Вьятишков - Ось трактира

На кону в тот отнюдь не метельный вечер стояло многое: пара сотен купюр, золотые часы, ридикюль и обновка из нечистого меха. На мех г-ну Вьятишкову было, прямо скажем, наплевать, пусть даже и говорили дворовые, что скотинка меховая, она бездушная, и поэтому убивать её - дело праведное, да и без меха в московских условиях до бронхита недалеко. Если уж и носил он воротник меховой из чернобурки, так только лишь потому, что мех тот был подаренный, да и к пальто другого воротника у него не наблюдалось. А когда на него скотинка какая уличная, собака или овечка посмотрит, торопил он свой шаг и глаза прятал, бездушным себя называл вскользь и воротник этот.
Проиграв золотые часы, г-н Вьятишков опрокинул несколько стаканчиков белого вина и, окинув взором издевательские лица местной элиты, вышел во двор посмотреть на луну. Погода стояла совсем не по-весеннему мокрая, перебежками солнечная, местами горячая.
Двор и душа перемешались в сумбуре отчаяния, проигрыша, опьянения, колючий смех раздражал горло, пачкал мысли. "Вот какое оно, отчаяние..." - подумал г-н Вьятишков - "а каково оно, а... отчаяние-то... а раньше что было? Значит, раньше и вовсе не оно было, а эгоизм недетский или, того хуже - недоделанность".
К трактиру медлительной рысью в ту же минуту подъезжал экипаж, в экипаже, взявшись за руки, разговаривали полушепотом третьи лица.

Насмеявшись и вылившись страданиями, г-н Вьятишков отряхнул пыль с сапог и, кротко достав скомканный платок, приложился спиной к косяку. Трепетные чувства чего-то приближающегося пробудили его от мгновенно сыгранного природой сна.

Перед домом, на расстоянии вытянутых в два раза рук, в брюках с карманами иностранного производства, в фетровой шляпе, с длинными бакенбардами, с самодобольной улыбкой и голубыми глазами,стоял г-н Мячиков. Совсем будто бы не замечая соседства, он смотрел на луну и медлительно разжевывал Вьятишкова во рту. Напудренные щеки нежно-персикового оттенка двигались в такт пощелкиваниям сердца, отмеренными шагами он выдернулся из позы и манерно прошествовал к подъезду.

"Ну-с, и комнаты свои уже потеряли... еще только лишь совесть на вашем счету значится? Про Бога всё вторите, про идеалы высокие, про себя любимого, а ведь дело уже к лету. И не пеняйте на Москву, Вьятишков, Москва нас кормит, Москва нас развлечениями потчивает, каждый порядочный человек в Москве своё место имеет, а вы вот не имеете, а всё о порядочности рассуждаете, всё туда же за философиями гонитесь, дамы вам в платьях заморских негодны, дворники пьяные, что собак палками бьют, вам, видите ли, в душу гадят светлую, люди добросердечные..." - Мячиков оглядел свои полуботинки - "...люди добросердечные вам не в угоду, не к обеду они вам. Говорите внятней, и не мычите там невесть что, я вас и на дуэль вызвать смогу, когда пистолет приобрету высшего классу, стреляться с Вами станем. А на вашем старье мне как-то не по статусу".
Не попрощавшись, Мячиков деланно отвернулся, но замешкался перед лужей, что накапал перед подъездом дождь.
Выхватив тот самый платок из рукава, Вьятишков кинул его в лужу, мол, этим жестом показав, что он относится к Мячикову, как к даме, и ни на какую дуэль не пойдёт.

- Дуэль - взвизгнул Мячиков и, откинув носком платок, мелкими шажками побежал к экипажу.