Автобиография

Автобиография.
       Я смотрю как девушка в вечернем платье, под руку со Мной, идёт от моей могилы. У меня в ногах валяется лопата. Они уходят к Звёздам…
Книга номер Первичная
Глава номер Последняя глава.
       Я, человек красивый и отчаянный, стою и смотрю вниз. Вниз на людей. Вот так, перебирая камушки, один белый, а другой чёрный, стоял Я здесь каждый седьмой день. На площадке с колоннами, возвышающейся над остальным городом, Я думал, что уже привык стоять вот так, за этот год, что пора что-то менять. Что? Зачем? Не так уж и важно для Меня – человека, не ищущего смысла. Просто Я чувствую и знаю, что пора. Как? Когда? С кем? Куда? Я оглянулся на эти вопросы – они растаяли. Удовлетворённый, но не показавший удивления ни на то, что Я смотрю на свои вопросы, ни на то, что они тают, перевёл взгляд на черту между небом и морем. Спокойно впитывая эту синеву глазами, Я начал мечтать, как Я уже путешествую. Сейчас Я точно знаю, что мои последующие приключения были примерно такими же, с той лишь разницей, что соответствовали каким-то временным отрезкам, и не имели свойства иметь в каждом кадре красивую девушку.
       Постояв ещё немного, Я вспомнил, что сон мне просто необходим. И Я, увлечённый Ищущим Покоя, шёл к себе, напевая что-то из ритмов Просроченных Молочных Продуктов. Мне нравились эти парни. Они были своими в доску.
Глава номер Да!
       Отряхнувши голову от приятных дурманов сна, Я, уже через фильтр трезвого сознания, посмотрел на эти сны. Вспомнилось, что Я сражался с неведомыми монстрами и одержал победу. Победу, ценой их смерти. Я, во сне, не хотел их убивать, но они меня спровоцировали. Я понял, что хорошо, что это был сон. И то, что Я – другой, тоже хорошо.
       Я поднялся. Начал одеваться перед зеркалом. В миллионный раз подумал, что Я – прекрасен. Я и вправду умел носить любые вещи.
       Надо бы за кое-кем зайти. Он хоть и гнусный циничный шутник, но ещё и Одноглазый Художник. В красных гетрах и тапочках гангстеров Америки, в подкатанных джинсах и сюртуке развращённой Франции, без головного убора, но с красной контактной линзой, Я вышел на освежённую улицу. Освежённую росой и чириканьем невидимых птиц.
       Извозчика решил не брать. Лучше, покуривая трубочку, дойти пешком.
       На углу Астрономической и дорогой на ранчо Шелудивого Пса, Я остановился. Ранним утром Я явился наблюдающим интереснейшую картину. Какие-то два парня лет семнадцати, видимо долгое время не спавшие и замёрзшие после ночи, безучастным взором смотрели на продавца кофе. Он их спросил: «Будете ли что-нибудь заказывать?» А они сказали: «Так да… Нам бы кофе…» И когда они, рассчитавшись с ним, проходили около меня, один сказал другому: «Когда мы уже сдохнем?» «Кофе допей», - отвечал другой. Будучи, когда рождался, некультурным, Я засмеялся. Итак, Я дошёл до крыльца Одноглазого Художника.
       Какая-то бабка что-то смаковала в своём рту. А Я и говорю: «Здравствуйте!» А она: «Здравствуйте…» Пусть не расслабляется.
       Поднимаюсь к нему. Он открыл и, как всегда, удивился, увидев меня. Сказал «заходи». По своему обыкновению, он рисовал каких-то монстров. И Я, обдумывая речь за две секунды прежде, чем её произнести, говорю:
- Послушай, что скажу тебе, мой друг. Ведь так сидеть и творить ведёт нас к сталому болоту, хоть и с цветами. Давай, не лишая момент его законной напряжённости, поднимемся над сумерками будней и решим, что приключенье неизбежно. Назрел. Назрел момент, когда мы, во всеоружии иль голым телом, отправимся куда-нибудь прогреть ли кровь, развеять мозг, иль для творчества сырьё найти. А может всё и сразу, - Я завершил.
- Куда? Куда ты уже намылился?
- Страна есть дивная одна. А в ней каблук. Вот нам туда.
- И как ты представляешь се?
- Прям здесь и щас.
- Нам нужны деньги и гарантии на возвращение.
