Она читала Мураками...

В память о тетке.

       До глубокой ночи. И все внутри ныло и отзывалось гулким эхом каждое слово, каждая запятая. Редко книга могла ее так захватить. Она, то чуть улыбалась, то едва сдерживала слезы. Осторожно перелистывала каждую страницу, словно боясь ненароком рассыпать гармонию книжного мира.
       
       Раньше то – что?

       Одни любовные романы – и то, когда делать уж совсем нечего. Ну, один раз прочла Достоевского «Униженные и оскорбленные» - махом, за одну ночь. Плакала навзрыд – еще и добавилось расставание с парнем.
Это ей подруга посоветовала – сказала, что ей помогло. Действительно, весьма работает.
На следующий день на душе стало полегче…

       А Мураками в ее жизни появился негаданно. Шла мимо рыночных рядов, наткнулась на небольшой книжный магазинчик, сейчас редко приходится спать по ночам, не мешало бы прихватить книжонку.

На стене висел плакат, с рекламой очередной книги Харуки
 
- А о чем он пишет? – спросила, указав пальцем на плакат.

- А вы почитайте. Многие, кто купил его книги, потом еще приходят. – Сказала продавщица, видимо и понятия не имевшая, что вообще это за японец.


Взяла сразу серию из четырех книг – чтоб наверняка. К тому же, хорошая скидка вышла…


…Закончила одну, и тут же схватила новую. Посмотрела на часы – два ночи. Ничего, завтра ведь выходной, можно выспаться.



«Мне часто снится отель “Дельфин”.
Во сне я принадлежу ему. По какому то странному стечению обстоятельств я — его часть. И свою зависимость от него там, во сне, я ощущаю совершенно отчетливо. Сам отель “Дельфин” в моем сне — искаженно вытянутых очертаний. Очень узкий и длинный. Такой узкий и длинный, что вроде и не отель, а каменный мост под крышей. Фантастический мост, который тянется из глубины веков до последнего мига Вселенной. А я — элемент его мощной конструкции... Там, внутри, кто то плачет чуть слышно. И я знаю — плачет из за меня.

Отель заключает меня в себе. Я чувствую его пульс, ощущаю тепло его стен. Там, во сне, я — один из органов его огромного тела...

Такой вот сон.
Открываю глаза. Соображаю, где я. И даже говорю вслух. “Где я?” — спрашиваю сам себя. Вопрос, лишенный всякого смысла. Задавай его, не задавай — ответ всегда известен заранее. Я — в своей собственной жизни. Вокруг — моя единственная реальность. Не то чтобы я желал их себе такими, но вот они — мои будни, мои заботы, мои обстоятельства. Иногда со мной рядом спит женщина. Но в основном я один.»…


Тут из другой комнаты раздался приглушенный стон.

 - Мама. - Вскинулась с кресла, положив книгу раскрытыми страницами, торопливо выбежала.

       Мураками ждал. В полуоткрытое окно, на свет лампы, влетали мотыльки, бело-голубая фиалка на стареньком письменном столе спала, видимо, ей снилось солнце и новый горшок. Листья вишни за окном, только набравшие силу, просто отдались во власть легкому ветру и осторожно шелестели, баюкая майскую ночь.

- Мамочка, больно? – Осторожно приподняла голову, подложила подушку. – Сейчас, сейчас, только укол сделаю. Открыла ампулу, набрала трамадол, с трудом нашла место для новой инъекции, протерла спиртом, но тут же передумала. Бросила полный шприц на столик рядом, села на край кровати, обхватив голову руками.

- Ни черта он не поможет. Только хуже будет. Уже пять уколов сделала, а боль не проходит.

Она осторожно взяла мамину руку и принялась гладить. Мама приоткрыла исстрадавшиеся глаза и по щеке потекла одна-единственная слеза.

- Не бойся, мамочка, не бойся. – Натужно улыбнулась, сцепив зубы. Посмотрела на небольшой крестик, стоявший в углу, на груду лекарств, лежащих рядом, подавила вздох:

- Все – все, сейчас пройдет. Сейчас не будет болеть. Отдохни немного. Вот увидишь - завтра тебе станет легче. Отдохни, ты же неделю уже не спишь.

Мать будто бы верила. Уже не говорила, только тихонько стонала. Тихонько, потому, что голос охрип, связки сорвались. И сил уж не было. Почти ничего не ела, даже вода вызывала рвотные рефлексы.

- Все – все – все, мамочка, сейчас не будет болеть. Попробуй уснуть. И мать, приласканная и обессиленная погрузилась в недолгий тяжелый сон.

Она посидела еще немного, убедилась, что заснула, и шатаясь, с пеленой в глазах, пошла к себе в комнату. Мураками ждал раскрытыми страницами…



«Наблюдаю за каплями. Прислушиваюсь к себе. Я чему-то принадлежу... Кто-то плачет и ждет меня... И то, и другое воспринимается очень издалека. Словно происходит где-нибудь на Луне. Что ни говори, а сны — это сны. Как ни беги за ними вдогонку — не добежишь, не дотянешься.»

Близился рассвет... Тот самый час до рассвета…


Рецензии