Разрушить лабиринт

Разрушить лабиринт
Фрагмент первый. Мышеловка.
«Как тебя зовут?» - она смотрит на него своими широко распахнутыми, почти круглыми карими глазами и осторожно касается руки.
«Андрей»- немного смущаясь, отвечает он.
«Хочешь познакомиться с замечательным человеком?» - так же просто и непринужденно продолжает она.
«Вполне может быть» - рассеянно отвечает он, вспоминая о том, что опаздывает на работу.
«Мне нужен конкретный ответ»
«Да» - с раздражением отвечает он, в надежде, что его оставят в покое.
«Меня зовут Ариадна»
«Правда?» - с насмешкой переспрашивает он - «и чем же ты замечательна?»
«Я вижу ангелов» - не замечая язвительности, она смотрит ему прямо в глаза.
«Хорошо, что не мертвых людей»
«По правде говоря, и их, но значительно реже»
«Знаешь, я очень спешу» - вырывая свою руку из ее холодных пальцев.
«Постой, где ты живешь?» - но он уже быстрым шагом идет к остановке, на ходу прыгает в еще не закрытую дверь автобуса. «Сумасшедшая…» - не успевает додумать мысль он. Автобус со скрежетом тормозит и врезается в соседнюю машину. Раздаются крики, и начинается паника, обычная в таких ситуациях.
«Какого черта?»
«Не видишь, куда прешь?»
Молодой водитель испуганно смотрит вперед, не обращая внимания на ругань, не двигаясь и не моргая.
«Ты что, привидение там увидел?» - какой-то усатый, солидного вида мужчина в светлом замшевом пиджаке кладет руку на плечо водителю.
«Что-то вроде этого» - приходя в себя, отвечает молодой водитель.
«Двум смертям не бывать, а одной не миновать» - с какой-то горькой ухмылкой произносит мужчина в замшевом пиджаке.
«К чему вы это сказали?» - вопрос не обнаруживает своего адресата, он обнаруживает только бесконечную неопределенность наших жизней.
Фрагмент второй. Невоплощенность.
Как умирают стихи? Да нет же, я не спрашиваю у вас ответ, я сама его знаю. Они умирают в полночь под прессом тысячи размеренных дыханий, они умирают в ящиках, задушенные пылью нечитаемых тетрадок, наконец, они смертельно заболевают, ложась на бумагу и навсегда хоронятся публикуемые в популярных альманахах. Их добивают эти альманахи, а мы хороним их в своих головах и ставим памятник в виде своих мыслей. Вечная память мертвым стихам, ведь живых стихов не бывает, бывают лишь воскресшие. Те, которые учат нас летать; те, которые низводят нас на самое дно человеческих страстей, в самый ад. Каждому когда-нибудь доводилось бывать в аду, в самом пекле, из которого, кажется уже нет возврата. Каждому доводилось видеть демонов своей души. И что же? Теперь каждый обвиняет меня в том, что я вижу их воочию. Бывает, не вижу людей. Эй, люди, где же вы? Одни муравьи и черви кишат! Гадость-то какая! Дай те же мне этот факел Диогенов или Сократов, не помню, не люблю философию, не люблю есть мысленные испражнения неудачников и импотентов, ничего не смыслящих в жизни, а только поучающих других. Они же не знают даже как отличить по вкусу лунный свет от солнечного. И вот еще: придумали, что Луна не светит, а только отражает свет Солнца. Как бы ни так! Скорее, это Солнце отражается в Луне. Да! Но я не об этом сейчас. Сейчас моя главная задача не расплавиться под лучами этого самого Солнца, ведь мне предстоит найти Андрея, которого я люблю. Он ведь так и ушел, не сказав мне даже адреса. Ну, ничего, так даже лучше. А ведь водителю недолго осталось, в его глазах уже отпечатался мрак, я сама видела. Жаль, совсем молодой, да и к тому же моя первая любовь. Хоть бы никого не загубил больше. Да, теперь нужно идти, а то вдруг пропущу свою судьбу. Они говорят, что судьбу на козе не объедешь. И при чем здесь коза?


