Любимка - коктейль пикантный...

       "... Она красивая. Очень красивая и умная. Он тоже ничего себе. Она построила его руками и на его деньгах бизнес, раскачала его. Нагребла огромную кучу добра (на две-три жизни), построила вокруг всего этого огромный забор. Привязала к себе его на цепочку с застёгнутыми на спине золотыми наручниками и вгромаздилась на облачко, чтобы взирать от туда на всех и поплёвывать. Причём, ни книг, ни друзей, ничего, что согревало бы душу, с собой не взяла. Раза два-три в неделю она призывала его, чтобы он делал с ней ЭТО, но относилась к этому так, как относятся к утолению жажды. Утолению жажды водой. ВОДОЙ- без вкуса цвета и запаха. И вот через 30 лет ему кто-то сказал, что кроме воды еще есть терпкое ароматное вино, выдержанные коньячки, шипучки, сивухи и бормотухи, наконец. И он задёргался на цепочке, стал посматривать по сторонам и вниз с облачка на землю...." (с)

       Бедный, бедный... Не знал он, что терпкое ароматное вино, выдержанный коньячок, шампусик-шипучка и всякая другая сивуха-бормотуха ох как хороши для поднятия тонуса, опьяняющей легкости, приятного головокружения. Тогда обостряется все, к чему бы не приковался быстрый ищущий взгляд, к чему бы не прикоснулись жаркие, нетерпеливые руки и вкупе ото всего этого сладко тянет где-то ниже пупка тянучей истомой, и стиснув зубы от нахлынувшего желания только и думаешь об ЭТОМ... Не знал он, что быстро проходит опьянение и назавтра, едва отодрав тяжелую голову от подушки, приоткрыв опухшие покрасневшие глаза, сухими пересохшими губами, он тихо шепнет, как простонет: «П-и-и-и-т-ь...». И она очень красивая и умная, богатая, вся такая раскаченная, довольная жизнью, кучей добра и им, молча протянет ему бокал с водой и отойдет в сторонку. И будет внимательно смотреть, как он дрожащими руками быстро поднесет к губам бокал и начнет, задыхаясь и проливая, жадно глотать воду.... Обычную, простую воду, без вкуса, цвета, запаха... Опустошив одним залпом бокал, он обессилено откинется на подушку и облегченно вздохнет: "Ж-и-в"... Но это будет все потом...
А тогда он, действительно, дергался на цепочке, посматривал по сторонам с облачка на землю, посматривал и ждал... Чего ждал или кого- он не мог понять. Чего или кого ему хочется? А хочется ли? А может, ему просто не хватало общения? Ведь ни книг, ни друзей у него сейчас не было... Только она, которую он видеть спокойно уже не мог, даже в те дни и ночи, когда его телом она утоляла жажду... А ему так хотелось поговорить обо всем и ни о чем с кем-нибудь, кто-то бы внимательно выслушал его, кому бы он смело и откровенно рассказал о своих смятениях, мыслях, грешных фантазиях и сумасшедших снах. И как то раз, совершенно случайно он вдруг наткнулся на очаровательную улыбку. Яркие губы обрамляли ослепительные в белизне зубы, и улыбка была поистине «голливудской». Он как бы споткнулся на этой улыбке и уже не мог оторвать от нее глаз. Уже попозже он разглядел и смешливо вздернутый носик, серо-голубые глаза, которые даже за очками не могли спрятать какую-то щемящую грустинку, и все остальное он тоже разглядел. Для своих лет она выглядела совсем неплохо. Заманчивая фигурка, небольшой рост, что-то такое сквозило у нее в стремительных движениях, что хотелось называть ее задорной... И он, переборов свое смущение, написал ей лучиком солнца : «Я хочу быть вашим фотографом...». Она подняла голову и прикрывая ладошкой глаза, долго и пристально вглядывалась в облачко... Поняла, что он не один, и нельзя ему громко крикнуть : «Спускайся с небес, вот тебе фотоаппарат и делай со мной все, что хочешь». Нельзя, а потому, она просто написала ему в ответ...
