Опухоль. Предыстория одного бунта

Глава первая
Алма-атинская осень.

Тихая улица на окраине Ганновера, старушка Европа спокойно живёт в своё удовольствие. Кто бы мог подумать, что именно здесь может начинаться история, которая вскоре ещё одну страну перевернёт с ног на голову? Здесь ничего не напоминало о том бардаке, который творился далеко отсюда на просторах бывшей Советской империи, в Украине в Грузии, где последние два года царят революционные шабаши. Но и в Германии творились небезынтересные дела…
Тёплым августовским вечером в один из домов вошёл невысокий шатен среднего роста с проседью где-то тридцати пяти лет. Звали его Николай Сергеевич Шаров. Он приходил сюда довольно часто, но один из его последних визитов имел фатальные последствия для некоторых людей и грозил перевернуть судьбу девятого по площади государства мира. Эти самые люди, находящиеся далеко отсюда даже и не подозревали, что сейчас решается их судьба.
Шаров вошёл в рабочий кабинет своего непосредственного начальника. Из кабинета, отделанного деревом с полом покрытым паркетом, открывался прекрасный вид на пригородную улицу Ганновера, чистейшую и ухоженную, коих к востоку от Одера становится всё меньше и меньше. Этот самый шеф не поворачивался к Николаю Сергеевичу лицом, полностью погрузившись в созерцание этого немецкого порядка.
— Всё готово! – сказал Шаров. – Организаторы найдены и в ближайшее время приступят к работе.
Николай Сергеевич достал из своего портфеля две фотографии и положил их на подоконник перед своим шефом, который взял и критическим взглядом окинул лица, изображенные на них. Немного помолчав, начальник Шарова произнёс:
— Вы уверены?
— Будьте спокойны, комар и носа не подточит! Первого возьмём деньгами, у второго на нервах сыграем. Проверенный способ!
— У кого вы собираетесь на нервах играть? У этого? – спросил шеф Шарова, указав пальцем на фотографию, на которой был изображён светловолосый парень лет тридцати. – Я, по-моему, его знаю… В общем, действуйте!
Николай Сергеевич вышел из здания, и, недолго думая, сразу же поехал в центр Ганновера и вышел у ближайшего таксофона. В городе жило немало эмигрантов из Казахстана, поэтому Шаров был несколько насторожен. Но особой конспирации он не соблюдал. Оглянувшись по сторонам, Николай набрал номер и произнёс в трубку: «Где я могу получить оплаченную мебель?». На том конце провода раздалось в ответ: «За товаром надо ехать в Венецию!». После этого Шаров ретировался оттуда и скрылся в потоке горожан.

За окном моросил осенний дождь, затянувшееся лето в Алма-Ате, периодически то уходило, то возвращалось. И Юрия Ивановича Суворина естественно, не покидало ощущение, что лето всё-таки ещё ненадолго вернётся в его родной город и погреет солнечными лучами его вечно пасмурную жизнь.
Юрий Иванович Суворин слыл среди своих знакомых и коллег довольно замкнутым и скрытным человеком. Его друзьями могли называться лишь два человека. Это, Ахмет Мади – его одноклассник и бывший коллега по работе на кафедре внешней экономических связей Центральноазиатского университета. И, конечно, Евгения Дмитриевна Хорошевцева – женщина, можно даже сказать ещё девушка, с которой они были знакомы с первого класса учёбы в школе, и к которой Суворин уже давно не ровно дышал.
Жизнь Юры, действительно была во многом пасмурной. В его тридцать один год он был до сих пор не женат, а родители его обитали очень далеко на берегах Невы и виделись со своим сыном они крайне редко. Как уже было упомянуто, Юрий работал преподавателем экономики в Центрально-азиатском университете. Что ещё можно добавить к этому – обилие серых будней, прозябание на бесперспективной преподавательской работе, трата, чего уж греха таить, на нелюбимое дело лучших лет своей жизни. В общем, декаданс – вот как можно назвать общее мироощущение Юрия Суворина, сложившееся у него к концу октября 2005 года.
Казахстану, тем временем, было не до скуки. Обычно скучная и тяжкая политическая жизнь, снова стала подавать признаки жизни и всё чаще давала поводы о себе поговорить. Габдулла Умаров – кандидат в президенты, ехавший когда-то в одной упряжке с властью объявлен главным её конкурентом. Как тут не вспомнить про украинскую и киргизскую эпопеи!? Хотя, об этом позже… В общем, политическая жизнь Казахстана била ключом. Что даже могут подтвердить случившиеся в октябре 2005 года почти подряд друг за другом землетрясения, которые в Алма-Ате случаются, как правило, во время обострения политической борьбы.
Суворина же это абсолютно не интересовало. Уже, практически шесть лет он жил в довольно узком мире, основными компонентами которой были университет и дом, собственно другого в его жизни было очень и очень мало. Суворин находился в состоянии апатии, забвения и остракизма, хотя когда-то в памятные девяностые годы он был одним из самых активных деятелей молодёжного движения Казахстана…
Юрий Иванович Суворин родился в 1974 году, и на его глазах прошли все, сколько-нибудь значимые события последних двадцати лет двадцатого столетия. Нежный возраст Юры сопровождался агонией застоя и чередой смертей престарелых советских лидеров. Отрочество пришлось на расцвет перестройки, что, вполне вероятно, и определило его сознание свободомыслящего человека. Паспорт в 1990 году он ещё успел получить серпасто-молоткастым, и здесь его уже поджидали и парад суверенитетов, и августовский путч, и развал Империи. Как любой русский человек к обретению Казахстаном независимости Юра отнёсся с холодком, так как уже видел перед собой свежие примеры Прибалтики, Молдовы, Грузии, Таджикистана. Однако, в целом, новому казахскому государству, слава Богу, практически удалось избежать межнациональных конфликтов после 1991 года.
В 1999 году Суворин стал одним из руководителей молодёжного крыла Либерально-демократической Партии Казахстана, которой управлял опальный вице-президент Альжан Рахмадиев, который на тот момент уже два года, как находился в отставке и яростной оппозиции существующему строю. Эдакий Александр Руцкой в казахстанском варианте. Антиправительственные митинги стали новым смыслом жизни Юрия, так как в стабильности, уже сформировавшейся к тому времени в стране, он видел возврат к застою, чего ему хотелось в последнюю очередь. Народ, который в то время страдал от постперестроечной разрухи, экономического спада и необустроенности искал в этих митингах попытку достучаться до власть имущих, а иногда и попросту спустить пар. К выборам, которыми народ пичкали с 1989 года, к тому времени люди уже перестали относиться серьёзно и с удовольствием ходили на митинги. Суворину в те дни казалось, что он делает историю. Ему казалось эти безработные и старики, которые просто требовали работу и пенсию смогут опрокинуть сгнившую власть и всё наладить руками новых политиков.
Но уже к началу ХХI века – после президентских и парламентских выборов бурная общественно-политическая жизнь пошла, в общем, на спад и Юрию Ивановичу Суворину пришло время собирать камни. А результатов – кроме бессмысленных митингов протеста и демонстраций, оставшихся в прошлом никаких. С трудом пережив переломный для себя последний год ХХ века, он навсегда решил покончить с политикой и уйти в подполье – пойти работать по специальности, которую он получил – экономист-международник.
Сотрудником Юра был практически идеальным, всячески избегал конфликтов с руководством и пресекал напоминания о своей некогда бурной общественно-политической жизни. 2005 год для него стал удачным годом в работе – его включили в состав делегации экономистов от казахстанских вузов на экономическом Форуме в Санкт-Петербурге. Суворин, несомненно, обрадовался этому факту. Ещё бы! Ведь кроме прочего это ещё и возможность повидаться с родителями – Иваном Дмитриевичем и Надеждой Михайловной. Выйдя из здания университета, он поспешил собираться в путь дорогу, которая намечалась уже послезавтра. Ахмету и Жене Юра позвонил в первую очередь и успел с ними поделиться своей удачей.
— Господи, как я тебе завидую! Если бы ты только мог знать! – восхищалась Евгения на другом конце провода. – Ведь я была там всего каких-то три дня, да и то десять лет назад!
— Я тоже еду ненадолго… Даже не знаю: успею ли с родителями повидаться…
— Успеешь, куда ты денешься!
На этой многообещающей фразе их короткий разговор закончился. Он пообещал ей и Ахмету встретится перед отъездом и обо всём договорится.

Ахмет Муратович Мади был на год младше Юры. Знакомы они были с третьего класса средней школы №79 города Алма-Аты, которую они закончили вместе в 1992 году. Его родители – интеллигентные казахи старой советской закваски. Ахмет был единственным ребёнком в семье, поэтому вся любовь с детства доставалась ему одному. Но были и отрицательные моменты подобного детства. Ахмет во многом зависел от своих родителей, особенно от отца, делать которому что-то вопреки вообще представлялось ему преступлением. Его отец работал в администрации Президента Казахстана. С главой государства Мурат Турарович Мади познакомился во время перестройки, когда новые люди могли наконец-то спокойно заняться политикой, невзирая на генеральную линию партии. Президент не мог не оценить верноподданнические действия Мурата Тураровича и взял с собой в Алма-Ату. В 90-е годы Мади-старший выполнял чисто технические вопросы и задачи. Ему, пусть в прошлом, но коммунисту, было трудно согласиться с новой политикой властей, которая сопровождалась крахом экономики, ростом безработицы и прочими прелестями дикого капитализма. Однако в начале 2000-х, когда робкие попытки «социалистического рецидива» в плане возврата к контролю над экономикой снова были очень ко двору, Мади снова вмешался в активную политику и стал к 2005 году едва ли не серым кардиналом Казахстана, одним из тайных советников президента.
Мурат хотел естественно, чтобы сын продолжил его дело. Но в отличие от отца Ахмет не всегда был в восторге от действий власти. В его мыслях и душе постоянно царила главная головная боль интеллигента, не дающая ему спокойно жить – сомнение. Любое сколько-нибудь значимое событие он подвергал сомнению и критике. Даже Юрий Суворин – его друг и соратник иногда по своему скептицизму уступал Ахмету. Но, тем не менее, гены пальцем не зажмёшь! В 2005 году Ахмет Мади – один из активнейших членов молодёжного крыла казахстанской КПСС ХХI века – партии «Единение». В конце октября у Ахмета было очень мало свободного времени – едва ли не каждый день проводились митинги сторонников действующего президента. Патологический страх власть имущих перед грузинским, украинским, и особенно киргизским вариантом заставлял их действовать решительно, не гнушаясь ничем. Риторика, звучавшая на республиканских и региональных съездах, стала напоминать речи, произносимые пламенными трибунами в расцвет застоя. Новый застой, как некоторые уже успели окрестить наступившую эпоху в начале 2000-х, многих сомневающихся загонял в состояние политической депрессии.
При встрече с Сувориным их разговор не имел решительно никакого значения. Так, дружеский междусобойчик.
— Устал я от суеты! – жаловался Мади Юре.
— Так брось всё это! – подсказал «верный» выход Суворин.
— Перестань ты! – фыркнул Мади. – Это уже не остроумно. Прозябая в своём ЦАУ совсем забыл про реальную жизнь. Тебе нужно что-то новое.
— Новое, но не что попало!.. – хмуро сказал Юра.
За окном вновь, распогодилось. Ахмет и Юра решили прогуляться по осенней Алма-Ате – любимому явлению Суворина. Они спустились вниз по улице Фурманова до проспекта Толе-Би, бывшей Комсомольской. Этот маршрут любили многие в городе – по моему мнению, одно из самых красивых мест в городе, притягивающее непонятно чем. Вроде бы здесь нет никаких особенных достопримечательностей и красот, но всё равно здесь просто приятно. В восточном направлении по Комсомольской наши герои очень удивились – неужели эту улицу решено наконец-то отремонтировать?! Одна из центральных магистралей города – вся в колдобинах и заплатках! Но за какие-то четыре месяца с июля по октябрь новый хозяин города успел отремонтировать не только главные городские магистрали, но и многие Богом забытые городские захолустья, где на это рассчитывать перестали даже во сне.
Продолжу как в сказке… Долго ли, коротко ли два добрых молодца Суворин и Мади прогуливались к дому первого, но пришли они туда уже к шести часам вечера. Ощущение было странноватое – в этом году Казахстан первый раз не переводил часы на летнее время, и ощущение дискомфорта преследовало многих, в том числе и Юру Суворина, которому казалось, что летом и вначале осени темнеет непривычно рано. Восемнадцать нуль-нуль – и всё в сумерках! «Нет, не адаптировался!» - подумал Суворин о переводе часов, как раз тогда, когда заходил в подъезд своего дома, расположенного на пересечении улиц Толе-Би и Розыбакиева.
Дискомфорт, однако же, не помешал Юрию быстро собраться в поездку в имперскую столицу России. Он позвонил родителям, которые были вне себя от радости: их единственный сын, которого они в кой-то веке видят, скоро приедет!!! Юра тоже был очень рад скорому свиданию с родителями. Рейс был назначен на раннее утро, поэтому Суворин быстро лёг спать, дабы выспаться перед полётом. Однако волнение перед первой за долгое время серьёзной поездкой сделала ночь полностью бессонной.


Глава вторая.
Генеральная репетиция

Как я уже сказал, ночь у Юрия Ивановича была бессонной, а встать надо было в шесть утра. Все процедуры в аэропорту он прошел в состоянии какой-то сомнамбулы. Думал, что выспится в самолёте – тоже не тут то было! В самолёте его постигло ужасное ощущение, когда хочется спать, а заснуть не можешь. Тем не менее, 4 часа 45 минут в полёте прошли достаточно быстро и вот, Северная Пальмира в лице аэропорта Пулково встречает своего гостя!
Когда Суворин въезжал в городские кварталы Санкт-Петербурга, его сонливость словно улетучилась. Он почувствовал себя в родных пенатах. Ещё бы! Ведь он здесь родился и провёл первые восемь лет своей жизни, до тех пор, пока судьба не забросила его родителей в Казахстан, который, не забудем, Юрий Суворин и представлял на экономическом форуме стран СНГ. С Юрой приехали ещё несколько человек, которые представляли бизнес и банковские структуры.
Остановилась казахстанская делегация в известнейшей на весь мир гостинице «Астория». Здесь, когда она ещё называлась «Англетером», в далёком 1925 году великий русский поэт Сергей Александрович Есенин то ли покончил с собой, то ли был убит. В те дни как раз по телевидению начался показ одноименного телефильма. В одном номере с ним жил Аскар Туркебаевич Туркебаев – его однокурсник, который добился определенных успехов в своей общественной деятельности. На тот момент он уже успел поработать даже в министерстве экономики и имел недюжинный опыт за плечами.
Перед мероприятиями, которые намечались у Суворина только на завтра, он решил прогуляться по родному городу. Питер в те дни был хрестоматийно и классически пасмурным, и это, как ни странно, вдохновляло Юру. Гуляя по Невскому, по Дворцовой площади и по берегам Невы, Суворин часто смотрел в небо и чувствовал что-то вроде эйфории, наступающей от ощущения чего-то нового, которого ему так не хватало.
Далее, пообщавшись более тесно, у Юры и Аскара на поверку оказались очень близкие друг другу взгляды. В данное время Туркебаев работал в аналитическом центре по изучению экономики в переходный период и был приглашён в Питер не кем-нибудь, а Егором Тимуровичем Гайдаром, возглавлявшим Российский институт экономики переходного периода. Наимерзкий тип, отец «сплошного шока и никакой терапии» в российской экономике всегда при разговоре отвратительным образом причмокивающий в последние годы отошёл от активной политической деятельности. Некоторое время назад он активно занимался созданием в России правой оппозиции. Что из этого получилось – наглядно продемонстрировали декабрьские парламентские выборы 2003 года.
Осень в Петербурге наступила в 2005 году очень рано. Здесь в конце октября уже периодически посыпал снег, и общее настроение было соответствующим питерской погоде. Таврический встречал делегатов форума по классическому сценарию такого рода мероприятий. Знакомых лиц здесь было море: запевалами здесь были российские министры экономического блока Герман Грефа, Алексей Кудрин не хватало только Зурабова. Были и известные «бизнесмены в законе»: Миллер, Мордашов, Потанин и другие олигархи из страха за свою шкуру и свой бизнес теперь поддерживали власть во всех её начинаниях.
Разговор получился скучным, однако дров в костёр подбросило известие о слиянии Организации Центрально-Азиатских стран и Евразийского Экономического Сообщества – единственная, более-менее живая дискуссия разразилась по этому вопросу. В остальном же – всё как обычно. Величественные заклинания об более глубокой экономической интеграции постсоветских республик так и оставались разговорами. Более того, Украина, пусть формально, но раньше участвовавшая в таких мероприятиях в этот раз его просто проигнорировало. Суворин выполнил формальность – выступил со своей речью, которой практически никто всерьез не заинтересовался. Это сборище, говоря по-простому, грузило Юру не по-детски. Суворин был просто удручён, он думал, что здесь наступит хоть какое-то вдохновение. Ему поскорее хотелось вырваться из этого томящего душу заведения и поскорее увидится с родителями.
В пять часов по местному времени официальная часть форума закончилась. Юра уже собирался уходить, как неожиданно к нему подошёл Аскар Туркебаев и сказал:
— Юра, с тобой хотел поговорить один человек…
— Со мной? – спросил Суворин, явно не ожидая такого поворота событий.
— Да, с тобой.
Туркебаев подвёл к нему мужчину лет 35-40 интеллигентной наружности и представил его Суворину:
— Знакомься, Юрий – Николай Сергеевич Шаров!
— Очень приятно. Юрий Иванович Суворин! – вежливо ответил Юра.
— Вы знаете, для меня было неожиданно узнать, что вы из Казахстана. Ваш доклад мне очень понравился. Я давно наблюдаю за вашей страной и не могу не отметить успехи, которых вы добились в экономическом развитии.
— Приятно слышать, Николай Сергеевич. А вы тоже экономист?
— Нет. Я занимаюсь социальными программами Фонда по защите демократии в странах СНГ.
Говорящее само за себя название не смутило Суворина, и он продолжил разговор. Отошедший от политики Юра, надо признаться, давно соскучился по общественной жизни. А разговор с Шаровым ему пришёлся по душе. Николай Сергеевич же под шумок разговора расспрашивал его о политической ситуации в Казахстане. И Суворин всё это ему рассказывал. Ещё бы! Ведь в последние пять лет, кроме Ахмета Мади и Жени Хорошевцевой Юра ни с кем не делился своими политическими взглядами. А тут такое! Первый раз за долгое время кто-то интересуется его точкой зрения. Суворин так увлёкся разговором и забыл о том, что его давно ждут родители. «Предлагаю продолжить этот разговор у моих родителей!» - сказал Юра Аскару и Николаю. И вот! Они уже дома у Ивана Дмитриевича и Надежды Михайловны.
Родители не видели своего сына уже несколько лет и нетрудно представить себе радость, когда Юра появился на пороге их дома. Накормив гостей до отвала, Суворины расспрашивали сына о жизни. Тот, разумеется, неохотно отвечал на эти вопросы, деться, впрочем, от которых было некуда. Время белых ночей осталось далеко в прошлом, и наставал период чёрных дней. Плотная темнота окутала Петербург, непривычному к этому явлению Юре стало немного жутковато, когда он вышел на балкон покурить. Простояв в одиночестве минут пять, к нему подошёл Шаров. Начав издалека комплиментами и расспросами, Николай Сергеевич, подошёл, наконец, к самому главному:
— А если серьезно, то, что вы думаете по поводу событий, происходящих у вас в Казахстане?
Вначале Юрий Иванович решил отделаться штампами и сказал своё положительное мнение о стабильном политическом развитии, экономических реформах и прочее. Но это не оказалось дежурным вопросом, как он предполагал. Прошло около получаса пустых разговоров, прежде чем Суворина прорвало, не без помощи традиционного русского бодрящего напитка – лучшего средства для развязывания языков. На Шарова он выплеснул всё недовольство, накопившееся к казахстанскому официозу за последние несколько лет:
— Всё ужасно. Народ просто задыхается от коррупции и авторитарности нынешнего режима. Я пять лет не занимаюсь активной политикой. И не потому, что не хочу, а потому, что мне просто не позволяют это делать. Я полностью остракирован, мне затыкают рот, я практически в доме нахожусь как в тюрьме, – с каждым словом Юрия всё больше и больше пробивало на откровения. – Вокруг моего дома уже пять лет курсируют приставленные ко мне соглядатаи, которые прекрасно знают, что я уже не занимаюсь политикой и ни в какие дела общественной важности не влезаю.
Конечно, Суворин преувеличивал по поводу соглядатаев – временами его просто хватали приступы паранойи. Одного простого провоцирующего вопроса Шарова хватило, как искорки для стога сухой травы, чтобы она запылала. Так произошло и с Сувориным, Коля Шаров блестяще просчитал ситуацию, чтобы завербовать Юрия Суворина в свои сторонники. «В какие?» - можете спросить вы. А всё очень просто достаточно прислушаться к названию организации, в которой работает Шаров – Фонд по защите демократии в странах СНГ. Эта организация занималась, попросту говоря, экспортом цветных революций в страны СНГ. Они уже обкатали свои действия в Украине и Грузии, в Киргизии они включились в активную работу уже на втором этапе, но в любом случае – нигде, где в СНГ пахло палёным, они в стороне не оставались. Зимой этого года они едва не развязали гражданскую войну в Абхазии, воспользовавшись амбициями Рауля Хаджимбы и Сергея Багапш. Позже они проинструктировали президента Молдовы Воронина по поводу выдворения российских дипломатов из Кишинева. По всем фронтам и направлениям своей работы Фонд занимался, по сути дела, только одним – вставлял палки в колёса российской внешней политике и российским интересам.
— Я тоже так думаю! – сказал Шаров, прослушав исповедь Суворина. – Я не случайно приметил тебя. То, что творится в Казахстане – просто недопустимо. Власть нуждается в смене, авторитарный режим насквозь прогнил и нам очень нужны такие люди, как ты. Ну, как? Ты нам поможешь.
— Да! – практически не думая, ответил Юра, понимая, что находиться на рубеже великих открытий и потрясений.
— Ну, как, поговорили? – спросил неожиданно появившийся на балконе Аскар Туркебаев.
— Ты что, тоже в курсе? – изумлённо-настороженно спросил Юрий.
— Да, Юра. Шутки закончились, пора действовать.
Юра Суворин ещё трижды успел проклясть себя за то, что так сильно расчувствовался перед Шаровым.
«А если тот специально подосланный ко мне провокатор? хотя кто я такой, чтобы за мной так пристально следили. Лицо у него интеллигентное, так что вроде придраться не к чем! Да если меня и прихлопнут за всё, что я сказал, мне уже всё по…»
Закончив разговор этой фразой, Юра вспомнил о родителях и вернулся за стол. В квартире продолжалось празднество по случаю встречи Юрия Суворина со своими родителями. Кстати, в этом же доме по мистическому стечению обстоятельств почти ровно восемьдесят восемь лет назад на квартире меньшевика Николая Суханова большевики решали вопрос о вооруженном восстании в Петрограде. И, я уверен, не случайно, Суворин обратил на это внимание, когда уходил из отчего дома и уезжал в аэропорт «Пулково» на самолёт, отправляющийся в Алма-Ату.

Алма-Ату уже обрызгали первые лучи тускнеющего осеннего солнца. Ахмет Мади в тот день гостил у своей двоюродной бабушки в деревне Тургень. Застолье было бурным: бешбармак, казы и очень много мяса. Без водочки, конечно тоже не обошлось. Так любил справлять праздники его отец, так как казахские народные традиции были в нём заложены с самого детства, а невозможность праздника без горячительного объяснялась тем, что юность Мурата Тураровича его прошла в комсомольских стройотрядах. Мади-старший решил остаться здесь ещё на несколько дней, а своего сына отправил заниматься в Алма-Ату делами.
— Господи, башка-то как трещит! – потягиваясь и глядя на розовато-оранжеватый рассвет говорил Ахмет, в то время, как в его голове больным эхом отзывались события вчерашнего вечера.
— Ну что, сделал утренние потягуси? А теперь марш в Алма-Ату, нужно подготовить финансовые документы, касательно встречи министра экономики Китая. Или ты забыл об этом? – Мурат Турарович появился неожиданно и своим командным тоном приказал сыну взяться за работу.
Ахмет для проформы слабюо посопротивлялся отцу, но, в конечном счете, ему ничего не оставалось, как сесть в свой Бумер и взять курс на Алма-Ату. Мади уже порядком поднадоела роль подмастерья своего отца. С одной стороны, во всём помогать своему родителю – не стыдно, а с другой – хотелось заняться и своим делом, и менторский тон отца его иногда сильно раздражал, однако всерьез сопротивляться воле отца Ахмет не смел.
Мади-младший по дороге в город ещё долго размышлял о том, что чего бы он хотел изменить в своём отце, да и вообще в своей жизни, как если бы не заметил, что подъезд к Алма-Ате, которым он всегда пользовался, оказался закрыт. Объезд по колдобистым и кривобоким дорогам оказался единственным выходом. Плохо зная этот район города, Ахмет Мади, разумеется, заблудился. Пытаясь вырулить, он петлял между захолустными и обшарпанными домами, пока, наконец, на глаза не попался выезд на более-менее широкую и цивильную дорогу. Неожиданно перед Ахметом нарисовался пикет примерно из 500-700 человек.
Это были в основном молодые люди, явно не изуродованные интеллектом, но настроенные весьма решительно. Часы в машине Ахмета Мади показывали 10:15, когда он изумленный стал почти в самом центре пикета. Кто бы знал, что такое промедление действительно окажется смерти подобным. Один их митинговавших подбежал к машине Ахмета и грубо по-казахски спросил его:
— Чего тебе здесь надо? Бабки пришёл предлагать, сука! – мат естественно, звучал на великом и могучем.
Интеллигентный Ахмет даже не сразу сообразил что делать. Он вышел из машины, пока тот продолжал на него наезжать
— Ты чё оглох, ****ь? – с сильным акцентом рявкнул «алабас».
— Пошёл ты на ***! – послал его Ахмет, уже начиная отбиваться от толкавших его грязных рук нежелательного собеседника.
Тем временем к машине Ахмета Мади уже начали стекаться остальные пикетчики. Причём один был злее и агрессивнее другого. Ахмет уже успел пожалеть о том, что остановился и не продолжил свой путь, не говоря уже о том, что вылез из машины, так как те, кто его окружал, были настроены отнюдь не доброжелательно. Поняв, что задержаться тут еще на минуту – эта сумасшедшая толпа просто разорвёт его.
Мади моментально юркнул обратно в машину и, закрывая со всей силы дверь, едва не сломал одному из «этих» руку. Это была последняя капля! Ахмет тщетно попытался выехать из толпы, окруживших его бунтовщиков, однако те только вошли во вкус. Вооружившись палками, они стали со всей долбить ими по ахметовской «Ауди». Это всё со стороны напоминало какую-то сцену из жизни первобытного общества, а те, кто долбали по машине Ахмета, уж очень сильно напоминали австралопитеков с палками-копалками.
Видя их взбешенные лица Ахмет понял, что ничего другого ему не остаётся и… дал по газам! На десять секунд он зажмурил глаза, а когда открыл он увидел четверых людей с переломанными руками и ногами. Их мат был слышен каждому, кто оказался поблизости в радиусе километра, и разъяренные быки пытались его догнать. Ахмета Мади охватила паника: у него было такое ощущение, что у него внутри разлили серную кислоту и она очень больно и неприятно начинает разъедать всё, что попадается у неё на пути. Однако он всё же успокоился, когда оторвался от преследования и скрылся в ближайшем перелеске…

Митинг был организован в лучших традициях подобных мероприятий. Уже с утра в районе неподалёку расположенных частных одноэтажных и скоропостроенных домов расхаживали провокаторы и в мегафон призывали всех жителей многострадального района выйти на митинг. Жителям этих трущоб, впрочем, терять было нечего, и многие из них вышли на митинг, думая, что это что-то изменит в их жизни.
Район этот был одним из самых беднейших в городе и здесь как никогда остро стоял земельный вопрос. Городские власти уже давно обещали местным жителям, что скоро переселят их в более-менее человеческие условия. Впрочем, эти обещания, как говорится в замечательной русской пословице, длились ровно три года. В общем, ситуация была пропитана спиртом оставалось только поднести спичку. И она нашлась! В виде нового политического движения под названием «Демократическая партия «Либеральный союз».
Арман Бакаев– талантливый человек, умеющий убеждать людей, сам, при этом, не был убежденным человеком, так как им всегда двигало тщеславие. Арман был, если не продажным, то уж точно легко меняющим свои убеждения. Жажда власти и известности определяла все его поступки. Этим и воспользовался уже знакомый нам Николай Сергеевич Шаров, когда решил завербовать его в сторонники одного опального политика, живущего ныне за рубежом.
Мертвечина в сфере молодёжной политики Казахстана, которая образовалась в последние несколько лет стала вдруг исчезать и на политической арене стали возникать всё новые и новые организации или молодёжные крылья политических партий, и у Армана Бакаева появилась надежда. А уж когда ему предложили поучаствовать, пусть даже и в таком сомнительном проекте, у него уже даже не ставился вопрос: соглашаться или нет.
«Эти птенчики быстро попадут к нам в силки, поверь мне! – говорил Шарову Тот Человек в Ганновере. – Сейчас мало, где можно применить свои способности людям с неподходящими власти взглядами. И тут мы! Всегда рады предложить им работу. А они сейчас не такие принципиальные. Тщеславие, тщеславие… Чтобы прославиться и посветиться они могут и изменить своим взглядам. Чего их менять, если их никто и не знал, кроме родственников и друзей!».
Так произошло и с Сувориным, который в душе всё же сочувствовал «левакам», вынужден был пойти работать на «либерастов», как он временами в сердцах называл либералов и демократов. Армана Бакаева же частенько заносило в сторону местечкового национализма, но не настолько серьёзного. Здесь же было всё ясно! Либерал-демократы – понятие зачастую практические равное русофобии, и для националистов всех мастей найдётся место, дабы только насолить русским и не только им. Но, как я уже сказал, определенных взглядов у Армана ещё не сложилось. Но можно точно сказать, что он был человеком, не равнодушным к политике.

