Мурло

       Я всегда поражался умению Джармухамбетова "видеть" затылком. Вот и сейчас стоим, разговариваем во дворе до­мов, стоящих напротив друг друга. Он спрашивает, как дела у меня, я интересуюсь, что нового у него. Вдруг смотрю, он сузил свои восточные глаза в щелочки и наливается яростью. Оборачиваюсь, думаю, что объект гнева майора у меня за спиной, а он мне говорит:
       - Не туда смотришь. Вон на то мурло гляди.
       И показывает пальцем через свое плечо. А затем, полу­обернувшись, отрывисто скомандовал кому-то, пробирающе­муся вдоль подъездов:
       - Машков, ну-ка подойди сюда!
       Пока он шел, я разглядел его. Средних лет мужчина, упи­танный и гладкий. Но он запоминался не этим, а сытым лос­нящимся лицом, с нахальными и злобными глазами. Сейчас они с ненавистью смотрели на мента, который тоже буравил взглядом подошедшего. Взяв себя в руки, майор уже более ровным голосом спросил мужчину: чем занимаешься?
       - Как чем? Работу ищу, а то ты, майор, не знаешь.
       - Ну-ну, - Кайрат Джармухамбетов вновь сузил глаза, - и как, нашел?
       - Какой там, - Машков попытался сделать скорбное лицо. - Везде блат и взятки нужны. А у меня ни того, ни другого нет. Может, ты, майор, поможешь?
       - Будь спокоен, - в глазах участкового заплясали какие-то злорадные чертики. - В шесть вечера ко мне в оперпункт зайдешь, там и поговорим... А жена где, дети? - вдруг неожи­данно спросил майор.
На лице Машкова промелькнул испуг.
       - Жена на базаре, а пацаны где-то здесь играют. А что, какая-то жалоба на меня?
       - Ну-ну, - также неопределенно сказал Джармухамбетов и добавил: - не забудь, в восемнадцать ноль-ноль.

       Когда мужчина ушел, майор, выругавшись, бросил куда-то в сторону. - Ох и сволочь! И, видя мое недоумение, сказал:
       - Ты не смотри, что он такой тихий и даже вроде как пра­вильной жизни мужик. Это такая тварь, каких еще поискать надо. Хочешь больше узнать - приходи пораньше.
       Что я и сделал.
       - Так вот, - Джармухамбетов сразу взял "быка за рога", - когда-то Машков работал сварщиком в одном ЖКО. Я по­том узнавал о нем: в передовиках и старательных рабочих не был, но до увольнения за леность дело не доводил. Левачил, но без старания заработать и, как говорят, напрочь туп. Ко мне в поле зрения он попал случайно. Всезнающие старушки и мой актив, - Кайрат засмеялся, - сдали его. Оказалось, что дома он был тихий деспот и садист. Как выпьет (а пьет акку­ратно, чтобы не светиться на работе и среди соседей), так начинает бить жену. И ведь как, сволочь, это делает, старушка-соседка мне, плача, рассказывала. В живот жене, под дых кулаком как врежет (чтобы следов не было). И смотрит, как она корчится. А потом за волосы поднимет и еще - раз. И так - пока не натешится.
       - Чего же она терпела? - не выдержал я. - Развелась бы…
       - Двое детей у них, мальчики, в третьем и в пятом классе, - отрезал майор. - А потом добавил, - я ей тоже об этом гово­рил. Даже просил заявление написать, чтобы я его за дебош определил на "химию"... А она лишь односложно отвечает и тихо плачет. Так я до сих пор и не понял: то ли она его боится, то ли любит.
       - Но все-таки, - участковый заулыбался, - я его достал. Выследил, когда он "врезал", выждал немного и - к нему в квартиру. Он думал, дети с улицы вернулись, и сам дверь открыл. Я сразу по комнатам, а жена в зале на полу лежит и губы разбиты. Оформил я его, в общем, на пятнадцать су­ток, а "химия" не получилась. Не написала она заявление. Но он теперь руки распускать боится. Знает, что я за ним, гадом, слежу.
       Майор прервался, чтобы зажечь сигарету, затянуться и выпустить дым. А, сделав это, продолжил.
       - Это мурло другую тактику избрало. Помнишь, ЖЭКи начали сокращать, реформировать, тут СССР не стало, экономика захромала... В общем, Машков, когда другие му­жики с его специальностью до сих пор работают, оказался без дела. Вроде как безработный стал. Лежит на диване, те­левизор смотрит, на лавочке у подъезда посидит, выпьет с кем-нибудь, погуляет... И так весь день. И не привлечешь сейчас его за тунеядство. Зато, когда за стол садиться, - он первый.
       - Ты не задумывался, отчего у него такая ряшка?
       Кайрат сделал рукой переход в своем рассказе. И, не до­жидаясь ответа, пояснил:
       - Сначала наестся сам, а что останется, - жене и детям.
       - Что он, нелюдь, что ли? - спросил я.
       - Не знаю, наверное, еще хуже, - Джармухамбетов вновь затянулся сигаретой. - Мне как-то патрульные привели его сыновей, которые попрошайничали. Разговорил я их, высп­росил, что да как. Кушайте, говорю, раз вам дали. А они мне: "Нет, дядя, нельзя, папка нас побьет, если мало, без денежек хлеб лишь один принесем". А младший разоткровенничался: "Когда мамка суп с мясом варит, то папка мясо сам съедает, а нам кости дает, чтобы зубы у нас острые были".
       - А жена куда смотрит? - не выдержав, спрашиваю учас­ткового. - Не мать она, что ли? Лиши их родительских прав!
       - Не знаю! - он зло загасил окурок. - А лишать их прав - не так-то просто. Как только комиссия соберется это делать, их в школу отправляют. А потом они бросают учебу и беспри­зорные целый день отцу деньги добывают. Жена, когда теп­лицы ликвидировали, пошла на базар чужими вещами торго­вать. А он жиреет. Ладно, завязываем - Машков идет. - Джармухамбетов кивнул на окно сбоку. - Сядь в сторонке, будто ты из нашего райотдела.
Какое-то время было тихо. Потом раздался робкий стук и заглушенный скрипом открывающейся двери проситель­ный голос:
       - Можно?
       - Машков, - майор вновь сузил глаза, - хватит комедию ломать. Тихий ты - пока не выпытаешь: чем тебе может гро­зить этот визит? Садись и продолжим о работе.

