Повесть о любви и нелюбви... Разд40. Аллочка

 
     
(Начало Повести о любви:  http://proza.ru/2008/01/27/182

 Дорогой ты мой, Инок, генерал Алексей Петрович! Благодарен тебе за твое беспокойство обо мне. Я только один из многих твоих подчиненных… Понимаю, что нас сблизило общее горе, но исчезновение бывшего мужа твоей дочери можно интерпретировать по разному. А мы с тобой знаем способности нашей разведки - одной из лучших внешних разведок мира. Конечно, мы-то тоже не лыком шиты… Но там, в верхах, сидят люди кровно заинтересованные в обвинении нас, для отбеливания и оправдания других, пусть даже и преступников. Тебя, конечно, волнует вопрос - чисто ли я сработал с Рикки… Думаю, что да. Но это теоретически… Мне как-то, где-то немного жаль, что так вышло с ним. Но он враг - враг моей Родины, а потом уже мой личный.

И вот мне приказано бежать… Есть, бежать! Но как? У двери "охрана", единственное окно зарешечено. И могу ли я, слепо доверится этим медсестрам? Кто они? Знают ли, кто такой Инок? Кого напоминает эта молодая медсестра… Думать,… думать…

Я лег на кровать и закрыл глаза. Болит голова… Опять появились провалы в памяти… Вчера вроде пил водку с Игорем и целовался с девушкой в белом платье… Ольга? Аллочка? Симферополь это где? Ну, Севастополь я помню. Болит и кружится голова… Игорь,… Игорь,…Алла,…Аллочка….

Где я её видел?…Такое знакомое лицо и губы,… вкус губ… Болит голова. Господи, не дай поехать крышей! И вдруг,…Боже! Я вспомнил! Как пелена с глаз…фууу… Открыл л глаза - слегка "плыл" потолок. Закрываю глаза, засыпаю - действует снотворное…
 

На первом курсе в нашей учебной группе был курсант, Игорь Левин, с которым мы подружились. На занятиях и самоподготовке сидели рядом, помогая, друг другу "грызть гранит науки", ходили вместе в увольнение. Его отец, подполковник Виктор Сергеевич, был военный летчик и служил в полку морской авиации, который базировался недалеко от Симферополя.

Мы с Левиным посещали его приветливых родителей в гарнизоне, где и рос Игорёк.
Как-то раз мы, получив поощрение в виде краткосрочного отпуска на трое суток за какие-то достижения, смотались к нему домой. В этот день в полку были полеты, и отец Игоря сказал:
       - Я сейчас иду на облет самолета после замены двигателя. Хотите посмотреть на маки Крыма с высоты?
       - Папка! - закричал Игорь, - Ты молоток!
       - Какие маки? - заволновалась мама. - Я вам дам маки… мало того, что я за него каждый раз волнуюсь, так еще мне этого не хватало. Я сейчас же позвоню командиру полка…

Игорь, схватив в охапку мать, и целуя её, стал уговаривать:
       - А он сам тебя брал в полет… и папа брал…
       - Так это когда было…
       - Когда ,… когда… Тогда, когда ты им обоим мозги пудрила…
       - Гарик! Получишь!
       - Ну, мам… ну, мы же только немного… над Крымом… - канючил сын.

Ирина Евгеньевна посмотрела на нас, и отрешенно махнув рукою, сказала:
       - Вас обормотов не переспорить, - и, глядя на меня, спросила, - А ты хоть видел парашют?
       - Ма! - завопил Игорь. - Он в аэроклубе занимался,… летал и прыгал…
       - Ребёнки, - обняв меня с сыном, сказала мать, - значит, вы уже выросли.

Подъехав к самолету на машине, мы стали выгружать парашюты. К нам подошел второй пилот лейтенант Володя Мухин и, деланно сурово спросил:
       - А вы куда, салажата, собрались? Кто такие? Почему здесь?
       - Товарищ лейтенант! Во-первых, мы уже старшие,… а Вы только лейтенант…
       - Какие "старшие"? - гаркнул, недоумевая, Мухин.
       - Матросы,… - нагло улыбаясь, ответил Гарик и добавил, - А во-вторых, мы сегодня встретили в городе некую небезынтересную Вам сеньориту, и она просила сказать, что… Ой! Забыл… Ты не помнишь, Серега?

