Темная сторона добра

       Темная сторона добра.

       (рассказ)

       События, к сожалению,невымышлены,
       но имена и некоторые места действий изменены.

       Сначала по городку, затерянному в Армянских горах, прошел невнятный слушок о том, что их земляк Ашот умер в Подмосковье, где у него был небольшой заводик по производству нетканых материалов. Но все решили, что это грязные языки завистников.
       И злая сплетня, не дойдя до родственников Ашота, умерла по дороге. Но не бывает дыма без огня.
       Если после первого слушка не пошла даже мелкая рябь, как после невесомой бумажки, упавшей в воду – общественность была спокойна, то последующий слух был гораздо весомее. После него, как после огромного булыжника кинутого с силой в воду, пошло волнение, но не по воде, а в умах обывателей.
 
       Вообще жители городка, где когда-то он родился и жил, очень гордились им. Уважать его начали тогда, когда он со своей семьёй, переехал в Ереван, а затем перевез родителей, братьев и сестёр. Но особенно стали гордиться за своего земляка попозже, когда он со своим другом уехал в Россию, занялся там бизнесом и страшно разбогател.

       Рассказывали о страшной смерти, которая постигла Ашота. Как будто ему отрубили голову, которую так и не нашли, а тело было наполовину съедено.

       Откуда пошел этот слух, позорящий местную знаменитость, и кто его привез, не знал никто.
       Обыватели маленького городка не спали несколько ночей и вздрагивали от каждого звука. Как будто каннибалы могли приехать туда. Люди по очереди звонили в Ереван, город в котором мечтает жить каждый нормальный армянин, если он, конечно, не живет за пределами Армении, но почему-то не могли дозвониться в столицу.

       Была зима и телефонный кабель, как не раз бывало, мог оборваться под тяжестью снега где-нибудь на горном перевале. Поэтому дядьки и тётки Ашота, посовещавшись между собой, решили послать в Ереван Хачика – его двоюродного брата, по материнской линии - сына дяди Ваграма.

       - Ты, когда приедешь в Ереван не спрашивай сразу: «Тетя Вартуи, а что Ашот умер?». Осмотрись, пойми – что к чему, может быть это злые слухи. Сам знаешь, что у больших людей всегда много врагов, - напутствовали Хачика родственники.
Ашот всегда, на Новый год, присылает нам посылки с гостинцами; всегда помогает нашим родственникам и знакомым, когда они едут на заработки в Россию и обращаются к нему – он никому не отказывает, поэтому мы должны помочь его семье и поддержать их, не дай Бог, в горе.

       Когда провожали в Хачика в путь, все сидели за столом, в доме его родителей, чинно и благородно – ели и пили мало. Лишь один дядя Ашот, в честь кого был назван племянник, под конец разошелся и стал петь песни, сначала грустные – о фидаинах – народных мстителях, наподобие гайдуков и, пока он пел в тему, ему не затыкали рот. Но, после того как он перешел с грустных старинных повествований о том, как было холодно народным мстителям в горах, где они скрывались от преследований захватчиков и зажравшихся беков, сосавших крестьянскую кровь, к веселым песням о лихих хлопцах лишающих девушек невинности, то на него наорали и чуть было не вытолкали взашей, предварительно нахлобучив какую-то чужую папаху до самого носа.

       Дядя Ашот не растерялся и, махнув наугад (папаха закрывала глаза) пару раз кулаками, усмирил нападавших. Он сорвал с головы папаху, с силой кинул её на пол и с горечью сказал:
       - Вот, что я вам скажу! Русские не такие дураки, какими вы их считаете, и не будут терпеть у себя такую гниду, как наш Ашот, ведь он давно зажрался. А вы только преклоняетесь перед его деньгами. В России нужны наши честные, веселые и работящие парни, а говна у них и своего хватает.
 
       Так как он был бывшим коммунистом и, когда-то, парторгом местного заводика, то ему прощались многие высказывания, но этими словами он окончательно разозлил всех родственников и его, все-таки, вытолкали взашей. Хотя потом все родственники утверждали, что дядя Ашот специально устроил скандал для того, чтобы не давать денег Хачику на поездку.