Митинг на окраине Алма-Аты был своего рода боевым крещением Армана. До этого за его плечами ничего, кроме довольно колоритных выступлений на телевидении не было. А тут такое! Прямой вызов власти, оппозиционный митинг! Да и публика подобралась соответствующая, не студентики-либералы, а самые что ни на есть люмпены из самых низов – лучший способ проверить себя.
Султанов с утра очень сильно волновался, и естественно, ночь перед этим он не спал. «А если не поверят! А то ещё хуже накостыляют!» – периодически закрадывалось в его голову. И каждый раз после этого он вновь начинал репетицию заранее заготовленной для митинга речи:
— Товарищи! Довольно терпеть и молчать! Давайте скажем решительное нет произволу властей! Каждый день с высоких трибун нам заявляют о экономическом росте, об улучшении благосостояния нашего народа! Так почему мы, народ его не чувствуем? Чиновники высосали из народа все силы и паразитируют на нём. Пора уже положить конец этим безобразиям! Оглянитесь и вы увидите как в реальности обстоит дело! Не нужно бояться говорить, что вас заставляют голосовать за тех кого нужно власти! чтобы они продолжали жить за счёт сил народа, а вы так и продолжали гнить в этих условиях! Долой бюрократию! Да здравствует свобод… Тьфу! Нет всё банально! – вдруг обрывался Султанов, понимая всю неоригинальность своих слов, и тут же, успокаивал себя. – Хотя завтра публика у меня будет не притязательная. И потом, с каких пор кто-то оригинальничает на митингах.
Дальше Армана несло по накатанной колее. Эти разговоры подстёгивали в нём адреналин и, разумеется, он долго не мог уснуть. Но утром наступил момент истины.
Митинг начался с самого утра. Провокаторы рассосались по близлежащим трущобам в поисках тех, кто будет внимать их пламенным речам. Если случалась заминка – вернейшее средство для сомневающихся бутылка водки. Ещё и взбодрим народ! Жители этого микрорайона «Улар» в массе своей, конечно, были людьми недалёкими и на разговоры провокаторов быстро поддавались, так что даже водка часто оставалась неоприходованной, и глашатаи решили оставить её для себя, чтобы после удачного митинга отметить свой успех.
На этот сбор пришли люди недовольные, но всё же им ещё было что терять. Поэтому даже подобия на защиту Белого дома в августе 1991-го здесь и близко не было. Сначала выступали активисты и других оппозиционных партий, а для них любой повод засветиться – уже праздник. Настал час, и Арману произнести свою короную речь. Произнеся то, что он отчеканил ещё ночью, Бакаев решил добавить ещё и сверх нормы. Его импровизация заводила в ещё большие дебри, порой даже опасные. Но Арман уже настолько вошёл в раж, что даже и не думал останавливаться:
— Пускай власть не думает, что народ глуп и стерпит всё насилие над ним. Если надо, мы можем перевернуть и опрокинуть ненавистных узурпаторов и предать этих сволочей народному суду! Пусть вас вдохновит пример наших отцов, которые в декабре 1986 года встали против диктатуры и заставили власть считаться с собой…
Этот митинг был несанкционированный, поэтому ни ментов, ни тем более спецназа здесь не было. Но как раз во время выступления Армана Бакаева подъехала полицейская рота – Ахмед Мади подсуетился, позвонив своим знакомым «силовикам». Командир роты выпрыгнул из полицейского автобуса в самый неподходящий момент, когда от горячих речей Арман Бакаев уже вовсю орал в микрофон: «Долой! Долой!». На командира, для которого уже давно не было такой увлекательной работы, эти выкрики подействовали, как красная тряпка на быка. Он произнёс несколько слов, которые очень просто укладываются в крик: «ФАС!» и полицейские кинулись избивать демонстрантов.
Перво-наперво, нужно было схватить организаторов и глашатаев митинга, которые тусовались рядом с трибуной и нейтрализовать их. Арман Бакаев со товарищи ещё некоторое время оставались возле микрофона, пытаясь вдохновлять толпу, но его уже никто не слушал.
— Так быстро, свинтить этих! – кричал командир полиции, подбегая к импровизированной трибуне. ОМОН, тем временем, уже приступал к захвату организаторов митинга. «Стоять, ****и лицом вниз!». Через несколько минут Арман и все остальные уже лежали лицом в пыльную землю, когда менты уже их шмонали.
Тем временем, на пустыре разразилось настоящее побоище. Полиция выплеснула всю накопившуюся энергию на демонстрантов, став жестоко их избивать. Те же не захотели сдаваться и приняли вызов от «ментов». Ощущение животной ненависти друг к другу воцарилось в душах и у тех и у других и выплеснули они её в кулачном бою. Ментам тоже очень хотелось помахать кулаками, однако на минутку они вспомнили, что находятся при исполнении служебного долга, после чего пустили в ход резиновые дубинки.
Неожиданно раздалась пулемётная очередь и пустырь на мгновенье замер! Казалось, что демонстрацию начали расстреливать. Оглянувшись все увидели, что это была всего лишь пугающая мера. Однако страх в души обитателей трущоб всё же закрался. Женщины, схватив детей в охапку стали убегать куда подальше, боясь жестокой расправы, так как и сыновья и братья многих из них ушли с утра на этот митинг.
Уже был примерно полдень, когда к району «боевых действий» подъехали журналисты. «Этих только не хватало!» - прошипел командир роты и дал своим соколам приказ выломать им всю технику, которая могла бы запечатлеть всё происходящее. А особо буйным и ротик заткнуть!
Ещё некоторое время оставшиеся демонстранты отчаянно сопротивлялись и тут же разочаровывались, когда понимали, что проиграли и сейчас они пойдут не к себе домой, а прямиком в КПЗ. А через несколько минут как будто по заказу с неба пролился кратковременный, но проливной дождик. И потом, когда солнышко снова вышло из-за облаков, на пустыре воцарилась та же тишь да гладь да божья благодать, что и была здесь самым ранним утром. И власти по своим каналам всеми мыслимыми и немыслимыми способами сделали всё, чтобы ни одного бита информации об этом не дошло по своему прямому адресату – до казахстанцев.


Глава третья
Возвращение к жизни.

Юра в бодром настроении спускался по трапу самолёта, прилетевшего в Алма-Ату. Тем более что родной город его встретил необычным теплом, будто ненадолго снова вернулось лето. На улице стояло слегка туманное осеннее утро – единственное время, когда так хорошо видны чудные вершины Заилийского Алатау. Однако Суворина, обычно падкого на наблюдение за красотами природы родного края сейчас это практически не волновало. Он только лишь успел отвезти все свои вещи к себе домой и тут же поспешил на своё постоянное место работы – Центрально-Азиатский университет. Без всякого объяснения причины Юрий Иванович Суворин написал заявление об уходе. Ректор всё же пытался выяснить почему, но ничего не добившись, завизировал заявление. Как раз, недавно, Юре позвонил его старый знакомый с университетских времён – Лёня Морской, которому нужна была работа и сейчас, как только такой шанс выдался, Суворин предложил Морского на своё место.
В тот же день Суворин прибыл на своё место работы – Демократической партии «Либеральный союз». Этот самый союз располагался в самом сердце Алма-Аты – во внутреннем дворе ставшего уже культовым заведением Южной Столицы – ресторана «Жеруйык». Типичный дворик советской застройки сороковых-пятидесятых, трёхэтажное здание, в общем, ничего привлекательного.
Юра зашёл в помещение Либерального союза Казахстана, очень сильно волнуясь, практически как девушка перед первым свиданием. У входа в кабинет председателя этого самого Союза его встретила секретарша, причём секретарша была хрестоматийной. Сложилась бы судьба поудачнее была бы сейчас Мисс Чего-нибудь 2005
Суворин, приходя на свою новую работу, даже не знал, как зовут его нового начальника. И, чтобы избежать неудобств, спросил:
— Шеф у себя?
— Да! Вас проводить?
— Да нет, не надо! – отказался Суворин и вошёл в дверь.
Хозяин офиса специально отвернулся на тот момент, когда Юра заходил в кабинет. Он произнёс и своё ФИО и зачем пришёл и, надо сказать, чувствовал себя несколько неуверенно потому, как всё-таки хотел увидеть лицо своего нового непосредственного начальника. И каким же был его шок, когда в кресле главы Либерального Союза он увидел… Аскара Туркебаева! Он и в страшном сне не мог себе представить, что этот напыщенный индюк – его новый начальник.
— Ну, здравствуй, Юра! – с лёгкой ухмылкой произнёс Аскар.
— Аскар?!! – еле выдавил из себя Суворин.
— Да, как видишь, я, как обычно, в самом центре событий.
В ответ Юрий промолчал, так как ещё не совсем отошёл от шока. Однако, проглотив тот факт, что Туркебаев – его новый хозяин, спросил:
— И как давно ты этим занимаешься?
— Уже два года как!
— А! Это тогда, когда ты вернулся со стажировки в Чикаго?
— Именно!
— И сколько же тебе заплатили?
— Нисколько! Я сам согласился по доброй воле. Мне надоело, что в моей стране твориться самая настоящая политическая мертвечина. И я хочу всё исправить. И я уверен, что ты тоже этого хочешь…
Туркебаев, конечно врал и понимал, что Суворин поверит его лжи.
— Хочу! Ты угадал, – ответил Юра. – А почему твой выбор пал именно на меня?
— Да потому, что такие как ты – это всё, что осталось у Казахстана посреди всех этих партий-марионеток и оборотней, которые имитируют существование политической жизни. А вот люди, которые умеют мыслить – это большая редкость для нас.
— Хорошо! – решил прекратить лирическое вступление Суворин. – В чём будет заключаться моя работа.
— Сейчас для нас, прежде всего, важны люди. И на тебе – весь наш людской ресурс. Кадров совсем мало, я уже не говорю про статистов.
— Ваш кандидат – Умаров? – впрямую спросил Суворин, хотя прекрасно знал ответ на этот вопрос.
— ДА! Он – идеальная для нас фигура, – утвердительно произнёс Аскар.
— Ты думаешь? – с недоверием спросил Юра.
— Конечно! Биография у него подходящая, эдакого борца с системой.
— Я не ослышался? Борца с системой?..
Далее последовал незначительный диспут о роли Габдуллы Тлеухановича в формировании демократических институтов Казахстана. Никакого сколько-нибудь значимого результата он не имел. Правда, во время этого разговора у Суворина окончательно прошёл лёгкий шок от новости о своём новоиспеченном хозяине. После этого Аскар Туркебаев рассказал своему подчиненному об их пропозициях. Из этого рассказа Суворин узнал также, что деньги на, по сути дело подрывное, но по его мнению благое выделял ставший уже притчей во языцех Фонд Сороса. Отсюда и потекли живой водой деньги на проведение честных и прозрачных выборов».
Падкому на лесть Юрочке была очень приятна такая одобрительная оценка в свой адрес, а особенно от Туркебаева, с которым отношения раньше особо не ладились. Два часа спустя Юра уже осваивался в своём новом кабинете и в своей голове уже прикидывал план дальнейших действий. Первым делом, к своему предприятию он решил подключить своих друзей – Женю Хорошевцеву и Лёню Морского. Оба работают в сфере, которая предполагает каждодневное общение с самыми разными людьми. Их и надо использовать! Тем более что денег много и можно даже им заплатить.
В его душе ползал какой-то странный червячок сомнения: он, Юрий Иванович Суворин, рыцарь демократии с чистыми руками и горячим сердцем со своей новой работой перевоплощался в какую-то крысу Шушару с абсолютно прагматичным и циничным мышлением. Но то, что он выходил из депрессии и апатии оправдывало любые его мысли и, в конце концов, разрешило ему плюнуть на его высокие идеалы и просто жить и заниматься любимой работой.

Уже вторые сутки Арман Бакаев гнил в КПЗ Турксибского района. Ему здорово досталось от омоновцев во время разгона митинга в «Уларе». Он и пара его единомышленников сидели в камере и размышляли о своей дальнейшей судьбе.
После того, как разогнали митинг и взяли его организаторов, в битком набитом ментовском ПАЗике Арман Бакаев и его соратники ехали прижавшись друг к другу, будто кильки в консервной банке. Причем омоновцы старались загнуть задержанных так, чтобы им было как можно неудобнее. Острослов Витя Сидоренко даже заметил: «Может они на нас неиспытанные позы Камасутры апробируют?». Шутка не осталась незамеченной – вначале даже омоновцы посмеялись над ней вместе со всеми, ну а потом за всё нужно было платить, и все новоявленные демократы-революционеры получили по контрольному удару по почкам резиновыми дубинками.
«Арест на трое суток!» – гласил приговор судьи Турксибского района Алма-Аты, посему организаторы митинга были помещены в обезьянник, где течение трёх дней должны были «обдумать своё поведение».
Организовывали этот митинг трое – уже известный нам Арман Бакаев изворотливый, пронырливый и организатор по природе; его школьный и университетский товарищ – Даут Килибаев, человек несколько слабохарактерный, но обладающий недюжинным умом, своеобразный мозговой центр организации – он всегда слыл верным оруженосцем Армана, да в общем-то и не старался опровергать этого стереотипа. Третьим был – Виктор Сидоренко, министр обороны. Вся силовая организация митинга была на нём. Конечно, «вооруженные силы» были, что называется, какими Бог послал. Они, в общем-то и не понадобились, против лома нет приёма. Да и прибывшему ОМОНу его силовики особо не сопротивлялись, так как знали, что в случае применения силы меры против них будут достаточно серьёзными, так как за использование оружия можно схлопотать очень серьёзно. Силы береглись на будущее, и в один прекрасный день они им ой как понадобятся. Но об этом позже…
— Во, вляпались из-за тебя! – сплёвывал Даут Килибаев. – Кто тебя за язык тянул, про декабрь 1986 вспоминать. Ты что, захотел судьбу Рыскулбекова повторить?
— Успокойся, всё нормально будет! – уверенно отмахивался Бакаев. – Слава Богу, не при совке живём. Обещаю тебе, что уже сегодня ты заснёшь у себя дома.
— Угу! Если только не вечным сном! – сострил другой товарищ по партии Витя Сидоренко.
— Ладно, успокойтесь!
— Вот поводов для спокойствия я абсолютно не нахожу! – продолжал причитать Даут. – Мы уже тут двое суток, а нас даже на допрос не вызвали.
— Ну попытайся сбежать, когда тебя в следующий раз в туалет под конвоем поведут! – не унимаясь продолжал острить Сидоренко.
— Обещаю вам, что сегодня нас всех выпустят. Если, конечно нас вызовут на допрос…
В душу Бакаева уже начали закрадываться сомнения. Долгое отсутствие официального представителя всё же пугало. У самого начитанного Даута Килибаева в эти дни из головы никак не выходили произведения Солженицына, особенно «В круге первом». Уже пусть мелкое и даже пародийное сходство тюремных порядков Лубянки и районного алма-атинского суда немного пугало, особенно по части походов в туалет под конвоем. Но не эти описания солженицынского романа страшила революционеров. Килибаев помнил, что герой романа Иннокентий Володин после ареста так и не дождался официального представителя МГБ и довольствовался только общением с конвоирами и тюремными врачами, а потом был навсегда заключен в застенок с грифом на своём деле «Хранить вечно» и дальнейшая его судьба была не известна.
В какой-то момент подобные мысли пришли в голову всем обитателям камеры предварительного заключения Турксибского РОВД Алматы, и на мгновенье страх сковал Армана, Даута и Виктора, пока вдруг не раздался бойко-мерзкий голос надзирателя:
— Бакаев, Килибаев, Сидоренко – на допрос!
Тех читателей, кто дальше ждёт полицейских зверств, пыток и истязаний зря надеются. Наши доморощенные революционеры избрали правильную и самую выигрышную для себя тактику – не нарываться. Они добросовестно выслушивали все вопросы, но старались отвечать на них односложно, чтобы их не на чем было подловить. Да и следачок попался нормальный, не какой-нибудь садюга, вроде того же солженицынского майора Шикина-Мышина. В общем, всё двигалось к тому, что ребятам просто выписали предупреждение и административное взыскание, пока вдруг Арман решил воспользоваться святым правом на один телефонный звонок:
— Алло, Николай Сергеевич, здравствуйте! Это Арман Бакаев вас беспокоит! Да, сутки в КПЗ… Да, митинг разогнали… арестовали…
По самому стилю телефонного разговора было ясно, что тому, кто был на другом конце провода, а это был уже известный нам Николай Сергеевич Шаров, было уже давно все известно о задержании Бакаева со товарищи. Более того, о том, что случилось позавчера в микрорайоне «Улар», а также о том, что последовало после этого, уже раструбили все оппозиционные газеты и даже наезды КГБшников не остановили редакторов перед соблазном опубликовать такой убойный материал.
Ну а что же было после того, как наши пламенные бойцы вышли на свободу? Рассказы о притеснениях и преследованиях, о удушении свободы слова, о затыкании ртов (не всегда лживые, но часто очень преувеличенные) звучали на пресс-конференциях то и дело, созываемых нашими молодыми революционерами. На них приходили многие журналисты, однако мало где появлялась информация об этом, плюс ко всему материалы если и печатались, то уж вряд ли под настоящим именем и фамилией автора. Но даже и не появившаяся или скупая информация воспринималась Либеральным Союзом, как праздник. Кроме того, Даута Килибаева, как человека с широким кругом знакомства Арман Бакаев сделал своего рода «уткопускателем» – распространителем слухов. Неизвестность и полуподпольная деятельность партии делала интерес к ней ещё более живым, и именно такой хитрой методой Шаров и Туркебаев решили повышать популярность своей организации.

Со времен Октября и Февраля организаторы разного рода мятежей и революций не придумали ничего нового. В такой ситуации всё чаще в голову начинает приходить убеждение, что ничего народного – революций, волнений, бунтов и прочего – не бывает. Всё всегда можно купить и организовать. Если бы всё происходило в мире только по велению желаний недовольных, то весь наш мир давно бы уже превратился в кишащую мерзкими людишками планету с постоянными войнами. В последнее время, всё, к сожалению, к тому и идёт. Потому, как людям никогда не нужна революция. Вся жизнь течет спокойно и благочинно до тех самых пор, пока не появляются обиженные люди – природой ли, финансами ли, может просто их в детстве били одноклассники, а теперь ненавидят весь мир. Или ещё лучше того – мстители за убитых или покаранных родственников, вроде Ленина или Ельцина. Не видя перед собой никакой другой цели, кроме мести они и подводят народы, которые им доверяются к гибельной черте. Впрочем, чаще всего людьми движет элементарная жажда наживы и революция – всего лишь способ на них нажиться. А слово демократия на многих действует заклинающе. Для интеллигентов-дурачков демократия сродни слову «вдохновение», когда они думают, что, наконец, идеальный западный мир в котором якобы царят справедливость, свобода слова и народовластие наконец воплотится на многострадальную евразийскую землю. Когда же демократы приходят к власти на этой многострадальной земле здесь начинается то же, что и в западной Европе – власть денег, выбранная за деньги, ради денег. А истерические кликуши, прозападные журналисты, политические ****и и просто ни хрена не понимающие идиоты, которых используют, получат ровно столько, сколько заработали. Остальной народ в очередной раз окажется не у дел и ему останется одна отрада – наблюдать за политическими баталиями, которые теперь будут выноситься на всеобщее обозрение, дабы отвлечь народ от насущных проблем, которых станет только больше, коли вожделенная революция всё же свершиться. Народ как жил в говне, так и будет в нём жить и вечное желание, выраженное в строках Цоя: «Перемен! Требуют наши сердца!» останется криком в никуда, поскольку реальных перемен не произойдёт никогда.

Ноябрь месяц наступил для алмаатинцев неожиданно – лёгкие холода уже дали о нём знать. В Алма-Ате ноябрь редко когда бывал по настоящему холодным месяцем. Его главной отличительной чертой было полное отсутствие листвы на деревьях. Но тепло периодически возвращалось, заставляя горожан вновь на неопределенное время забыть о надвигающейся зиме. А одиннадцатый месяц 2005 года запомнился ещё и тем, что по всему городу, по всем его закоулкам и перекрёсткам стали устанавливать стенды с именами и фотографиями кандидатов в президенты.
Как уже планировалось ранее, Юрий Иванович Суворин вовлёк в свои дела Женю Хорошевцеву и Лёню Морского. Они, помялись, вяло посопротивлялись, но всё же дали своё согласие участвовать в этом довольно сомнительного рода предприятии. Но устоять перед Сувориным, вдохновенно описывающим им светлые перспективы светлого демократического завтра ни Леонид, ни Евгения не смогли. Женя, которая за последние пять лет видела максимум вяло улыбающегося Юру, просто не могла поверить своим глазам. «Тебя словно подменили!» - изумленно произносила она, встречаясь с ним в очередной раз. «Ты не представляешь себе, что значит – заниматься любимым делом!» - отвечал ей Суворин. Тем не менее, своему лучшему другу Ахмету Мади Юра так и не решился признаться о новом роде своих занятий.
Дело, однако, не стояло на месте. Леня Морской в своём ЦАУ занимался скрытой агитацией за Умарова. У него было двое, своего рода, «шестёрок» - завзятых прогульщиков, которых он удачно использовал в качестве партайгеноссе в университете. Звали их Паша Тайжанов и Дима Светлов. И, надо сказать, не зря использовал! Они ни разу не попались за своим занятием. А действовали они действительно мастерски! Они, как щипачи удачно орудовали по карманам студентов, только не воровали, а распространяли свои листовки. Было достаточно недели, чтобы листовки были прочитаны уже девяносто процентами студентов Центрально-Азиатского университета. Шорох по ЦАУ прокатился достаточно серьёзный многих студентов, в том числе Тайжанова и Светлова, декан лично вызывал к себе на ковёр. Но они прикинулись шлангами и не раскололись, решив на некоторое время залечь на дно.
Однако Туркебаев, Суворин и иже с ними не расслаблялись и круглыми сутками вели свою деятельность, которую сторонники действующей власти не иначе как подрывной и не называли. 5 ноября 2005 года на организованный форум демократических сил Казахстана из США был специально приглашён конгрессмен Мёрчиссон, который от имени американского президента лично пожелал Габдулле Умарову победы. Горячая поддержка Буша, конечно, была чистой воды блефом. Во-первых, Бушу в те дни было явно не до Казахстана, во-вторых, своим октябрьским визитом госсекретарь США Кондолиза Райс всем ясно дала понять, что действующий президент Казахстана целиком и полностью удовлетворяет Белый Дом. Но демократы этого либо не заметили, либо не хотели замечать. Конечно, определенные и довольно многочисленные группировки на Западе хотели смены режима. Им, в отличии от мыслящей Кондолизы не нужно было никакой стабильности и никакого успешного экономического развития. Им нужно было получить центральноазиатский Парагвай – бедную страну, управляемую американскими капиталистами и поддерживаемыми ими местными олигархами и чиновниками, которые мало отличались друг от друга. Конечно, людям, которых они задействовали в процесс свержения действующей власти, они этого не говорили. И взяли они себе на службу людей со вполне определенной идеологической ориентацией. Такие, как Юрий Суворин – это либерально настроенные молодые интеллигенты, в прошлом, активные участники общественной жизни. Либо Аскар Туркебаев – человек, «проглотивший» реалии сегодняшнего дня, но внутри всё равно не согласный со сложившимся порядком вещей и просто желающий подзаработать… Давя на чувства несогласия американские шовинисты преследовали сугубо свои цели. И на «лучшую судьбу для казахстанцев» им, в общем-то, было от всей души наплевать.
Нельзя сказать, что мысли об этом не посещали Суворина. Он об этом частенько задумывался, но не хотел в это верить. Он, как и многие либералы думал, что это мы пользуемся американской помощью, а не они нами. Но любой трезво мыслящий человек прекрасно догадывается, что это не так…
Тем не менее, форум прошёл очень удачно. Умаров на сие сборище пригласил всех казахстанских и некоторых российских журналистов, показав серьёзность своих намерений и грандиозность своих планов. Кстати, именно в тот день Юрий Иванович Суворин официально и познакомился со своим патроном. Габдулла Тлеуханович довольно вежливо побеседовал с Юрой, который произвёл на него довольно хорошее впечатление. Суворину же, Умаров показался достаточно ограниченным человеком, который в своей предвыборной агитации использует старые проверенные способы. И, решив проявить инициативу, Юрий посоветовал своему кандидату в президенты посильнее включить разоблачающий аппарат. И Умаров прислушался к его словам и начал по телевидению излагать все правды и неправды, связанные с чиновничьим произволом, бюрократическими проволочками, мздоимством и прочими недостатками строя, действительно имевшими место в реальности.
Юра чувствовал себя на седьмом небе от счастья, когда Умаров говорил о положении дел в стране фактически его, Суворина, словами. Ну а что ещё может говорить вчерашний госчиновник с его природным косноязычием.
В целом, дела шли очень даже хорошо. Маховик предвыборной кампании был запущен на полную катушку. Женя Хорошевцева тоже не дремала, и так же помогала своему любимому другу в пиаре Умарова. Делала она это просто из любви к Юре, так как самой ей эти предвыборные баталии были, в общем-то, так же, как и американцам демократия в Казахстане.
Юра же за время своей активной политической деятельности очень сильно изменился. От былого застенчивого парня не осталось и следа – ему на смену пришёл уверенный в себе и даже нагловатый мужчина. Женя была в лёгком недоумении от этой смены реалий, но приняла его безоговорочно.
С момента начала предвыборной гонки они почти не виделись. И вот, когда настал момент встречи они больше не могли сдерживать своих чувств друг к другу. В тот вечер – опять-таки по случайному совпадению годовщину Великого Октября – Юра не отпускал от себя Женю и жарко целовал её через каждые пять минут, ждав наступления часа Х. Когда же он настал Суворин впервые за много лет позволил себе такого, чего сам от себя не ожидал.
Как только захлопнулась входная дверь в его квартиру, он не стал тянуть. Стянув с Евгении всю одежду он принялся ею овладевать. Женя была на седьмом небе от счастья не сколько от оргазма, до которого они вскоре дошли, сколько от самого факта – Юра наконец-то перешёл от слов к делу, наконец он всё же решился на секс. Повторив подвиг ещё энное количество раз (пусть каждый читатель пофантазирует здесь в меру своей испорченности) Женя и Юра уснули. Первый раз за долгое время счастливыми.


Глава пятая
Сон в руку.

Женя Хорошевцева, проснувшись ранним утром 8 ноября 2005 года, находилась в странном состоянии. Ей приснился сон, который она на этот раз прекрасно запомнила. Обычно все свои сны она быстро забывала уже через пять минут после того, как проснулась. Посмотрев на Юру, сладко спящего на её груди. Она принялась нежно его целовать. По просыпающемуся лицу Юры расплылась счастливая улыбка.
— Доброе утро! Милый! – сказала Женя, целуя Юрика в губы.
— Доброе утро, – «мило» ответил ей он.
— Слушай, мне какой-то странный сон приснился…
— Что за сон? – вяло спросил Суворин ещё не отошедший ото сна.
— Помнишь, я тебе рассказывала, как я ходила на концерт, на котором Игоря Талькова убили? – спросила Евгения.
— Ну помню!..
— Так вот, мне тоже самое приснилось. Только на месте Талькова была… угадай кто?
— Кто?
— Алия Жусупова!
— Ну, ты даёшь! Ты вчера, наверное, много выпила? – уколол свою любимую Юрий.
— Нет. Мне всё казалось так реально. Она вела какой-то концерт…
— Ну его, твой сон, вместе с Жусуповой! Представляю себе, политический журналист ведёт эстрадный концерт! Давай сейчас, а потом ещё ночью! И ещё весь день можно! – спел с добавлением сочиненных собой фраз Юра.
Женьке «домогательства» Юры чересчур нравились, чтобы сопротивляться. Нырнув под одеяло, голубки тут же стали кроликами, которые, как известно, мастерски умеют делать только одно… Благо весь этот день у молодых был выходным. Так, что они преспокойно занимались любимым делом, ни о чём не думая.
Но у всего хорошего есть одна отвратительная черта – всегда быстро заканчиваться. И как раз под вечер 8 ноября 2005 года Юрию Суворину позвонил его друг – Ахмет Мади, который предложил другу наконец выложить ему всю правду. Юра понял, что этого разговора не избежать и предложил Ахмету поговорить вечером в своём доме.
Суворин и Мади не виделись больше месяца – чем не повод поставить бутылку? Ахмет заметил, что Юра очень вдохновлён, так как тот очень пылко делился с Мади своими впечатлениями о поездке в Санкт-Петербург.
— Прямо вспомнил золотые годы! Изменилось буквально всё. Принимали нас роскошно, – Суворина так переполняли чувства, что рассказывая о своём путешествии иногда он даже не успевал закончить свои мысли. – Таврический дворец! Чувствовал себя депутатом дореволюционной Государственной думы. Ощущение, что где-то рядом ходят Гучков, Родзянко, Пуришкевич…
Юра говорил очень быстро и при этом оживлёно жестикулировал. Последний свой пассаж про дореволюционную думу он повторил уже несколько раз, и у Ахмета Мади сложилось ощущение, что его друг этими эмоциональными рассказами пытается что-то скрыть, после чего последовал наводящий вопрос:
— Ну и что потом?
— Что потом? Суп с котом! – банально сострил Суворин, пытаясь уйти от ответа. – Ничего особенного.
Юра не умел изящно врать, а потому Ахмет Мади, который знал его как облупленного, быстро понял, что его лучший друг чего-то не договаривает.
— Ну не хочешь, не говори! – Ахмет произнёс провокационную фразу. Её всегда хватало для того, чтобы Суворина прорвало на откровенный разговор. Однако Мади ошибся, и Суворин продолжил своё молчание.
— У тебя-то как дела? – Юра перевёл разговор на другую тему.
— О! Тут такое творилось! Ты слышал про митинг в микрорайоне «Улар. Эти уроды меня там чуть на части не порвали…
— А чего хотели то?
— Ты что не знаешь их традиционный набор требований? Лучшие условия, свобода слова, собраний, долой диктатуру чиновников и прочая хрень! – сквозь зубы говорил Ахмет. – Господи, могли бы что-нибудь пооригинальнее придумать.
— Что пооригинальнее? – с иронией спросил Юра.
— Да у того же Жирика бы поучились! Он хоть один оригинальный лозунг нашёл: «Каждой бабе по мужику! Каждому мужику по бутылке водки!».
— Да, а что там с этим митингом? – напомнил Юра.
— А что? ОМОН, спецназ и дело с концом!
— Вот мрази! – сжав губы, зло процедил Суворин.
— Чего?
— Значит они уже работают…
Ахмет Мади не сразу понял эту фразу и несколько минут промучился в непонятках. Но сопоставив кое-какие факты: поездку в Питер, резко изменившееся настроение Суворина, странные только что прозвучавшие фразы, Ахмета начало осенять. Изумление было таким, что он не мог вымолвить ни слова. Всё поняв и пропустив через себя Ахмет вымолвил только один вопрос:
— Юра, а знаешь, как называется то, чем ты занимаешься в последнее время!
— И как же? – с претензией спросил Суворин.
— Подрывной антигосударственной деятельностью! – с яростью в голосе произнёс Мади.
— Это твоё личное мнение!
— Ты что не понимаешь, к чему это всё приведёт. Ты видел, что творится в Грузии, в Украине.
— Господи, ты, знаешь тоже не оригинален. Мог бы поинтереснее сравнения придумать. А что, скажешь, в Грузии или было лучше при Шеварднадзе или в Украине было лучше при Кучме. Или может быть, в Киргизии было лучше при Акаеве?
— Если сравнить с тем, что сейчас, конечно лучше!
— Да это всё – полная хрень!!! – не выдержал Юра. – Мы скатываемся назад в совдеп. Везде только и слышно: «Жить стало лучше! Жить стало веселее!». Но это не так, Ахмет! Деревня умирает, провинция на ладан дышит. Конечно, из Алма-Аты, Астаны из центральных городов это не видно.
Мади даже слушать не хотел эту гневную отповедь Суворина. И в ответ предоставлял свои, не менее весомые аргументы в пользу нынешней власти. Что было дальше, в общем-то, не трудно представить. Лучшие друзья рассорились в пух и прах. Мади ушёл, хлопнув дверью. Юра кричал ему вслед малоприятные слова, что оставило на душе у Суворина в тот день ужасные следы. Однако он всё же сумел взять себя в руки, ведь завтра его ждала встреча с его руководителем – Аскаром Туркебаевым, который должен был ему дать новые ЦУ.
И уаля! Юрий снова в кабинете Аскара Туркебаева готов выслушивать своего шефа.
— Тебе нужно будет сегодня сходить к Дмитрию Васильевичу Султанову, и поговорить с ним о сотрудничестве! – сказал Юрию Туркебаев.
— Так ведь он же отошёл от активной деятельности в последнее время!
— Ну, вот и поговоришь с ним на предмет его возвращения в политику. Он – фигура весомая и нам позарез нужен, как козырь.
— Я не думаю, что из этого может что-нибудь получится! – высказал своё мнение Суворин.
— А тебя никто не спрашивает, что ты думаешь! – грубо ответил ему Туркебаев.
В первый раз за всё время своей работы с Аскаром Юра столкнулся с такой грубостью в свой адрес. Однако, следуя корпоративной этике, Суворин всё же проглотил свою обиду и пошёл выполнять данное ему задание.

