению, мне никто ничего не дает просто так. За все надо расплачиваться, зачастую слишком дорогой ценой. «За каждый светлый день иль сладкое мгновенье слезами и тоской заплатишь ты судьбе. Мне грустно...потому что весело тебе.» Ладно, как он стал бизнесменом?

-Не знаю точно, он не любит распространяться об этом, знаю только, что дела идут хорошо, скоро будем открывать представительство в Италии, представляешь! Ах, как я хочу в Италию, хотя я там была, но...там такие магазины!

-А я мечтаю побывать в Венеции, но вряд ли это произойдет.

-Ты что, проще простого, ты же в туркомпании работаешь!

-Кто-то сказал, что ужасно, когда мечты не сбываются, но еще ужаснее, когда сбываются.

-А ты умная тетка, к сожалению, мне нельзя долго с тобой болтать, давай в обед сходим в соседнее кафе вместе.

-Спасибо за комплимент, ты мне тоже понравилась сразу, зайдешь за мной, ладно?

«Тетка! «Вот слово найдено!» Молодая секретарша, юные сотрудницы, и она, сорокалетняя женщина с неопределенным будущим!»

Она взялась за работу, день пролетел незаметно, потому что все мысли были заняты утренним разговором.

В метро, возвращаясь домой, она сто раз вспоминала, как он поцеловал ей руку, как коснулся волос.. Неужели это было не во сне? Нет, этого не может быть, потому что не может быть никогда!

Так прошел ее первый день на новом месте.

На другой день шефа не было: оказалось, он срочно вылетел в Лондон по каким-то делам, и Елена вздохнула спокойно. Может быть, все устроится само собой, все забудется, перемелется, она сможет спокойно работать и жить. Но не тут-то было. В пятницу, когда она вернулась с работы домой, войдя в квартиру, она сразу почувствовала незнакомые запахи, услышала мужские голоса на кухне, на вешалке висело черное пальто. «Это он! - в панике подумала она. -Приперся домой! А я с пакетами, навьюченная, как ишак, с размазанной косметикой и жутко хочу в туалет!». Она разделась и вошла на кухню. Ну конечно, теперь он хочет поразить ее своей щедростью: стол был накрыт, на нем стояли какие-то деликатесы, которые пожирались ее сыном, в углу валялись какие-то коробки, а Андрей с ласковой улыбкой вставал ей навстречу. «Артист!» - только и подумала она, когда он поздоровался и взял ее за руку, чтобы поцеловать. Она отдернула руку:

-Я еще не мыла. С приездом. А что вы тут делаете?

-Тебя ждем, чтобы поесть. Ты не против, что я приготовил ужин?

-Уж не привез ли ты его из Лондона?

-Ты почти угадала.

-Я слишком догадливая, это не к добру.

После этого обмена репликами сын, как по команде, встал и сказал, что сегодня встречается со своей девушкой и, может быть, останется у нее ночевать.

-Сговорились? Спелись без меня? А можно узнать, как долго вы находитесь в моем доме?
-Достаточно, чтобы увидеть, что он нуждается в ремонте. Отпусти молодого человека, у него личная жизнь, а мы с тобой обсудим все остальное.

Она пошла провожать сына и довольно долго стояла с ним в коридоре, давая наставления, целуя, ругая, переживая. С сыном у нее были хорошие отношения, они друг от друга ничего не скрывали, но когда появилась эта девушка, Юля, все изменилось, хотя Елена всячески старалась сблизиться с подругой Федора, та старалась избегать встреч, и Елена ее ни разу не видела. Она принимала все это как должное, лишь бы сыну было хорошо. Всю свою жизнь она казнила себя за то, что плохо жила с мужем, его практически никогда не было дома, к сыну он был равнодушен, хотя не ее это была вина, но сын рос без отца.

Федя платил ей любовью, большой любовью, она иногда боялась того, что он слишком к ней привязан, слишком любит ее, что он не сможет жить своей жизнью. Но...она ошибалась. Появилась очередная девушка, Юля, и все изменилось. Сына она почти перестала видеть, хотя он так же заботился о ней, когда Елена заболевала, ходил в магазин, покупал лекарства. Но она отошла на второй план. Конечно, она с этим смирилась, но ей казалось странным, что девушка, с которой встречается Федор, встречается уже давно, так давно, что пора говорить о свадьбе, даже не хочет познакомиться с Еленой. Ну, не хотят свадьбы, не надо, Елена предложила, чтобы Юля жила у них, но сын ей ответил, что они будут жить только одни. «А меня куда денете, я что, должна стать бомжихой?»- сказала тогда Елена. Сын рассмеялся и ушел.