       ...Чтобы это передать, следовало позвать художника Ре­пина. Машков, на манер его запорожцев, которые пишут пись­мо турецкому султану, подбоченился и полуразвалился на стуле. Угодливое лицо стало самодовольным, а в глазах читалось: "Лопух ты, майор. Сказал бы я тебе о том, куда всех посылают..."
       Участковый, словно не замечая перемены, докончил свою мысль:
       - О работе я договорился с директором соседнего магазина. Он возьмет тебя грузчиком, подходяще для твоей комплекции.
       - Грузчиком не могу, - Машков сделал озабоченное лицо. - Сердце слабое. А что касается фигуры, то она обманчива. От сердца эта полнота.
       - Сторожем на автостоянку? - участковый раскладывал свой пасьянс вакансий. - Там мешки не таскают.
       - И здесь я вас огорчу. - "Запорожец" аж заерзал от удо­вольствия па стуле. - Вы же знаете - мы люди бедные. Даже мальчишек в школу соседи и государство снаряжают. А тут машины! Вдруг бандюги налетят и угонят какую-нибудь. Чем моя Катька рассчитается? Нет-нет, не уговаривайте. Мне что-нибудь эдакое руководящее в какой-нибудь фирме и, предуп­реждаю, без материальной ответственности.

       Тут Машков поперхнулся, наткнувшись на бешеный взгляд участкового. И как-то даже сник, поняв, что переиг­рал. Но, тем не менее, бравировал:
       - Извините, если что не так. Отупел от этой безработицы. Может, я пойду, что-то плохо себя чувствую.
       - Пойдешь, Машков, пойдешь. - Майор гасил словами ярость. - И порезвишься еще вволю в семье. Конец только у тебя страшный будет.
       - Это какой же? - К "запорожцу" вновь вернулась его ва­льяжность. - Никак гаданием занялись, товарищ майор? Джармухамбетов, не отвечая, уже весело продолжал:
       - Я даже знаю, когда это будет, и приду посмотреть. А теперь иди и думай о своей жизни.
       - Пугаете, гражданин начальник, - заплывшие глазки бу­равили участкового. - Я ведь могу за угрозу пожаловаться. Вот и товарищ ваш (тычок пальцем в мою сторону) подтвер­дит, если, конечно, честный человек. И не надо меня стра­щать. Как живу - так и буду жить!
       Язвительная улыбка пробежала по губам.
       - Не в обиду будет сказано: еще приду проводить вас в последний путь.
       С этими словами Машков вышел - непоколебимый, гото­вый сокрушать всех, кто встанет на его пути.

       Любопытство давило, и я спросил Джармухамбетова о том, кем или чем он стращал ушедшего.
       - Помнишь, я тебе рассказывал, как Машков ест дома мясо, а детям, гад, дает кости, чтобы, дескать, зубки точили. Так вот, младший тогда и заявил мне, что как только подра­стет, так папку загрызет своими острыми зубами. И ты зна­ешь (Кайрата аж передернуло), он в тот раз таким недетским леденящим взглядом посмотрел на меня, что до сих пор му­рашки по спине.