       Они стали писать друг другу, спрашивали, и тут же отвечали, их тянуло на откровенность, где-то порой в письмах пряталась ее смешная ревность, и проскальзывали его заводские замашки. Он спрашивал ее совета, а она ему обещала: «Подожди, немного попозже, я тебя всему научу.» . Он раскрывал свою душу не таясь, а она... пряталась... Пряталась за стихи и рассказы, пряталась за надуманным спокойствием, пряталась за темными очками. Но как-то получилось так, что он быстро раскусил ее и однажды написал: «А за твоей улыбкой стоит боль». И ей стало тепло оттого, что он ее понял. Но говорить ему о боли не хотелось, потому что больно было до сих пор. Время от времени она поднимала голову к облачку, представляя его там. Она еще не знала, что придет время, когда они не смогут и одного дня обойтись без слов друг другу. Их будет тянуть друг к другу невидимой нитью ежедневно, ежечасно, ежеминутно и частенько будет рвать душу грусть от того, что нельзя посмотреть в ставшими родные глаза, поцелуем стереть слезу, набежавшую то ли от счастья, то ли от безысходности, и прижавшись всем телом слиться в долгом сладостном поцелуе. А это время подошло внезапно, оглушив его неизбежностью. И он решился. Он больше не мог терпеть. Ему просто стало все равно, что будет потом. Это будет потом, а пока... Он всеми путями, мыслимыми и немыслимыми, ринулся к ней. Она ждала. О, как она его ждала! Они стояли напротив друг друга смущенные и... напуганные. Рассматривали каждую черточку на лице, отмечали каждую морщинку, пробовали на слух голос и на вкус губы. Она дрожащими руками обхватила его лицо и впитывала в себя взгляд его красивых карих глаз. Эти глаза видели ее насквозь, видели, что творилось у нее в душе, видели, как она его хотела... Он сам держался из последних сил, чтобы не натворить глупых дел из-за жгучего желания, сковавшего его с головы до ног... Они не помнили, как оказались на постели, не помнили что говорили друг другу... Он помнил только одно- он был пьян. Он был пьян от ее нежных рук, как от бокала игристого прохладного «брюта». Пузырьками газа проникали в его тело ласковое прикосновение ее ладоней, которые гладили его тело вдоль и поперек, кружа вокруг сосков, перебирая нежную поросль кудрявых волосков на груди. Как ароматное терпкое вино ударяло в голову ее горячие губы, они прокладывала дорожку поцелуев, начиная с шеи, переходя на плечи и вниз, по натянутому телу... Его обожгло выдержанным коньяком, когда она, наигравшись руками, стала ласкать его разгоряченную плоть губами и язычком. Он рычал, стонал от чувственных ласк как от изощренных пыток. Не в силах сдерживаться, набросился на нее голодным зверем. Его нежность перемежевалась с грубостью, бешеный натиск уступал размеренному движению. Он бормотал какие-то бессвязные слова ей на ушко, шалея от ее стонов, и изумленно замолкал, когда она в исступлении начинала шептать как молитву «люблю»... Он поворачивал ее к себе спиной, гладил руками ее упругую крутую попку и в сивушном угаре снова сливался с ней. В изнеможении падал на спину и сажал ее на себя. Его все больше и больше пьянили ее множественные оргазмы, когда она содрогаясь всем телом, сдавленно начинала кричать…А потом и он, застонав, рухнул в экстазе, сжимая ее руки. Еще не раз эта ночь прерывалась на тихие разговоры и страстные поцелуи до слез... Их еще долго кружило в пьяном угаре любви, и только совсем под утро они затихли. Она сладко спала, и так украшала ее счастливая «голливудская» улыбка. Он тихо встал, не спеша оделся. Долго смотрел на нее, потом нагнулся, нежно поцеловал ее глаза и, шатаясь, вышел. Он был еще пьян от ее запаха, волнующих соков, содрогающих оргазмов. Не помнил, как добрался до своего облачка, как рухнул на постель и забылся тяжелым сном. А потом его разбудила дикая головная боль и изнуряющая жажда. Ничего в жизни он так сильно не хотел, как пить. Он понимал, что его спасти может только вода... Обычная, простая, без вкуса, запаха, цвета вода. Это только с виду она простая, но жить без нее- никак...





автор картинки:http://wishclub.spb.ru/viezdnoy_bar.html