Она стояла в коридоре, когда за ним закрылась дверь, и не хотела идти в комнату. «Зачем все это? Я привыкла жить одна, если бы не Андрей, я бы влезла в ванную, потом надела халат и тапки, уселась перед телевизором пить чай. А сейчас надо изображать светскую даму....Если бы это было хотя бы лет десять назад....У меня еще были силы. А теперь я старая калоша, которая прикидывается лакированной туфлей..»

Она вернулась в комнату, сказала: «Подождешь еще немного? Я хочу в туалет», он рассмеялся, она снова вышла.

Когда она села за стол, она была в халате и тапочках. «А ты смотришься здорово, еще забыла носки надеть», - сказал он. «Ну, это дело поправимое», она вышла, залезла в шкаф и надела самые старые вязаные страшные носки, которые у нее были и которые она очень любила. Они ей были дороги еще и тем, что их вязала ее покойная бабушка, женщина немыслимой доброты и мудрости. Доброту, как ей казалось, она частично унаследовала, а вот мудрость...с мудростью дело швах.

В этих носках она опять появилась перед Андреем со словами: «Явление второе. Те же и Елена в носках!» Андрей захлопал. «Вот теперь образ завершен», - сказал он. «Мизансцена готова», - добавил он.

-Готова к чему? К тому, что мы посидим, послушаем тихую романтическую музыку, потанцуем, танцуя, перейдем в другую комнату к дивану, ты возьмешь меня на руки, положишь на диван и скажешь «Я тебя люблю»?

-Ну что ты за человек, Дорофеева! Что же ты такая циничная? Я не собираюсь носить тебя на руках - у меня остеохондроз.

-Ах, еще и хондроз!

- Мы можем просто поговорить? Я понимаю, что ты еще не готова к близким отношениям.

-Я ни к каким отношениям не готова, я вообще ни к чему не готова, я не сдавала нормы ГТО.

-Ничего, не переживай, я буду ждать, я не сдамся без боя. А пока, может, поешь чего-нибудь?

-Что Бог послал?

-В какой-то степени. Ты знаешь, мне в Лондоне очень не хватало тебя. В следующий раз поедешь со мной?

-Поеду, но у меня нет загранпаспорта.

-Да знаю я, ты мне уже говорила об этом, это не проблема, сделаем тебе загранпаспорт.

-А в чем проблема?

-Проблема в том, что ты мне не веришь.

-Да, не верю. Я намного старше тебя, у меня за плечами неудачный брак, взрослый сын со своими проблемами, хреновое здоровье, не пойми какая профессия, психика моя неустойчивая, я в постоянной депрессии, а ты хочешь от меня чего-то! Ты, наверно, любишь перечитывать на досуге социалистов - утопистов.

-Перестань надо мной издеваться! Я могу и обидеться! Ты пытаешься таким образом защититься от меня, надеть маску иронии, думаешь, это поможет?

-Прости, я сказала глупость про утопистов, но все остальное - чистая правда. Я несчастна, потому что я не умею быть счастливой - и знаю, что меня за это судьба накажет, впрочем, уже наказала.

-Ладно, проехали, может, все-таки ты поешь?

-А ты понимаешь, что я смотрю на тебя, и у меня кусок в горло не лезет?

-Мне уйти?

-Не знаю. Ты застал меня врасплох. Мне надо много времени, чтобы осмыслить, что происходит, привыкнуть.. Я не доверяю тебе.

Он смотрел на нее сверкающими глазами, а она знала, что это искушение, что это сон, параллельный мир, что реальность исчезла. Она подумала: «Я теряю контроль над собой, где мой разум?» Она долго молча смотрела на него, а он сказал :

-Знаешь что? Я сейчас возьму тебя в охапку, одену, посажу в машину, и мы поездим по Москве. Просто поездим.