Я, ухмыляясь, отрицательно покачал головой. Лейтенант протянул руку, что бы схватить Игоря за горло, но я, перехватив её, заломил ему за спину.
       - Эй! - закричал Володя, - больно же… отпусти…
Я отпустил. Все вокруг одобрительно засмеялись. И тут же послышался голос отца Игоря:
       - Лейтенант Мухин, построить экипаж!

После постановки полетного задания, нам приказано было занять места. Я сел в хвосте машины на место радиста, а Игорь на место второго штурмана в передней кабине. Молодой матрос - стрелок, недавно прибывший с учебного отряда, с важным видом показал мне, как надо подсоединить шлемофон и кислородную маску. И сказал, что в случае, когда надо покинуть самолёт, я могу это сделать из его кабины, добавив, что только с его разрешения.

Самолет легко оторвался на четырех двигателях от нагретой "бетонки". Я с интересом смотрел вниз на красные поля маков буйно цветущие среди зелени холмов. Было любопытно наблюдать, как изгибался в полете фюзеляж самолета, показывая больше то левую, то правую плоскость.
 Вдруг в шлемофоне послышался голос Игоря:
       - Ну, как ты там, радист? Понравилось?
       - Класс….
       - Тут публика, во главе с командиром собирается расписать пулю. Приглашаем присоединиться. Покажем этим деревенским, как это делается…
       - Так не хочется к вам пробираться этим лазом…
Послышался голос второго пилота:
       - Меньше жрать надо… пораспускали "морские мозоли".
       - Лейтенант, - сказал Игорёк, - Вы же хорошо знаете, Ваши обязанности, как "правака", то есть правого летчика, которые гласят: "Закрыть рот, руки, ноги нейтрально, получка четырнадцатого"…
А я добавил:
       - Знаете, второй пилот, я так и не вспомнил послание той сеньориты… Но в знак нашей зарождающейся искренней дружбы с Вами, завтра переспрошу, ибо я имел честь пригласить её на танцы. И она, к величайшей моей радости, с удовольствием согласилась.
       - Сеньоры, - послышался голос командира, - осмелюсь сообщить вам, что гауптвахта работает круглосуточно…
Минута молчания, потом голос Гарика:
       - Командир, так можно, этого с хвоста, пригласить на партию высококачественного преферанса?
       - Я сегодня добрый…
       - Спасибо, командир.
       -Товарищ командир! - сказал я, - А Вы не можете перевести машину в крутое пикирование, что бы я пролетел быстрее в этом лазе?
       - Да я бы с удовольствие, только этот маневр я делаю на Первое мая и на Пасху и то с разрешения супруги…
       - Вас понял… Я пошел…

Проверив работу двигателей, отец Гарика, сдвинув на затылок шлемофон, сказал:
       - Володя, возьми управления, а я сейчас покажу этим недорослям, как надо играть.
Перейдя на автопилот, "правак" пытался следить за игрой, но командир сурово глянув на него, сказал только одно слово:
       - Мухин…
       - Есть, командир, - сказал тот и отвернулся от игры.

Но ему было скучно, и он отпускал прибауточки по игре, типа: "два паса, а в прикупе чудеса", "карты поближе к орденам"… Потом, глянув на меня, сказал: "а четвертого под стол"… Я в данный момент был "четвертым", то есть, по футбольному - "вне игры". Поэтому, стоя за креслом командира, смотрел в его карты, и видел, что у него "пришел мизер".

Что такое "мизер" известно всем преферансистам. Это предельное напряжение игрока на грани психологического срыва, грандиозное повышение артериального давления, учащенное дыхание и, вместе с тем, скучно - пренебрежительное выражение лица. Но оторванный от игры Мухин продолжал балагурить и шутить:
       - Штурман, сколько осталось от точки поворота до обеда? Докладывайте через каждые пять секунд.
Потом на мотив известной песни пропел?
       - Командир наш, а может, вернемся? Зачем, командир, нам все эти поля?… - и, машинально, от волнения, в том же балагурном тоне, доложил:
       - Горит правый двигатель…
Эти слова не дошли сразу до сознания командира корабля, погруженного в игру, и он неосознанно пригрозил:
       - Пойдешь сегодня же на "губу"…
       - … второй горит! - закричал Володя.
Бросив карты, Виктор Сергеевич взял управление на себя и, включив средства пожаротушения, отдал команду:
       - Всему экипажу покинуть самолёт!