Дмитрий Васильевич Султанов жил в своём частном особняке как самый настоящий барин. Ему шёл уже шестьдесят второй год – золотой возраст для любого политика. Но он уже два года как находился в жёсткой оппозиции существующему строю и всячески критиковал власть. Первое время после отставки с поста первого вице-премьера Султанов пытался снискать себе славу публичного политика. Попытка, однако, успехом не увенчалась. С тех пор он живёт практически отшельником и практически не появляется на людях. Его жена – известный тележурналист Алия Жусупова, несколько лет назад постоянно мелькавшая в телевизоре со своими политическими ток-шоу, сейчас практически исчезла с телеэкранов.
Часы показывали 20:00, когда Юрий Иванович Суворин подъехал на такси к особняку Дмитрия Васильевича. Было уже темно, Юра всё-таки был настроен на деловой разговор. В дом его пропустили, в общем-то, без особых проблем, благо охрана была предупреждена о его визите. При входе его встретил охранник дома, то ли таджик, то ли азербайджанец – Суворин не разобрал. Зайдя в гостиную его встретила Алия Жусупова, которая тоже была похожа на дореволюционную барыню в шикарном платье, которое даже в домашних условиях выглядело как праздничный наряд. «Дмитрий Васильевич сейчас находится у себя в кабинете!» - произнесла Алия и указала Суворину, куда ему направляться.
Султанов находился у себя в кабинете и что-то писал, когда же вошёл Юрий Иванович и поздоровался, Дмитрий Васильевич, как подобает интеллигентному человеку, встал и пожал ему руку.
— Чем обязан вашему визиту? – спросил Султанов у Суворина и предложил ему сесть.
— Я бы хотел вам предложить принять участие в предвыборной кампании нашего кандидата! – сразу перешёл к делу Юрий Иванович.
— Кого конкретно?
— Габдуллу Тлеухановича Умарова!
— Вы хотите, чтобы я начал публично выступать, делать заявления в его поддержку? – уточнил Султанов.
— Не только это! Мы вам предлагаем по полной программе принять участие в предвыборной кампании и на заявлениях дело не ограничиться! – объяснял Юра.
— Нет, нет, молодой человек! Спасибо, конечно, за доверие. Но я вынужден вам отказать! Я никоим образом не собираюсь поддерживать оппозицию. Более того, я в ближайшее время собираюсь встретиться с президентом и выразить ему свою полную поддержку! – раскрыл свои планы Дмитрий Васильевич.
— Как это?.. – погрузился в непонятки Юра.
— Очень просто. Мне не всё нравится, что происходит в нашей стране, однако я совсем недавно сам себе признался, что, вряд ли с приходом новых властей что-то улучшиться!
— Вы в этом так уверены? – со скепсисом спросил Юра.
— Да! Так, что я искренне желаю вам победы, но сам участвовать в этом я не хочу.
— Но всё-таки если вы надумаете. Позвоните, пожалуйста, по этим телефонам и мы всегда вас выслушаем.
 Суворин протянул Султанову визитку с телефонами организации, где он работал, после чего распрощался с ним и вышел из кабинета. Едва подойдя к лестнице, он услышал за своей спиной два выстрела из пистолета. Услыхав их, Юра бросился к кабинету Дмитрия Васильевича, где, открыв дверь, увидел его одного, лежащего с прострелянной головой и огнестрельным ранением в области груди. От такого поворота дел он едва не лишился дара речи. Поняв, что будет, когда его застанут одного рядом с трупом, Суворин догадался забрать назад визитку, которую дал убитому всего минуту назад в состоянии сильнейшего аффекта выпрыгнул из окна кабинета Султанова, чудом даже не подвернув ногу.
Оказавшись на улице, Юра стал спасаться от преследования, которое, тем временем, уже началось. Дом был практически окружён, охрана начала появляться буквально из всех щелей, но Юре удавалось всякий раз скрываться из виду. Найдя укромный уголок, Суворин набрался всех сил, забрался на растущую рядом ель и перепрыгнул неприступный забор дома Султанова, после чего поспешил скрыться от преследования в ближайшем сквере…


Глава шестая
Капкан захлопнулся!

Ночь в ту злополучную пятницу была очень холодной. На листьях в сквере, в котором Юра Суворин скрывался от погони уже начал появляться первый иней – признак наступления зимы. Однако Юрий был так взбудоражен, что не чуял холода буквально никакими частями тела. Шок никак не проходил, скорее наоборот – Юра входил в состояние непрекращающейся паники. Бежав к проспекту, он попутно избавлялся от улик: первым делом он со всей дури шандарахнул свой мобильный телефон об асфальт и ещё с минуту втаптывал его в землю ногой, пока от него не остались одни крошки, а Сим-карту Юра просто сжёг. Немного придя в себя, Юра поймал машину и поехал домой к Жене Хорошевцевой.
Женя в это время собиралась ложиться спать, как вдруг раздался звонок в её дверь. Суворин весь взъерошенный вошёл в квартиру Жени, чем основательно напугал её родителей, которые поинтересовались делами друга их дочери, но Юра был настолько взвинчен, что даже не смог внятно ответить на такой простейший вопрос, типа «Как твои дела?». Евгения поняла, что с Юрой что-то случилось и, быстро переодевшись из белой шёлковой ночной сорочки в выходную форму одежды. Предупредив родителей, что переночует сегодня у Суворина, Женя вышла вместе с Юрой на улицу.
Едва Женька закрыла дверь своей квартиры, Юра сильно её обнял, поцеловал и прижал к груди со словами: «Женя, я тебя очень люблю! Поклянись мне, что ты поверишь сейчас в то, что я расскажу!». После того как она ответила согласием Суворин начал свой рассказ о событиях, происходивших несколькими часами раньше.
Евгения и Юрий шли по малолюдным улицам, чтобы не привлекать излишнее внимание к Юре, попавшему в такую ситуацию. Он был уверен, что охрана дома Султанова запомнила его и сдала его описание в полицию. На самом же деле лица Суворина охрана не запомнила, а обезумевшая от горя Алия была в невменяемом состоянии после убийства мужа, и у неё показаний пока не брали.
В рассказах об обстоятельствах этого странного убийства Суворин и Хорошевцева провели практически всю ночь, гуляя по улицам ночной Алма-Аты.
— Сон в руку, как я и ожидала! – внезапно воскликнула Женька.
— Что ты имеешь в виду? – спросил Юра.
— Помнишь сон, про Игоря Талькова? Ведь его же убили! А мне снился точно такой же концерт, и там была Алия! – досадно вспоминала Хорошевцева.
— Точно!
Утром, всё же взяв себя в руки, Суворин отправился на работу с твёрдым намерением рассказать обо всём случившемся Аскару Туркебаеву. На его удивление он уже всё знал. Более того, исчез привычный дружеский тон разговора. Теперь Туркебаев разговаривал с Сувориным явно более снисходительным тоном, подчёркивая его превосходство над ним. Аскар, не желавший обсуждать тему убийства Султанова с Юрием сразу перевел разговор в другое русло:
— Значит так, завтра поедешь на периферию. Организуешь там антиправительственный митинг. Вот тебе на это сто штук баксов! – Туркебаев кинул Суворину дипломат с деньгами.
— Куда? – поинтересовался Юрий.
— В Южно-Казахстанскую область! Денег тебе хватит, чтобы подкупить местное население по 150-200 зелёных каждому приличное количество народу можно будет собрать.
— А если…
— Никаких если! – сильно грубо оборвал Юру Аскар. – Или ты забыл, что тебя сейчас разыскивает полиция по подозрению в убийстве Султанова
Юра понял, что загнан в угол, и сопротивляться этому бесполезно. Он пошёл собирать свои вещи для поездки в Чимкент. Половину вещей, которые он собирался взять с собой в Чимкент Суворин забыл. Он вообще стал рассеянным и несобранным после убийства Султанова.
Вечером того же дня он решился позвонить Ахмету Мади. Ахмет разговаривал с ним достаточно холодно – в голове были свежи подробности той злополучной ссоры. Но, тем не менее, Ахмет выслушал своего друга и согласился с ним встретиться, хотя, повторюсь, весь разговор между ними прошел, как говорят, сквозь зубы.
Однако друзья быстро помирились и Суворин начал изливать душу Мади. Не без водочки, разумеется:
— Ахмет, у меня проблемы!
— Я не буду тебе говорить о том, что я тебя предупреждал!
— Ты это уже сказал?
— Давай, выкладывай! Что там за проблемы у тебя?
— Ты, наверное, знаешь об убийстве Султанова?
— Ну, знаю…
— Ладно, не буду ходить вокруг да около. Я был там в тот день, я слышал выстрелы. Более того, в этом убийстве подозревают меня… – поведал Суворин Мади.
— Да ты что? – опешил Ахмет.
— Я тебе клянусь. Мне страшно сейчас по улицам ходить, я второй день не сплю. Хожу по квартире, как ненормальный и жду ареста! – признавался Юра в своих страхах.
— Так это его убил? – прямо спросил Мади.
— Ты в своём уме?! – взбесился Суворин.
— Тогда рассказывай, как всё было!
И Юрию Ивановичу Суворину не осталось ничего другого, кроме как рассказать своему лучшему другу всю правду. Ахмет слушал его и понимал, что всё произошло, в конечном итоге так, как он и предполагал. Воспользовавшись депрессией и апатией Юрия ЦРУшные приспешники, называющие себя то демократами, то скрывающиеся под маской неправительственных организаций (неважно как!) кинули наживку, на которую Суворин с легкостью клюнул. Такими наживками стали нездоровое отношение к демократии и к её положению в Казахстане и просто тоска по общественной деятельности.
Либо конченому идиоту, либо завзятому романтику, либо политическому маргиналу может казаться, что действующего президента не изберет народ. Однако таких набралось достаточное количество: перед выборами, как грибы после дождя стали появляться молодёжные организации. Помимо уже более-менее знакомых казахстанскому обывателю молодёжных крыл партий «Единение» и созданной на базе КПСС «Народно-Демократической партии Казахстана» (других нормальных партий в стране, собственно и нет) на экранах телевизоров, на городских площадях замелькали и новые. Ничем конкретным, кроме обкатанных методов пропаганды они и не занимались. Лишь некоторые весьма экстравагантные молодёжные организации тем запомнились, что сжигали чучела неопределенных людей, под которыми подразумевались противники нынешней власти. Социалисты, как региональное представительство всемирного движения антиглобалистов, по старинке раскрашивал баллончиками с аэрозолем просто всё, что попадалось под руку, в том числе и памятник Джамбулу Джабаеву. Чем не угодил социалистам личный акын товарища Сталина одному Богу известно. В общем, жизнь била ключом. Все довольны! Все при деле! А дело то само не идёт…

Расследование по делу о «гибели Дмитрия Султанова» было назначено буквально на следующий день после трагедии. Было ясно, что расследование будет очень сложным. Полиция поняла, что вляпалась в такую политическую передрягу, из которой дай Бог только выйти живым, не говоря уже и о том, чтобы нормально провести расследование.
Следователем по этому делу назначили уже достаточно опытного спеца по заказным убийствам Вадима Викторовича Соколовского. Он был уже маститым знатоком казахстанского политического криминала и уже накидывал, кто бы мог «мочкануть» Дмитрия Васильевича. Одно Соколовский понял сразу: работать ему придётся практически со связанными руками. Ведь мэр Алма-Аты Амангельды Исаев прямо намекнул следователю об этом во время специального совещания по этому делу:
— Я вас Вадим Викторович только об одном прошу, будьте осторожны. Не принимайте скоропалительных решений, не рубите с плеча. Мы не требуем от вас скорейшего результата расследования. Сколько вам нужно им заниматься, вы и занимайтесь. А в средствах мы вас ограничивать не будем.
«Хоть на этом спасибо!» – подумалось тогда Соколовскому. А ведь именно с Исаева он и хотел начать своё расследование, если оно было бы независимым. В своё время, когда Дмитрий Васильевич и Амангельды Исаевич заседали в правительстве они наворотили таких делов… Впрочем, Вадим сразу же приказал себе спуститься с небес:
— Ладно, будем искать среди других. Если виноваты действительно они, то пусть хотя бы одно такое дело окажется раскрытым. Ну а если же не судьба, то состряпаем очередное липовое заключение экспертов о самоубийстве. Нашим органам это не впервой…

Впрочем, вернёмся к Суворину и Мади. Когда Юра рассказал Ахмету о своих злоключениях, они оба поняли, что, в общем, дело дрянь. Юра не хотел верить в то, что те, кого он искренне считал своими соратниками и единомышленниками, на деле оказались обыкновенными проходимцами. Оба понимали, что теперь убийство Султанова будет рычагом давления и инструментом шантажа для Суворина, так как косвенно улики подтверждают его вину. А для достижения своих грязных целей Туркебаев со товарищи не остановятся и лишний козёл отпущения им не помешает.
Мади, естественно задумался о том, как помочь заблудшему другу. Первое, что пришло ему в голову, так это позвонить своему отцу Мурату Тураровичу.
— Ты что совсем рехнулся?! – вскрикнул Суворин. – Хочешь, чтобы завтра меня судили показательным процессом?
— Успокойся! – осадил его Мади. – Я всё ему объясню так, как есть.
— Он не поймет! – продолжал твердить Юрий.
— Я всё-таки ему скажу! – сказал Мади и уже взял трубку.
— Не надо Ахмет, пожалуйста! – попросил его Юра, и тот остыл и положил трубку.
В квартире Суворина на несколько минут воцарилась тишина. Каждый её обитатель думал о том, как найти выход из этой ситуации. После нескольких минут молчания и раздумий Ахмет Мади, наконец, произнёс:
— Вот что, я обращусь к Исаеву!
— К Исаеву?!
— Именно! У отца с ним очень хорошие отношения. Может быть, папа поможет пробиться к нему…
— Так, подожди, а зачем? – не понял Юра.
— Как зачем?! Мы должны сделать так, чтобы он назначил дополнительное и тайное расследование обстоятельств смерти Султанова. Я лично этим займусь!
— И ты думаешь, они позволят тебе этим заниматься? – со скепсисом, похожим на насмешку спросил Суворин.
— Позволят! Когда-то отец помог Исаеву, и я думаю, что он этого не забыл.
— И как же ты собираешься заниматься этим расследованием? – всё с тем же недоверием в голосе спрашивал Юрий Иванович.
— Ты забыл о моих связях!? – с каким-то величием в голосе сказал Ахмет Муратович.
Суворин, само собой, мало верил в это всё. Но, объективно, другого выхода он не видел. Друзья условились об одном: Юрий ни в коем случае не должен навлекать на себя подозрения. Поэтому все распоряжения Туркебаева и Шарова Суворин должен выполнять безоговорочно. Новости о ходе дела сообщать только при личной встрече в секретной обстановке. На этом и расстались…
Юрий Иванович Суворин стал готовиться к своему отъезду в Чимкент. Вера в свое дело в нём всё ещё сохранялась, но, начиная с того самого дня, она стала в нём быстро иссякать. Юра наконец-то прозрел: он понял, что балом правят не революционеры-романтики, а прагматики, а уж если называть вещи своими именами, то попросту продажные шкуры


Глава седьмая.
Визит к градоначальнику.

Поезд идущий по маршруту Алма-Ата – Чимкент медленно подкатывал к самому южному городу Казахстана, куда приехали члены Демократической партии Либеральный союз Юрий Суворин и Арман Бакаев. Как в своё время выдал на гора Никита Сергеевич Хрущев: «Наши цели ясны, задачи определены! За работу товарищи!». И работа, что называется, пошла. Вербовщиков они набрали еще в Алма-Ате, дело оставалось за малым: найти пушечное мясо, то есть митингующих.
Однако дело это, на поверку, оказалось не таким уж простым и малым. Согласных митинговать «за просто так» набралось чуть более ста человек. И это при всем при том, что на прошлогодних парламентских выборах именно в Чимкенте очень многие избиратели отдали голоса за оппозиционные партии. Арман Бакаев добавил примерное ещё столько же – пробежался по общежитиям местных вузов и собрал недовольных социальными условиями студентов. Однако и того тоже было мало. И пришлось делать то, без чего не обходилась ни Розовая, ни Оранжевая революция – башлять, башлять и башлять. Люди, которым до политики, мягко говоря, параллельно, пораскинув мозгами, всё же соглашались. А что? Бабки на халяву – пять тысяч тенге, какие-никакие все же деньги… А что-нибудь покричать, поскандировать, поразмахивать стягами и знаменами – милое дело, старая советская привычка.
Дело было сделано, несмотря на то, что многим было очевидно, что акция спланирована. На центральную площадь города митингующих, разумеется, не пустили. Но средненькая площадь между центром и микрорайонами была подарена с барского плеча городскими властями нашим доморощенным революционерам. Лозунги митинга не отличались разнообразием, но в то же время были достаточно осторожными: «За честные выборы!», «Нет административному ресурсу!», «Долой диктатуру чиновников» и прочее в этом духе.
Юрий Суворин лично выступал на этом митинге, кое-где читая по бумажке, но в основном, говоря от себя. Забегая немного вперёд, могу сказать, что начальство и лично Аскар Туркебаев выговорили Суворину за то, что он ни разу не проагитировал за их кандидата – Габдуллу Умарова. Юра лишь критиковал недостатки нынешней власти. А это, собственно и была та соломинка, держась за которую можно хоть чуть-чуть сечь поляну. Говорить о каких-то серьёзных собственных планах было просто абсурдно. Так как на фоне очевидных успехов действующей власти это выглядело банальной предвыборной агитации, которой казахстанский обыватель к 2005 году наелся досыта.
— Хорошо выступил! – сказал Юре Арман, как только тот сошёл с трибуны. – Только почему про Габдуллу не сказал.
— Чтобы они разбежались как тараканы при включении света? – сострил Суворин.
— Ты что имеешь в виду? – недопонимая спросил Бакаев.
— Да если завтра узнают о том, что хоть кто-то ходил на антипрезидентский митинг их всех либо поувольняют с работы или выгонят из институтов, – откровенно сказал Юрий.
— Ну и что! Пошли бы, тогда было б ясно, какая в нашей стране демократия! – как-то по-детски обиделся Арман.
— Понимаешь, наш народ грудью не пойдёт на автоматы, как Альенде в Чили! Как говорят политологи, не тот уровень развития политической культуры.
Простых прохожих, тем не менее, число митингующих удивило – почти две тысячи человек, естественно с учётом наблюдавших за этим действием зевак. Когда таковых стало прибывать все больше и больше, полиция все же разогнала митинг, так как посчитала опасным большое скопление людей, да еще и увеличивающееся с каждой минутой. Слава Богу, все обошлось даже без пострадавших, однако Юра Суворин прекрасно понимал, что это всё ещё цветочки. Он знал: те, с кем он связался, пойдут даже на жертвы – им нужны своего рода иконы – те, кем можно прикрываться. Кроме того, повесить на власть несколько трупов – верный способ заработать себе политические очки.
Кстати, именно так и стало происходить с убийством Султанова. Демократические лидеры уже поспешили обвинить власть в убийстве видного оппозиционера. Хорош оппозиционер будет! Без малого, пятнадцать лет плясал в придворной камарилье тех, против кого сейчас борется! Вернее боролся. Как это все до боли и ужаса знакомо! После 11 ноября пасквильно-демократическая пресса просто взбесилась. Типичные заголовки тех дней: «В Казахстане начался отстрел лидеров оппозиции!». Народ, впрочем, уже на это клевал слабо. За последние годы он немного, но научился отличать хороший пиар от плохого и все эти стоны и крики «демократов» остались в большинстве своём не услышанными. Это и стал понимать в последние дни Юрий Суворин, который стал понимать – альтернативы действующему главе государства нет, а Габдулла – политик несерьёзный.
Однако чересчур разбрасываться своими мыслями ему не позволяло его положение. Несмотря на то, что следствие не вышло на него, он всё равно оставался потенциальным главным подозреваемым в убийстве Дмитрия Султанова. И фактически находился на крючке у оппозиционеров.

Вадим Викторович Соколовский уже несколько дней вплотную занимался расследованием. Он конечно понимал, что всё будет не просто, но уже с первых дней началась настоящая чертовщина. Первым на допрос были вызваны безусловно, охранники дома Дмитрия Васильевича. Рассчитывалось, что секьюрити прилично сузят круг подозреваемых, среди которых стоит искать убийцу Султанова, но не тут то было. Все охранники в один голос утверждали, что последним, кого они видели в доме Дмитрия Васильевича был его сын Михаил. Однако он ушёл из дома отца, когда тот был ещё живым. Несостыковочка.
Еще более странным было то, что никто не мог ответить, кто же был в доме в момент убийства его хозяина? По показаниям всех охранников выходило, что в доме в момент убийства были Алия Жусупова, жена покойного, повар и уборщица. Кроме них, на прилегающем участке находились охранники дома Султановых. И никто не сказал о последнем госте Дмитрия Васильевича – Юрии Суворине. Не знали? Или молчали? Пролить свет на эту тьму могла только Алия Жусупова, у которой с тех самых дней было сильнейшее нервное расстройство и она уже несколько дней находилась в психиатрической больнице под надзором врачей, поэтому разумеется, что её показания не могли учитываться.
В то же самое время, Соколовский включил Жусупову в список основных подозреваемых. И причины тому были самые веские. Вполне вероятно, казалось Вадиму Викторовичу, что это сумасшествие всего лишь симуляция, то все эти события часть хорошо спланированного спектакля. Но какие причины? Измена мужа-ходока? Вряд ли? Если Дмитрий Васильевич и донжуанствовал, то это было уже очень давно. Да и Алия была терпеливой восточной женщиной, и хвататься за нож, чтобы решить наболевшее была не в её характере. «Но всё равно версию о причастности жены к убийству Султанова отметать сразу не стоит…» – думал Соколовский.
Охранников тоже занесли в списки подозреваемых, и их вина была уже более отчётливо видна. Было ясно, что кто-то что-то недоговаривает
 
Ахмет Мади, тем временем пытался помочь своему другу и, как уже обещал, позвонил отцу и попросил его организовать ему встречу с мэром города Алматы Амангельды Исаевым.
— Зачем тебе это надо? – задал вполне резонный вопрос Мурат Турарович Мади.
— Помочь одному человеку… – ответил ему сын.
— Какому человеку, я его знаю? – поинтересовался Мади-старший
— Знаешь, но это сейчас не важно! – отмахнулся Ахмет.
— Что значит не важно. Мэр города, всё же не хухры-мухры и встречаться с ним ради кого попало тебе совсем не нужно! – возмущался Мурат Турарович.
— Папа, я тебя очень прошу. Сделай это для меня, я не так часто тебя о чём-либо прошу, – успокаивал отца Ахмет.
Мурат Турарович Мади, пораскинув мозгами, всё же позвонил Амангельды Исаевичу и попросил его принять Ахмета «с чрезвычайно важным делом». Хозяин южной столицы, несмотря на свою занятость, согласился принять сына своего старого знакомого, думая, что речь опять пойдёт либо о бизнесе, либо о бытовых проблемах родственников. Эти проблем он решал быстро, одним звонком в соответствующую инстанцию. Напомню, так в тридцатые годы проблемы советских людей решал всесоюзный староста Михаил Иванович Калинин.
До выборов президента оставалось немногим менее двух недель. Если до этого времени преступники не будут разоблачены – тушите свет, сливайте воду. В то же самое время в качестве подозреваемой в убийстве Султанова стала рассматриваться его жена – Алия Жусупова. Впрочем, эта версия довольно быстро рассыпалась, так как после смерти мужа Жусупова начала потихоньку сходить с ума. Ее даже поместили в спецклинику… Это, кстати и спасло Юрия, так как она единственная, кто могла подтвердить присутствие Суворина в её доме перед убийством. Но так как она немного двинулась рассудком её показания никто всерьёз не воспринимал. Также ещё пустили в ход версию о самоубийстве Дмитрия Васильевича. Довольно забавно было бы понаблюдать картину, как человек после неудачного выстрела в голову попытался убить себя второй раз выстрелом в сердце.
Амангельды Исаевич сидел у себя в кабинете, будучи в хорошем настроении. Дела у него шли, чего греха таить, хорошо! Мгновенно расположив к себе алмаатинцев отремонтированными дорогами и приведя в порядок дворы домов, он решал и другие, не менее важные хозяйственные проблемы города, практически отойдя от политики. Мэры-политики были теперь не в моде, на смену им пришли мэры-хозяйственники. К первым относился покойный Дмитрий Васильевич, ко вторым – Штирлиц, как успели окрестить своего хозяина благородные алмаатинцы (по аналогии фамилии и оперативного псевдонима персонажа произведений Юлиана Семенова).
— Здравствуйте, Ахмет Муратович! – поздоровался Исаев.
— Здравствуйте, Амангельды Исаевич! – ответил ему Мади.
— Чем обязан вашему визиту? – поинтересовался мэр южной столицы, после чего Ахмет Мади перешёл непосредственно к делу.
— Я пришёл к вам, чтобы узнать о подробностях в расследовании убийства сами знаете кого…
— Изъясняйтесь, пожалуйста, конкретнее, если можно, – с раздражением заметил Исаев.
— Простите, Дмитрия Васильевича Султанова!
— Расследование идёт полным ходом, как вы знаете, у нас есть несколько рабочих версий происшедшего, вернее, не у нас, а у работников органов внутренних дел.
— Дело в том, что под подозрение попадает мой друг, очень хороший человек. Я за него ручаюсь, он абсолютно не виновен в этом преступлении. Более того, его нарочно подставили.
Услышав эту реплику, Амангельды Исаевич явно заинтересовался разговором и добавил:
— А вот с этого места, пожалуйста, поподробнее!
— Его зовут Юрий Иванович Суворин!
— Не тот ли это Суворин, который… – начал было Штирлиц.
— Да, именно он, – перебил мэра Мади. – Активнейший член молодёжного движения Казахстана конца девяностых годов. Так вот, именно его недавно завербовали оппозиционеры, можно даже сказать лазутчики, готовящие сейчас повторение «оранжевого сценария» у нас. Когда дело дошло, так сказать, до грязной работы, они заманили его в дом Султанова в день его убийства. И произошло то, что произошло. Сейчас он вынужден вести полуподпольный образ жизни, хотя единственная улика против него – это то, что он последний разговаривал с Дмитрием Васильевичем.
— Улика может быть и единственная, но очень весомая, – заметил Исаев.
— Тем не менее, я вас очень прошу, помогите нам, – попросил Ахмет. – Иначе это может плохо всё кончится. Из Суворина они сделают козла отпущения, а сами будут фанфарить вокруг этого убийства и раскачивать лодку.
— Но я не имею никаких полномочий, которые могут повлиять на исход дела, – сказал Амангельды Исаевич.
— Но вы же имеете доступ к президенту страны, – Мади произнес, наконец, то, ради чего пришёл.
— И что вы хотите?
— Нужно провести дополнительное и тайное расследование убийства Султанова и выяснить, кто на самом деле его убил. И новое следствие должно быть строго секретным, ни один посторонний человек не должен знать о нём.
Амангельды Исаевич молчал, он понимал, что в целом, Мади прав и нужно дополнительное расследование, однако в полную невиновность Суворина он не мог до конца поверить.
— А почему я должен вам верить?
— Потому, что я не враг своему государству… – бравурно ответил Мади, причём так, что Исаев ему поверил
— А ваш Суворин?..
— Он просто заблудился, ему нужно помочь. Согласитесь, будет несправедливо, если человек будет расплачиваться за преступление, которого он не совершал.
— Ну, хорошо, я подумаю. Моё решение скажу Мурату Тураровичу, вам больше не следует здесь появляться без моего личного приглашения, – сказал своё последнее, пока, слово мэр южной столицы Амангельды Исаев.