Она не успела ответить, а он уже напяливал на ее голые ноги туфли, предварительно сорвав шерстяные носки, обмотал ее шею платком, нахлобучил какую-то шапку, причем это была зимняя шапка сына, висевшая с зимы на вешалке, надел плащ, из-под которого торчал махровый халат в цветочек, все это сопровождалось ее визгом:

-Не надо!. Я сама! А как же хондроз! Ну шапку-то зачем? -.Ей стало дико смешно, он тоже смеялся, вытащил ее на лестничную площадку, спросил:

-Где ключи? - запер дверь, и после лифта на руках потащил ее к машине. Она вырывалась и кричала:

-Я не поеду на этом броненосце! Бунт на броненосце «Потемкин!» Свободу Юрию Деточкину!

-Другого пока нет, довольствуйся этим. Когда получишь права, я тебе подарю что-нибудь попроще, «Ягуар», например.

Они сидели в машине, и это было здорово, она почувствовала себя двадцатилетней девушкой, так хорошо было ни о чем не думать, но она еще нашла в себе силы сказать:

-Ох, мужики! Только обещать и умеют! Чего только не придумают, чтобы соблазнить женщину! Мне не нужен «Ягуар», машину я водить не собираюсь, это не для шизофреников, и если я сдамся тебе, то без всяких условий и подарков.

-Ловлю тебя на слове.

-Ты уже давно поймал.

Он резко свернул в сторону, остановился и сказал: «Какая же ты бестолковая».

Она не успела ничего сказать, как он поцеловал ее, очень нежно, так нежно, как ее никто никогда не целовал, но именно так, как ей хотелось. Он отстранился он нее, посмотрел на ее реакцию, видимо, остался доволен произведенным эффектом, а ей опять захотелось пошутить:

-Как было сказано в каком-то фильме, для начала неплохо.

-Ты язва! Ты только внешне производишь впечатление романтической девушки, а на самом деле ты циничный, недоверчивый мужик в юбке!

-В халате!

Он опять стал ее целовать, и поцелуи стали другие: жадные, жестокие, как будто он боялся, что она исчезнет, и старался успеть.

-Ой, когда ты брился последний раз?

-В Лондоне, и это было еще сегодня, нет, уже вчера.

Она сказала:

-Слушай, давай успокоимся на время, ты устал, я тоже, сделаем передышку. Кажется, кто-то хотел поездить по ночной Москве? Только давай помолчим немного, мне надо прийти в себя.

-Ты постоянно повторяешь слово «надо», - но завел машину, и они молча поехали по пустынным улицам в мелькании фонарей, витрин, рекламы, и все сливалось в поток света, и она думала, что хорошо бы ехать так и ехать, ни о чем не думая, просто смотреть на свет, просто быть счастливой.

Они оба молчали, но каждый из них думал о том, как непросто любить, как непросто высказать все то, что накопилось за эти годы, как высказать свои чувства так, чтобы любимый человек понял тебя. Ведь иногда от неточного, неуместного, да и просто глупого слова может сломаться все, что было построено, и, чтобы этого не произошло, надо научиться прощать и понимать, а это так сложно. Они еще не дошли до той степени понимания, когда можешь по взгляду, по выражению лица понять, что чувствует любимый человек.

Какое-то спокойствие обрели они, спокойствие, сменившее лихорадку нетерпения, и, когда они вернулись к дому Елены, то могли разговаривать друг с другом, как старые приятели. Страсть, казалось, заглохла - то ли от усталости, то ли от того, что слишком сильные чувства не могут быть длительными. Как ни странно, обоим стало легче, как будто эта поездка чем-то их сблизила, привела к взаимопониманию.

Когда он уехал, Елена убралась на кухне, вымыла посуду, несмотря на усталость. Легла, но заснуть долго не могла, читала до трех, потом ей снились какие-то странные сны, реки с бушующими волнами, змеи, умершие родственники. Она помнила все свои сны и знала, что этот сон не к добру.

Хорошо, что были выходные, это была необходимая передышка перед встречей с ним, но она вдруг почувствовала, что ей его не хватает, что без него все как-то уныло и пресно, что она все еще спит и проснется только тогда, когда увидит его.

К счастью, жизнь - это банальность, надо было заниматься уборкой, стиркой, съездить к родителям, поговорить хотя бы по телефону с подругой. Елена пылесосила пол и вспоминала концовку романа Фадеева «Разгром» : «Надо было жить и выполнять свои обязанности». Бедный Фадеев! Интересно, знает ли он там, где он сейчас, что его слова так часто помогали ей в жизни, да, вероятно, и не только ей? Наверно, он знает. От этого становится как-то легче, может, и ему тоже.

