грех

*
- Пошел вон, сопляк! – процедила она из-под вуалетки, когда он кинулся целовать ей руку.
Маврикий не помнил, как отошел в тумане на ватных ногах в левый угол церкви, где продавали свечи.
Под носом сразу намокло, воротник сюртука вдавился в потный затылок.
Слышал ли кто-нибудь? Наверняка, вдова генерала Самохина. Она взяла его под локоть и что-то утешительное шептала.
Маврикий не смел поднять глаз, но знал внутренним безошибочным взором, как сузились глаза и побелел лоб Конкордии Ардалионовны под праздничной вуалеткой. Ровно так же, как тогда…

Когда после долгих, в несколько месяцев, печально-манящих взглядов, посреди сумасшедшей мазурки в губернском бале они оказались в каком-то дальнем кабинете с холодным камином.
Его руки суматошно и бестолково соскальзывали с ее маленьких твердых грудей и страшно дрожали.
Конкордия, целуя его в полуприкрытые мокрые глаза, уверенными пухлыми пальчиками выпростала его взрывоопасное хозяйство и понесла внутрь пространства между своих широко распахнутых толстеньких ног в белых чулках.
Маврикий вошел и незамедлительно постыдно задергался. И заплакал.
Срочность их греховного свидания не оставляла времени на объяснения. Нужно было подхватиться и возвращаться в толкотню бала. Но он заметил белые муаровые полоски на ее лбу и сузившиеся в чернеющей досаде глаза.
Позор неудавшегося гусарского счастья терзал его несколько недель и опускал все ниже и без того опущенные внешние уголки глаз вечно печального мальчика.
Сердобольная ко всему свету генеральская вдова, признанная губернским бомондом за хранительницу всяческих пикантных тайн (кстати, не шибко аккуратную хранительницу) ,без труда выудила у Маврикия его секрет, с легкостью многоопытной интриганши очистив его для себя от шелухи скорбных драматизмов и уяснив главное. При всем своем циническом хладнокровии вдова жалела Маврикия.

- Голубчик, Вам Костенька машет вон…
Он поднял голову. Ближе к аналою стояла жена в новой лиловой тальме. По обе стороны от нее – сыновья. Женина шляпка колыхалась то к одному сыну, то к другому, то склонялась вперед и вниз, вслед за молитвой. Младший, Костенька, отворачивался от царских врат и искал отца бойким мальчишеским взглядом. Увидав, помахал радостно.

Отстояли службу.
Дома жена, сняв шляпку, мельком, но не без озабоченности, заглянула ему в лицо:
- Опять твой геморрой? Так я и знала. Во флигеле ванночка с пижмой. Поди. До обеду покуда поспеешь посидеть.

«Какая пижма!» - думал он, двигаясь к флигелю по тропинке, словно на деревенской вышивке, обрамленной густой желтизной одуванчиков. «Удавлюсь! Там во флигеле и удавлюсь»

Посреди пропитанного плотным гераневым духом помещения стояла «ванночка» - лохань с зеленоватой водой. Маврикий Севастьяных снял портки, кальсоны. Опустил в лохань свой пятидесятилетний зад, вздрогнув съежившейся седеющей мошонкой, и с печальной созерцательностью стал рассматривать сукровичную полоску на внутреннем шве кальсон..