С момента своего последнего неудачного появления в доме Дмитрия Васильевича Султанова Юра Суворин стал вести полузатворнический образ жизни. С тех пор он практически не виделся с Женей Хорошевцевой – своей единственной в жизни любовью. Она ужасно переживала это, она страдала от любви к своему Юрику, как она его называла. Однако сам Юрик не хотел обременять её лишними заботами о себе, он считал себя абсолютно конченым человеком. Ему казалось, что Женя хоронит себя заживо, выбирая жизнь с ним, однако это было абсолютно не так. Она любила его по-настоящему и в те ноябрьские дни корила себя за то, что была недостаточно внимательна и нежна к своему избраннику. Но сердцу не прикажешь – и вот в один из вечеров ноября 2005 года Евгения Дмитриевна Хорошевцева появилась на пороге квартиры Юрия Ивановича Суворина.
— Женька, это ты?! – удивлённо спросил Суворин. Ему казалось, что Женя больше к нему вообще не придёт.
— Да, Юра, это я! – с надрывным придыханием шептала Хорошевцева, стягивая одежду с Юры и раздеваясь сама. – Я истосковалась по тебе, зачем ты надо мной издеваешься, я же люблю тебя!
— Я тебя тоже люблю, но… – попытался возразить Юра, но даже не придумал, что сказать Жене, так как чувства переполнили его и, он был не в силах справиться с ними.
Женя сильно поцеловала его, и они практически слились в одно тело. Даже не дойдя до постели, молодые грохнулись на пол, где Хорошевцева сразу взяла инициативу в свои руки и моментально расположилась сверху. Она накинулась на Юрия, как голодный волк на добычу. Страстные поцелуи, секс плавно приобретающий «звериный стиль» сопровождали их весь вечер и всю ночь до утра. Это, пожалуй, было спасением для Юры, так как в тот день его посещали вполне осязаемые мысли о суициде за никчёмностью жизни.
Надо дополнить, что начальство Юрия высоко оценило его организаторские способности. С «чёрной работы» его снова перевели на «непыльную», Суворин теперь заведовал оппозиционной печатью. А ведь в конце позапрошлого ХIX века его дальний родственник Алексей Сергеевич Суворин заведовал журналом «Новое время» – своего рода центральным печатным органом царской власти. Газет надо было выпускать немыслимое множество, многие из них были практически одноразового использования, но Юрию Ивановичу это даже больше нравилось, чем организовывать фальшивые антиправительственные митинги. Эту работу теперь выполнял Арман Бакаев, за свои заслуги перед начальством. Но радости Юре новая работа принесла мало, во всяком случае, если раньше ему приходилось сталкиваться с подкупом простых людей, то теперь ему было уготовано подкупать людей древнейшей профессии – журналистов. Продажные пасквилянты потянулись изо всех щелей, когда им пообещали приличный гонорар за очередную антиправительственную и антипрезидентскую кляузу. Это Юрия и угнетало: вместо реальной оппозиционной прессы балом вновь стали править проститутки от журналистики.
Отойдя от затянувшейся любовной страсти, Женя и Юра всё же не могли заснуть. Хорошевцева пришла сюда не только за «этим», кроме этого она была очень обеспокоена:
— Ну, расскажи, что с тобой происходит? Почему ты вдруг пропал?
— Я не хочу тебя грузить. Ещё не хватало, чтобы у тебя были проблемы из-за меня, – одновременно с заботой и беспокойством произнес Суворин.
— Я даже слышать об этом ничего не хочу! – завопила в ответ Женя. – Рассказывай, в чём дело!
— Я на крючке у них, у этих сволочей Туркебаева, Шарова, и других! Я попался, как последний лох! – причитал Юра.
— Ну а в чём дело-то?
— Всё начиналось очень хорошо. Они знали, как я истосковался по общественной жизни, и вообще по политике, на этом меня и решили подловить. Первое время – общественная работа, полуподпольный режим, даже какая-то романтика, я был счастлив те дни.
— Да, я это помню… – с лёгким смешком заметила Женька.
— А как дело дошло до грязной работы, они меня решили трупом повязать, чтобы я не рыпался.
— Султанова?
— Да! Неудачное стечение обстоятельств, и вот – каждый день как на закланье. Жду, что не сегодня-завтра меня арестуют.
— А что Мади? – спросила Женя.
— Обещал помочь.
— Интересно, как? – со скепсисом произнесла Женя, хотя хорошо знала о связях Мади на самом верху
— Пока, думаю, тебе об этом лучше не знать.
На часах было уже четыре утра, когда Хорошевцева и Суворин закончили разговор. Юрию оставалось только ждать: сработает ли план Ахмета или угроза тюрьмы станет реальной…



Глава восьмая
Хроники допросов.

Надо сказать Амангельды Исаевич не был в восторге от перспективы назначить дополнительное расследование убийства Султанова, однако он не хотел обижать сына своего старого знакомого, поэтому всё же согласился помочь Ахмету Мади. Сам он, понятное дело не имел никаких полномочий для осуществления этой просьбы, но имел такие связи, «что сам король мог ему позавидовать» (вспоминая фразу из известного фильма «Золушка»). В свое время он возглавлял правительство Казахстана и имел вполне осязаемые возможности для помощи Ахмету Мади.
Вечером следующего дня депеши дошли до Астаны и ими ведал уже первый человек страны, которому сейчас было, мягко говоря не до этого. Предвыборная кампания шла полным ходом, он практически не участвовал в ней. Как я уже сказал, лучшей рекламой его кандидатуре являлся он сам. Но дело Султанова действительно сильно попахивала политикой, а посему президент незамедлительно дал свое согласие на дополнительное и тайное расследование обстоятельств смерти Дмитрия Васильевича, несмотря на их, довольно сложные отношения в последнее время.
И пошло-поехало! На следующий день уже все были оповещены о тайном расследовании. Угроза перед тем, что убийство Султанова станет вторым «делом Гонгадзе» заставила власть имущих быть порасторопнее. Министр МВД и председатель КГБ уже выделили своих людей для проведения следственных мероприятий. И в тот же день выехали в Алма-Ату.
В Алма-Ате, тем временем Ахмет Мади тоже не сидел, сложа руки. Он решил использовать свои старые связи с мафиозным миром – решил, так сказать, обеспечить себе поддержку и снизу и сверху. Аслан Куат, погоняло «Кутя», был достаточно известен в криминальной среде. Сведущие люди приписывали ему звание вора в законе. Возможно, так оно и было, ведь за всю свою «профессиональную деятельность» он ни разу не попадал на нары. Он водил дружбу с многими известными политиками и чиновниками, они давали ему крышу – он регулярно им отстёгивал. Всё по понятиям! Как и должно быть…
Ахмет встретился с Кутей на его даче, которая располагалась в районе Первомайских озёр. Сравнительно скромная снаружи, внутри казалась настоящим дворцом. Куат не слишком обрадовался визиту давнего знакомого. Поэтому в дом приглашать его не стал. Расположились на веранде.
— Что привело тебя ко мне? Ты ж такой принципиальный, с мафией дружбу не водишь, – с сарказмом в голосе говорил он.
— А ты злопамятный! – заметил Ахмет. – Ладно, шутки в сторону, поговорить надо!
— Говори, коль припёрся!
— Ты слышал об убийстве Султанова?
— Найди мне такого идиота, который о нём не слышал?
— Отлично! Спрошу прямо, ты знаешь кто это?
— Что, прям так сразу, и ответить? – издевался Кутя.
— Перестань херней страдать! – кричал на него Ахмет.
— Слушай, ты то пасть закрой! – тихо осадил Куат Мади. – Я к тебе в гости не напрашивался!
Наступила пауза, Ахмет немного напугался. Он вспомнил одну историю: один довольно известный в своей среде человек, попросил у Кути помощи, а после не смог расплатится. После чего нашли его труп с отрезанными пальцами. Мади стало немного жутковато, и он не стал продолжать разговор, а ждал ответа Аслана.
— Ладно! Скажу только одно: мои ребята здесь не при чём!
— И тебе не интересно кто это сделал? Кто лезет к тебе в огород? Это же по твоей части – курировать политиков.
— Это не твоё дело! – снисходительно произнес Кутя. – Говори, чего тебе надо и вали отсюда!
— Мой друг попал на крючок, я обещал ему помочь!
— Суворин? – сразу же спросил Аслан.
— А ты откуда знаешь? – изумился Мади.
Ответа не последовало.
— Так ты пасёшь его? – осенило вдруг Ахмета.
— Конечно! – усмехнулся доморощенный дон Корлеоне . – С того самого дня, как он вернулся из Питера. И нам прекрасно известно, чем он сейчас занимается. И про Султанова мы знаем, и про его поездку в Чимкент, и про то, что его люди в ЦАУ занимаются нелегальной агитацией.
— Так что же вы его до сих пор не прищучили?
— Потому, что он нам пока не мешает! И мы готовы вам помочь!
— А в чём он вам не мешает? – поинтересовался Ахмет
— Я успел его изучить и знаю: даже при самом худшем развитии сценария, он не будет устраивать передел собственности. А остальное мне по *** – последнюю фразу Кутя произнёс нарочито грубо.
— Только хочу предупредить, что этим делом будет заниматься ещё и КГБ. Так что не слишком упорствуйте!
— Хорошо!
— Что ты хочешь за это? – спросил Ахмет. – Ты же никогда ничего просто так не делаешь!
— Ладно тебе, перестань. Жалко парня, попался как лох! Но это не его вина, а его беда, – заговорил вдруг высоким слогом Кутя.
— Я хочу попросить у тебя, чтобы вы просто присматривали за ним. Если его решат арестовать – защитите его. В средствах вас не ограничиваю и гарантирую, что за это вам ничего не будет.
— По рукам!
Разговор их был окончен, после чего Ахмет Мади незамедлительно покинул дачу Кути. Его последняя фраза, касающаяся неограниченности в выборе средств при защите Юры заключалась в следующем. Соколов Аслана крышевали КГБшники – это было своего рода договоренность. Мы не трогаем вас – вы не трогаете нас. Аслан, как я уже сказал, был довольно влиятельный человек, эдакий серый кардинал местного значения. То, что оппозиция в Алма-Ате находилась в полуподпольном положении, было отчасти и его заслугой. Кутя их попросту гасил. Его главным методом был шантаж, а к «экстренным мерам» он прибегал довольно редко, но метко.
Только Ахмет успел сесть в машину, как ему позвонили из городской мэрии и назначили ему встречу, для конспирации, на пересечении проспекта Аль-Фараби и реки Весновки. Через час Мади был уже там. На мосту стоял мужчина лет тридцати пяти с лёгкой проседью в волосах. Внешне – хрестоматийный следователь, комиссар Катани, как минимум. Мади подошел к нему и сказал:
— Здравствуйте, вы мне звонили?
— Да, Ахмет Муратович, я вам звонил, чтобы сообщить вам о начале тайного расследования обстоятельств смерти Дмитрия Султанова, – сообщил ему человек и представился. – Меня зовут Николай Павлович Арсенов, я майор КГБ.
— И что же вы хотите мне сообщить? – не без интереса спросил Мади.
— Ну что ж, следствие по этому делу буду вести я. И хочу вас заверить, конфиденциальность с моей стороны гарантируется. Первым делом, как вы понимаете, я обязан допросить Юрия Ивановича Суворина, как главного подозреваемого.
— Вы хотите его арестовать? – напряжено спросил Ахмет.
— В зависимости от результатов, – коротко ответил Николай Павлович. – Жду его завтра в Департаменте КГБ по Алматинской области ровно в десять ноль-ноль. Всего доброго.
Ахмет даже не успел ничего сказать, как Арсенов мгновенно растворился в массе прохожих, которых в этом месте никогда много не бывает. Мади остался в лёгком недоумении от всего случившегося. За время их разговора уже успело стемнеть, кончалось 28 ноября 2005 года.

До выборов, тем временем, оставалось меньше недели. А в это время в Либеральном Союзе Казахстана работа шла в авральном режиме. Еще за неделю до этого из заграничные спонсоры значительно урезали их финансирование. Даже фонд «Сорос-Казахстан», который призван этим заниматься, неохотно отстёгивал им на очередной митинг или на издание пасквильной газеты. Туркебаев и Шаров незамедлительно это почувствовали и понимали, что необходимо действовать решительно. А их ряды тем временем стремительно пустели, идейных борцов осталось совсем мало. А за бесплатно сейчас работают либо фанатики, либо лохи.
— Чёрт знает что происходит! – психовал Аскар Туркебаев. – Какого хрена они не дают нам бабок. Им что свои люди в Казахстане.
— Знаешь, не дают потому, что действующая власть им не такая чужая, как нам казалось, – горько, но точно подметил Коля Шаров.
— Да?! А почему ты не идешь к ним, какого ты здесь делаешь?! – кипятился Туркебаев.
— Так, успокойся! Надо думать, что делать! – осадил его Шаров. – Для того, чтобы поднять толпу, нам надо как минимум двадцать процентов. Сейчас стоит вопрос, чтобы нам обеспечить хотя бы больше десяти процентов.
— Ну мы же уже подкупили несколько председателей городских избирательных комиссий!
— И ты думаешь, что этим все обойдется? Ты сам посуди, даже Габдулла уже нас не особо жалует. А ты говоришь о какой-то там поддержке!
— Хорошо! Что ты предлагаешь?
— Значит так, нужно заложить Суворина!
— Ты думаешь?
— Да! Это единственный выход. Его надо сдать ментам, как убийцу Султанова и сделать на этом побольше шуму!
— Ты что?! Он же работал у нас?
— Ну и что тут такого? Тем более выкажем его как предателя. Работал подрывником, агентом КГБ, а потом ещё и убил видного оппозиционера, – с невероятной энергией излагал свои мысли Туркебаев.
— Не знаю, не знаю! По-моему, это плохая идея! – сомневался Шаров.
Тем не менее, решение было принято. Суворина нужно было срочно сдать, и на это были вполне весомые доказательства. В день убийства в доме Султанова было полно туркебаевских шакалов. С помощью подкупа охраны дома они смонтировали приключения Суворина в доме бывшего мэра Алма-Аты так, чтобы всем было ясно, что именно Юрий Иванович виновен в его гибели.
На следующее утро Юра уже сидел в кабинете следователя в Департамента КГБ по городу Алматы. Николай Павлович Арсенов был посвящен в детали дела, однако, как и многие не верил до конца в невиновность главного подозреваемого. Суворин волновался, он боялся, что его раскусят, если он скажет хоть одно неверное слово, так как его положение было далеко не завидным. При всей его невиновности все улики сходились на нём. Арсенов вёл следствие спокойно, даже с долей ледяной вежливости:
— Скажите, Юрий Иванович, где вы были 10 ноября 2005 года?
— С утра я находился на работе, в главном офисе партии «Либеральный союз Казахстана». Там мне поручили встретиться с Дмитрием Васильевичем Султановым, чтобы договорится с ним об участии в нашей предвыборной кампании, – рассказывал Юрий. – Около восьми часов вечера я подъехал к его дому, и спокойно вошёл туда. Меня пропустили, даже ничего не спросив.
— Ничего не спросив? – настойчиво вопросил Арсенов. – Это к Султанову? Который живет сейчас так, что ни одна мышь к нему не пролезет без ведома охраны.
— Да… – недоуменно ответил Суворин.
— А вам не кажется это странным?
— Почему, ведь его же предупредили о том, что я приду!
— А что его охрана так хорошо вас знает, что даже не проверило документов?
Суворин промолчал, ему раньше и не приходилось думать об этом, а Николай Павлович тем временем продолжал:
— Ощущение, что охрана тоже в этом участвовала! – Арсенов поднял трубку и сказал. – Людей, охранявших Султанова быстро ко мне!
Через несколько минут в кресле допроса восседала охрана Султанова. Один из охранников признался, что видел убегающего Суворина в тот злополучный день. Юра, как и порекомендовал ему Арсенов, отреагировал спокойно и ещё раз повторил всем присутствующим историю своего пребывания в доме Дмитрия в день убийства.
Всё прошло как по маслу: охрана призналась, что была подкуплена людьми Туркебаева, затем её арестовали, и Николай Павлович Арсенов снял все обвинения с Суворина. Юру, тем временем, не покидало ощущение какой-то театральности всего происходившего. Такое, впрочем, с ним происходило довольно часто. Чего стоит организованный им митинг в Чимкенте. Но его сейчас это мало волновало. В данный момент Юра почувствовал, как камень свалился с его души, наконец-то я могу чувствовать себя свободным.
Юра ликовал и не скрывал своей радости по поводу случившегося. Но Мади не был настолько уверен в том, что все закончилось так хорошо. Ахмет, как и всегда, мучался в сомнениях. Почему всё закончилось так быстро, почему мгновенно отыскались охранники дома Султанова, хотя недавно их было днём с огнём не сыскать.
В то же самое время к Департаменту КГБ подъехали Аскар Туркебаев и Николай Шаров. Их план был прост – сдать Суворина с потрохами. Всё равно ничего возразить он им не сможет. Каково же было их удивление, когда на входе в ДКГБ они увидели Юрия спокойно выходящего из здания, да ещё и в таком радостном настроении. Шаров быстро уговорил Туркебаева отказаться от этой идеи и возвращаться назад, в офис. Пока они ехали, до них дошло то, что дело, в общем, дрянь…


Глава девятая
Разброд и шатание.

А ведь неприятности у Шарова и Туркебаева только начинались! Не успели они приехать, как их тут же ждал Арман Бакаев, который сказал:
— Николай Сергеевич, вас там ждёт…
— Кто?
— Умаров пришёл, – прошептал Бакаев.
Аскар и Коля вошли в кабинет, где их уже и дожидался кандидат в президенты Казахстана от блока «Либеральный Казахстан!» Габдулла Тлеуханович Умаров. Поздоровавшись и справившись о здоровье друг друга они перешли прямо к делу. Первым начал Умаров, причём сразу в лоб:
— Уважаемые господа Туркебаев и Шаров. Я вам очень благодарен за поддержку, но, думаю, в ближайшее время мы будем вынуждены отказаться от ваших услуг, – максимально вежливо изъяснялся Габдулла Тлеуханович.
— То есть как это так? – возмутился Шаров.
— Видите ли, мы подумали, что ваша организация применяет не слишком адекватные меры по агитации населения, – говорил Умаров.
— Что вы хотите этим сказать?
— Дело в том, что вы открыто заявляете, о том, что финансируетесь из-за рубежа. А мне это не нужно, я не хочу, чтобы все говорили о том, что я кормлюсь за счёт Запада, – отрезал политик.
— Но, позвольте, мы проделали огромную работу…
— За свою работу вы получите заслуженную награду. А что до всего остального, то мой предвыборный штаб разрывает с вами все договора, – сказал Габдулла Тлеуханович и покинул кабинет.
Это было самым настоящим ударом для Туркебаева и Шарова. Такого они от Умарова не ожидали, хотя он не раз их предупреждал о том, чтобы они хотя бы не афишировали свою причастность к фонду Сороса. Этот треклятый фонд только тем и занимался, что везде насаждал американский стиль жизнь. Везде, где «творил» этот Сорос пропагандировались американский стиль жизни, воспитывалось новое поколение дебилов, поколение Бивисов и Батт-Хедов, для которых самое важное – попса, интернет, пирсинг по всему телу и полный ноль в башке. Джорджа Сороса это, впрочем, не смущало. Ему, гуманисту хренову, было наплевать на отсутствие у молодёжи моральных ценностей. Всё чем он руководствовался, так это установками из Белого Дома ЦРУ и ФБР.
Меньше всего под понятие руководитель нового типа подходил Габдулла Тлеуханович. Самым идеальным вариантом, который успели воплотить в жизнь американские империалисты, был Михаил Николаевич Саакашвили. Учёба за границей, стажировка в США – почти стандартный набор требований к такому лидеру. Ющенко не подходил под этот тип, но зато за такие деньги, которые ему башляли ЦРУшники он согласился проводить любую политику, которая устроит американцев.
Умарову не хотелось такой судьбы для страны, которую он видел в Грузии, Украине и Киргизии. За три дня до выборов, он решил порвать с Либеральным союзом. И, в общем-то, правильно сделал. Любовь к своей стране победила в нём алчность и амбиции.
У Аскара и Николая всё рушилось буквально на глазах: как только они объявили о прекращении сотрудничества с Умаровым, все сотрудники партии начали разбегаться, как тараканы при включении света. Они поняли, что КГБ их в покое не оставит, пока не раздавит окончательно. Был принят единственный шаг – бегство.
За каких-то считанных два часа Шаров и Туркебаев успели собрать все вещи и купить себе билеты в Ганновер. Там у них был, своего рода, запасной аэродром. Сев в машину, навсегда попрощавшись с приютившим их зданием, расположенным на Сейфуллина-Виноградова несостоявшиеся революционеры рванули в аэропорт. Уже ехав в такси по улице Суюнбая, бывшему Красногвардейскому тракту Коля и Аскар решили подстраховаться.
— Поверните здесь, по Шемякина поедем! – сказал таксисту Туркебаев.
— Зачем это? – не понял Шаров.
— Там могут устроить облаву!
— Если надо, они где угодно нас найдут! – сказал Шаров.
При повороте с проспекта Рыскулова на улицу Шемякина пассажиры машины, ехавшей в аэропорт увидели странную фигуру. Где-то в ста метрах вперед от них стоял какой-то человек с непонятной штукой в руках. Таксист немного дал тормоза, однако оказалось слишком поздно. Через две секунды фрагменты их тел разнесла по дороге ручной гранатомет «Муха», который и был в руках этого самого мужчины, который стоял посередине улицы. Раздался оглушительный взрыв и последние крики Туркебаева, Шарова и таксиста, по роковой случайности свернувшего на этот путь, ведущий к аэропорту. На взрыв моментально слетелся народ, хотя в момент самого выстрела улица была пуста. А народ в ужасе трепетал, когда увидел то, что мгновенье назад называлось такси.

Юра сразу же после посещение прокуратуры и избавления от проблем решил расслабиться, в нём с прежней силой взыграли гормоны, притаившиеся было после истории с Султановым. В оставшиеся часы того дня он провёл время со своей любовью – Евгенией Дмитриевной Хорошевцевой. Счастью их не было предела. Зайдя в дом, они со стремительной скоростью стали избавляться от одежды, которая мешала их любовной страсти. Страстные поцелуи, «половушка», этим они упивались все последующие 9 часов.
— Не дай Бог, тебе опять что-нибудь приснится! – в шутку сказал Суворин.
— Тогда я не буду спать. Я буду тебя целовать, пока ты спишь! – нежно, с придыханием шептала Женька.
Счастье, которое свалилось на них также внезапно, как и ушло окутывало их с ног до головы. Юра, который долгое время не мог найти в себе смелость признаться Жене в любви делал теперь это через каждые пять минут, как бы боясь того, что это счастье вновь их покинет, как это уже случилось в то злополучное 11 ноября 2005 года.
Утром 3 декабря 2005 года в квартире Суворина разрывался телефон. Уже звонили раза четыре, но молодые и не думали отрываться от любимого дела и уж тем более брать трубку. Наконец, они не выдержали, и Юрий подошёл к телефону. Звонил Ахмет Мади:
— Сколько можно вам трезвонить! – возмущался он на том конце трубке.
— Ой, Мед, не в тему ты звонишь! – ответил ему Суворин.
— У меня для тебя новости…
— Чего ещё случилось? – встревожено спросил Юра, явно подозревая что-то нехорошее.
— Вчера вечером по дороге в аэропорт убили Туркебаева и Шарова. Нас сегодня вызывают на допрос к Арсенову.
Суворин проклинал последними словами, всех, кто приходил к нему в голову. Начиная с ректора Центрально-Азиатского университета, который послал его с делегацией в Питер. Временами его просто начинала душить астма, и казалось, что запущенная раковая опухоль высасывает из него все живые силы. Покойников Аскара и Колю, несмотря ни на какие нравственные устои, Юрий поносил последними словами:
— Суки! Даже после того, как они сдохли они не оставляют меня в покое. С того света мне гадости устраивают.
— Юра! Успокойся, я пойду с тобой и подтвержу твоё алиби, – успокаивала его Евгения.
— Алиби здесь недостаточно. Здесь всё гораздо серьезнее…
Через несколько минут Хорошевцева, Суворин и Мади сидели в том же сотни раз клятом кабинете следователя Арсенова.
— Да, дела ваши, похоже, неважные! – завил Арсенов. – Боюсь – вы единственный подозреваемый в убийстве Аскара Туркебаева, Николая Шарова и водителя Петра Максименко!
— Это, с какого перепугу?! – возмущался Суворин.
— А с такого, что только у вас был мотив совершить это преступление. Эти люди шантажировали вас тем, что в день убийства Дмитрия Султанова вы были рядом в его доме и, испугавшись шантажа, вы просто от них избавились, – складно и с лёгким злорадством говорил Николай Павлович.
— А зачем мне было убивать его таким глупым образом! – задал вполне резонный вопрос Юрий Иванович.
— В этом вам мог помочь ваш друг, Ахмет Муратович Мади, имеющий обширные связи, как в криминальном мире, так и в силовых структурах.
Мади промолчал, ведь это была правда, и лезть на рожон лишний раз ему не хотелось. Единственное, что он вымолвил:
— Я никому не помогал, кроме того, вы прекрасно знаете, что в момент убийства я был здесь, у вас на допросе.
— Я вас ещё ни в чём не обвиняю, – с подтекстом заметил Арсенов и продолжил. – Задам банальный вопрос: где вы были вчера вечером в четыре часа дня?
— Я был вместе со своей девушкой Евгенией Дмитриевной Хорошевцевой.
— Это правда? – спросил следователь у Жени.
— Да, это правда, мы были вместе в его квартире. Можете спросить у соседей, они нас видели, – сверх нормы добавила Евгения.
— Хорошо! На момент убийства у вас имеется алиби, но вы всё равно подозреваетесь в соучастии совершения данного преступления.

— Не нравится мне это всё, – сказал Мади, выходя вместе с Женей и Юрой из здания Департамента.
— Ощущение, что он очень подготовился к сегодняшнему разговору, – поделилась наблюдениями и Женька.
— Я тоже так подумал.
День близился к завершению, а на завтра уже были назначены президентские выборы, но никого из них, даже Юру Суворина они не волновали. Визит к следователю Арсенову выбил из всех из колеи, Суворин, почувствовал себя вещью, которую все используют в своих грязных целях.
— Ну не могли же они нам его специально прислать? – недоумевал Мади.
— А вот мне кажется, то именно его они нам специально прислали… – задумчиво произнёс Юрий.
— Что ты имеешь в виду? – спросила Женя.
— Не знаю… – ещё более задумчиво и отрешённо сказал Суворин.
Жизнь их опять стала напоминать какой-то замкнутый круг. Опять Суворина держали на крючке, если раньше это были Туркебаев и Шаров, то сейчас он в руках следователя Арсенова. Тяжелее всех пришлось бедной Женечке. Тот Юра, солнечный, светлый и весёлый, который вдруг появился после своего визита в Петербург и начала работы в Либеральном союзе или возродившийся, когда казалось, история с убийством Султанова закончена. Теперь, как и раньше Суворин – это бесконечная депрессия, отвратительное настроение, чрезмерная агрессия, периодически выплёскиваемая на Евгению и прочие мерзости, связанные с чёрной полосой в жизни.
Единственный, кто сразу всё понял, это был Ахмет Мади. Намёк Арсенова на то, что он имеет большие связи в криминальном мире в силовых структурах, был воспринят как сигнал, что у Николая Павловича всё везде схвачено. Вот тогда Ахмет Муратович и понял, что без Аслана Куата, именуемого Кутей, ему не обойтись.
— Снова вынужден обращаться к тебе за помощью, – сказал Мади, когда вновь нанёс визит на дачу к Аслану.
— Я так и знал, что ты придёшь в ближайшее время! – ответил ему Кутя.
— Это почему же?
— Да потому, что ничего просто не решается, – как-то неопределенно сказал Куат.
— Так, я вижу, ты уже всё знаешь, ведь так?
— Ну, допустим, знаю… – уклончиво ответил Аслан.
— Что ты знаешь?
Аслан Куат не хотел раскалываться, однако действительно, ему стали известны подробности тайного расследования по делу убийства Султанова. Он поведал Мади о том, что дело приказано завершить в кратчайшие сроки, что расследование проводится либо для отчетности, либо для успокоения людей, интересующихся этим вопросом. В последней фразе был явный намёк на Мади, ведь именно от него исходила инициатива тайного расследования. Ахмет неожиданно решил спросить в лоб:
— Это ты мочканул Туркебаева с Шаровым?
— Нет, не я! – ответил Кутя, опешив от такой прямоты. – Я даже ничего не слышал об этом убийстве.
— А говорил, что всё знаешь?
— Один-ноль! Что там за убийство?
— Вчера их разнесли в клочья «Мухой», когда они пытались нарисовать сквозняк из города, – рассказывал Мади.
— Интересно и за что же это?
— За то, что слишком много на себя взяли?
— Ну, раз ты всё знаешь, зачем ты пришёл ко мне?
Мади наградил его взглядом исподлобья и Кутя понял, что шутить с ним сегодня – бесполезно. После некоторой паузы он добавил:
— Что-то не верится мне, что это убийство прошло мимо тебя?
— Но, тем не менее, это так! Ничего не могу сказать тебе по этому поводу… – развёл руками Куат.
— Просто сейчас мне реально необходима твоя помощь, – сказал Мади и дополнил. – У тебя же есть такие возможности, к тому же тебе это ничем не грозит.
— А что я с этого буду иметь? – произнёс самую значимую для себя фразу Кутя.
Мади промолчал в ответ, он не знал, что ответить Аслану. И ведь действительно, никакой выгоды это дело ему не приносило. Но что-то видимо в нём «щёлкнуло» и Кутя сказал:
— Ладно, я возьмусь за это дело!
— Только знай, что мы не должны светится на людях! Этот следак Арсенов уже тактично намекнул мне на то, что я у него на крючке.
Кутя согласился и они с Мади ударили по рукам. В тот же вечер в Алма-Ате по приглашению Ахмета появился известный журналист, специалист по расследованиям Казбек Байжанович Мусаев. В послужном списке этого человека были все горячие точки последних двадцати пяти лет, начиная с Афганистана и Ливана, заканчивая Чечней и Ираком. Лет ему было слегка за пятьдесят, а внешностью он больше походил на кавказца, чем на казаха, коим был по крови. Они были хорошо знакомы с Ахметом Мади, и Юра Суворин знал его, в принципе, неплохо. Ахмету и Юрию нужны были люди, наименее заинтересованные и полностью беспристрастные по этому вопросу. И действительно, Казбек в последние годы прекратил активную журналистскую деятельность, во время своей последней командировки в Ирак он едва не подорвался на мине. Мусаев понял, что ему нужна передышка, которой, однако, к концу 2005 года он уже стал тяготиться. И дело, предложенное Мади, пришлось здесь как нельзя кстати.
Какое, собственно, дело было предложено Казбеку Байжановичу, я думаю, не надо даже напоминать. Конечно же, о трёх трупах, которые появились за последний месяц: Дмитрия Султанова, Аскара Туркебаева и Николая Шарова. Параллельно этим расследованием, как мы знаем, занимались люди Аслана Куата.