Следующий день, воскресенье, начался с телефонного звонка, который разбудил ее, когда ей снился очередной ужастик: сердце колотилось, она не сразу поняла, что это телефон, пока она подползала к нему, он все звонил, и казалось, все требовательнее.

-Да? -после сна ее голос был хриплым.

-Никогда не слышал у тебя в голосе таких сексуальных ноток, это здорово, говори так всегда!

О Боже, ну конечно, кто еще может звонит в воскресенье в двенадцать часов, кроме него, ведь все знают, что она поздно ложится и поздно встает.

-Я еще сплю, ты меня разбудил.

-Если я тебя разбудил, значит, ты уже не спишь. Логично?

-Логично. Ты дашь мне хоть маленькую передышку? Хотя бы сегодня?

-Я дам тебе все, что ты захочешь, просто я подумал, что если я тебя не предупрежу заранее, ты будешь паниковать и, не дай Бог, заартачишься. Так что слушай. Я оформил тебе загранпаспорт, ты должна завтра будешь кое-где расписаться, а через неделю мы летим в Италию: Рим, Флоренция, Венеция, то, что ты хотела. На две недели. Там уже настоящая весна, тепло, поэтому много с собой не бери, можно будет купить там, в крайнем случае. В общем, я беру тебя на содержание, так что не переживай из-за денег.

-Что ты молчишь? - уже обеспокоенно сказал он. - Где вопли восторга и благодарности?

-Я еще сплю. Это сон. Спокойной ночи! .- и она положила трубку, добралась до постели, но только устроила голову поудобнее на подушке, как вдруг всплыли его слова : «Я беру тебя на содержание...». Она фыркнула. С какой стати?

В это время опять раздался телефонный звонок, она спрыгнула с постели, как молодая, схватила трубку.

-Ну, теперь ты проснулась или нет? - в его голосе , как ей показалось, звучало некое раздражение.

-Мне не приснилось, ты сказал, что берешь меня на содержание?!

-Ну извини за неудачное выражение, я имел в виду, что тебе не надо думать о деньгах.
-Может, ты думаешь, что все продается и все покупается? Если так, то ошибочка вышла, я не продаюсь, и вообще, я в торги не вступаю! - Она швырнула трубку. Да, она окончательно проснулась. Проснулась от своих грез, иллюзий, пустых надежд. Сказка кончилась. Рынок остался.

Елена оделась, как будто собиралась выйти из дома, при этом не переставая думать о своих словах, его словах. Ну зачем, зачем она так ответила? Надо было кричать «ура», говорить: «Спасибо, спасибо, спасибо», в кои-то веки мне что-то дают, а не отбирают, а я настолько не привыкла к такому отношению, что начинаю кичиться своей гордостью, несуществующей, конечно. Где была ее гордость, когда муж доводил ее до слез своими придирками, и ведь она прекрасно знала, что он все придумывает и еще смеется над ней, глядя, что она плачет после его слов? Где была ее гордость, когда она находила в вещах мужа телефоны каких-то девиц, которых были десятки, или когда он говорил ей, что у них нет денег, чтобы она могла купить себе новые колготки взамен разорванных, и при этом она случайно находила то в постельном белье, то в каких-то бумагах, которые решила разобрать, пачки денег - то, что называется у мужчин заначкой? А ведь были годы, когда она получала зарплату больше, чем он, когда сидел в своем НИИ! Самое смешное, что вместо того, чтобы взять эти деньги, она оставляла их на том же месте и ничего не говорила мужу, надеясь, что он скажет ей сам! О наивность! О доверчивость! Немудрено, что на смену им пришел цинизм, от которого уже не избавишься!

«Господи, я отказалась от Венеции. Это город моей мечты, город, который я так хорошо знаю по книгам, по фильмам. Постоять на площади Сан-Марко, покормить голубей, посмотреть, как на башне Оролоджио бронзовые люди бьют в колокол, полюбоваться мозаиками древних базилик, посидеть на плетеных креслах в кафе под аркадами дворца дожей, плыть в гондоле под мостами и смотреть в темную зеленоватую воду, отражающую резные полуовальные окна палаццо, увидеть наконец в подлиннике Джованни Беллини! И от всего отказаться из-за того, что он неудачно выразился! Но самое главное...Я отказалась от него! Зачем мне Венеция и вся Европа вместе с Америкой если я отказалась от любви! Пусть короткой, пусть мимолетной, но любви, которой у меня больше не будет! Это был мой последний шанс, а я его не просто упустила - я его уничтожила! Какая же я дура!»