Фрагмент третий. Неприкаянный.
 Желтые листья стопками ложились под ноги. В их громком шелесте слышались ноты утраченных мелодий, навеянных сном, но так и не записанных. Закат рассыпал по улицам багровую охру, в знак поминок лета и дня, в знак памяти о вечной сменяемости и цикличности, а, значит, и вечной жизни. Жизнь… Что теперь значит жизнь для него в этом водовороте улиц, ставших ненавистными, в этих бессмыслицах дней, в этих глупостях разговоров, в этой пустоте лиц? Что теперь значит все? Значило ли это что-нибудь вообще? Значило. Он помнил это. Так часто бывает: все течет по размеренному руслу, привычные будни сменяются редкими праздниками, и никогда не задумываешься над тем, что все может быть иначе. До некоторого поворотного пункта.
Он врывался носками ботинок в груды мертвых листьев, и они покорно подчинялись вторжению. Ветер трепал их и нес прямо в неизвестность. Но им было уже все равно. «Сушите нас на гербарий, поливайте нас дожди, сжигайте нас в братских могилах – нам уже абсолютно все равно. Мы уже мертвы. Мы уже прошли свой круг». Ему было уже все равно.
Он шел по бескрайним улицам своего города, не замечая гула машин и окриков прохожих. Внутри была гулкая пустота, которая исходила, казалось, из-под самого солнечного сплетения. Отчаяние заполнило всю суть, тоска размалывала на своих жерновах все кости, крутила внутренности. Он не слышал этого и не ощущал. Ему было все равно. Трудно было поверить, что еще час назад этот разбитый, как ста рая телега человек излучал столько сил, что и окружающим хватало заразиться не только оптимизмом, но и решимостью.

Фрагмент четвертый. Симулякр
Я больше не подвержена действию масок вещей. Они проходят сквозь меня как призраки, а я, чистая вода, не знаю направления, просто бегу. Все потеряло свою пространственность, остались только тени, готовые в любой момент раствориться, существующие как образы, не существующие более как идеи. Они не навязывают себя мне, я продолжаю плыть. В этом мире нет места прежнему тебе. Ты более не выражаешь для меня те миры, которые концентрировал ранее. Нет, даже не концентрировал – заключал. Я освобождаю миры из-под действия тебя, я освобождаю тебя из-под значения миров. Никаких чувств, нет сопротивления, нет боли, потому что нет точек соприкосновения наших Я. Я стерла из регистра памяти все то, что наполняло меня ранее. Я стерла все и больше не стремлюсь ничего значить. Ты больше не потенциальная возможность тех миров, которые были во мне, ты – не объект желания. Я развенчала тебя, но я подарила тебе истинного тебя. Правдивого тебя. Тебя, который не врет смыслами, содержанием, а просто течет. Ты теперь так же близок для меня, как и для остальных, как и остальные. А остальные теперь просто поверхность, просто форма, они – ничто, как и я. Хватит самоуменьшать себя, наполняясь содержанием, пусть и величественным, закрываясь для всего остального. Но дело не в возможностях, дело в равноценности этих мер. Я разрушила систему внутри себя, рассматривая ее части, я осознаю, насколько я была ничтожна. Я не бегу более от мира, он открылся мне во всех полутонах и красках. Все стало на места, точнее воспарило в своей равнозначности. Мое сознание стало легким и светлым, я освободилась.

Фрагмент пятый. Неопределенный. Романтичный.
Он задыхался. Стоя у порога, не решаясь пройти дальше, боясь нарушить священодейство момента, он хотел только, чтобы она продолжала его целовать. Внезапно возникнув у его двери, она оживила враз все, расстрелянное ею же в упор. Сколько ее не было? Месяц, год, два? Он помнил, что она ушла вечность назад, растворив в себе перед этим весь его мир. Почему она появилась, зачем ушла? И теперь, вот здесь, вынырнув из весенней тягучей мглы, запросто целует его. Он не решался даже поднять руку, чтобы обнять ее. Что значит все это?
Он: «Только не уходи теперь!»
Она: « Кто ты мне? Брат? Муж? Друг?
       Кто я тебе?»
Ночь набросилась на них, пытаясь задушить своим тяжелым сумраком, сковывая и плавя. Все стало мучительно серым, в какой-то дымке, одного цвета. Лишь напротив его дома светились неоном буквы «СУПЕРМАРКЕТ ЭЛЛЕКТРОНИКИ». Из всей окружающей серости они бросались в глаза красным глубоким, почти инфернальным цветом. Машин на улице не было. Они стояли и целовались долго-долго. Почти пять минут.