Глава одиннадцатая
Привал на льду

Табунщик в горном селе, в общем-то, ничего весёлого не видел в своей обыденной жизни. Развлечением его можно было считать лишь то, когда он своей палкой погонял вяло плетущихся по горным дорогам и тропинкам коров и овец. Однако то, что случилось в жизни пастуха Асанбая в то утро не иначе как сказкой или удивительной историей не назовёшь.
Асанбай очень любил водить своих лошадей в одно очень живописное место – горную долину, располагавшуюся чуть поодаль от гостиничного комплекса «Альпийская роза». После нескольких минут довольно крутого подъёма в горы перед человечьим взором открывалось абсолютно ровное поле, среди гор, густо заросших деревьями, кустами и травой. Называли его Лунной долиной. В лунную ночь это место, в котором не то, что фонарей, вообще не знали электричества, было освещено, как при свете дня. Казалось, что оно простирается очень далеко, но долина кончалась уже через полкилометра. Издалека каждого, кто сюда попадал, очень манил перевал, который как раз ограждал Лунную долину. Казалось, что за поворотом вот-вот перед нами предстанет волшебный мир, где обитают эльфы, хоббиты и прочая атрибутика произведений Толкиена. Здесь табунщик Асанбай любил взирать на природу и находил в этом успокоение (слово медитировать было ему не знакомо).
В тот день, уже загнав лошадей после выпаса обратно на конюшню, Асанбай бросил все свои дела и снова отправился в Лунную долину. Его сюда непостижимым образом манило, причём каждый раз накануне дождя или снега. Сотрудники «Альпийской розы» прозвали его барометром, и каждый раз, завидя его расстраивались: «Ну всё, сейчас дождь пойдёт. И до завтрашнего дня нам новых клиентов не видать!». В табунщике умер поэт. Невероятное чувство вдохновения подкатывало к его горлу, когда снег пеленал собою это небольшое поле, затаившееся среди могучих гор Тянь-Шаня.
В тот день на горизонте Лунной долины появились двое. Шли они довольно бойко, несмотря на то, что за их плечами было больше десяти километров пешего хода, как раз начиная с развилки горной трассы на Алма-Арасан и Большое Алма-атинское озеро. Эти два парня здесь никогда не были, вообще пешие прогулки по горам – это не их конёк. Максимум, куда их могло занести – так это на Большое Алма-атинское озеро причём только на машине. Лунная долина была по высоте несколько ниже озера, однако и туда дойти пешком с развилки неподготовленному человеку было достаточно трудно, более того целью этих двух «туристов» была вовсе не Лунная долина.
Людей здесь можно было встретить очень редко. А чтобы здесь их было больше трёх – это должен быть очень плохой день, для Асанбая, по крайней мере. «Это место моё! И сюда никто не должен ходить!» – мысли табунщика напоминали рассуждения ребёнка о своей любимой игрушке – она ничьей, кроме моей быть не может. Асанбай плотно объял двух чужаков взглядом. Он словно посылал им сигнал: «Ну, всё, уходите! Дайте мне остаться одному». Было видно, что те двое сильно волновались и говорили очень громко, даже несмотря на свою одышку. Однако, увидев табунщика Асанбая, они сбавили и темп своей ходьбы, и громкость своего голоса.
«Спроси у него!», «Да ладно, сами дойдём!», «Куда ты сам пойдешь по горам?» – доносилось до Асанбая. В конце концов, он не выдержал и с раздражением бросил непрошеным гостям:
— Чего вам надо?
Два человека, один молодой, другой постарше ещё несколько секунд попереговаривались, пока один из них не произнёс фразу:
— До Киргизии в какую сторону идти?
Асанбай ждал чего угодно, но только не этого.
— Слышь, мужик, если знаешь дорогу проведи нас. Мы заплатим!
Стало видно, как на табунщике после этих слов невольно стала расплываться улыбка. Наконец-то! Хоть кто-то обратился ко мне по адресу! Конечно, я вас проведу! И Асанбай уже забыл то, как злился на этих двух еще пару минут назад, когда те потревожили его уединение.

Повеселевший табунщик быстро собрал всех своих лошадей и спустился вниз в деревню. Своим родным и знакомым односельчанам толком он ничего не объяснил, договорившись лишь только с одним своим товарищем, чтобы тот присмотрел за его лошадями. Зайдя домой, Асанбай прихватил с собой термос с горячим чаем, палатку и чуть-чуть пожрать…

Теми двумя, кого Асанбай посчитал за туристов, были не кто-нибудь, а Аскар Туркебаевич Туркебаев и Николай Сергеевич Шаров, и появились они здесь, в горах не просто так. Им нужно было в Киргизию, чтобы покинуть страну незаметно, а уж в горах это сделать куда легче, чем через район Чуйской долины.
— Этому пастуху же заплатить надо, – сказал Шаров.
— Да оставь ему двести баксов и всё!.. – отмахнулся Туркебаев.
— Двести маловато, может штуку! – предложил Коля.
— Ты чё, совсем что ли тронутый? – возмутился его соратник по партии. – На что мы будем подкупать доблестную киргизскую милицию, чтобы они нам новую ксиву сделали…
Примерно такие разговоры вели Коля и Аскар, уже примерно сутки с тех пор, как они якобы погибли. Этот сценарий был продуман у них заранее. Ехав на машине они должны были подцепить, как минимум двух человек. И очень кстати на повороте от проспекта Рыскулова на улицу Шемякина им попались двое голосующих. Было очевидно, что они торопятся в аэропорт, а поэтому не будут возмущаться тому, что придется посидеть в тесноте втроём на заднем сидении. Эти двое был их последний шанс, тем более что человек с «Мухой» поджидал уже буквально через несколько метров.
Кстати, этим человеком с «Мухой» был Витя Сидоренко – соратник Армана Бакаева, с которым они вместе организовывали митинг в «Уларе» и с которым потом за это отсиживались в ментовке. Виктор был своего рода министром обороны Либерального Союза, и все вопросы, связанные с силовыми действиями были на нём. Силовые действия требовались в частности для защиты членов Союза от наездов мафии и силовых структур, которые нередко действовали заодно.
Человек, стоящий посреди улицы с гранатометом на плече был своего рода знаком для Туркебаева и Шарова. Увидев его, они на полном ходу выскочили из машины и бросились врассыпную, оставив двух ничего не подозревавших прохожих, ловивших попутку на погибель. Благо улица была пустая! Подождав пока машина сгорит Аскар и Коля успели вложить в карманы несчастных пассажиров свои документы понимая, что их лица будут настолько обгоревшими, а тела настолько изуродованными, и следствие признает трупы по документам. И это сработало! Следствие было запутано, а беглые революционеры получили дополнительное время для своих маневров…

Аскар и Коля были настолько удивлены тем, что всё получилось сразу и именно так, как они и задумывали, поэтому очень сильно волновались и говорили очень громко, даже когда начинали свой поход с табунщиком Асанбаем, который сам был очень рад этому своему неожиданному приключению и с радостью подключился к нему.
Лунная долина была настолько красивой, что всем троим путникам очень долго не хотелось покидать её. Прошли они через этот дивный кусочек земли медленно, вразвалочку. Асанбай, Аскар и Николай любовались снегом, который медленно ложился на абсолютно сухую землю и зеленую траву. И несмотря на то, что шёл снег путники абсолютно не чувствовали холода, однако как только Лунная долина осталась позади, температура моментально упала градусов на пять. А дальнейшее путешествие было уже не таким приятным, как эта десятиминутная прогулка по этому кусочку рая на земле. Чем дальше продвигалась дорога и чем выше поднимались Асанбай, Шаров и Туркебаев, тем было понятно, что удобных троп становится всё меньше и меньше. Уже приходилось подниматься по льду и скалам. Здесь зима была уже давно, а не то, что в городе, где настоящий снег выпал буквально два дня назад.
Табунщик Асанбай понял, что сопроводить Колю и Аскара до границы с Киргизией нужно в обход пограничных постов, коих на горном участке было раз-два и обчёлся! Главной проблемой было, как перейти Чон-Кемин – реку, разделяющую два государства, а эта задача была посложнее! Так как речушка была очень бурной и довольно глубокой.
— Всё я больше не могу – изнывал Коля Шаров, уже около двенадцати часов блуждавший по тропинкам Заилийского Алатау.
Коля, Аскар и Асанбай не отдыхали почти двое суток, но их главной целью было как можно скорее покинуть пределы Казахстана, так как даже здесь практически в безлюдных горах они не могли чувствовать себя в безопасности, хотя уже и числились мёртвыми. Однако здесь на смену безопасности политической пришла опасность природная волки, и снежные барсы могли стремглав выбежать из любого перелеска или даже кустика и тут же растерзать беглецов, однако самих Туркебаева и Шарова это уже не волновало.
А план Николая и Аскара сработал блестяще. Ведь полиции и в голову не пришло проводить тщательную экспертизу, когда обгоревшие трупы можно было просто опознать по опаленным, но всё же каким-то чудом (!) сохранившимся документам, да и по одежде, в которой последний раз их видел опознавающий Арман Султанов.
Было около трёх часов утра, когда усталые путники наконец-то созрели для привала. Асанбай, для которого такие путешествия были не в новинку пошёл за хворостом, которого в зимнюю пору днём с огнём не сыщешь, а уж тем более в кромешной мгле ночных гор. Тем временем наши пламенные революционеры без чувств распластались в палатке, которая была установлена прямо на льду. Земля здесь давно промёрзла, а нужно было держаться поближе к тропе, потому, как если ночевать в горно-таёжных дебрях, то можно и не проснуться. Табунщик решил не будить пока своих попутчиков, видя, что сил у них нет абсолютно никаких. У Асанбая была с собой фляга керосина – он был не новичком по части горных походов и знал, что если хочешь нормально разжечь костёр зимой – нужно брать с собой горючее, если не хочешь замёрзнуть. Попытки разбудить Туркебаева и Шарова успехом не увенчались, поэтому Асанбай сам развёл огонь и просто сел и стал охранять сон и покой своих попутчиков. Таким привалом на льду наши новоявленные путешественники и встретили новое декабрьское утро 2005 года…
Такой адской боли у Аскара и Коли, какая была у них на следующее утро, у них не было давно. Ещё бы! Два дня на ногах не прошли даром, поэтому ноги не просто ныли, а было ощущение, что их зажали в тиски, которые сжимались всё сильнее и сильнее. У них не было сил встать, а уж тем более идти дальше, а ведь половина пути была ещё впереди, и сегодня предстояло самая важная его часть – переход государственной границы. Как пересечь границу знал только Асанбай, однако совокупление Туркебаева и Шарова с дикой природой только начиналось. Не пройдя и половины намеченного на сегодня пути Аскар, Коля и Асанбай буквально каким-то чудом наткнулись на горную ночлежку…
Эта ночлежка, построенная на стыке горных хребтов Заилийского Алатау и Кюнгей Ала-Тоо, для многих была самым настоящим спасением для изнурительного и истязательного перехода через ущелья и перевалы. Именно там в последние часы и восстанавливали силы Николай Шаров и Аскар Туркебаев, ведь последние сутки были для них самыми сложными – выдался самый ответственный участок пути, как переход через Чон-Кемин. Чон-Кемин – река, разделяющая Казахстан и Киргизию бурная и довольно глубокая. Аскару, Коле и Асанбаю пришлось немало пошарить по её берегу в поисках брода, причём брод надо было найти, не наткнувшись случайно на пусть редкие, но всё же существующие здесь пограничные посты. Благо, на блок-пост умудрился нарваться только Асанбай, а его здесь уже все знали, поэтому его появление не вызвало никакого подозрения у обычно скучающих пограничников. Они знали Асанбая, как местечкового «туроператора». Любой пеший поход на Иссык-Куль – Асанбай к вашим услугам. Правда, не занимался этим он уже примерно года три, поэтому пограничники успели его подзабыть.
— Эй, ты кто такой? – спросил молодой сержант. – Тебе чего здесь надо? Документы давай, показывай, твою налево, а то пристрелим!..
— Так сержант, успокойся! – осадил его бывалый пограничник. – Асанбай, ты ли это? Давно что-то тебя не видели.
— А что, ведь никто больше не хочет ходить на Иссык-Куль пешком. У всех машины, все крутые! – сетовал на судьбу табунщик.
— А что сейчас, появилась клиентура? – спросил пограничник.
— Да нет, просто решил пройтись, чтобы не забыть здешние тропинки. А то у меня такое ощущение, что я не скоро сюда вернусь, – задумчиво произнёс Асанбай.
Табунщик с одной стороны правильно сделал, что показался на глаза пограничникам. Тем более, что один из них, бывалый, уже неоднократно имел дело с Асанбаем, как с проводником туристов по горам Заилийского Алатау и Кюнгей Ала-Тоо.
С другой стороны ещё никогда «светиться» не было к добру, тем более, когда участвуешь в столь сомнительном предприятии. Эта двойственность терзала Асанбая, пока он возвращался в ночлежку.
Но когда он вернулся туда было уже поздно. В ночлежке оставался только её хозяин, который произнёс только одно слово: «Ушли!» и передал Асанбаю пять стодолларовых купюр. Несчастный табунщик, увидев деньги, заметно повеселел и начал демонстративно ими шелестеть и пересчитывать их снова и снова, пока струна от старой гитары не прервала это счастье, а заодно и всю жизнь, плотно обвязавшись руками хозяина ночлежки.
Вспоминая свою, в общем-то, никчёмную жизнь Асанбай, наконец навсегда закрыл глаза. А когда снова открыл, то понял, что попал в столь любимую собой Лунную долину. Только эта, в отличие от земной не была ограничена и стиснута горами, а простиралась очень далеко оттуда и туда, где нельзя встретить странного вида громко разговаривающих туристов.

Глава одиннадцатая
Всё заново

В то утро Вадим Викторович Соколовский был на подъёме, и это неслучайно. Ведь сегодня из психиатрической больницы должны выписать Алию Жусупову! Конечно, она была не настроена общаться с полицией, но тем не менее к этому обязывал закон. Нервное расстройство было сильным, но довольно быстро прошло.
Домой Алия возвращалась нехотя и долго не желала войти в дом. Всякий раз у неё было что-то вроде передышки, когда автомобиль застревал в очередной пробке. Но пришла пора и ворота её особняка открылись и тогда, что называется, у Жусуповой в зобу дыхание спёрло. Алия попросила шофёра проводить её в комнату, после чего срочно позвонила своей сестре и умоляла её приехать и пожить у неё, так как оставаться одной в доме, где она овдовела несколько дней назад, ей было неприятно и страшно.
Двадцать минут в доме были настоящим испытанием для вдовы бывшего первого вице-премьера. Она вздрагивала от каждого постороннего звука, которые то и дело раздавались в большому и пустом доме. Порой Алие казалось, что убийцы придут довершить начатое, ведь она была уверена, что убить должны были их вдвоём с мужем. Когда же зазвонил телефон, Алия просто вскрикнула, дурные мысли сразу же полезли ей в голову. Это звонил Вадим Викторович Соколовский:
— Алло, Алия Хасановна, следователь Соколовский вас беспокоит. Нам срочно нужны ваши показания по делу об убийстве вашего мужа.
Вадим уже приготовился к тому, что Алия сразу же начнёт «ломаться», ссылаясь на усталость и на то, что не может вспоминать леденящие её душу и коробящие её память события и очень удивился, когда услышал на том конце провода: «Хорошо, я сейчас приеду. Скажите ваш адрес». Причём, прозвучало это с такой интонацией, будто Алия сказала: «Слава Богу, что вы позвонили! Я так ждала этого звонка!». Вадим Викторович удивился, поскольку не ожидал такого поворота событий.
Впрочем, удивление сменилось резким повышением настроения от того, что дело наконец сдвигается с мёртвой точки. Ведь допросы охранников дома ничего не дали, никто не сознался и даже ни в чём не прокололся. После этого всех охранников взяли под плотное наблюдение, но это, разумеется, было бесполезно, так как любо преступник, будь он профессионалом, после посещения следователя предпочтёт на время залечь на дно, или по крайней мере не светиться. И единственный, человек, который мог бы пролить свет на эту тьму, была именно Алия Жусупова. Логика Вадима Викторовича заключалась в следующем: если и вдовушка начнёт юлить и изворачиваться, «включать дурочку», играть в «несознанку», автоматически главной подозреваемой становиться она, поскольку, как ни крути, а показания всех охранников сводились к одному – Алия находилась в доме Султанова в момент убийства. Тем не менее, сам Соколовский отказывался верить в том, что Жусупова причастна к убийству мужа, однако профессионализм заставлял его не исключать и такой версии. Всё то время, после звонка Алие и утвердительного ответа, Вадим Викторович ходил из комнаты в комнату буквально вприпрыжку, радуясь, что вот-вот наступит долгожданная развязка того дела, которое ему пришлось расхлёбывать.
Наконец раздался звонок с проходной:
— К вам Алия Хасановна Жусупова!
Соколовский даже не сдержался и очень громко выпалил: «Пропустите её!». Алия зашла, однако следователь, видя её состояние, справился о её самочувствии и решил поделикатнее обращаться с дамой. Он только начал задавать первые вопросы, собственно подкатывая к сути дела, и задал вопрос: «Где вы были в день убийства?». Жусупова без особого энтузиазма, но всё же начала добросовестно отвечать на вопрос, как вдруг неожиданно раздался телефонный звонок. Алия продолжала свою пространную речь, но вдруг заметила, что Соколовский совершенно её не слушает – она видела, как Вадим Викторович постепенно меняется в лице. Он абсолютно забыл о своём вопросе, который задал буквально минуту назад, и лицо его просто окаменело, став безрадостным и безэмоциональным.
Положив трубку следователь молча встал со своего рабочего места и проследовал в другой конец кабинета. Проходив так из угла в угол несколько минут, Соколовский продолжал молчать, что, безусловно, встревожило Алию:
— Что случилось, господин следователь?
— Вы свободны, Алия Хасановна! – ответил Вадим Викторович.
— Как свободна, вы же хотели меня допросить. Я специально ради этого и приехала, – недоумевала Алия.
— Дело об убийстве вашего мужа закрыто, – железным голосом проговорил Соколовский. – По крайней мере, для меня…
— Как это «закрыто»? Что значит «закрыто»? – возмущалась вдова экс-вице-премьера.
— Теперь расследованием занимаются совсем другие инстанции, и нам там с вами места нет, – с горечью произнёс Соколовский и успокоился.
Алия медленно вышла из кабинета и пошла домой, понимая, что дело об убийстве её мужа никогда не будет раскрыто, а если и будет, то она никогда об этом не узнает.
Жусупова уже подошла к лестнице, когда услышала оглушительный удар – это Соколовский со всей дури вмазал в стенку, которая в новом здании была довольно хлипкая, поэтому штукатурка моментально посыпалась от удара руки мужика, прошедшего Афган. Соколовский понимал, что к делу его не допустят, а самому лезть на рожон, и устраивать параллельное расследование у него не было желания. Тем не менее, указание, которое он получил было, несомненно, ударом по мужскому самолюбию. Вадиму было крайне неприятно то, что дело, которое он начал передали другим. Но всё-таки спустя некоторое время он отошёл от своего гнева, понимая то, что и сам не хотел вести это дело. В конце концов, когда страсти в его голове немного поулеглись он произнёс: «Ну и ладно! Делайте вы что хотите!».

Мади, Суворин и Мусаев встретились в «Рок-кафе», находящемся неподалёку от легендарного алма-атинского Арбата. Юра и Ахмет посветили Казбека в суть дела. А суть вкратце была таковой: при неясных обстоятельствах убит экс-мэр Алма-Аты Дмитрий Султанов. Но возможностей у наших героев было не так много… Как мы помним, следователь Арсенов умело всех обвёл вокруг пальца. И козлов отпущения нашёл, которыми по всем параметрам являлись охранники дома Султанова. И с Юры подозрения снял, правда, тут же заменив их подозрениями в убийстве Туркебаева и Шарова. Успел отчитаться перед начальством и преспокойно себе отдыхал.
— Нужно ухватиться за какую-то ниточку, а у нас её нет! – посетовал Мусаев.
— А кассеты охранников дома Султанова? – напомнил Мади.
— Где же мы их возьмём? С неба?! – с лёгким надрывом спрашивал Суворин.
— Зачем с неба, если есть Кутя? Он где угодно достанет эту запись! Он если захочет золото партии тебе через час на стол высыплет… – сказал Ахмет и набрал номер телефона Аслана Куата.
Поговорив немного со знакомым покровителем-мафиози, Мади сказал:
— Дальше что надо делать?
— Подожди! – оборвал его Мусаев и обратился к Юре. – Как ты познакомился с Туркебаевым и Шаровым.
Юра поведал ему историю о своём визите в Санкт-Петербург, об участии в экономическом форуме, и как он там встретился с Шаровым и как его, по сути дела, завербовали.
— А тебя никогда не интересовало, почему они выбрали именно тебя?
— Они сказали мне, что ценят меня, как организатора. Ведь в своё время я был активным членом молодёжного движения Казахстана, – абсолютно по-детски рассказывал Юра.
— И ты в это поверил? – с насмешкой спросил его Мусаев.
— Получается, они перед этим пасли тебя? – вывел результат Мади.
— Получается так, – недоуменно ответил Суворин. – Но почему они выбрали именно меня, ведь таких как я не много, но, по крайней мере, достаточно…
— Ну твои организаторские способности тоже не мало значат! – заметил Ахмет.
— Но как они могли выйти на меня, если в последнее время я работал только в университете?
— Значит, в университете и надо начинать искать!
В университете, как мы помним, у Юрия осталась правая рука – Леня Морской. Он во время активной политической деятельности Суворина занимался в основном вербовкой студентов. Сейчас все эти студенты разбежались, как кролики без волшебной дудочки. А Леня Морской спокойно занимался преподавательской деятельностью, но в «боевое время» через него прошли многие оппозиционеры, так как Юра сказал: «Что касается работы со студентами, все вопросы к Леониду!». Также Ахмет Мади предложил «попасти» Армана Бакаева, этот бесконечный двигатель и генератор идей демократической партии Либеральный союз Казахстана. «Он может нам помочь в этом!» – подумал Казбек Мусаев.

Вечер того самого дня выдался нервным. По большому счёту Юра был на грани нервного истощения. Все события, обрушившиеся на его голову, начиная с октября месяца, шли непрерывно, радовали лишь некоторые свободные денёчки, которые он посвящал Жене Хорошевцевой. Но были они крайне редки. Сначала душевный подъём, связанный с новым полем деятельности. После убийства Дмитрия Султанова работа в партии стала напоминать ему бесконечную трудовую повинность. Затем постоянный страх перед арестом и неприятнейшие дни в компании следователя Арсенова. И теперь – независимое расследование Казбека Мусаева, в успех которого он практически не верил.
Идя по ночной Комсомольской, в сторону своего дома Суворин был сильно уставший. Ему хотелось лечь и никогда не вставать больше, он облокотился на дерево, и у него сильно сдавило в груди, ему не хватало воздуха. Юра впервые серьёзно думал о смерти. В его голову лезли ужасные мысли о безвыходности ситуации. Самобичевание – вот чем он занимался практически неотрывно с тех самых ноябрьских дней, когда и началась эта заварушка:
— Господи, и за что мне это? Я в очередной раз прокалываюсь
но неожиданно, откуда ни возьмись, навстречу ему бежала Женя.
— Юра, что с тобой? – взволнованно спросила его она.
— Женька, мне жить надоело! – задыхаясь, и плача говорил Суворин.
— Перестань ерунду говорить!
— Серьёзно, за что бы я ни взялся всё рушиться! Я – недотёпа! – продолжал жаловаться Юра.
— Успокойся! – закричала Женя, и в целях оздоровления дала ему пощёчину после чего Суворин пришёл в себя. – Мне не нужна такая размазня, как ты! Мне настоящий мужик нужен.
— Правда?! – как-то по-детски спросил Юра.
— Если конечно ты хочешь, чтобы я была рядом! – только сейчас до Женьки дошло, что Суворин был, мягко говоря, подшофе.
— Конечно, хочу, я же люблю тебя!
— Тогда вставай! А то на нас уже народ смотрит.
И правда зрелище было интересным: мужик плачет, распластавшись на дубе, а девушка тургеневского типа его успокаивает. Зеваки обосновывались поодаль и наблюдали за сим действом. А что? Бесплатный мыльный телесериал посреди города. Однако уже ровно через час после этой задушевной сцены Женя и Юра спокойно доказывали друг другу свою любовь более приятным способом…
Наутро же снова наступила реальность, однако Суворин более не давал себе распускаться.

Вечером того же дня в Астане своему непосредственному начальнику доложил и отстрелялся Николай Павлович Арсенов. Всё получилось так, как он и задумывал. Никто и не собирался раскрывать истинную причину смерти Дмитрия Султанова, даже когда Ахмет Мади пришёл к Амангельды Исаеву никто даже не думал о честном и тайном расследовании. Имитация нового расследования была нужна лишь для того, чтобы оппозиционеры, с которыми пусть косвенно, но был связан Мади, не раздули из этого шумиху. Однако всё случилось как-то очень быстро и новое расследование и загадочный взрыв на Шемякина, унёсший жизнь Аскара Туркебаева и Коли Шарова, и новые подозрения в адрес Суворина и шантаж Мади.
Однако Арсенова с того самого вечера начали пасти люди Куата «Кути». Он был так рад внезапно свалившемуся на него отпуску, что совершенно не обращал внимания на слежку за ним. Да и, справедливости ради, надо отметить, что и у Аслана работали не какие-нибудь отморозки, а вчерашние сотрудники КГБ и МВД.
Впрочем, никаких вызывающих подозрение действий Арсенов не совершал. А Кутя же дал слово Мади, что не будет заниматься самодеятельностью, и сигнала от него не поступало.
Ахмет Мади и Юра Суворин решили воспользоваться новой ниточкой, которая, как им казалось, может привести их к разгадке всей этой чертовщины. Связям Кути не следует удивляться – запись камеры наблюдения дома Султанова наутро уже была в руках Ахмета Мади. Просмотрев её никто, разумеется, ничего не понял. Конечно, Суворин признал, что так всё и было, пока он был в доме.
Итак, на «арсеновском» направлении было пока глухо. Тогда было решено взять в разработку Леонида Морского – бывшую правую руку Юры Суворина по вопросам работы со студентами. В дни предвыборной кампании к Лёне приходило много людей и, в принципе, вся его работа сводилась к одному: находить студентов, как пушечное мясо, и отдавать их на вербовку оппозиционерам. После выборов же всё утихло, однако контакты у Морского остались, и ими нужно было непременно воспользоваться, в попытках найти хоть какую-то ниточку в распутывании этой паутины.
Леня Морской пришёл на съёмную квартиру к Казбеку Мусаеву, где уже собрались и Юра Суворин и Ахмет Мади. Они показали ему кассету, записанную в день убийства Султанова. Во время первого показа ничего знакомого в этой плёнке Морскому не показалось, однако второй просмотр неожиданно дал свои результаты:
— Стоп! Вот это лицо мне кажется знакомым! – воскликнул Леонид, завидев знакомую физиономию на экране
— Так, спокойно! Где ты мог его видеть?
Морской начал вспоминать и в кладовых своей памяти откопал какие-то обрывки:
— Знаете, ко мне как-то заходил Арман Бакаев и вместе с ним я видел этого типа.
— Это точно! – медленно и серьёзно переспросил его Казбек.
— Точно! Такую рожу сразу запомнишь…

Арман Бакаев, кстати, как сквозь землю провалился после убийства Туркебаева и Шарова. С того самого дня его никто не видел в Алма-Ате. И вот тут, как нельзя кстати, понадобилась помощь куатовских «соколов». Меньше чем полдня потребовалось, чтобы найти Бакаева, который сбежал в свой родной Талды-Курган, испугавшись расправы. Он знал, что это с ним произойдёт, и ни слишком удивился тому, что вечером того дня его связали и отвезли в Алма-Ату на допрос к Казбеку Мусаеву.
— Ну что, Бакаев! Сам всё расскажешь, или тебе помочь!
— Да расскажу, расскажу! Мне терять всё равно нечего.
Юра, который присутствовал при этом, даже удивился. Где тот революционный романтик? Перед ним сидел фаталист, который даже не пытался отпираться и кого-то выгораживать. Арман же начал свой рассказ:
— 31 августа этого года на съёмках одного политического ток-шоу я познакомился с Аскаром Туркебаевым, который предложил мне принять участие в предвыборной кампании на стороне оппозиции. Поскольку я тогда сидел без работы и согласился. С первых же дней я вёл, в основном, пропагандистскую работу, вербовал новых сторонников, выводил их на митинги.
— Да поднаторел ты в этом сильно!.. – с насмешкой заметил Суворин.
— Тихо… – толкнул его локтем Мади. – Что было дальше?
— Так продолжалось до конца октября, я не был посвящён во все тонкости дела. Когда убили Султанова, буквально на следующий день, Туркебаев дал мне кассету, на которой Юра в доме у Дмитрия Васильевича. И приказал мне её хранить, как компромат.
— Кто этот человек? – спросил Мусаев и показал Арману снимок со «знакомой физиономией».
— Я не знаю!
— Бакаев, не отпирайся! Это бесполезно, Леонид Морской видел вас в компании этого гражданина.
— Это как раз было после убийства Дмитрия Султанова?
Арман долго не желал признаваться в своём знакомстве с таинственной личностью с фотографии, однако сделать ему это всё же пришлось. Человека звали Михаил Далакян, он был своего рода, главным «силовиком» Либерального союза Казахстана. Он обеспечивал им «крышу» и от наездов местной мафии, и от прессовок местных чиновников. Арман его не слишком хорошо знал. Всё его общение с Далакяном свелось к шантажу и давлению на людей, которые отказывались сотрудничать с их организацией. У многих, кто занят политикой или просто общественными делами, чего греха таить, рыло-то в пуху. И этим не грех было воспользоваться для защиты своих интересов.
Мусаев по своим каналам приказал найти Далакяна, этим же занялся и Кутя. На поверку это задание оказалось не таким уж и лёгким. Обшарив все паспортные столы (благо есть связи в ментуре) и людей, которые занимаются липовыми паспортами, выяснилось, что человек с таким именем и фамилией нигде не проживает и нигде не числится.
Суворин, Мади и Мусаев поняли, что находятся в тупике. Даже от Кути не поступало никакой информации, что заставило Ахмета вновь призадуматься: «Может, Кутя что-то задумал и специально мозги нам компостирует?». И тут же сам себе отвечал: «Хотя нет, какой ему смысл!».
В тот день, понятное дело, все ушли домой в ужасном настроении. Юре и Казбеку было по пути, и они пошли вместе, по маленькому скверику, который уютно расположился между двух сторон проспекта Абая.
 Солнце уже давно село, и город окутала непробиваемая темень. Она великолепно смотрелась вместе с огнями ночного города, похожими на россыпь драгоценных камней и металлов на платье молодой и привлекательной девушки. Именно такое сравнение пришло в голову Юре Суворину, когда он у себя в голове составлял план на сегодняшний вечер, где главным пунктом значился визит его дамы сердца Евгении Дмитриевны Хорошевцевой. Однако что-то вдруг произошло, как будто Юру неожиданно ударило током, то самое состояние, которое называется «торкнуло». Он увидел перед собой девушку неземной красоты, сказано банально и избито, но это было действительно так.
— Привет, Казбек! – неожиданно поздоровалась она со спутником Юрия.
— О, Ира! Не ожидал тебя здесь увидеть, – сказал вводные слова Мусаев и направил свой взгляд в сторону Юры. – Знакомьтесь, Юрий Суворин!
— Юрий! – представился он, после чего его глаза стали напоминать глаза лягушки на выкате.
— Ирина Малышева! – представилась девушка голосом, таким сладким, что он был похож на поток мёда. Она немного посмеивалась, глядя на смешную физиономию Юры.
Дальнейший разговор Иры, Юры и Казбека не отличился ничем интересным. Мусаев расспрашивал Иру только о личных делах, не затрагивая работу. А надо бы, ведь Ирина работала в пресс-службе КГБ в Астане… Но больше всех Малышева интересовала Юрия, он был похож на маленького козлёнка, который весело прыгал вокруг Ирины. Причём увлёкся так, что едва не попал под колёса автомобиля на одном из перекрёстков. Болтовня ни о чём, кстати, очень понравилась девушке, как и сам Юрий Иванович. Мусаев сразу же понял, что он лишний и, быстро попрощавшись, ретировался.
Юра пригласил Ирину к себе домой. Он уже представлял себе совсем другое развитие сегодняшнего вечера, чем всего лишь полчаса назад. Простейшая схема: кофе, коньячок, короткий флирт при свечах и… жестокое порно до самого утра. В своём ставшем богатом за последнее время сексуальном воображении он представлял себе Ирину в самых интересных эротических позах, которые даже, я думаю, не предусмотрены в Камасутре. И, казалось, Иру вполне устраивает такое развитие событий.
Придя домой, Юра принялся сразу же осуществлять задуманную схему. Однако, что-то в его квартире его смущало. Здесь было всё прибрано и каждая вещь лежала на своём месте – у Суворина такое случалось крайне редко. И тут его пронзило: «Женя!». Он вспомнил, что сегодня к нему должна придти его девушка Евгения Хорошевцева, однако неожиданная встреча с Малышевой внесла ощутимые коррективы в его планы на вечер. Ни мешкая, он набрал номер Жени и на ходу сочинил историю про дела, мол, сегодня не могу, устал, как собака и прочая дребедень… В конце, конечно, следовали слова, я тебя люблю, завтра обязательно и т.д. «На сегодня отмазался!» – подумал Юра, положив трубку.
Ира Малышева урывками слышала этот разговор и сразу всё поняла. А Юрий, тем временем, уже достал шампанское и конфеты «Rocher» и принялся доставать свечи, для достижения абсолютной, но такой банальной романтики.
— Юра, я, наверное, пойду! – неожиданно сказала Ира.
— Но… – Суворин даже не нашёл слов.
— У меня завтра просто очень важные дела, – Малышева начала гнать ту же самую пургу, которую пять минут назад Юрий втирал Жене.
— Но я думал, что… – растерялся Суворин.
— Мне очень жаль, – сказала Ира и выпорхнула из квартиры Юры.
Юра ощущал себя так, как будто его развели лохотронщики. Он ещё час примерно носился по квартире, как леопард в клетке. Бил кулаками в стены, приводя в бешенство соседей, словно в отместку за свой провал пытался их позлить. Неудачный в делах день закончился заключительным аккордом-провалом в личной жизни. В тот день Юра лёг спать, словно всем назло.
Ира же заинтересовалась идеей лёгкой интрижки и в своих дальнейших планах наметила развитие отношений с Юрием Ивановичем Сувориным. Тем более, что девушка она была незамужняя и вполне привлекательная и пользовалась «спросом на мужском рынке».