Она села в кресло и включила «Звуки музыки», но на сей раз любимый фильм не выводил из депрессии, а наоборот, вызывал горечь по несбывшимся надеждам. «А счастье было так возможно, так близко!» А я отказалась от Венеции. Я отказалась. Отказалась от Венеции. Отказалась от Андрея. Вот что бывает, когда смешиваешь служебные и личные отношения. Сама же все знала заранее. Сама же говорила Вике: «Минуй нас ...» Свою образованность показывала, будучи непроходимой дурой! Как я завтра покажусь ему на глаза? Как смогу разговаривать? Что скажу?

Промучившись так весь день, Елена рано легла спать, выпив снотворное. Ей приснился очередной сон, такой реальный, что на другое утро она сначала не могла понять, было это в действительности или все-таки приснилось, потому что она об этом бесконечно думала. Ей приснилось, что она приходит на работу и ее вызывают к начальству. Она стоит перед столом Андрея, а он говорит ей: «Вы не подходите вверенному мне учреждению, поэтому мы предлагаем вам уволиться по собственному желанию. Идите в бухгалтерию». Она выходит из кабинета, а Виктория, заливаясь хохотом, почему-то в венецианской маске, говорит ей: «А с шефом в Венецию еду я! Это командировка! Никаких расходов! Буду ходить по магазинам, как сумасшедшая! Ура!»

Сон был до такой степени похож на жизнь, что она, собираясь на работу, думала: «Наверное, это вещий сон. Все так и произойдет. Мне надо быть готовой ко всему. Самое главное - сохранить достоинство. Как там у Кальдерона: «Жизнь есть сон».

В офисе царило какое-то неестественное спокойствие. «Затишье перед бурей», - подумала Елена. Виктория была на месте, слава Богу, без маски, очень красивая и молодая. Ее длинные темные волосы блестели на свету, а Елена почему-то вспомнила, что венецианские женщины красили свои волосы в рыжий цвет. Да, было бы справедливо, если бы в Италию поехала Виктория - молодая, полная сил, надежд, с ее внешностью у нее большие шансы выйти замуж за олигарха, жить богато, не заботиться о куске хлеба, не знать и не ведать, как страшно, когда нечем накормить ребенка, когда по ночам снится не Венеция, а кусок колбасы...

-А шефа нет, - прервала ее размышления Вика, - будет только к вечеру. Поехал в посольство. А ты должна расписаться в документах, я сейчас принесу. Кстати, ты знаешь, что вы уезжаете уже завтра? Почему-то он так решил. Какие-то неотложные дела, переговоры в Риме, потом Флоренция и Венеция. Ах, как я тебе завидую! Да, он просил, чтобы ты его дождалась.

-Спасибо, - машинально ответила Елена и поплелась к себе переваривать все услышанное.

Ее сон...подтвердился или нет? Скорее нет. Или она сходит с ума. «Схожу ума». Нет, не может быть. Такого не бывает. Завтра она полетит в Рим, потом поедет во Флоренцию и в Венецию. Так утверждает Вика, а она все знает. Нет, даже если это так, и он, несмотря на все ее обидные слова, все же берет ее с собой, значит, сегодня ей на голову свалится кирпич, или она сломает ногу, или отменят все самолеты, или...

Дверь открылась без стука, вошел Андрей, повернул ее за плечи к себе на крутящемся кресле и сказал:

-Я так и предполагал увидеть именно такое выражение лица!

-Какое? - еле выдавила из себя Елена.

-Удивленное, нет, скорее, изумленное, лучше сказать, ошарашенное.

-Я..не понимаю, что происходит.

-А ничего особенного, мы едем в командировку.

-А как же ..а как же то, что я тебе наговорила?

-Ну, скажем так, что я все забыл.

-Такого не может быть.

-Ты глупая. Все может быть.

Он поднял ее из кресла и прижал к себе, не целуя, а просто поглаживая по спине, при этом не переставая говорить: «Какая же ты глупая... Как же я люблю тебя. Как же ты меня достала...Какая же ты зануда...Да перестань плакать, я уже и так весь мокрый!»

Через неделю, побывав в Риме и Флоренции, они стояли в обнимку у ее любимого места в Венеции - аббатства Мизерикордия. Она была в Венеции. Она была с любимым. Она была счастлива.