И тут-то я вспомнил, что свой парашют оставил там, в задней кабине… Конечно, что тут и говорить, этот гнусный лаз я пролетел пулей. В окутанной черным дымом задней кабине сидел, вжавшись в кресло, бледный перепуганный стрелок. Я, застегивая на себе ремни парашюта, закричал ему на ухо:
       - Прыгай, салага! Слыхал команду!

Но он не пошевелился. Тогда я, открыв боковой блистер, подтащил к нему упирающегося матроса и крикнул:
       - Прыгай, придурок!
Он, с широко открытыми в ужасе глазами, медленно опускался на пол… Я схватил его в охапку, и мы вывалились из кабины. Удерживая его кольцо для открытия парашюта, сильно оттолкнул от себя пришедшего в себя стрелка и дернул за кольцо. Слегка хлопнув, вытяжной парашютик раскрыл основной.

 Высоты было достаточно и я, оттолкнувшись от стрелка, пошел затяжным. И через несколько секунд открыл свой парашют. Все благополучно приземлились. На другой день, это было воскресенье, я с Игорем навестил стрелка. Его звали Василий, а меня он стал называть своим ангелом- хранителем. И мы с ним даже подружились. Его родители жили недалеко от Севастополя в небольшом селе. После его демобилизации я бывал у него дома.

В очередной краткосрочный отпуск, в воскресный день, мы, по предложению мамы Игоря, пошли собирать грибы за взлетной полосой аэродрома. С нами увязалась девочка из соседней квартиры. Её звали Аллочка, ей было лет шестнадцать, она любила петь и шоколадные конфеты.

Грибы были странные, у них ножка росла с боку, они назывались "однобочки". Получилось так, что мы с этой девочкой незаметно, собирая грибы, отдалились от остальных на значительное расстояние. Мы шли вдоль забора из колючей проволоки, ограждавшего аэродром. И вдруг увидели, что в одном месте ржавая колючая проволока забора лежала просто на земле, открывая выход за пределы аэродрома. Там проходила лесополоса, одна из тех, которые разделяли поля Крыма на квадратные и прямоугольные участки.
       - Пойдем туда? - кивнув в сторону лесопосадки, спросила Аллочка.
       - Давай…. А что там тоже есть грибы?
       - Не знаю … Может быть.… Посмотрим.

Высокие деревья и низкие кусты посадки создавали впечатление густого леса. Девушка стала с интересом рассматриваться вокруг, потом, положив корзинку с грибами на землю, сказала:
       - Помоги залезть на это дерево… Там, по-моему, есть абрикосы.
       - А не упадешь?
       - Нееее… Я умею.
Я помог и она действительно, сняв обувь, забралась достаточно высоко. Тряхнув несколько раз веткой дерева, обрушила на меня болезненный град абрикос.
       - Хватит, - закричал я, - слезай!
Аллочка спустилась ниже и тихо сказала:
       - Сними меня…
 Подхватив её, прижал к себе, она обняла меня за шею…

Прервав усилием воли затянувшийся поцелуй, опустил её на землю. Вырвавшись из моих объятий, девушка убежала, оставив на земле свою обувь и корзинку с грибами. Забрав всё, я вышел на территорию аэродрома. У заграждения стояла она. Не глядя на меня, обулась, забрала свои грибы и медленно пошла вперед.

В следующую субботу я заступил в наряд - дежурным по роте. Уже во время сдачи дежурства с проходной мне позвонил Игорь:
       - Слушай, я уже вернулся…
       -Чего так рано? Тебя выгнали из дома?
       - Да нет… Тут я тебе привез гостью…

Сердце тихонько вздрогнуло, и эта дрожь разлилась сладкой истомой в груди…
       - Ты что там шепчешь? Какая гостья?
       - Аллочка… Ты что тупой?
       - Подождите меня там… Я сейчас… - и, бросив ключи от комнаты с оружием и свою повязку дневальному, сказал: "Давай сдавай дальше сам… Меня ждут…"
       - Валяй,… всё будет тип-топ…