Глава двенадцатая
Новый поворот

На следующий день Юра проснулся в хорошем настроении, несмотря на вчерашние тотальные провалы по всем направлениям.
— Если вчера было плохо, значит сегодня, будет хорошо! – таков был его главный посыл на сегодняшний день.
Выйдя утром на балкон, Суворин, словно впервые за очень долгое время, почувствовал холод на улице и обратил на это внимание. Ведь с момента его возвращения из Питера на признаки простого течения жизни он практически не обращал внимания.
— Надо же какая холодина!
Свежий морозец пробежался по его телу, приведя его таким образом в порядок. Никаких планов на сегодня у него не было, и поэтому он решил… пойти и ещё поспать. Тем более что на часах было всего девять ноль-ноль, что по меркам Суворина было очень ранним временем.
Поспав ещё три часа, Юра окончательно пришёл в себя и принял решение о вторичном штурме крепости под названием Ирина Малышева. Набрав её номер телефона, который он едва успел у неё взять, когда она уже уходила из его квартиры.
Погода в тот день выдалась просто прекрасная. В воздухе пахло весной, несмотря на то, что зима только ещё вступила в свои права. Юра позвонил Ирине и первое, что пришло ему в голову, так это извиниться перед ней за вчерашний конфуз, и только после того как извинения были приняты Ириной, Суворин спросил:
— Ира, а ты сегодня свободна?
— Да, а что? – раздалось на том конце провода.
— Я бы хотел пригласить тебя в загородный дом провести время…
— Провести время?
Немного помявшись, Ира всё же согласилась на это приключение. Ей нравилось, что Юра её добивается пусть даже и несколько банальными способами. Было уже больше двух часов дня, когда машина с Ириной и Юрием двинулась к востоку от Алма-Аты в сторону Тургеньского ущелья. Там среди скал и елей расположился уютный и красивый двухэтажный домик. Принадлежал он отцу Ахмета Мади, который с радостью согласился предоставить свою, можно сказать, дачку другу своего сына. Тем более, что на этой самой дачке он не был уже больше года. Но дом отнюдь не находился в запустении. Как человек предприимчивый, Мурат Турарович не стал упускать возможность заработать деньги и периодически сдавал этот дом иностранцам, любителям местной экзотики. Однако последние туристы съехали отсюда уже более месяца назад, и дом оказался пустым как нельзя кстати.
На улице была солнечная, но морозная погода. Мороз и солнце – день чудесный, как сказал поэт. Красивейшие горные пейзажи окаймляли ущелье, из которого потихоньку утекал солнечный дневной свет. Всё-таки зима, и на улице темнело рано. Однако Юрия ни горы, ни солнце не волновали. Его волновала лишь Ирина Малышева, на которую он смотрел всю дорогу. Ира же отвечала ему кокетливым заигрыванием взглядом. Это была своего рода прелюдия к более романтическому приключению.
Когда молодые окончательно обосновались в горном домике, солнце окончательно закатилось за горизонт. И романтическая обстановка сложилась сама собой. У Иры Малышевой, в общем-то, тоже изменилось отношение к Суворину, которого она знала всего каких-то несколько дней. Если буквально час назад она воспринимала это путешествие, как флирт, то сейчас она почувствовала какое-то магнетическое притяжение к Юрию, который влёк её непонятно чем.
Двух бокалов «Кинзмараули» хватило для того, чтобы зажечь страсть. Сидя перед камином, они бросились друг другу в объятия и стали жарко целоваться. Остановиться перед соблазном было уже невозможно. Такой остроты ощущений Юра не испытывал давно, а точнее никогда. Женька показалась ему жалким подобием того эротического наслаждения, который он испытывал с Ириной. Их тела слились в экстазе разрывающего их тела оргазма
«Вот оно, счастье!» – подумалось Юрию, когда силы покинули его, и эта усталость казалось ему райским наслаждением. Хотя впрочем, наяву смаковать это самое наслаждение Суворину долго не пришлось, так как после этого он моментально заснул.
Сон ему приснился, надо сказать, тоже очень хороший. Юре приснилась пасмурная погода и прогулка по какому-то европейскому городу. Он даже сам не понимал какому именно. Временами это был Копенгаген, потом ему казалось, что это Париж, после же он прогуливался по Варшаве. Но спал он крепко, и когда он видел сны, даже пароходная сирена не могла разбудить его. Однако перед кое-чем даже крепкий сон Суворина не мог устоять. Юра проснулся от горячих поцелуев Ирины, которая целовала его лицо.
— Ты – прелесть! – первое, что сказал Юрий, увидев перед собой лик Малышевой.
— Ты – самый лучший ответила Ирина и тут же добавила. – Господи, ведь мы же с тобой даже недели не знакомы.
— А вот это и называется любовь с первого взгляда! – произнес Юра.
После этих слов последовал жаркий поцелуй, за которым Юра уже ничего не смог сказать.
— Всё равно, то, что между нами было – это ненадолго… – печально сказала Ирина.
— Почему? – обеспокоено спросил Юрий.
— Мне нужно будет вернуться в Астану. Начальник, курирующий нас уехал и нового должны будут назначить, – рассказывала Ира.
— Ну и куда же он уехал? – спросил Суворин без явного интереса.
— Если бы я знала! Единственное, о чём он сказал, что первой страной в пункте его пребывания будет Киргизия, а вот что будет дальше – это государственная тайна, как я слышала, здесь затронуты национальные интересы и безопасность государства, – сказала Ира.
— А кто он вообще, есть такой? – поинтересовался Юрий.
— Николай Павлович Арсенов, если тебе это что-то скажет,– абсолютно спокойно заявила Малышева.
— Кто?!! – сказал Суворин, едва не задохнувшись в собственной слюне.
— Арсенов Николай Павлович, а что? – в непонятках спросила Ирина.
— Да так, ничего, – отмахнулся Юра.
Ирина не поняла такой странной реакции своего «попутчика», однако быстро забыла об этом. Её снова влекло на романтические утехи и Юрий не смог отказать ей в этом. Но в сравнении с ночным приключением это было практически ничем, и на сей раз его хватило только лишь на «лёгкую половушку».
Утренний свет уже осветил Тургеньское ущелье, в котором на ночь свили гнёздышко Ира и Юра. Суворина же теперь мало интересовали подробности прошедшей бурной ночки. Зря Ира сказала ему, кто её начальник! Эта мысль более ни на минуту не оставляла Юру, ведь подозрения в убийстве Коли Шарова и Аскара Туркебаева с него решительно никто не снимал. И этот факт, который, казалось бы, он забыл, когда случайным декабрьским вечером встретил Ирину, снова стал сверлить ему душу и мозги.
Суворин, сославшись на срочные дела, предложил покинуть Ирине загородный дом, даже не дожидаясь обеда. Малышевой пришлось согласиться, и её стал мучить вопрос: «Что произошло с Юрием? Его как будто подменили всего за секунду!». По дороге в Алма-Ату Юрий почти не разговаривал с Ирой, он был погружён в свои мысли, однако на вопрос Ирины: «Что с тобой происходит?» даже не думал отвечать.
Слегка чмокнув Малышеву на прощание, он пулей бросился к Ахмету Мади и позвонил Казбеку Мусаеву, так как то, что он узнал очень могло пригодиться в расследовании их последних злоключений. Нетрудно догадаться, какой была реакция Мади, когда Суворин явился к нему домой в воскресенье утром. А Мусаев, когда Юра ему звонил три раза, сбрасывал звонки, что, в общем-то, логично.
— Ты не мог подождать хотя бы до двенадцати? – первое, что сказал Ахмет, когда Юра заявился к нему.
— Ты бы послушал для начала, что я узнал!
— Ну и что же ты узнал?
— А ты позвони своему Куте и спроси что там слышно об Арсенове. Позвони, позвони! – кипятился Суворин.
— Зачем? – спросил Мади и состроил кислую мину.
— Позвони и узнаешь! – Юра практически перешёл на крик.
Ахмет Мади взял трубку и уже стал звонить Аслану Куату. Он понимал: легче позвонить, чем мотать себе нервы, возражая Суворину. И действительно, люди Кути проворонили исчезновение Арсенова. Куат почувствовал себя уязвленным, но отметил то, что Николай Павлович – настоящий профессионал.
— Я думал ты тоже! – едко заметил Мади.
— Прикуси язык! И вообще, фильтруй базар! – взбесился Кутя и бросил трубку.
— Что и требовалось доказать! – торжествующе заявил Суворин, когда разговор Кути и Ахмета закончился.
Немного погодя, Ахмет в недоумении спросил:
— И что же это получается?
— Ну, сам посуди. После того, как Арсенов всё здесь разрулил – укатил за границу. Тебе не кажется это странным? – задал наводящий вопрос Юра.
— Ну, мало ли что… – вяло отреагировал Мади.
— Как это мало ли?! Я чувствую, что это всё связано с чертовщиной, которая происходит с нами в последнее время! – заклинал Суворин с маниакальной уверенностью
— Может, ты и прав…
— Конечно, я прав! Смотри. Нас они прижали, и все вокруг исчезать начали. Туркебаев и Шаров сорвались как раз в тот день, когда приехал Арсенов. И убиты они были по дороге в аэропорт, – говорил Суворин и загибал при этом пальцы. – Арсенов тоже после этого исчез. Тот мужик, который был в доме Султанова в день убийства, тоже как сквозь землю провалился. До сих пор его ни мы, ни Кутя найти не можем.
Мади, услышав слова Юрия, стал задумываться и, действительно, многое из того, что он перечислил, показалось Ахмету странным. Но до конца поверить в то, что это действительно так, Мади не смог.


Глава тринадцатая
С Новым годом.

В предпоследние дни старого, 2005 года Вадим Викторович Соколовский решил ненадолго уехать и развеяться. Тем более, сейчас, когда главное дело, над которым он должен был работать, неожиданно ушло само собой. С утра в один из дней он собрался уехать на любимый им Иссык-Куль. В последние несколько лет Соколовский не изменял традиции отдыхать именно на этом курорте регионального значения. Но Вадима неожиданно заело любопытство: а какой же Иссык-Куль в холодное время года? А правда ли, что там не бывает снега? Да и вообще интересно посмотреть на курорт в «не его время».
Несмотря на то, что зимой Иссык-Куль – непопулярное у алма-атинских таксистов направление, Соколовский всё же взял машину и взял курс на город Чолпон-Ату. Взор привлекали к себе виды всего того, к чему следователь привык летом. Заснеженные степи Алма-атинской области, покрытое инеем Боомское ущелье, тусклый цвет зимнего озера… Действительно, снега на побережье озера заметно не было. Однако местные говорили, что снег здесь бывает и довольно часто. Впрочем, несмотря на отсутствие снежного покрова холод был довольно сильный. Это наглядно подтверждал иней, покрывший иссык-кульскую пустыню, обычно летом зарастающую саксаулом и сухими травами, растущими на песке желтого, а временами и ярко красного цвета.
Вадим Викторович остановился в одном из неплохих по здешним меркам пансионате – в районе поселка Долинка, переименованного в последние годы в Кара-Ой. Зимой здесь всё стоило гораздо дешевле, но оно того стоило, ведь в декабре месяце – это абсолютно мертвая зона и отдохнуть от столичной суеты и чуток почистить душу и разобраться в своих мыслях здесь – самое то!
Обустроившись в номере Вадим пошёл бродить по пустынному пейзажу. В этом пансионате Соколовский отдыхал часто и очень любил прогуливаться от пастбищ с западной стороны до убогого пансионата Академии наук с восточной. Солнце светило, но не грело, однако на ветер природа не скупилась, морозное дуновенье вначале слегка обжигало лицо Соколовского, но со временем Вадим Викторович не столько привык, сколько отвлекся, погрузившись в размышления о деле, которое ему так и предстояло полноценно расследовать.
Несмотря на то, что Соколовского посетило своего рода облегчение – ведь он избавился от очень непростого задания, он не смог избавиться от навалившихся на него мыслей. Следовательская жилка не давала покоя Вадиму Викторовичу. Он изначально, когда на него повесили расследование этого «не совсем обычного дела», знал, что ввязывается в большую политическую игру, что ему будут противостоять довольно влиятельные и даже опасные силы. Однако о дополнительном расследовании Соколовский не знал, и выводы он сделал соответствующие: «Грохнули всё-таки Султанова! Да, допрыгался товарищ вице-премьер, а ведь был ещё совсем молодой мужик – шестьдесят с хвостиком! Никому не мешал, сидел тихо, хотя… Может быть что-то и изменилось в последнее время. Ведь выборы на носу и лучший способ заявить о себе, скажем, политическом младенце – это вытащить на свет политического трупа и сделать себе имя на нём. Да и сами эти политические покойники не желают списывать себя со счетов и предстают перед людьми сегодня в образе «пламенных революционеров», несмотря на то, что сами никогда не отмоются оттого, что творили со страной в девяностые годы в компании с этой власти. А как поняли, что ситуация, в общем, устаканилась, что политических баталий становится всё меньше и меньше, а если они и есть, то они скучные и ни о чем, так эти завтрашние революционеры разбрелись по норам, и во власти им теперь стало не интересно. И нигде ты больше не работаешь, да и не работается уже! Что делать? Уходить на пенсию? Да рановато на пенсию! О! Уйду-ка я в оппозицию, ведь сейчас это стало очень модно. Покритикую власть, пору, построю из себя нового святого политического новомученика – жертву политического террора, которому затыкают рот, душат его прогрессивные взгляды. Эти смешные советские формулировки, как бы наивно и тупо они сегодня не звучали, они продолжают действовать – стоит их немного переработать, добавить немного современного и желательно прозападного лоска, словами нового политического лексикона. И уаля!
Да если бы ты был нужен! Что без тебя таких мало? Как ни странно, да. Ведь если бы каждый отставной чиновник будет заниматься этой псевдореволюционной деятельностью, то неизвестно что завтра от страны останется. А мы не можем не признать Твою влиятельность в своей компании, мы не можем не признать то, что ты в своё время наворотил делов и кое-какие связи имеешь. Ведь так думают, эти новоявленные робеспьеры, ленины и троцкие. Правда, ещё добавляют, но зачем ты нам живой. Нам не нужен руководитель, своих хватает. Нам нужна икона! Эдакий невинно убиенный за свою позицию борец. Отправляйся-ка ты на тот свет!».
Соколовский так увлёкся своими «рассуждалками», как не заметил, что уже приближается к пансионату Академии наук. Его единение с природой нарушили двое мужчин, идущих ему навстречу. Они сбили его с мысли, сильно раздражив своими громкими разговорами. Вадим Викторович пристально посмотрел на этих двоих, проводив их взглядом. После этого ненадолго у следователя в голове возникла часто всплывающая мысль: «Где-то я их уже видел!». Впрочем, мысль эта исчезла также неожиданно, как и возникла.
Вадим Викторович Соколовский размышлял вполне логично, но откуда ему было знать, что всё далеко не так, как он себе намалевал в воображении. Следователь прокуратуры был прав только в первой части своего пространного рассуждения. Действительно, Султанов был обижен из-за того, что его «попросили удалиться с политической сцены». Кому это понравится это? Никому! Тем более, после того, как вкусил сладкий плод власти. Теперь хочется, да не можется…
И всё же Дмитрий Васильевич Султанов был далёк от того, чтобы строить себя того самого пламенного революционера. Безусловно, были какие-то потуги, даже конвульсии, в которых он бился в поисках внимания народа, и даже сам проплачивал скандалы со своим участием в прессе. Он буквально уподоблялся звезде шоу-бизнеса, которую все забыли, и которая снова хочет раскрутиться, но не знает, как это сделать и использует ради этого старый, проверенный способ – скандал!
Но в начале 2000-х народ разборкам, политическим спектаклям, ежедневным митингам с радикальными требованиями предпочёл вернутся на свои старые или новые рабочие места и нормально работать, и просто пожить в своё удовольствие благо возможностей с того времени становилось всё больше и больше.
В отличие от размышлений Соколовского Дмитрий Васильевич так и подумал. Если у народа всё нормально без меня, то я им не нужен. Но сердце иногда сжималось из-за того, что активная в недавнем прошлом политическая жизнь стала затухать. Оттого, что публичная политика в стране медленно, но верно умирает. Султанов от этого страдал, но не считал политическую свободу предпочтительнее экономической стабильности. И когда на пороге его дома, в тот злополучный ноябрьский вечер появился Юрий Суворин в качестве партайгеноссе новых революционеров, Дмитрий Васильевич не вдохновился их идеями и вежливо им отказал.
Демократы давно прощупывали подступы к нему и поняли, что и в этот раз мало что получится. Вернее в этот раз они отлично знали, чем всё кончится, посему Юрия они отправили туда абсолютно намеренно…

Не прошло и недели, как Суворин снова был погружен в распутывание всех узлов, которые завязались в его жизни, начиная с того самого злополучного октября. Это, надо сказать, не доставляло Суворину никакого удовольствия, ему не нравилась роль детектива, которую по насмешке подарила судьба. Словно и не было двух дней романтических приключений с Ирой Малышевой, которые, казалось, так вдохновили Юру. Суматоха выбила Суворина из повседневной жизни, которую вел простой народ. Президентские выборы прошли, и народ отвлекся от политических страстей, начав заниматься гораздо более приятными хлопотами. Ведь на носу был Новый 2006 год! А Суворин даже про него не вспомнил. Время для него остановилось в тот день, когда убили Дмитрия Султанова, когда исчезла вся романтика полулегальной деятельности.
«Я ни капельки не чувствую приближения Нового года!» – признавался Суворин сам себе, когда видел на всех зданиях Алма-Аты новогодние гирлянды и растяжки из мишуры на всех магазинах. Но мысли его, впрочем, были заняты совсем другим…
На календаре было 29 декабря, когда Суворин почувствовал угрызения совести перед Ирой Малышевой, надо сказать, не такие уж сильные. Он решил с ней встретится. Но главной причиной здесь было вовсе не желание попросить прощения за столь быструю смену настроения вчерашним утром, а выпытать у Ирины побольше информации о её шефе – Николае Павловиче Арсенове.
Юра назначил рандеву Ире в ресторане «Куба», расположенном в самом сердце Алма-Аты. Дойти до места назначение Суворин решил пешочком. Как мы помним, он обожал прогулки по центру города. К встрече Юрий надел на себя стильный костюм от Ферре (или якобы от Ферре), надушился Hugo Boss’ом, в общем, был в полной боевой раскраске. Как писал когда-то Первый Русский поэт: «Как Денди лондонский одет…». Морозец чуть обжигал его щёки, но это Суворину даже нравилось. Идя неторопливым шагом по улице Богенбай Батыра, которую Юра по старинке называл Кирова, он прикупил для Ирины шикарный букет желтых роз. Однако той страсти, которая обжигала его еще несколько дней назад в Суворине практически не осталось.
В то же самое время по улице Фурманова прогуливалась почти забытая своим парнем девушка по имени Евгения Дмитриевна Хорошевцева. Начиная с того достопамятного дня, когда Юра вскользь отказался от свидания с ней, Женя пребывала в состоянии перманентной депрессии. Интуиция её не обманывала и она чувствовала, что любимый человек ей изменяет. Естественно, спросить у Юры об этом напрямую наглости и глупости у неё не хватило.
Подходя к Кировке, Женя узрела знакомую фигуру: среднего роста светлый парень в шикарном костюме и с букетом белых роз. Не может быть! Ведь когда-то на их первом свидании Юра был одет точно так же и с букетом тех же жёлтых роз! Возможно, если бы Суворин не был бы в таком раскрасе, Женька и не обратила на него внимания, но сейчас она приняла решение преследовать его по пятам, пока не узнает в чём дело.
Женька ни разу себя не выдала, более того, Юра даже не почувствовал, что за ним следят. Хорошевцева была обижена на Суворина и непонятно, что ей двигало тогда, когда она его встретила и решила за ним проследить. В первый момент ей даже показалось то, что Юра захотел помириться с ней. Хотя тут же в голову закралось: «А почему он идет не в мою сторону?». Эта фраза и стала решающей для Жени в продолжении преследования Юрия.
Благо от по Кировке от Фурманова до Ленина – рукой подать. Уже через семь минут Юрий заходил в здание ресторана «Куба». Женька, прячась и маскируясь, проследовала за ним. Её, как случайную гостью, внутрь, разумеется, не пустили. Однако того, что она увидела, ей вполне хватило. На ее глазах Юра подарил Ире Малышевой шикарный букет больших жёлтых роз и нежно поцеловал её в губы. Ира вздохнула так, что её вздох услышал, наверное, каждый посетитель ресторана. Юра тоже услышал этот вздох, похожий на предсмертный. Обернувшись, он уже не увидел лица Евгении, но, смотря в окно, он увидел стремительно удаляющийся знакомый профиль его любимой женщины.
Если бы дело произошло хотя бы месяц назад, то Юра опрометью бросился за Женей, забыв про всё и вся. Сейчас же было все иначе.
— Это твоя девушка? – спросила Ира Малышева, когда вся эта катавасия была закончена.
— Это неважно, – как-то чересчур холодно ответил Суворин. Со стороны могло показаться, что сейчас его не интересуют ни Малышева, ни Хорошевцева.
— Ты как-то очень сильно меняешься. Я это и не сразу разглядела!
— А как ты думаешь, можно ли сразу узнать человека?
— Давай отбросим эту софистику и перейдем непосредственно к делу, – здесь и Малышева похоронила остатки романтизма. – Ты же меня не просто так пригласил.
Суворин, выдержав театральную паузу, сказал:
— Расскажи мне об Арсенове!
— Зачем это, интересно! – Ира знала, что разговор пойдет о нём.
— От того, что ты сейчас расскажешь, зависит моя жизнь, – слишком серьёзно сказал Суворин.
— Не слишком ли много патетики? – рассмеявшись, сказала Ирина.
— Скажи честно, ты в курсе этого дела? – напрямую спросил Юрий.
— Какого дела?
— Дела об убийстве Султанова, об убийстве Аскара Туркебаева и Николая Шарова. О скоротечном следствии и неокончательном его результате.
— Я в курсе только общих дел. И вряд ли знаю здесь что-то больше, чем ты.
— И всё-таки…
— Ну хорошо, расскажу то, что знаю. Примерно месяц назад к Арсенову пришел заместитель председателя КГБ и дал ему задание ехать в Алма-Ату и расследовать дело об убийстве Дмитрия Султанова. Говорят, приказ о дополнительном расследовании пришёл из самой высшей инстанции. В общем, он уехал в Алма-Ату сразу же после твоего визита к Исаеву…
Последние слова повергли Суворина в состояние шока. Примерно минуту продолжалось его молчание, так как слова о его визите к алма-атинскому градоначальнику мог сказать кто угодно, только не Ирина Малышева. Удивление, впрочем, исчезло сразу, когда он вспомнил о месте работы Иры.
— Да, Николай Павлович сказал, что идею провести дополнительное и тайное расследование принадлежит тебе. Новость о твоём разговоре с Исаевым стала нам известна тем же вечером.
— Что дальше? – спросил Суворин, проглотив всё, что сказала ему Малышева.
— Дальше ты знаешь…
— Скажи мне, ведь как такового расследования не проводилась. Эта была всего лишь инсценировка.
— Этого я уже не знаю. Арсенов больше не сообщал мне о подробностях ведения дела, – сказала Малышева. – Более того, он уехал сразу после того, как вернулся в Астану.
— Куда уехал?! – почти крича вопрошал Суворин.
— Этого я тебе не скажу.
— Зачем ты приехала в Алма-Ату?
— По делам.
— По каким делам? Шпионить за мной? – Суворин перешёл на допросный тон. – Признайся, ведь Арсенов прислал тебя ко мне, чтобы ты проследила за мной.
— Нет, Юра ты ошибаешься, – спокойно произнесла Ира. При всём притом, что сказала она чистую правду. – Я не знала о том, кто ты, когда мы познакомились. Я всё поняла после ночи проведенной с тобой. Скажу честно, что такого со мной давно не было. Это было самым лучшим романтическим приключением за последнее время.
— Ну тогда скажи мне хотя бы зачем уехал Арсенов. Это как-то связано с убийством Дмитрия Султанова?
— Да, связано. Но больше я тебе ничего сказать не могу…
— Ира! – взмолился Суворин. – Кроме тебя мне помочь некому. И от тебя, если хочешь, зависит моя жизнь.
— Ну хорошо… Значит так, узнай, куда собирались уехать Туркебаев и Шаров перед тем, как их убили. Дальше тебе всё самому станет ясно.
Юра задумался, он запомнил то, что сказала ему Малышева, но впрочем, мысли об этом исчезли из его головы, когда он увидел в глазах Иры слёзы. Он нежно взял её за руку и объяснил ей, что это была всего лишь мимолётная вспышка. Юра сказал Ирине о том, что в его сердце есть место только одной женщине – Жене Хорошевцевой, после чего просто и незамысловато, без излишней патетики попросил у Иры прощения за несбыточные мечты и неисполненные обещания. Малышева в ответ, после минутного молчания, сказала: «С Новым годом, Юрочка!».
Вернувшись за свой стол Ирина изумилась, когда увидела за ним мужчину, сидящего к ней спиной.
— Так, мужчина, а что это вы тут уселись? – уже стала наезжать Ирина, как вдруг неожиданно увидела лицо этого человека. Им оказался Вадим Викторович Соколовский, старый знакомый Иры по тем временам, когда она ещё работала в прокуратуре.
С советских времен установился порядок – лучших работников МВД и прокуратуры КГБ перевербовывает в свои ряды. Так случилось и с Ириной, её интуиция не осталась незамеченной спецслужбами и в 1999 году Малышева стала майором КГБ. Работа в пресс-службе была всего лишь прикрытием. Очень многие журналисты Казахстана знали, что именно Ирина Малышева «пасёт» всех «акул пера» страны, знает все их псевдонимы и частенько «наезжает» на журналистов, которые забредают не на свою территорию. Она была, своего рода представителем КГБ среди журналистов.
— О Вадик! А ты что тут делаешь? Очень рада тебя видеть!
— Аналогично, Ириша! – ответил Соколовский. – Ну как поживаешь, работник невидимого фронта!
— Отлично! А ты по-прежнему зарабатываешь шитьём (в смысле дел)?
Обмен колкостями сразу же предрасположил Вадима и Иру к дружеской и непринужденной беседе.
— Ну что, как продвигается дело об убийстве Султанова? – рубанул с плеча Соколовский.
— А откуда ты знаешь, что я что-то знаю об этом?
— Я тебя умоляю, такое важное дело мимо тебя не пройдёт, уж я-то знаю, – парировал Вадим. – Тем более ясно, что КГБ в последнее время занят практически одним делом.
— Ну, это ты загнул… – обиделась Малышева.
— Ну так как всё-таки?
— Ну что как? Убийца установлен, но радоваться особо не чему. Мало того, что мы его ещё не можем найти, так ведь ещё надо схватить за яйца и его крышу.
— А что уже знаете кто его крыша?
— А вот вам об этом, товарищ бывший следователь, знать не положено!
— Молчу-молчу… Да и так всё ясно, кто его грохнул. Ваши же…
— Эх Вадик, Вадик, не думала я что ты так по-дилетантски мыслишь, – укоризненно произносила Ирина. – Чего бы мы стали тогда заниматься дополнительным расследованием.
— Поэтому и стали, что всё спокойно спустить на тормоза. Что ты думаешь, я не знаю, как эта схема работает? Сколько вы уже дел так похоронили.
Дружеская беседа грозила вот-вот перейти в словесную перепалку. Ну а как по-другому может проходить беседа сотрудника КГБ и мента, пусть и из прокуратуры.
Ирина не хотела ссориться с Соколовским, поэтому в ответ на его пассаж она промолчала. Вадим Викторович также понял, что его слегка занесло, посему возникла неловкая пауза. Малышева разнервничалась и решила заглушить своё волнение сигаретой, пошарив по сумке, она вначале не нашла сигарет. «Я же только что их купила!» – сказала Ирина и стала вынимать из сумки всё, что мешает ей найти затерявшееся курево. В принципе затерятся в такой сумке пачке сигарет – не проблема! Сумка была забита документами и газетами, подшефных Ирине изданий. Малышева доставала всё это из сумки и клала на стол, лицом к Соколовскому.
— Ой, кто это? – спросил Соколовский, завидя две фотографии, а точнее тех, кто был на них изображен.
— А тебе зачем? – Ирина поняла, что фото Вадиму видеть совсем не обязательно.
— Кажется, я их видел! – произнёс следователь, присматриваясь к фоткам которые Ира поспешала убрать обратно в сумку.
— Ну, наверняка ты их видел! Когда вёл дело Султанова…
— Нет не тогда… Это точно, – ответил Соколовский.
— Как, ты разве не допрашивал членов Либерального союза, когда вёл дело Султанова, – изумилась Ира.
— Нет, главной подозреваемой по делу у нас проходила Алия Жусупова, ты же знаешь! – напомнил Соколовский. – Покажи ещё раз фотографии.
Ира в непонятках достала снимки, на которых были изображены Николай Шаров и Аскар Туркебаев. Вадим Викторович примерно десять секунд всматривался в бесстыжие лица этих двух и едва ли не выкрикнул:
— Да это же те, кого я на Иссык-Куле встретил!
— Ты что совсем что ли? – Ира покрутила у виска пальцем.
— Я тебе точно говорю. Я пока ещё из ума не выжил.
Слишком уверенный тон Соколовского заставил Иру заинтересоваться. Немного помолчав, она спросила:
— Ты уверен в этом?
— АБСОЛЮТНО! Они были единственными, кто шёл по берегу, поэтому не заметить их было невозможно.
— Значит так, Вадик, сейчас ты собираешь свои вещи и едешь со мной в Астану. От твоих слов зависит судьба страны – не мне тебе рассказывать…

С Новым годом! С Наступающим! Слышалось в те дни каждому человеку. А уж вывески и рекламы с этой надписью одним своим видом напоминали людям об их самом любимом празднике. У Юрия Ивановича Суворина, как мы знаем, было совсем не новогоднее настроение. Да и с кем ему было встречать Новый год? С Мади – вряд ли, он всегда в этот день со своими родными. «Я там буду ни к селу, ни к городу!» ¬¬– думал Суворин и сразу же отмел вариант встречи Нового года с роднёй Мади. О Мусаеве и Куте даже думать смешно, о последнем даже страшновато: можешь ведь завтра и вообще не проснуться. Пораскинув мозгами и заглянув в кошелёк, Суворину пришла в голову необычная, и в то же время, не лишенная смысла идея. «Точно! Я поеду встречать Новый год в Питер к родителям!» – осенило Юрия, и он вприпрыжку побежал к ближайшей авиакассе за билетами.
Купив билеты на самолёт в Питер, он решил не возвращаться домой тем же путём, что и перед предыдущим октябрьским визитом в Санкт-Петербург. Он не хотел, чтобы его поездка на родину закончилась так же, как и предыдущая, последствия которой до сих пор не решены. И он пошёл другим маршрутом – через дом Аслана Куата, где, как и в любом другом доме, полным ходом шла подготовка к встрече Нового 2006 года.
Кутя был в прекрасном настроении в тот день и радушно принял Суворина, зашедшего к нему в гости. Они виделись не часто, даже в последние дни, когда были объединены общим делом.
— Ну, как дела, Юра! – спросил Куат.
— Как говорится, на букву Х, не подумай, что хорошо! – сострил в ответ Суворин. – Расследование стоит на месте, если уж и ты не можешь ничего сделать, то значит дело – дрянь.
Обычно Кутя болезненно реагировал на такие выпады в его адрес, однако на этот раз он промолчал, так как ему просто было не чем крыть. И он, удручённо вздохнув, согласился с Сувориным.
— Однако всё не так плохо, – с оптимизмом в голосе продолжил Юрий. – Мы можем продолжить наше дело, если ты, конечно, не против.
— Ты знаешь, мне от него ни горячо, ни холодно. Но я привык доводить все начатые дела до конца. Что ты там нарыл? – спросил Аслан.
— Аслан, узнай, пожалуйста, куда собирались уехать Туркебаев и Шаров, прежде чем их грохнули, – попросил Суворин.
— И всего-то?
— Ну, если сможешь узнать что-то поточнее, то лишним это не будет.
Куат пообещал помочь Юрию в распутывании всей этой паутины. Суворин сообщил ему о своём отъезде в Петербург и о том, что собирается самостоятельно продолжить расследование, если Мусаев, Мади и Кутя пойдут на попятную. Кутя сказал, что не собирается соскакивать и будет ему помогать и впредь.