Фрагмент шестой. Любовная лодка и быт.
Ариадна лежит на моих коленях, а я верчу в руках ее волосы. Смотрим вечерние новости. Точнее я смотрю, а она терпит. Не любит новости, не смотрит телевизор. Поначалу меня даже радовало, что она не балдеет от каких-нибудь мыльных опер, что не мучает меня разговорами о свадьбе, что интересно рассуждает и читает умные книжки. Короче, мне нравилось, что она не такая как все. А теперь… не знаю, может лучше была бы обычной?
Она вертится, пытаясь меня отвлечь. «Может мне лучше подстричься? Мне надоели они. Ты их постоянно запутываешь…» Не могу понять, о чем говорит диктор за этим тарахтеньем. «Подстригись, я думаю, тебе пойдет». Наивный, думал спастись одной фразой! « а ты любишь детей?» Боже! Зачем она постоянно это спрашивает? Почти каждую неделю! Ну люблю, но какая разница, все равно ведь боишься рожать! Боишься боли, боишься стать навеки зависимой от меня, боишься одомашниться, растолстеть, потерять возможности карьеры! Чего ты только не боишься? Хотя и правда, куда тебе рожать, совсем ведь еще сама ребенок.
«Ты последнее время совсем перестал со мной разговаривать!» Только этой песни не хватало! Приходишь с работы, уставший, хочется покоя… «Я понимаю, что ты устаешь на работе, зарабатываешь деньги, чтобы прокормить нас, но мне нужен ты, а не твои деньги!» И почему меня эта фраза не радует? Ведь девушка говорит совершенно искренне! Я уже предчувствую, что будет дальше – ты меня не любишь, у тебя есть другая, что же будет дальше? – обычные разговоры. Все. Я этого вынести не могу. Она добилась своего – выключаю телевизор, иду на кухню.
На кухне пахнет свежими огурцами и мясом. А вот готовить ты все-таки умеешь, милая! Хоть в чем-то, слава Богу. Стол заставлен немытой посудой, раковина тоже. Неужели все тарелки грязные? Ах, как мило, одна все же чистая! Так, что тут у нас: салат с кукурузой и тушеная курица. Хоть бы супа сварила! Сначала мне тоже нравилось, что нет этих супов, гарниров, макарон и гречки, которой я объелся еще в студенчестве. А теперь бы борща! Так попробуй, скажи! «Если тебе не нравится, как я готовлю, будешь готовить себе сам!» Впрочем, и на этом спасибо! Посуду помою, ладно. Кто готовил, тот не моет. Интересно, чем же она занимается целыми днями?

Фрагмент седьмой и последний.
- Милый, ты можешь не ходить теперь на работу, я выиграла литературный конкурс, мою книгу напечатают стотысячным тиражом.
- Это твоя очередная шутка?
-Нет, сегодня в новостях покажут, «Синица и мир», нам надо уехать отсюда.
- Интересно, а почему я узнаю последним? Что за жанр?
- Я пыталась тебе рассказать, но ты все время засыпал. Жанр – фантасмагория. Нам надо уехать, за мной охотится смерть.
- Какая смерть? Куда уехать? Я ничего не понимаю!
- Я уже взяла билеты до Москвы.
- Я хотел тебе сказать позже, но чувствую, придется сейчас. Я ухожу от тебя, мне все надоело.
- Но ты же любишь меня!
- Нет, не люблю, уже нет!
В трубке телефона послышались короткие гудки.

Р.S.: Ариадна погибла через час после разговора с Андреем. Автобус, в котором она ехала на вокзал перевернулся. В правом кармане ее пиджака нашли записку: «Высшая мера искренности – я ухожу от тебя, чтобы остаться с тобой навеки.» Через месяц после ее смерти не стало Андрея – он выбросился из окна… А может все было совсем иначе.