Мы вместе гуляли по городу, по Приморскому бульвару. Потом Игорь, сказав, что он голоден, предложил поесть чебуреков на Малаховом кургане (на "Малашке", - сказал он…), после чего уехал в училище. Взяв Аллочку за руку, я стал рассказывать ей историю этого белого, как лебедь, города. Она внимательно слушала меня… Мы бродили по улочкам Корабельной стороны и в темных её местах целовались…

Подходя в следующее увольнение к дому Игоря, я заметил в открытом окне Аллочку. Она встретила нас в подъезде:
       - Ребята, пошли ко мне… Предков нет, а мне достали обалденную запись. Пошли, послушаем…
       - Алчёнок, - сказал Левин, - ты забирай его, - он кивнул на меня, - я потом…
Мы зашли в квартиру, я протянул ей коробку шоколадных конфет:
       - Ой! Мои любимые… Спасибо…- сказала, обнимая меня.

 И вот теперь она зашла в палату и, положив на мою тумбочку, раскрытый старый журнал регистрации больных, стала, расставлять лекарства на утро. Я взял незаметно с подноса новый рулончик клейкой ленты, которой закрывают небольшие ранки, и положил себе в карман. Мельком посмотрел в журнал. Палец медсестры лежал на строчке: " ДОС 1; 20". Это значило: "дом офицерских семей №1, квартира №20" в том военном городке, где мы с Аллочкой встретились. Я слегка кивнул головой и посмотрел на нее:
       - Do, please… I wont a box of chocolates (Прошу Вас… Мне нужна коробка шоколадных конфет.), - тихо сказал я.

Она кивнула головой и, грустно улыбнувшись, вышла. Через некоторое время вернулась с кучей постельного белья, и жестами показала, что хочет его заменить. Я поднялся и стал у кровати спиной к двери, за которой находился мой "охранник". Алла взяла новую наволочку, и слегка раскрыв её показала мне, что там находится одежда и кеды. После чего надела наволочку на подушку с её содержимым.

Перед отбоем, когда было включено только дежурное освещение, я зашел в палату к Мфана.
Все кроме него уже спали, или засыпали. Он внимательно посмотрел на меня и кивнул головой. Это означало: "Слушаю и повинуюсь". Я сел на краю кровати. Положив руку ему на живот, стал долго молиться вслух на языке племени, потом, как бы продолжая молитву, тихо проинструктировал воина.

В коридоре стояла Алла и, улыбаясь, разговаривала с моим "сторожем". Я зашел в палату, оставив открытой дверь. Медсестра ушла, а её собеседник зашел и растянулся, не раздеваясь на свободной кровати. Я разделся и тоже лег, откинув одеяло. Но потом поднялся, закрыл дверь и, проходя мимо охранника, ударом по голове, "нейтрализовал" его. Зашел Мфана.

Остальное было делом техники: заклеив "сторожу" рот клейкой лентой, забрал его пистолет с запасной обоймой и глушителем. Связав ему сзади руки, простынями спеленали с головой, и, положив на кровать, привязали к ней и накрыли одеялом. Потом воин, сняв всю свою одежду, лег на мою кровать, накрывшись моим одеялом.

Быстро переодевшись в принесенную одежду, подкатав повыше черные брюки, я надел госпитальный халат. Коридор был пуст, закрыв тихо за собою дверь в палату, быстро прошел в туалет. Через несколько минут туда зашел Мфана. Он сделал ладонью жест: "Всё в порядке". И  выбросил в окно свой халат и надел мой. Эти манипуляции с нашей одеждой должны были запутать собак, если их будут применять.

Через это окно, я спустился на землю по двум связанным простыням, которые тотчас забрал Мфана. Помахав ему на прощанье рукой, и смочив подошвы обуви одеколоном, ушел в ночь. Автобусом доехал до вокзала, а поездом до станции, что была рядом со знакомым гарнизоном. Но идти через КПП я, естественно, не мог. Поэтому быстрым шагом пошел вдоль забора, ограждающего гарнизон. И обнаружив первую прореху в нем, пролез в военный городок.

       - Всё, как в добрые старые времена… - подумалось мне, - тот же балаган и разгильдяйство… А еще режимная территория…
 Со стороны темного парка я быстро подошел к дому и прошмыгнул в подъезд. На мой тихий стук дверь открыла Аллочка…

В квартире было темно, только тихонько играла музыка… Это была та давняя кассета: Поль Мориа, Папетти, Свиридов.


Продолжение:
http://proza.ru/2008/05/16/182