       И они восхищались его хитростью и коварством, потому что каждый выложил по пятьдесят долларов - немаленькие деньги, ведь неизвестно – может Хачику придется лететь в Россию. Нет, в честности племянника никто не сомневался, так как знали, что он вернет все деньги, что не истратит, до последнего драма. Но денег все же было жалко.

       На следующее утро Хачик, по дороге на автовокзал, зашел в древнюю холодную и суровую церковь, помолиться на образа, которые, за многие века своего существования, видели всё – радость предательства, кровь невинных и поруганных в своей вере бедняков, трусость богачей, просивших у Бога царствия небесного и отпущения грехов.

       Черны от многовековой копоти свечей были лики святых, но, как ему показалось, всё-таки сияние пошло от икон в какой то момент его молитвы. И он понял, что получил Божье благословение в свой путь за истиной, потому что почувствовал, после слов дяди Ашота, – непростая это поездка и он должен осознать то, что не имело пока названия и смутно трепетало в его груди, не находя слов для выхода «в люди».

       Серо-розовый февральский Ереван после холодных острых зимних звезд над его горным городком, казалось, уже был охвачен пламенем весны. В воздухе чувствовался приход нового.

       Купив, для приличия (не с пустыми же руками идти к родственникам) бутылку не очень дорогого коньяка, Хачатур поднялся на третий этаж и, увидев приоткрытую дверь, понял, что слухи были правдой. Тихо, без стука, он открыл дверь и вошел вовнутрь. В квартире он услышал жалкий плач тети Вартуи. Он подошел и обнял её за сутулые вздрагивающие плечи. Тело Ашота ещё было в России. На следующее утро он вылетел в Москву со своим двоюродным братом Месропом (родным братом Ашота).

       Хачатур забыл свою молитву в суровом армянском храме. Сейчас у него в душе было чувство не христианского всепрощения, а жажда мести, которая поглотила свет и сузила весь мир вокруг него.

       И тем страшнее было потом его возвращение назад к вере в Бога и хмурым сомнениям в нем.

       В небольшой промерзший подмосковный городок они приехали уже к вечеру, но так как рабочий день ещё не закончился, то сразу же направились в здешнее управление милиции, где их встретили вполне приветливо. Следователь по делу об убийстве брата, была полная некрасивая блондинка в модных очках. Она сначала напоила их чаем, посоветовала в какой гостинице лучше поселиться, и только на следующий день, несмотря на все их уговоры, ввела в курс дела:
       - Тело вашего брата нашли в открытом гараже, где оно пролежало на морозе всего два дня, но часть ноги уже успели обглодать собаки. Оно лежало возле сгоревшей машины, и само обгорело снизу до пояса. Можно было бы говорить о несчастном случае, если бы не несколько обстоятельств, - следовательница начала дотошно перечислять их:
Во-первых, на его предприятии остались только наемные рабочие нелегалы, а остальные его компаньоны исчезли.
Во-вторых, в его квартире пропали все деньги и драгоценности, которые, по показаниям соседей, всегда у него были.
В-третьих, у трупа было перерезано горло.
Хотя, чтобы считать это убийством, как видите, - она невесело улыбнулась, - вполне было бы достаточно третьего обстоятельства.

       И ещё. Есть нечто, что выделяет это дело из дел о простых убийствах, и придает ему особую важность – на предприятии, в одном из сейфов, было обнаружено около килограмма героина. Происхождение его неизвестно, но это не привозной – слишком чистый. Оборудования, на котором изготавливался или мог изготавливаться героин, не нашли. Его, возможно, разобрали и увезли, либо уничтожили. И она замолчала.

       - Наш брат не мог делать эту отраву, клянусь мамой, - взвился горячий Месроп. Если бы он это делал - я бы знал и сейчас честно сказал бы вам, чтобы вы скорее нашли его убийц.
       - Другого ответа я и не ожидала, - сказала следователь, глядя в замерзшее окно. Потом перевела взгляд на Хачика и посмотрела ему прямо в глаза. Он смотрел ей в глаза. В её глазах была печаль и усталость. Она никогда не верила в Бога и давно перестала верить людям. Это было безнадежное дело и его дали ей – одинокой некрасивой немолодой никем нелюбимой женщине.

