LE RA

АМОН-РА
М
О
К
       
Они уже третий день по-кукушиному хохотали, умудряясь подбрасывать свои смешки в чужие гнезда, еле заметно прикрыв их пухом, юношеским пушком с верхней губы - но причина смеха совсем отличалась от той, ради которой сержант с деревянным револьвером выписывал огрызком карандаша повестку (в ручке, что она подарила, уже кончились чернила) и почти целый час добивался похоронной машины с клоунами; водители ее поочередно кланялись, хрустя подернутыми паутиной суставами, давя паукам-крестоносцам лапки - честная протестантская вера вызывала у шоферов отвращение, перед извивающимся на земле кондуктором, на редкость точно следуя инструкциям, нацарапанным на обертке сахарного печенья. Он кричал: “Я понимаю, что это необходимо, что глупо рыдать - но все равно, слышите, вы, маньяки, я не хочу умирать! не имею права, у меня его нет, а если и было, то я его продал, перепродал, разорвал, выкинул - почему я должен умереть? Правда, вы прощаете мне этот карточный долг, помните, у меня было крае, только потому я и проиграл, ну, скажите, правда?” А лживые маньяки выли и бились сплющенными лбами о его натянутый живот, она тоже выла, даже громче остальных, и кондуктор не знал, что когда она отвечала “да, конечно”, искренен ли ответ, или же это потуга на издевку, на фривольную шуточку. Человек, проверяющий выходные билеты у стоящих в проходе граждан, упорно давил рождественскими штанами на каменный настил и смотрел на правильную тень своей особы; отношение безбилетников постепенно менялось, окружающие, видя, что их враг, как все выдающиеся люди, не поспешил обзавестись скромной семьей, кормил мух в надувавшемся изо дня в день животе кусочками ананасового желе, не чаяли в нем души, играли в прятки, ставили друг другу отличные оценки за редкие проблески скудного разнообразия. Они их действительно заслужили, и он помнил, что сам когда-то играл на деньги в такие же события, мчался изо всех сил к заветному столбу - кто не спрятался, я не виноват - бормоча: “она рассердится, если ты опоздаешь”. Он добегал до позорного места и встречался взглядом (в этот момент ему не приходилось придумывать объяснения опозданию на свидание: человека ждала встреча... но встреча обычно могла еще подождать, совсем чуть-чуть: иные ждали много дольше; сжатом воздухе, а тебе не догнать (трус) и не увидеть всю прелесть полета (слепой); остается поднят бумажное перо, заботливо положить в инкрустированную шкатулку, принести в дом, выискивать в словаре иностранные слова, чтобы понять хотя бы общий смысл написанных на бумаге стихов, составить подстрочник и жалеть о том, что в нужный момент силки находились дома, чертыхаясь, вытаскивать из них ноги, давать зарок /за рок!/, что никогда не будешь разбрасывать полезные вещи, где попало, а то попадешь мимо цели, то есть вообще промахнешься.
Сначала он был одним из тех, кто без устали пишет анонимные письма в редакции, потом - тем, кто читает такие анонимки вместе с увлеченным режиссером в заброшенном крысами театре миниатюр. Все актеры разбежались еще три года назад, а кто не успел - примостился в углу и жадно втягивает прыщавым носом запах резинового клея. “Дубль удался на славу, на мою славу!” - думают участники представления-массовки и в конвульсиях пытаются повторить еще раз, последний, на бис, для любимого зрителя, торчащего вместо лампочки в потолке - но замечают, как сцена прогибается перед ними в середине, - это сейчас чаша, хрустальная пиала, за стенками которой - поле, другой город. Стрелка означает граф-переход, проводник - король со своими фаворитками, занимающимися на досуге в угоду властям мультипрограммированием. Они внимательно следят за руками желанного гостя, чтобы не пропустить час, когда он начертит на груди дорожный знак, говорящий о том, что пора уходить, что король больше не нужен, а свита тем более; они встанут, разрежут пеньковые веревки силков и уйдут смотреть фейерверк на набережную. А Кинг /имя собственное/ ухмыляется, знает: когда кондуктор приезжает на фейерверк, то не попадает на него - не из-за того, что поздно и веселье закончилось, а потому что его не было. Ложная тревога. Вероятность 10-8, но озлобленных людей гораздо больше, чем комплексных чисел. И прожекторы (прожектеры) слепят глаза, лучи жизни, и музыковеды-адвокаты ищут виновных, строят виселицы, но бесполезно: салют будет в другом месте. Салют в смысле приветствия. Один шанс из миллиона...
Но смотри: юристы приносят записочку с долгожданным приказом получить удовольствие от опорожненного ведра кока-колы, вексель с разрешением любить трижды (love me three times), участвовать в консолидации политических систем, собственными лапами вычеркивать из телефонного справочника инициалы еще не появившегося абонента, на карнавале плясать с плюшевыми медвежатами и самому приобщаться к плюшкам, смотреть на Солнце и ставить перед именем Ра определенный артикль /Le Ra/, иметь на руках 2+3 - смело продолжать игру, повышая ставки, быстро смешивать жетоны - плевать на их джокера! - и так дальше, ожидая весны, потому что весной... другое время, время prin, время, которое не хочет ждать, период всех собранных вместе солнечных артиклей (кем-то определенных и неопределенных, беспорядочных), за которым - лето.