С чувством исполненного долга Суворин возвращался домой тем вечером. Он был рад, что его дела были худо-бедно улажены, и Новый год можно встречать со спокойной душой. Он прохаживался по ночной Алма-Ате и вспоминал всё, что произошло с ним, начиная с октября месяца. Юра не мог до конца поверить в то, что всё происходит с ним в действительности. События, произошедшие в последнее время, кружились в его голове словно калейдоскоп, они любого могли свести с ума. И все же Суворин чувствовал себя, если не счастливым, то довольным уж точно. Сравнить все эти приключения, и даже злоключения с тем застоем и стопором, который был в его жизни до его судьбоносной поездке в Петербург, то выбор был сделан однозначно в пользу первого. Просто хотя бы потому, что это лучше чем ничего.
В отличие от предыдущего раза в эту ночь Суворин спал как убитый, и сны ему снились самые прекрасные. Но вот – зазвонил будильник и нужно было собираться в аэропорт. Алма-Ата провожала Юрия лёгким снежком, как бы по-зимнему плача о его отъезде. Юре тоже было непривычно в канун Нового Года уезжать из города. Но его ждали родители, по которым он безумно соскучился. Когда Юра вошёл в зону таможенного контроля большинство пассажиров его уже прошли, что-то всё-таки Суворина тянуло здесь остаться, поэтому все пограничные процедуры он проходил в самую последнюю очередь. И вот, когда настала пора уже проходить в самолёт, Юрий неожиданно услышал громкий крик, сотрясший весь аэропорт: «Юра!». Обернувшись он увидел Женю Хорошевцеву, которая летела к нему, как птица. Без лишних объяснений она обняла его и поцеловала.
— Прости, меня Женечка! – молил Суворин. – Я тебя очень прошу, прости!
— Ни слова больше! Я слишком много потеряла из-за своей гордости – патетически заявила Хорошевцева.
Практически впившись друг в друга они и прошли в салон самолёта. И примерно ещё час, не обращая внимания ни на взлёт, ни на замечания стюардесс сидели и молча целовались, заставляя любопытных и зевак оборачиваться и глазеть на себя.
— Ну, так как же ты догадалась, где я? – спросил Суворин Женю, немного устав от поцелуев.
— Мади вчера вечером позвонила. Просто справиться о делах и случайно про тебя зашёл разговор, – рассказывала Женя. – Он и проболтался, что ты едешь в Петербург. Но я тебя просто так отпустить не могла, и вот я здесь.
— Так ты что ли как жена декабриста за мной решила поехать?
— Ну, можно и так считать…
— Как же я тебя люблю, Женька!
За этими разговорами и взаимными объяснениями в любви молодые голубки даже не заметили, как подлетели к Северной Венеции…
Петербург у большинства людей, естественно, ассоциируется с таким красивейшим явлением, как Белые Ночи. Однако зимой здесь наступают самые настоящие «Чёрные Дни», и именно ими встретил Питер своих сегодняшних гостей, гостей особых, Юрия Суворина и Евгению Хорошевцеву. Проведя всю дорогу в разговорах прибыв в Питер, Женя и Юра заметно подустали.
Около десяти часов по местному времени они прибыли на квартиру родителей Юры – Ивана Дмитриевича и Надежды Михайловны. Квартира эта самая располагалась, как мы помним, в самом центре Санкт-Петербурга на углу Невского и Лиговского проспектов. Напомню, что когда-то именно здесь фактически началась перестройка: Горбачёв пошёл в народ.
— Юрочка, дорогой! – воскликнула Надежда Михайловна, завидев сына на пороге отчего дома. – Ваня, Юра приехал!
— Юрка, ну наконец-то! В прошлый раз толком и не пообщались, – Иван Дмитриевич по-отечески обнял сына.
— Мама, папа, познакомьтесь – это Женя, – представил Юрий свою спутницу и неожиданно для самого себя добавил. – Моя невеста…
Немая сцена – этим словом можно было описать то, что творилось в следующую минуту в квартире родителей Суворина. Что не помешало через несколько мгновений взорваться ей настоящим ликованием Ивана Дмитриевича и Надежды Михайловны. Сама Женя была в лёгком недоумении, но в недоумении радостном. Она до конца ещё не понимала, что ей чувствовать, когда ты – невеста, но тебе ещё об этом официально не сообщили.
Отдохнув, выспавшись и отъевшись, Юра вместе с Женей пошёл бродить по своему родному городу.
— А ты это серьёзно сказал родителям по поводу меня? – спросила Евгения, немного отойдя от шока.
— Конечно! – гордо заявил Суворин.
— А почему ты мне об этом ничего не сказал? – слегка недоумевая возмутилась Женька.
— А ты что не согласна?
Женя в ответ промолчала, а Юра сильно прижал её к семье и поцеловал.
— Я что на дуру похожа не соглашаться? – немного вульгарно заявила Женя.

«Боже мой! Уже одиннадцать, 2005 год уходит навсегда!» – думалось Суворину в последние часы уходящего года. Праздничное, торжественное и в то же время скромное застолье проходило в доме Сувориных. Юра сиял от счастья, сидя рядом с Женькой. Иван Дмитриевич и Надежда Михайловна так же были счастливы за сына. Всем было просто хо-ро-шо! Вот уже и удары часов! Десять! Одиннадцать! Двенадцать! Вот уже и над Невой, и над Сенатской и Дворцовой площадями, над Адмиралтейством засверкали и замерцали ослепительной красоты фейерверки. Вспомнил Суворин на мгновенье и салюты в родной Алма-Ате, и над Старой и Новой площадями, и на любимом Кок-Тюбе. Ведь были в родном городе и счастливые встречи Новых годов, особенно в детстве и в юности. Но Новогодняя искрящаяся Северная Пальмира и стоящая рядом Женька, впервые за многие год заставили зажечься в голове Суворина искорке под названием «Я счастлив!». А город, меж тем утопал в радостных криках и восклицаниях: «С Новым Годом! С Новым Годом! С Новым счастьем».



Глава четырнадцатая
Прорыв

Оставим на время Санкт-Петербургское благолепие. Алма-Ата тоже отпраздновав Новый год погрузилась в череду повседневных забот и проблем. Праздник, к сожалению, не решил накопившихся вопросов. Аслану Куату нужно было узнать одну вещь: куда собирались уезжать, а если точнее бежать Аскар Туркебаев и Николай Шаров, в день их убийства. Спохватились Суворин со товарищи, что ни говори, поздно. Почти полтора месяца прошло с тех достопамятных событий. Но для Кути выведать такие данные труда не составляет. И выяснилось, что Туркебаев и Шаров не доехали не куда-нибудь, а в Ганновер. Аскар и Николай, между тем, выбрали этот город не случайно. На экономический форум в Санкт-Петербург Николай Сергеевич Шаров прилетел именно из Ганновера. Аслан, услышав эту новость, немало удивился и сразу же позвонил в Питер, отдыхающему и отходящему от навалившихся напастей Суворину.
Юра как раз только начал входить во вкус отдыха, как вдруг раздался звонок Кути. Аслан сообщил ему о Ганновере. Суворин не стал тянуть, и быстро распрощавшись с родными, чуть ли не в охапку прихватив Женю, сел на самолёт и улетел в Алма-Ату.
В Алма-Ате тем временем стоял жуткий колотун, таких морозов здесь не было уже давно. Женька же теперь ни на минуту не отходила от Юры – все мы прекрасно знаем, чем он занимался, когда Хорошевцева слишком надолго оставила его одного…
Мади, Куат и Суворин с Женей условились встретиться на даче у Аслана. Это место стало традиционным для подобных посиделок. Тем более, сейчас, зимой разговоры о деле перед камином представлялись наиболее удобными и уютными. Казбек Мусаев уехал встречать Новый Год в Астану, а заодно и проследить за возвращением внезапно исчезнувшего Николая Павловича Арсенова, которое, впрочем, не заставило себя долго ждать. Казбек тоже подъехал на дачу Аслана, и все думали о развязке всей этой дремучей истории, которая длилась с прошлой осени.
— Значит они все, как пчёлы на мёд летели в этот Ганновер, – сделал вывод из слов своих товарищей Мади.
— С Арсеновым надо что-то делать. Это единственная зацепка, – подытожил Суворин.
— А что ты с ним сделаешь, если у него гэбэшная крыша? – возразила Женя.
— Не надо думать, что он неуязвим, – сказал Кутя. – Главное сейчас – выманить его в Алма-Ату.
— Тут нам понадобиться твоя помощь, Суворин, – заявил Мусаев. – Ты же можешь обратиться за помощью к Ире Малышевой.
В комнате воцарилась гробовая тишина. Женя и Юра переглянулись, и их лица мгновенно стали кислыми. Мади, сидевший рядом с Мусаевым, тем временем, толкнул его локтем. Надо сказать, что Казбек узнал историю о скоротечном романе Иры и Юры совсем недавно и через третьих лиц, поэтому ляпнул эту фразу, не подумавши толком.
— Извините! – вымолвил он, наконец, после долгой паузы.
Ответа не последовало, все находились в лёгком замешательстве.
— Хорошо, – сказал Казбек. – С Малышевой встречусь я. В конце концов, мы с ней старые знакомые.
— Интересно, она и с ним уже успела… – едко заметила Женька.
Далее беседа как-то не клеилась, но все сошлись на одном Арсенова нужно допросить…

Николай Павлович Арсенов, как мы знаем, в Ганновер ездил по делам, точнее, по поручению начальства. Вернулся он оттуда довольным, ещё бы встретить Новый Год в Европе, кто не будет счастлив? Николай Павлович, однако, не распространялся насчёт подробностей именно командировки. Ирина Малышева в тот день, а это был Старый Новый год, решила пригласить его к себе в гости. Кто-кто, а Малышева вопросов и недоумений у Арсенова не вызывала, так как они были в достаточно дружеских отношениях, и он согласился пойти вечером к ней в гости.
На квартире Ирины царила праздничная атмосфера, здесь были, в основном, её подруги по институту. По крайней мере, Ира их так представила. Николай Павлович появился в квартире с некоторым опозданием, что не помешало радушно встретить его хозяйке. Но лучше бы он туда вообще не приходил. Перед тем, как усадить гостей за стол Малышева попросила Арсенова вымыть руки. Николай, как воспитанный человек сделал это, но полотенца в ванной не оказалось.
— Ой, а можно полотенце – попросил Арсенов.
— Оно на двери висит, возьмите Николай Павлович! – раздался голос Ирины из зала.
Арсенов поднял голову и увидел розовое полотенце. Взяв его в руки, Николай Павлович почувствовал слабость, земля буквально уплывала у него из-под ног. Тогда Арсенов понял, в чём дело, он бросил полотенце под струю воды, однако выбегая из ванной получил струю эфира прямо в глаза руками Ирины Малышевой. После чего он упал без чувств на порог, разделяющий коридор и ванну.
Когда Арсенов проснулся, его мучил только один вопрос: «Где я?». Он попытался резко вскочить с кровати, но не тут-то было. Туловище оказалось намертво привязано к постели, а руки были скованы наручниками. В таком состоянии Арсенов пролежал около получаса, после чего перед ним в абсолютно пустой белой комнате нарисовался Юрий Иванович Суворин с расплывшейся улыбкой на его лице.
— Ну что ж, Николай Павлович, вы думали, что навсегда избавились от меня? Вы ошибались, – торжествующе произнёс Суворин, сделав круг у постели привязанного Арсенова.
— Что ты от меня хочешь? – спросил Арсенов, ещё не придя в себя окончательно.
— Вы это прекрасно знаете! – парировал Юрий Иванович. – Правду, правду и ничего кроме правды. Кто подослал ко мне Шарова в Питере, кто убил Дмитрия Султанова, кто убил Туркебаева и Шарова. И вообще, кто за всем этим стоит?
— А если я не скажу? – с легкой насмешкой в тоне сказал Арсенов.
— Николай Павлович, лучше расскажите, иначе это сделаю я! – неожиданно сказала появившаяся из ниоткуда Ира Малышева. – Эти люди не сделают вам ничего плохого.
— Поймите, все эти события лично меня касаются, – объяснял Суворин. – И я не собираюсь стоять в стороне от них. Я не успокоюсь, пока не распутаю всю эту паутину. Мы просто хотим участвовать в расследовании, а поскольку вы это не захотели сделать, то нам придётся, как бы это сказать, ещё раз навести вас на правильный путь решения.
Суворин говорил таким витиеватым языком, что порой сам себя не понимал, однако Арсенов всё понял прекрасно. Ему было ясно: всё, что он пытался скрыть, открылось или будет вот-вот раскрыто.
— Твоих рук дело? – спросил Николай Павлович, посмотрев на Малышеву.
Ира в ответ промолчала, так как всё было ясно и без ответа.
— Рассказывайте! Что вы делали в Ганновере?
Арсенов понял, что выбор у него не богатый и начал:
— В Ганновере мы вышли на след подпольной организации, которая именовала себя «Демократический Союз Казахстана». Она и спонсировала свой клон «Демократическая партия Либеральный Союз», в которой работали вы, Юрий Иванович. Цель их была одна – захват власти, и для её достижения они вербовали в Казахстане людей, в прошлом активно занимавшихся политикой, а также чиновников высшего и среднего звена недовольных политикой властей.
— Кто организовал убийство Дмитрия Васильевича Султанова?
— Аскар Туркебаев и Николай Шаров. Вы же знаете, что непосредственный исполнитель входил в их окружение.
— Почему вы их не арестовали? – спросил Суворин.
— Это значит – завалить дело! – ответил Арсенов. – Они единственные, кто мог вывести нас на главу «Демсоюза Казахстана».
— Кто же их убил?
— Это нам до сих пор неизвестно. Мало того, нам ещё не известно действительно ли они мертвы или только лишь инсценировали свою смерть. И такое тоже может быть… Ведь их тела изувечены до такой степени, что их практически невозможно опознать. Впрочем, там уже и тел никаких нет… Вначале мы думали, что это вы, господин Суворин. Ведь вы могли их убрать за то, что они знали о вашем визите к Султанову в день его смерти.
— Бред! – фыркнул Суворин.
— Ну а потом мы поняли, что это сделали люди «Демсоюза». Они боялись того, что мы выйдем через Туркебаева и Шарова на них. Но доказательств всё равно не было. Это косвенные версии. Но тот самый человек, которого мы видели на съёмках камерой наблюдения в доме Султанова, и вывел нас на них. Он уехал в Ганновер в тот же день, когда мы его допросили. Но на главарей этой организации он нас не вывел. После чего я вернулся в Астану и вот… Кстати, где я сейчас?
— В Алма-Ате!
— А как я сюда попал?
— Пусть это останется нашей маленькой тайной, хорошо? – кокетничала Ира.


Глава пятнадцатая
Форсаж

В январе 2006 года отдыхали не только простые граждане Казахстана, отходила от политических баталий и политическая элита и те, которые хотели бы ею стать. Например, недавний кандидат в президенты Габдулла Умаров находился в подавленном состоянии и после своего провала на выборах не появлялся на людях. Он преспокойно жил на своей квартире в Алма-Ате и снова ждал подходящего момента и возможности попиариться, мелькнуть на экране, напомнить людям о своём существовании. Пока же он занялся написанием политических мемуаров и, честно говоря, сомневался, что их когда-нибудь выпустят в свет.
В тот день у Габдуллы Тлеухановича был схематичный распорядок дня. Он практически не выходил из дома, редкие выезды на природу или к детям и внукам. Неожиданно к нему в квартиру раздался звонок. Дверь открыл он сам и увидел на пороге знакомое лицо, но кто он был конкретно Умаров вспомнить не смог. Это был не кто иной, как Юрий Иванович Суворин…
— Здравствуйте, Габдулла Тлеуханович, можно войти?
— Здравствуйте, простите…
— Юрий Иванович, – официально представился Суворин.
— Мы, кажется, с вами знакомы? – Умаров всматривался в лицо Суворина.
— Да, мы с вами виделись на одной из партийных вечеринок Демократической партии Либеральный союз Казахстана, членом которой я имею честь быть.
Без вводных слов о делах, о семье, о состоянии здоровья здесь было не обойтись. Суворин решил начать, как водится, издалека. Миновав все эти условности, Юра перешёл непосредственно к главному:
— Габдулла Тлеуханович, как вы себя чувствуете после выборов?
— Ну, что сказать? Плохо, простите?..
— Юрий Иванович.
— Да. Я уже практически разуверился и в своих силах и в надежде на перемену ситуации в стране, – изливал душу Суворину Умаров.
— Между прочим, зря вы отказались от услуг нашей организации, – напомнил ему Суворин.
— Я испугался за страну, – ответил Габдулла. – Мне не хотелось в Казахстане того, что творится в Киргизии.
Суворин решил проверить Умарова и специально спровоцировал его:
— Но ведь посмотрите, как процветает демократия в Украине!
— Конечно, без издержек не обходится, но, в целом, они идут по правильному пути.
Неожиданно вошла домработница Габдуллы и принесла чай.
— Вы бы не хотели возобновить сотрудничество с нами? – продолжал Юрий Иванович, пока домработница разливала чай по чашкам. – Ведь, согласитесь, путь на расширение демократизации – единственно верный путь.
Немного поломавшись, задав пару ничего не значащих, но необходимых для протокола вопросов, Габдулла всё же решился на сотрудничества с Либеральным союзом. На следующий день Арман Бакаев, старый знакомый Суворина по работе в уже известной шарашкиной конторе, который теперь стал полноправным и законным её председателем дал пресс-конференцию совместно с Габдуллой Тлеухановичем Умаровым. Собрались не только оппозиционные СМИ, это мероприятие даже осветили центральные каналы. А что? Грех не воспользоваться ещё одной возможностью засветиться на экранах и попиариться.
— Какова ваша цель? – раздавались вопросы на пресс-конференции.
— Формирование разумной, открытой, эффективной политической системы, улучшение благосостояния граждан и дальнешая демократизация – вот три конька, на котором будет держаться вся наша деятельность, – парировал Габдулла.
Отвечая на вопросы журналистов, красуясь перед объективами телекамер, слегка щурясь от софитов на съёмках очередного политического ток-шоу, Умаров был просто счастлив. От того фиаско, который он потерпел буквально месяц с небольшим назад на выборах не осталось и следа.
В тот день Габдулле показалось, что у него, как у политика открылось второе дыхание, можно даже вполне назвать это перерождением. На следующий день у него было запланировано два интервью оппозиционным журналистам и теледебаты на одном из центральных каналов. В перерыве между ними он планировал заскочить домой, пообедать. Лифт в его доме не работал, но это его не расстроило. Габдулла вприпрыжку, перепрыгивая по лестнице через одну ступеньку, отсчитал четыре этажа и остановился у своей квартиры.
— Да, я сейчас приеду! Вот только на минутку забежал домой, – слова Умарова разнеслись гулким эхом по подъезду.
 Вначале Умаров, по привычке, позвонил в дверь, так как дома у него всегда кто-то был и приходя домой днём, он редко пользовался ключами. Однако после двух звонков никто не вышел открыть дверь, тогда Габдулла решил воспользоваться своим ключом. Отперев два замка квартиры, Умаров вошёл в прихожую и первое, что бросилось ему в глаза был непонятный предмет похожий на дуло. Послышались звуки, похожие на те, которые возникают при вынимании пробок из бутылок с вином… И в ту минуту Габдулла уже понимал, что президентский пост, который был для него фетишем, ради которого он был готов продать душу дьяволу, чтобы только наслаждаться властью и повелевать судьбами миллионов теперь в сущности такая ерунда…
Его жена и домработница были застрелены десятью минутами раньше, сидя на кухне и ни о чем не подозревая. Жертвою очищения страны от политического мусора стали ни в чем не повинные жертвы, которые просто оказались не в том месте и не в то время.
 
Шок и трепет – вот как можно назвать те настроения, которые царили на следующий день в городе. «В подъезде собственного дома застрелен экс-кандидат в президенты Казахстана Габдулла Тлеуханович Умаров!» пестрили заголовки газет тех дней, выходили экстренные выпуски теле- и радионовостей. Страна находилась в оцепенении, за последние полгода – второе убийство видного деятеля оппозиции. «Зачем?» – думали все, ведь президентские выборы уже давным-давно прошли и действующей власти уже ничего не угрожает. Однако, если над убийством Дмитрия Султанова Юрий Суворин со товарищи уже который месяц ломали голову, с убийством Умарова всё было гораздо проще.
Женя Хорошевцева поняла, что тот Юрочка, которого она знала пять лет назад – романтический юноша, и даже тот нигилист-революционер, каким он был еще полгода назад, сегодня умер. Вместо него появился циничный и расчётливый убийца. Последнее никак не укладывалось в её голове – как это возможно?! Сам же Суворин оправдывал свой поступок местью, как и за своб не сложившуюся судьбу, так и за «невинно убиенного» Дмитрия Васильевича Султанова. Последнюю версию он пускал в ход чаще всего для окружающих – в глубине души ему было абсолютно наплевать на Султанова, а вот первая причина – уязвленные амбиции не давали Юрию покоя.
Спецоперация прошла не без помощи спецслужб, как мы знаем, в ней принимал участие Николай Павлович Арсенов, который успел предупредить начальство о делах таких выдающихся деятелей, как Юрий Иванович Суворин, Ахмет Муратович Мади и другие. КГБ к этому делу прямого отношения не имело, но и не противилось ему – проще говоря, оно дало крышу Суворину и его компании. Именно этим и объясняется отсутствие соседей по подъезду в день убийства. Даже эксперты, прибывшие на место преступления, не стали делать тщательной экспертизы, а с результатами с ней вовсе предпочли потянуть, когда события развились так, что было уже не до экспертизы…
Хоронили Умарова с почестями, с гражданской панихидой в зале Центрального Концертного Зала Казахской областной филармонии имени Джамбула. Траурная процессия, которая прошлась по январской Алма-Ате зрелых прохожих унесла по волнам памяти в середину восьмидесятых, когда с минимальным интервалом провожали на тот свет последних из могикан Советской империи. Однако всё вскоре переменилось, так как за гробом шли также и активисты оппозиционных молодёжных организаций.
— Интересно, а водометы и пограничных собак они сюда не пришлют? – спрашивал
Сразу после погребения оппозиционеры организовали марш протеста против беззакония и произвола, который с каждым часом принимал всё более стихийный характер. Казалось, что в центр города стягиваются все его жители, а то и приехавшие с других городов. Их не волнует ни холод, ни снег – ну просто герои! Однако окончательного места сбора они ещё не выбрали. Вся эта многотысячная толпа бродит по центральным магистралям города, нарушая движение. Тем не менее, пока всё происходит мирно, но это уже начинает кое-что напоминать. К вечеру толпа разошлась, однако глашатаи этой самой толпы обещали не сдаваться и призвали завтра всех вновь выйти на улицы.
Женя и Суворин в те дни сидели дома им, не хотелось лишний раз светиться среди тех, кого недавно Юра кинул в буквальном смысле. Особенно с Арманом Бакаевым, который сейчас наверняка трубит налево и направо о притеснениях и наездах со стороны КГБ. Делать он это начал, подождав всего лишь месяц после достопамятного допроса с участием Николая Павловича Арсенова. Уже появилось несколько интервью в оппозиционных газетах и даже на теледебатах.
— Ну, даёт! – восклицал Юра, наблюдая выступления своего вчерашнего соратника по телевидению.
— Этот нигде не пропадёт! – подметила Женька. – Так что с Габдуллой?
— Всё путем! Экспертиза подтвердила, что Габдулла Тлеуханович Умаров скончался в результате пулевых ранений в сердце и голову.
— Я не понимаю, зачем нужно было убивать ещё его жену и домработницу? – сказала Женя с недопустимым для себя цинизмом.
— Ну ты Женя, совсем, как маленькая. Мы убрали ненужных свидетелей. Зачем нам лишние глаза. Ты что хочешь, чтобы меня посадили за убийство такого ничтожества как Умаров?
— К чему такие жертвы?
— Лес рубят, щепки летят, – Суворин повторил слова Иосифа Виссарионовича, и сам неожиданно изменился в лице: оно стало таким мрачным, что Женьке стало даже страшновато. – Если мы это не сделаем, то погибнут тысячи, а может быть и миллионы.
Последние слова звучали столь одиозно, что Юра сам понял, что перегнул палку.
 Несколько дней прошли в атмосфере брожения в народе и, наконец, новый клич оппозиции был услышан. В центр Алма-Аты, на Новую Площадь начали стекаться люди. Несли они с собой всё, что можно: палатки, термосы, рюкзаки. В общем, до боли знакомый сценарий. Киевский майдан переехал в Алма-Ату! Вскоре хаотичность действа перетекла в более организованное мероприятие: со стороны улиц Желтоксан, бывшей Мира, и Фурманова к площади подъезжали автобусы и из них выходили группы людей. Энергии у народа – хоть отбавляй! Поток народа плотным кольцом окружил близлежащие улицы, и алма-атинский майдан простирался от Дворца Школьников до политеха. Зеваки пришли просто поглазеть на массовое зрелище, тем самым, создавая такой эффект, будто вся страна пришла поддержать бунтарей. Непонятно, что двигало этими людьми? Ситуация в стране спокойная, благосостояние народа растёт, политическая и экономическая стабильность сохраняется. Тем не менее, убийство известного политика взбесило оппозиционеров, и они были готовы на любой исход событий.
В городском акимате, тем временем, царил настоящий хаос. Никто и ничто не предвещало такого рода событий, все находились в оцепенении и старались не провоцировать толпу на активные действия, тем более, что народ всё пребывал и пребывал на площадь, и ему, казалось, просто нет конца! Из КГБ постоянно шли успокаивающие звонки: «Без паники! Мы принимаем меры!». Меры вскоре действительно были приняты, площадь была оцеплена полицией, в город были подтянуты внутренние войска. Однако никаких активных действий им было приказано не применять. Стихийный митинг начался уже с девяти утра, на Новую Площадь съехались все видные политические деятели страны. Причем, не только оппозиционные… Речи, произносимые оппозиционерами, носили чисто демагогический характер, фантазия у них была довольно слабо развита. Всё, что они говорили было ими сказано в период предвыборной кампании. На народ тогда это не оказало никакого влияния, но сейчас люди внимали их словам и стихийными аплодисментами и овациями выражали им свою поддержку. Мир сошёл с ума!
Ближе к вечеру, где-то в четыре часа дня к митингующим вышел Амангельды Исаев, который пообещал честное расследование убийства Умарова и выполнение всех требований восставших. В какой-то момент собравшимся на площади показалось, что градоначальник с ними даже солидарен. Первые минуты особо буйные пытались прервать оратора, устраивали ему обструкцию, захлопывали и закрикивали его. Кончился день фейерверком.
Зрелище, при всей его абсурдности, завораживало наблюдателей. Зеваки столпились на недавно отремонтированной горе Кок-Тюбе, откуда было видно эту реку из живых людей. Красота неописуемая! Тонущая в ночных огнях Алма-Ата словно преобразилось под снегом, который всё сыпал и сыпал, а где-то там далеко в дымке, где виднелись две шестнадцатиэтажки Новой Площади, взрывались салюты. Эта романтика больше всего прельщала пришедших на Кок-Тюбе в этот вечер Юрия Суворина и Евгению Хорошевцеву. Их меньше всего интересовало то, что творится там, внизу Юра смотрел на Женю, как на богиню и не удержался от соблазна поцеловать свою любимую прямо на смотровой площадке. Но на этот поцелуй при толпе сегодня никто не обратил внимание, и в этом была вся красота этой картины. Целующиеся влюбленные, снег над городом, фейерверки на площади и ликование толпы…
— Смотри, Юра, ведь ты же когда-то об этом мечтал! Революция, народная стихия – твои же слова? – спрашивала Женя.
— Ты знаешь, я в это просто не верю, – отвечал Юра. – Сейчас я бы отдал всё, чтобы те дурацкие мысли о либерализме и демократии, которые однажды поселились в моей голове никогда меня не посещали. Если бы не это, уверен, мне бы не пришлось переступить через человека. А все те, кто купился вот на это, – Юрий указал вниз на Новую площадь, усеянную огоньками, – скоро либо разочаруются, либо пожалеют, либо очень жестоко поплатятся.
Последние слова, произнесенные с такой частой теперь для Суворина зловещей загадочностью, в очередной раз напугали Женьку. Она решила прервать это затянувшееся путешествие по столице Белоснежной революции, и вернутся, наконец, домой, где ничто не напоминало о том безумии, которое творилось в на центральных улицах и площадях города.