       Поэтому он спросил у неё, зная, что получит честный ответ:
       - Вы, лично, как думаете, кто убийца нашего брата?
Она задумалась на несколько секунд и ответила:
       - Следствие разрабатывает сразу несколько направлений:
Возможно, он не заплатил «налог» кураторам. Их «крышует», скорее всего, северокавказкая мафия, а это чеченцы, поэтому здесь полная глушь – вряд ли найдем убийц.
Второй вариант, что «нелегалы» - наёмные рабочие из Средней Азии, наняли бандитов разобраться с ним. Но не те рабочие, которые сейчас у него работают, а те, которых он обманул раньше. Если это так, то здесь тоже никого не найдем.

       - А, как он их обманывал?
Схема была проста. Нанимают гастарбайтеров – надеюсь, вы знаете кто это, - обратилась она к Месропу.
       Месроп выкатил глаза, но ничего не сказал. Хачик незаметно стукнул его по ноге и ответил:
-Да, да. Знаем.

       -Нанимают гастарбайтеров и платят им копейки - для того, чтобы они не умерли с голоду, обещая рассчитаться за работу в конце, допустим, сезона. К концу обещанного срока договариваются с милицией, к сожалению, в наших рядах ещё есть нечистоплотные люди, платят милиционерам какую-то сумму и те выселяют их, как нелегалов, обратно в страну, из которой они приехали.
 Таким образом, на них работают среднеазиаты, как наши «бизнесмены» их называют – «талибы», забесплатно несколько месяцев по двенадцать – четырнадцать часов в день. Но, как веревочке не виться, всё равно, когда-нибудь будет конец.
Но, не исключено и банальное ограбление, и бытовуха – что - нибудь на семейно-сексуальной почве. И ему отомстили.

 - А, что в России и такое бывает? – удивился недалекий Месроп.
 - Да на каждом шагу, - разогнала его сомнения следователь. Поверьте, на этой работе и не такое увидите.
Зайдите, - продолжала она, - в, она назвала номер комнаты, возьмите его личные вещи, но некоторые, например, видеокассеты на которых он записывал свои сексподвиги, в интересах следствия, останутся у нас.

       - Да, конечно, - ответили хором братья, чувствуя, как краснеют оба.
       - Там же, - продолжала она, - возьмете ключи от его квартиры и гаража. Осмотрите, может быть мы чего-нибудь не заметили и, по вашему мнению, это может помочь следствию, тогда скажете нам.
- Можно будет, - спросил Хачик,- осмотреть его предприятие?
- Да, конечно, осмотрите, но там ещё живут узбеки. Мы у них отобрали паспорта и оставили там до тех пор, пока не определимся с транспортом в Москву и последующей депортацией.
После небольших формальностей им дали ключи от квартиры и гаража Ашота.

На следующее утро они отправились сначала осмотреть предприятие, которое принадлежало Ашоту.
Как говорил Месроп: «Поглядеть в глаза соплеменникам тех, кто, возможно, убил моего брата».

       Предприятие находилось на территории ткацкой фабрики, давно переставшей существовать. Здесь их брат арендовал несколько бывших складских помещений, громко именовавшихся цехами. В них стояло допотопное оборудование непонятного предназначения. Сторож, седой, как лунь старик, чего-то дотошно объяснял им, но они его не слушали. Вскоре выяснилось, что в кабинет начальника он их не пустит, потому что он опечатан милицией. Но братья не настаивали, а попросили показать узбеков, до сих пор остававшихся здесь.

       - Хлопцы, они не здесь. Они живут вон в том бараке за территорией завода. Вроде, как и не на фабрике - в случае чего, но в то же время этот барак всегда был нашим помещением. Там всякий мусор хранили, который и выбросить жалко и не знаешь, когда пригодится.
 Я тут все знаю - почти сорок лет на этой фабрике отработал. Их, «талибов», конечно жалко - голодают они. Я им сегодня килограмм пять картошки привез и банку огурцов – после того, как бабка моя три месяца назад умерла, куда мне столько? А их жалко, когда хозяин был жив, они помногу работали - до ночи, а иногда и всю ночь.

       То, что увидели они на этом, бывшем складе, потрясло Хачика: голодные, худые, изможденные лица. И, этот страх – когда они увидели новых людей, вошедших в их нору. Они привыкли к этой норе – холодной, затхлой с насекомыми на стенах, но уже своей. И, новые люди, и перемена места страшили их.

       - Пошли отсюда, брат, - не выдержал Месроп, - поехали в морг.
Гараж они осматривать не стали - не хотелось смотреть на место смерти, тем более после того, что они увидели в морге.
       Там Хачику стало плохо, когда он увидел огромное опаленное, подгорелое покусанное собаками тело Ашота, и он выбежал из помещения на улицу, и блевал какой-то зеленой желчью на серый снег.

       Врач, вышедший покурить, сразу понял в чем дело:
- Э, генацвали, да тебе совсем плохо. Подожди минуту – сейчас приду.
И, через некоторое время вернулся со стаканом в руке и соленым огурцом на вилке в другой.
- На, генацвали, выпей и закуси. Не ты первый и не ты последний, кто это плохо переносит.
Врачу, похожему на Крамарова, не было сил возражать, что он вовсе не генацвали, ведь так зовут грузин. Поэтому он молча взял стакан из его рук и отхлебнул.

       В стакане был чистейший медицинский спирт. У него перехватило дыхание, но стало лучше.
Выполнив кучу формальностей, заплатив какие-то немыслимые деньги - они все оформили и сидели в номере гостиницы, где молча пили русскую водку, закусывая её серым хлебом и луком с солью. Говорить ни о чем не хотелось.
Оставалось, в этом городке, только посмотреть квартиру брата.

       В Ереване Хачик не пошел на похороны Ашота. Родственники понимающе кивали головами и говорили:
- Он в России пережил такой стресс, кода ездил за Ашотом, а ведь он такой молодой - ему всего двадцать четыре года и уже начал седеть. Пусть остается дома.

       Потом, на поминках, он увидел, как какой-то дальний родственник подошел к дяде Ашоту и что-то сказал ему на ухо. После чего тот вспыхнул встал из-за стола и ушел, ни с кем не попрощавшись. Через некоторое время он тоже встал из-за стола, оделся и незаметно ушел – не так демонстративно, как дядя Ашот.

       Хачик знал этот маленький уютный погребок на площади Сахарова, который дядя Ашот всегда посещает, когда приезжает в Ереван, и пошел туда.
Он подошел со спины, обнял его за плечи также как, ещё совсем недавно, тетю Вартуи и сказал:
- Дядя Ашот, там в России про нашего родственника я понял многое.
- Не надо, не говори пока. Давай помянем его грешную душу.

       Они стояли за деревянном столиком в любимом погребке дяди Ашота, а над головой у них шумел город, которому было несколько тысяч лет. Этот город видел жестоких царей Урарту, персидских наместников в расшитых жемчугом халатах, рыжих турецких янычар, уставших русских солдат и много ещё кого – и он был одним из любимых городов Желтого Дьявола. Здесь неистово поклонялись ему всегда.

       А эти двое, в старом кабачке, склонив друг к другу головы, могло показаться, были заговорщиками против его всевластья.
       - Всё-таки, почему ты ушел с поминок, чего тебе сказал этот хмырь?
       - Понимаешь, сынок, на кладбище я сказал, что деньги погубили нашего Ашота. Там все промолчали, а здесь подослали эту шавку сказать, чтобы я сидел молча, - одинокая слеза скатилась по его небритой щеке, но он не заметил своей слабости и спросил,
       - Ну и как он там, России, жил?
       - Плохо, дядя Ашот. Он оторвался от наших корней, но русским, как хотелось ему, не стал. У него было все – деньги, власть, женщины, неплохое положение. Все, все, чего хотелось его ненасытной душе: жратва, золото, наркотики…- он сделал паузу, - но счастья, простого человеческого не было.