В те дни к Казахстану было приковано внимание всего мира. Демократы и американские шестерки просто бесновались от счастья, когда видели точное повторение киевского майдана в центре Южной столицы Казахстана. Бесконечные репортажи всех мировых телекомпаний СNN, BBC, Euronews и прочих слались отсюда во все даже самые отдаленные концы планеты. В те дни, пожалуй даже на островах Океании и в горах Боливии узнали, что есть такое государство Казахстан, где к власти вот-вот придут демократы. Впрочем, власть медлила, пока события разворачивались только лишь в Алма-Ате, считающейся по старинке столицей Казахстана. По-настоящему забеспокоились, когда толпы людей начали стекаться в центр Астаны – реальной столицы. Несмотря на холод и мороз в два раза сильней и страшней, чем в Алма-Ате народу прибывало всё больше и больше, где их встречали горячим чаем из термосов и палатки для ночлега с обогревателями. Эти события с лёгкой руки журналистов получили название Белоснежной революции, по аналогии с погодой. Однако президент к народу не спешил, весь огонь на себя брали оба столичных градоначальника и премьер-министр. Пока народ был настроен миролюбиво, но лозунги с каждым днём становились всё радикальнее.
Белоснежный шабаш длился уже пять дней и не мог не докатиться до Ганновера, где в ту пору отсиживались активисты и реальные руководители партии Демократический союз Казахстана. Председателем ее был видный деятель времен перестройки, златоуст Съездов народных депутатов, как Казахстана, так и СССР Шерхан Ниязович Шаяхметов, вот уже почти семь лет, живущий за рубежом. Тот самый «шеф» Шарова, который ещё в начале августа давал своим шестёркам указания по деятельности на периферии. Годы его активной славы пришлись на конец 80-х, начало 90-х годов. Биография его ничем не отличалась от биографии большинства чиновников постсоветских государств. Октябрёнок, пионер, комсомолец, до конца восьмидесятых – активный член КПСС, после – пламенный трибун, борец с тоталитаризмом. В 1989 году Шаяхметов единственный делегат из Казахстана, кто вошёл в легендарную Межрегиональную депутатскую группу, куда входили только интеллигенция обеих столиц и прибалтийские товарищи. В те самые годы его можно было часто видеть тусующимся рядом с Ельциным, Бурбулисом и прочими могильщиками Великой Империи. Он искренне ратовал за независимость Прибалтики, выражал солидарность с «героическим народом Грузии» и прочее.
Начало девяностых – разгул его деятельности. Кем он только не был! И госсекретарем, и министром экономики, и министром социальной защиты. Колесил по всему миру представляя страну, а иногда своими экстравагантными выходками и позорящий её. Чего стоит только драка, затеянная им на одном турецком курорте с директором местной гостиницы. Однако уже в 1998 году Шерхан Шаяхметов лишился всех постов, когда власти поняли, что от его бездарной политики толку более нет никакого. А когда взялись внимательнее рассмотреть поле его деятельности, то тут дело дошло даже до возбуждения уголовного дела. Немного посопротивлявшись, Шаяхметов не стал испытывать судьбу и в конце 1999 года ретировался из Казахстана, став, таким образом, типичным постсоветским политэмигрантом.
Но на чужбине Шерхан Ниязович не нашёл себе покоя и в 2002 году провёл в Берлине учредительный съезд партии Демократический Союз Казахстана. И с того же самого времени стал засылать казачков на свою родину всякий прощупывать почву для очередной революции. На президентских выборах 2005 года они сделали ставку на Габдуллу Умарова. Непонятно, что ими двигало, лидер революции должен был быть, как минимум, харизматичным политиком, а Габдулла Тлеуханович – человек довольно серый и нефеноменальный, вернее был таковым… Именно к его когорте принадлежали Николай Сергеевич Шаров и Аскар Туркебаевич Туркебаев. Первый как раз обеспечил ему спокойную жизнь в Европе, второй же был завербован почти так же, как позже завербуют Юрия Суворина.
Старая Европа. Саксония. Ганновер. В рабочем кабинете офиса Демсоюза Казахстана на окраине города сидят Шерхан Шаяхметов и его друг и соратник, по совершенному случайному совпадению, бывший вице-президент Казахстана Альжан Рахмадиев. Вот уже пять дней с экранов не сходят кадры зимней революции.
— А чего они так? – спросил недоумевающий Рахмадиев.
— Ты же слышал, Габдуллу убили! – Шерхан сообщил новость соратнику. – Вот и вышел народ на улицы протестовать против отстрела прогрессивных политиков. Второй за полгода! Куда это годиться?!
Возмущение Шаяхметова было абсолютно искренним, поскольку если бы он остался в Казахстане, то, по его мнению, на месте Габдуллы или Султанова мог оказаться он сам.
— Это ты организовал? – спросил Альжан.
— Нет, это местная инициатива, но, как мне сообщают, наши ребята – в центре событий!
— А кто это наши ребята?
— А вот! – Шерхан указал пальцем на попавшего в кадр Армана Бакаева. – Мне рассказывали о нём, парень просто молодец! Всё, что ни поручи – всё сделает!
Шерхан с Альжаном снова замолчали на некоторое время и смотрели репортаж. Они не могли поверить в правдивость всего происходящего, однако сколько они себя ни щипали в надежде проснуться, этого не происходило. Восстание было фактом. А факт – самая упрямая на свете вещь!
— Надо ехать! – решил Шаяхметов.
— Ты что с ума сошёл? – опешил Альжан.
— Надо брать инициативу в свои руки! – доказывал свою правоту Шерхан. – Иначе это всё опять уплывёт от нас. Им нужен новый лидер, все это им уже надоело.
— А если это провокация? – заподозрил Рахмадиев.
— Да какая провокация! – почти кричал Шерхан Ниязович. – Миллионы людей на улицах, какого доказательства тебе ещё надо!
— А ты не боишься, что тебя грохнут так же, как и Габдуллу.
— Не знаю, не знаю… Я, пожалуй, пока подожду…
— Как хочешь! – буркнул Шерхан и начал набирать телефон, чтобы заказать авиабилеты на ближайший рейс в Алма-Ату.
И вечером того же дня самолёт рейсом Ганновер-Алма-Ата вылетел по месту назначения. Шерхан Шаяхметов полетел на родину не один. Его сопровождала группа сподвижников, это как раз те самые члены Демократического союза, которые обеспечивали ему связь с родиной. Были здесь и казахские немцы-эмигранты, которые фактически предоставили Шаяхметову крышу, когда он был вынужден скрываться от казахстанского правосудия.

Глава шестнадцатая
Хирургическое вмешательство.

В дни, когда вершилась Белоснежная революция, многие поспешили обозначить своё участие в ней. Своих людей к этому благородному делу подключил и Аслан Куат не сколько от искреннего желания помочь делу революции, сколько от любопытства узнать откуда понабралось столько людей, особенно молодёжи, что хватило пары часов, чтобы площадь набилась до отказа. Его чёрная «бэха» периодически подкатывала к Новой площади и её окрестностям, из неё выходил Аслан и мягко выпытывал из недалёкой молодёжи всё, что ему нужно было выяснить.
Оказалось всё очень просто: практически никто из митингующих не знал, кто организовывает подвоз и переброску горячей еды и палаток в центр города. Потому Аслан Куат решил сам этим заняться: денег на это уходило не так много, чтобы могло серьёзно опустошить его кошелёк, до отказа набитый наркодолларами. Кутя всерьёз промышлял наркотой, но власти его не трогали, так как знали, что в случае чего более верного пса государства, кроме него им не найти. И теперь этот товарищ вдохновенно потворствует новоблагословленным революционерам. Однако это только на первый взгляд.
Особенно в те дни был примечателен Арман Бакаев! Лицо этого человека надо было видеть! Казалось, он даже стал выше ростом и чуть набрал в весе. Арман был счастлив оттого, что стал главным глашатаем народного бунта. Его мобильный телефон разрывался в основном, звонили с поздравлениям, однако периодически раздавались и такие звонки, от которых он немного робел… Но без издержек в таком благом деле не обходиться.
После очередной зажигательной речи, которой он вдохновлял и (не побоюсь этого слова) удовлетворял толпу, Арман сошёл со сцены за кулисы и спустился вниз. В сопровождении Вити Сидоренко Бакаев отправился в район гостиницы «Интерконтиненталь» - там находился маленький скверик, который очень живописно запорошило снегом. Они шли энергичным шагом, и со стороны казалось, что они просто прогуливаются, однако цель была очевидна – в этом скверике их ждала интересная встреча, на которую, собственно, наши вожди и спешили.
На площади (в последние дни это стало уже обычным явлением) в очередном пламенном выступлении драл глотку очередной болван-революционер, и людей, как ни странно, это очень вдохновляло. А Витя Сидоренко и Арман Бакаев в это время уже подошли к черному «Чероки», стоявшему на дорожке ведущей сквозь скверик на Новой площади. Виктор своей массивной фигурой загородил Армана, разговаривающего с водителем от зевак, которые здесь периодически прогуливались. Их было не так много – все тусовались на «майдане», но осторожность ещё никогда никому не мешала. Краем уха Сидоренко тоже старался услышать их разговор, но шум творящегося на площади бардака никак не способствовал этому.
Наконец «Чероки» отъехал и Арман смог всё рассказать Виктору:
— Скажи своим, чтобы потихоньку людей с площади уводили. Здесь должен остаться самый минимум.
— Что уже? – спросил Витя.
— Да…

Но более всех в тот день был взволнован Шерхан Шаяхметов. Ещё бы! Ведь он не был на своей родине уже почти семь лет. Подлетая к Алма-Ате его глаза загорелись он чувствовал, что творит историю. Город в те дни был окутан снежной дымкой, с самолёта казалось, что ты попадаешь в какой-то иной мир. Аэродром – пожалуй единственное место в городе, где зимой в пасмурную погоду видны горы. Даже в солнечную погоду зимой в Алма-Ате горы заметны не всегда, а Шерхану было чертовски приятно вновь созерцать родной Заилийский Алатау, который он в молодости избороздил вдоль и поперёк. Еще его удивило новое здание алма-атинского аэропорта, ведь когда Шаяхметов уезжал, на этом месте красовалось прежнее здание, выполненное в стиле советского конструктивизма семидесятых. Впрочем, ни горы, ни аэропорт надолго не заняли его внимание, так как главным сейчас было прорваться на площадь, где уже шестой день митингуют оппозиционеры, количество которых за эти дни возросло просто до неприличия.
Шерхана заставили понервничать пограничники, которые слишком долго пялились в его фотографию в паспорте. Тем не менее этот этап возвращения был пройден. В аэропорту гостя уже встречали журналисты и Арман Бакаев лидер Либерального союза Казахстана, которая в эти дни уже успела самопровозгласиться, как Объединенный Фронт Народной Оппозиции. Правда, события, происходящие в Алма-Ате не имели ничего общего со встречей вернувшегося в Иран из эмиграции аятоллы Хомейни в 1979 году или же с приветствием, вернувшегося из словацкой ссылки лидера Пражской весны Александра Дубчека в 1989. Но все же, какая-никакая массовость всего этого мероприятия всё-таки присутствовала.
В зале ожидания аэропорта под видом журналиста присутствовал и Казбек Мусаев, которому посчастливилось поэтапно освещать процесс возвращение казахстанского политэмигранта №1. Он сел в одну машину с Шаяхметовым, по дороге на местный майдан Казбек хотел взять интервью у Шерхана. Тут его внимание привлекли два спутника VIP-персоны, что-то Казбеку показалось в них знакомым. «Этого не может быть!» – мелькнуло в голове Мусаева и тут же исчезло. Слишком уж ему показалось это невероятным…
Шерхан чувствовал себя победителем, въезжающим на белом коне в поверженный город. Однако всю дорогу он больше осматривался по сторонам. Шаяхметова удивляло, как за это время успел перемениться город, в котором, как он сейчас помнил, отродясь ничего не менялось. Отвечал он, тем не менее, на банальные вопросы Мусаева со всей страстью. Ему льстило то, что он, вчера ещё никто, сегодня в центре внимания, а за шесть лет практического забвения это ощущалось ещё более остро.
— Какое вы имеете отношение к тем событиям, которые происходят в последнее время в Казахстане?
— Абсолютно никакого! Всё, что мы с вами сегодня наблюдаем – непосредственное изъявление воли народа. Люди устали жить во лжи и хотят перемен: справедливых реформ, честных выборов, свободы слова, наконец.
Пока Шаяхметов нёс эту околесицу, Мусаев думал: «Складно рассказываешь, сука!». Тем не менее, приходилось задавать следующий вопрос:
— Как мы видим, сейчас обстановка в стране всё больше напоминает хаос, анархию. Как вы видите себя во всех этих событиях:
— Я хочу полностью возглавить это восстание. Я рад, что мой народ наконец созрел до таких решительных действий. Уверен, что правительство и вся власть в ближайшие дни капитулирует. Можете не сомневаться, – победа будет за нами.
— То есть вы хотите возглавить страну?
— Безусловно! И когда народ свергнет эту власть, будут созданы все условия для первых настоящих демократических выборов в стране, где не будет места ни давлению, ни подкупам, ни административному ресурсу.
Беря у Шерхана интервью, Казбек периодически выглядывал в окно, чтобы узнать: долго ли ещё до площади? Его, Шаяхметова, ответы, Мусаева просто бесили. Всякий раз, получая ответ на очередной вопрос у журналиста мелькала в голове мысль: «Слушай, идиот, ты что думаешь, что тебе здесь кто-то верит? Но ничего, скоро ты пожалеешь, что на свет родился. Осталось буквально несколько минут!».

И вот час Х настал! МНОГОТЫСЯЧНАЯ ТОЛПА ЗАПОЛОНИЛА НОВУЮ ПЛОЩАДЬ. Такого веча здесь Шерхан не припоминал со времён перестройки! Волна адреналина подкатила к самому горлу, когда настал момент выходить из машины и вместе с Бакаевым направляться в сторону трибуны, где и должно состояться его возвращение в политику. Шаяхметов вышел из машины и тут же рукой Мусаева получил такой сильный удар в кадык, что начал задыхаться и буквально скрючился от боли.
Охрана Шерхана начала отстреливаться – выпустив все пули из обоймы Макарова, фактически впустую, после поняла, что проиграла. Пока секьюрити поняли, что пули кончились Витя Сидоренко, соратник Армана Бакаева, который тоже был рядом из обоих карманов достал газовые баллончики и сильной струёй прыснул в глаза спутников Шерхана. В эту же минуту со всех сторон на машину налетели спецназовцы и скрутили Шаяхметова, нейтрализовав всю гоп-компанию.
Из машины, стоявшей поодаль, выскочил Юра Суворин, за ним поспевали Ахмет Мади и Аслан Куат-Кутя. Он с бешеной злобной энергией направлялся в сторону поверженных сопровождающих Шерхана двух мужчин в костюмах. Едва подбежав к ним, Юрий Иванович сорвал с одного из них парик с другого то же нечто подобное, имитирующее лысину. И перед ним, собственной персоной, лежали, ничего не понимающие от боли в глазах, Аскар Туркебаевич Туркебаев и Николай Сергеевич Шаров! Которые уже два месяца официально считались погибшими. Волна ненависти к главным виновникам своих бед окатила Суворина, и он со всей дури начал их пинать, крича «Суки! Сволочи», пока его едва ли не в охапку не оттащили спецназовцы. Причём у Юрия началась самая настоящая истерика, что даже пришлось вызывать врача и делать ему успокоительные уколы.

Юрий Иванович Суворин проснулся у себя дома в постели. Рядом в домашнем халате улыбалась Женька. Ему ещё никогда не было так хорошо, как в ту секунду, когда он просто наслаждался этим моментом и пока не начал вспоминать из-за чего, собственно, он сейчас лежит в постели.
— Где они?! – Суворин вскочил с постели.
— Успокойся! – тихо сказала Женька.
— Где эти гады?!
— Ты увидишь их только тогда, когда успокоишься. – ответила Женя. – Но чтоб успокоить тебя, могу сказать, что вся их компания уже арестована.
Но Суворину было этого мало, ему хотелось самолично посмотреть в глаза своим «героям». Вопреки наставлениям Жени Юра вскочил с кровати и начал одеваться, как вдруг его голова начала так раскалываться, что вся одежда выпала у него из рук и он сам упал на кровать с желанием как можно быстрее заснуть и как можно дольше не просыпаться…
Улицы Алма-Аты, кстати, вновь были спокойны. Как раз в ту же самую секунду, как началась спецоперация по задержанию лидеров Демсоюза Казахстана, начался мирный разгон митинга, восстановление уличного порядка. Ни одной жертвы! За исключением нескольких переломов у особо буйных «бунтарей». Уже вечером того же дня на всех улицах города было восстановлено движение, а палаточный городок, который удачно разместился в скверике перед Центральным Музеем, был тотчас же ликвидирован.

Длинный тёмный коридор здания Департамента КГБ города Алма-Аты, здесь уже несколько дней по одиночным камерам были размещены лидеры и активисты организации, называющей себя Демократический Союз Казахстана. Шерхан Шаяхметов, Аскар Туркебаев и Николай Шаров, которые за полтора месяца успели стать Асетом Шариповым и Владимиром Хруновым, соответственно. Вывести их на чистую воду не составляло никакого труда, тем более что эксгумация трупов и тщательная экспертиза обгоревших тел всё расставили по местам. Да они особо и не запирались…
Через несколько часов в большой пустой белой комнате здания Департамента уже были все фигуранты дела, связанные со всей этой историей, начавшейся в октябре 2005 года. Юрий Суворин, Женя Хорошевцева, Аскар Туркебаев, Николай Шаров и Шерхан Шаяхметов. В качестве независимых лиц и свидетелей здесь были Аслан Куат, Ахмет Мади и Казбек Мусаев. Вёл допрос Николай Павлович Арсенов:
— Ну что ж, товарищи, единственный способ хоть как-то улучшить вашу участь – это добровольно во всём признаться.
Трое обвиняемых периодически переглядывались, как бы мысленно обмениваясь друг с другом информацией, хотя прекрасно понимали, что им некуда деваться и их песенка уже спета. А Арсенов, тем временем, продолжал:
— Итак, первые сигналы о вашей деятельности стали к нам поступать ещё в начале прошлого года. Тогда как раз Минюстом и была зарегистрирована Демократическая партия Либеральный Союз Казахстана. Хотя впрочем, давайте послушаем вашу версию. Когда вы намеревались осуществить государственный переворот в Республике Казахстан?
— Не государственный переворот, а народную революцию! – гадливо-циничным голосом подметил Шаяхметов.
— Давайте не будем углубляться в терминологию, и оставим патетику. Всем и так от неё тошно! Вы просто рассказывайте всё по порядку.
— Зачем же всё рассказывать, если вам и так всё известно!
— Ну раз вы так! Тогда я всё расскажу сам, – Арсенов уселся поудобнее и начал свой рассказ. – 1 сентября 2005 года в один из алма-атинских офисов раздался странный звонок. Постороннему человеку, если бы он услышал это наверняка показалось, что звонят на какую-то овощебазу. Тем не менее, господин Шаяхметов с вашим опытом могли бы нанять конспираторов и посерьёзней. Самое простое, что только можно: «Деньги пришли, принимай товар!». И действительно! Двумя неделями позже несколькими рейсами подряд из Германии и Голландии пребывали целые группы молодёжи, которые поначалу не вызывали никакого опасения у нас. И деньги за их работу уже были заготовлены и ждали своего часа. Ваши «соколы» были уже давно наготове, и вам отчаянно не хватало талантливых организаторов. Ещё в августе месяце вы с помощью подкупа завербовали себе в союзники Армана Бакаева, человека талантливого но, к сожалению, не нашедшего себе места. А уже в Петербурге вы обработали Юрия Ивановича Суворина, сыграв на его обиженных чувствах и неудовлетворенных амбициях.
— Это правда! – встрял Юра. – А я, идиот, повёлся как школьник!
— И примерно тогда же вы и начали свою активную работу. Мы подсчитали, что за один только месяц вы провели по республике 30 акций протеста и антиправительственных митингов. А чтобы Юрий Иванович Суворин случайно вдруг не соскочил с заданного пути, вы привязали его к себе трупом бывшего первого вице-премьера Дмитрия Васильевича Султанова.
— Ну, знаете, это уж слишком! – возмутился Шаров и встал со стула.
— Сядьте, Николай Сергеевич, вы не на дебатах! – прикрикнул Арсенов и продолжил. – 10 ноября 2005 года был убит Дмитрий Султанов, по всем признакам главным подозреваемым в этом деле должен был стать Юрий Суворин. Это логично, ведь он был последний, кто общался с живым Дмитрием Васильевичем. Его вдова, гражданка Жусупова была в состоянии нервного расстройства, и её пришлось лечить в психоневрологическом диспансере. Вам это было очень на руку, ведь пока Алия была там, она не могла сказать главного. А нам удалось выяснить то, что весь день убийства за ней следил человек очень похожий на Михаила Далакяна.
— На кого?
— Слушай, ты что нас за лохов держишь?! – не вытерпел Кутя, сидевший здесь же. – Что ты думаешь, нам твоих шестёрок трудно отыскать?!
— Гражданин Куат, сядьте, пожалуйста! – повысил голос Арсенов. Кутя взял себя в руки и сел на место. – Действительно, господина Далакяна найти было сложно, но возможно. Кстати, Юрий Иванович, мы это сделали в тот же день, когда с вас было снято обвинение в убийстве Султанова. Мы не хотели это вам сообщать, так как на этом деле стоял гриф «Секретно». Поэтому, когда вы узнали об этом, вы решили поскорее драть когти, так сказать. Потому, что вас он нам выдал в тот же день. Но вы оказались умнее, чем мы думали. Инсценировать собственное убийство – умно и в то же время просто. Да ещё, могу сказать, мы специально объявили подозреваемым Суворина, чтобы он не лез в это дело. Николай Сергеевич, Аскар Туркебаевич, вы очень грубо поступили! Как же вы так оплошали? Ведь идея инсценировки самоубийства планировалась вами едва ли не в самом начале этого сомнительного предприятия. Инсценировка самоубийства должна была стать, своего рода запасным аэродромом. Однако вы плохо замели следы, более того, решились ещё и на убийство табунщика Асанбая. Хозяин ночлежки отлично вас помнит, а уж в Киргизии было проще простого вычислить ваши новые имена, а потом и искать вашу крышу. Таким образом, судьба забросила меня в Ганновер, где я и вышел на ваш след, господин Шаяхметов. Нам было уже очевидно то, что за всеми этими делами стоите вы. И тогда в недрах нашего ведомства и был задуман большой и гениальный спектакль под названием Белоснежная революция. Звучит-то как! Всё было продумано заранее и убийство Габдуллы Умарова, и организация уличных шествий и митингов и вы клюнули на эту наживку! Но, надо отдать должное! Мы до последнего сомневались, что Туркебаев и Шаров живы.
— Но у меня возник вопрос, ¬– неожиданно встал со своего места Суворин. – После того, как мы с Арсеновым начали действовать вместе и уже после того, как Николай Павлович вышел на ваш след, мы не могли понять. Почему эта махина под названием Либеральный союз Казахстана свернула свою работу в считанные дни. Ведь я сам там работал и могу сказать, что людей там работало не мало. Вывод напрашивался один – крышу этой организации кто-то успел предупредить, но кто? Разумеется, что не я! Бакаев? Этого быть никак не могло! После этого якобы убийства он тихо и мирно сидел в своём Капчагае и не высовывался, пока мы его сами не разыскали. Оставалось только одно – вы! Тем более что трупов ваших даже официально не нашли. Это меня и насторожило. А уж когда вы нарисовались в алма-атинском аэропорту, все ряженные-наряженые ещё и с липовыми документами у меня никаких сомнений в этом не оставалось. Но то, что Арман Бакаев перевербован нами вы не могли знать и поэтому легко клюнули на наживку, которая называлась Белоснежной революцией. Ведь Арман, в отличие от меня за время работы в этой демократической партии ни разу не вызвал подозрений. Ведь так, господа хорошие?
Все трое: Шаяхметов, Туркебаев и Шаров были просто ошеломлены. Во всём, что было рассказано не было ни слова лжи! Только лишь уставший Шаяхметов выудил из себя один вопрос:
— А как вы сорганизовали это подобие революции?
— Вам ли это не знать! – рассмеялся Ахмет Мади. – Точно так же, как ваши идейные «паханы» устроили якобы революции в Грузии и в Украине. Люди от лишних денег ещё не научились отказываться, причём некоторые помогали нам даже бесплатно. Они панически бояться повторения киргизского или грузинского сценария, и правильно, надо сказать, делают. А что? У студентов каникулы, а тут такая возможность подработать, да и стране услугу услужить.
— А Умаров тут причём? За что вы его? – спросил Шаяхметов.
— Он своё уже отжил! – холодно и цинично ответил Суворин. – А его труп был нужен нам в качестве приманки, на которую вы тупо клюнули.
— Скажите, господин Шаяхметов, чего вы добивались? – Арсенов задал вполне резонный вопрос.
Шерхан, поняв, что проиграл, тяжело вздохнул и начал рассказывать:
— В день выборов мы планировали начать всеобщую забастовку и акции протеста. Таким образом, мы хотели дестабилизировать ситуацию и взять под свой контроль. По нашему сценарию Габдулла должен был ненадолго придти к власти и продержаться на высшем посту не больше двух лет.
— Ну а после этих двух лет вы планировали выйти на авансцену, – перебил Шерхана Суворин.
— Да. Казахстан должен был быть провозглашён парламентской республикой и на выборах должен победить я, – стыдясь своего поражения, рассказывал Шаяхметов.
— И после этого всего вы – честные демократы! Сволочи вы все продажные и мрази! – зло, сквозь зубы проговорил Юрий, глядя в лицо Шаяхметову, Туркебаеву и Шарову.
— Юрий Иванович, держите себя в руках! – одёрнул Суворина Арсенов.
Когда их всех троих уводили из комнаты допроса Юрий чувствовал невероятное удовлетворение. Он чувствовал себя полностью отмщённым. Суворин вспоминал, с каким вдохновением он начинал делать то, что едва не привело к гражданской войне в Казахстане. Пусть даже не Родине ему! Но всё же в его стране! Ему не верилось, что всё наконец-то закончилось. Настоящий камень свалился с его души, когда уже внизу он услышал хлопок закрывающейся камеры, где уже ждали своей участи несостоявшийся премьер-министр Казахстана Шерхан Ниязович Шаяхметов, и его два самых одиозных сподвижника идейные коллаборационисты Аскар Туркебаевич Туркебаев и Николай Сергеевич Шаров.


Эпилог.

Уже несколько стихли скандалы и разоблачения, свалившиеся на головы простых казахстанских обывателей сразу после неудавшейся Белоснежной революции. Страна жила прежней жизнью, дети росли, взрослые работали, кто-то встречался, кто-то влюблялся, женился и разводился. Казахстан вздохнул спокойно. «Пронесло!» – после январских событий говорили все власть имущие в стране. Да и в мире реакция была довольно слабой. Конечно, пуп земли – Америка осудила подавление митингов. Но эффект был совсем другой. Внимание всех тех, кто называется демократами-западниками, было переключено на Белоруссию, где намечались президентские выборы. В одном можно было быть спокойным: Казахстан на корню переломил тенденцию нарастания опасности цветных революций. И Белоруссия пережила этот момент спокойно. Лукашенко не выпустил вожжи из рук и сохранил за собой власть, тем самым, спасши свою страну от разрухи, которая вовсю царила в Грузии, в Украине и в Киргизии и от порабощения американцами.
Суд над Шерханом Шаяхметовым, которого власти ждали с 1998 года, состоялся в конце марта. Приговор был строгий – десять лет колоний строго режима за взятки, злоупотребление служебным положением. По восемь лет получили Аскар Туркебаев и Николай Шаров за соучастие в убийстве Дмитрия Султанова, а непосредственного исполнителя этого убийства – Михаила Далакяна приговорили к пожизненному заключению. Но к маю месяцу остатки этого кошмара окончательно перестали преследовать Юрия Суворина.

«День победы! Как он был от нас далёк, как в костре потухшем таял уголёк!» – неслось из репродукторов в Праздник Великой Победы 9 мая 2006 года. Но Суворин абсолютно независимо от этого сам с утра начал напевать эту песню. Теперь энергии у этого парня было хоть отбавляй! В тот самый день 9 мая он с Женькой вышел погулять по центральным улицам города и по традиции посетить Парк 28 гвардейцев-панфиловцев. Давненько он этого не делал! Всё не до этого было! Но сегодня на них посмотреть было – одно удовольствие. Улыбка не сходила с лица Юрия Ивановича Суворина и с лица его теперь уже жены Евгении Дмитриевны Сувориной-Хорошевцевой. Оба одеты по-летнему, хотя День Победы в 2006 выдался прохладный. Женя стала ещё красивее с округлившимся животом. Да-да! У молодых в скорости должен был родиться первенец, специально по этому случаю в Алма-Ату приехали родители Юры – Иван Дмитриевич и Надежда Михайловна.
— Юра, я тебя люблю! – тихо сказала Женя с оттенком усталости в голосе.
— Я тебя тоже! Теперь у нас всё будет отлично! – говорил Суворин и верил в это, как ребёнок. – Я, бывает, до сих пор не верю в то, что всё закончилось. Сейчас такое чувство, что всё это было не со мной. Но всё-таки правы люди: что ни делает Господь – всё к лучшему! И, веришь – не веришь, я практически ни о чём не жалею, что было со мной в эти месяцы.
— Я тоже! Но сейчас мне больше всего хочется что-нибудь сладенького.
Со стороны казалось, что Женька и Юра просто летают. Наконец-то за долгое время им улыбнулось счастье, и Юра Суворин научился получать удовольствие просто от жизни. Когда ты утром просыпаешься и понимаешь, что жить на свете – просто прекрасно! Однако периодически, мелкий червячок внутри начинает напоминать Суворину об истории с Габдуллой и ночами периодически Юрия начинает мучить совесть, когда дуло пистолета снова черными метками мелькает перед его глазами. Но когда в жизни после долгих дней невезухи и безнадеги, наконец, наступает нечто, похожее на счастье, угрызения совести отходят на второй план, чтобы проявиться с особой силой, когда чёрная полоса в жизни вновь вступит в свои права…

КОНЕЦ
ноябрь 2005 – март 2007 г.