       Он вспомнил, как они пришли на квартиру Ашота. Подивились ремонту. Итальянская мебель поразила их – такого не было ни у кого, из знакомых, в Ереване. Но что-то неприятное чувствовалось в атмосфере – запахе, который бывает у любой вещи. И по специфическому запаху этой вещи или человека, мы понимаем, нравятся они нам или нет. Квартира категорически была противна.
 
       Они не знали что ищут и бесцельно отодвигали кресла, переставляли стулья, поднимали вазочки и ставили их на место. Потом, когда они зачем-то отодвинули шкаф, то нашли большой конверт грубо склеенный из серой обёрточной бумаги. Видимо он завалился сюда случайно, а милиционеры не нашли при обыске.

       В пакете была видеокассета и черно-белые фотографии сделанные, скорее всего, скрытой камерой. Они вспомнили, что раньше Ашот был талантливым инженером, и вполне мог сам установить эти камеры и сделать фотографии. На фотографиях был Ашот и его двоюродная сестра, потом другая. Очевидно, снимки были сделаны тогда, когда они приезжали к нему в гости. То, чем они занимались на этих фотографиях, не поддавалось описанию.

       На других фотографиях Ашот был снят с Эстер – женой своего друга, вместе с которым он создавал эту фабрику. Хачик вспомнил сколько тоски было в глазах друга Ашота, когда тот три месяца назад приехал из Подмосковья в Ереван. Собираясь в свою невеселую поездку, Хачик предложил ему поехать вместе с ним, надеясь на его помощь, но он вообще отвернулся и, сославшись на неотложные дела, отказался. Теперь он понял почему.
 
       На видеокассете были запечатлены, в основном, попойки и застолья, несколько постельных сцен с какой-то страшно худой, с порочно-развратным лицом, блондинкой. Сцены садомазохизма потрясли их. Его безобразно толстая фигура с короткими ногами и с заросшей темно-рыжей щетиной спиной вызвала у Хачика такие же спазмы в желудке, как тогда в морге и ему снова стало плохо. Месропу тоже. Они выключили видеомагнитофон и, не убирая за собой, ушли из проклятой квартиры.

       Но не стал он этого всего рассказывать дяде Ашоту.
Не стал рассказывать и о махинациях с квартирами, записи о которых они нашли в конверте, и о долговых расписках родственников.

       Хачатур вспомнил с какими чувствами поехал он в Россию. И там понял, что мстить некому. Кому? Чеченцам, которых их брат, скорее всего, тоже обманывал. Узбекам? Голодным и полуживым. Милиционерам, которые прикрывали его делишки? В конце концов он сам выбрал себе такой путь.
Потом они выпили ещё и, чуть позже, поехали на автовокзал, а к ночи были у себя дома, в маленьком горном городке.
Утром Хачатур пошел в церковь.

Что такое Добро, Аствац? – обращался он к Богу. И, зачем оно нужно, если питается таким отвратительным Злом, которое творил мой брат? И Добро ли это?
Неужели, какие-то жалкие посылки родственникам, жалкие крохи, для него, что он присылал своей матери и остальным родственникам в Армению можно назвать Добром? И как это соизмеримо с тем, что люди работали на него бесплатно и, он подлостью вышвыривал их обратно домой, без копейки денег, к своим голодным семьям. Как обманом скупал у алкашей квартиры. Давал деньги под проценты родственникам. И он хвастался, что он такой ловкий и хитрый. Возможно, что он подпольно изготовлял наркотики, и о какой доброте тогда, вообще, может идти речь? А, все хвалили его и даже завидовали ему.

 Но суровые лики святых были безучастны - они видели и не такие подлости.
Хачатур вышел из церкви и присел неподалеку на седой от мороза камень. Вдруг голова закружилась у него, свет померк в его глазах, из горла пошла кровь – сомнение в Боге разорвало ему сердце. Церковь находилась на холме, и он покатился вниз по склону, оставляя на острых, припорошенных снегом, камнях красный след.
 Но Бог простил ему сомнения в вере его, и чистая душа Хачатура вознеслась прямо в Рай.
 Где находится черная душа Ашота не знает никто.


***