- Давай условимся с тобой! Под вечер, если не добуду денег – не поедем. Но если будут – то завтра же туда!
- Тогда я постараюсь закончить все дела за сегодня. Но если не закончу – ещё денёк отсрочки.
- Окей, окей!..
       Тут мы пошли пить терпкий и рассматривать ужасных монстров, нарисованных мои другом. Потом Я попрощался с ним и пошёл в паб «Чертополох». Там Я думал попить «пост ядерное» и поразмыслить.
       По дороге Я думал, что опять ,вследствие своей горячей души, Я говорил стихами и вляпался, что мне нужна немалая сумма к вечеру. Мне едва хватало на «пост ядерное». Отбросив мысли прямо до паба, сказав им, что Я догоню, Я решил положиться на магию.
       «Пожертвуйте на храм», - сказала мне пожилая женщина в странных одеждах. «Чей?» - спросил Я. «Божий», - ответила она не смутившись. «Его же нет», - недоумевал Я. «Вы не верите в Бога?» - спросила она так, как будто в него верят все. «Нет. Я не верю в то, что его нет». Я решил, что разговор окончен, и пошёл дальше. Потом мне показалось, что она ещё что-то сказала, но Я, обернувшись, её уже не обнаружил. Пожав плечами, продолжил шествие.
       В пабе был этот запах. Я задумался, что он специфичен, а Я ни разу ещё о нём не задумывался. Заказал «пост ядерное».
       Выпив до половины, Я понял, как мне раздобыть денег и почему запах этого места специфичен. Выпив ещё, Я поднял глаза. А там Душевный Хомяк.
- Кого не встретишь в этом злачном заведении, - сказал он улыбаясь.
       Я пригласил его сесть. Он мне сказал, что его дела хорошо. Но Я сказал, что у меня они лучше всех, и посвятил его в своё решение. Так мы и поговорили. А потом, выходя, Я предложил ещё по «пост ядерному» где-нибудь на свежем воздушке. Но он, глядя куда-то далеко, сказал мне, несведущему:
- Некоторое время вращаясь в этом мире, ты понимаешь, что вся жизнь – Кефирчик…
       И мы пошли в ближайшую лавку за указанным выше молочным продуктом. Я купил себе сок, ибо терпеть не мог молоко и его производные.
       Вот так, попивая, мы дошли до лавки искусств. Там были какие-то штуки. Некоторые гениальные.
       Попрощавшись с ним фразой «а'дьё, ма дир», Я уже ехал в трамвае к своему обиталищу. Солнце съедало половину моего лица, и, доходя до глаза, отворачивалось, отражаясь. Я знал, что девушкам это нравится.
       Но Я так к ним и не подошёл. Я пошёл домой, дабы творить историю.
Глава номер Лжец.
       Переодетый и уверенный в себе, Я сказал своему оруженосцу: «Покури полчасика», и зашёл в тёмный кабинет. Человек в чёрном, увидев, что Я одет прилично, если не сказать отлично, и лицо у меня ответственное, если не сказать соответственное, решил взять меня на работу. Я сказал: «Это большая честь для меня». Он кивнул. Я продолжил: «Но мне нужен аванс». Он посмотрел мне в глаза. Мне очень хотелось подмигнуть ему и засмеяться, но Я удержался, тем самым, заработав половину суммы нужную для путешествия. Я, обманув своего оруженосца, вместе с ним через десять минут уже шёл к бухгалтерии своей старой работы. Поинтересовавшись, нет ли там чего-нибудь за прошлый месяц, Я получил оставшуюся половину нужной суммы.
       Вечером Я был на пороге Одноглазого Художника…
- Ну что?
- Да. А у тебя?
- Тоже да.
- Дважды да – это хорошо. Завтра утром у памятника Последнему Могиканину. Возьми с собою кисть и краски, оруженосца, что-нибудь пожрать и поедем.
       Я, наверное, выглядел Героем. Да, впрочем, Я Героем и был.
- Есть одна загвоздка… Визы.
- Я всё предусмотрел, - сказал Я, привыкший ко всякого рода трудностям. Я думал сейчас он спросит: «Отсюда поподробнее,… Что ты предусмотрел?» и мне придётся врать ещё, но он сказал:
- До завтра, Лжец. Поедем, а там глянем. Не забудь, кстати, взять с собою побольше уверенности.
       В преддверие своего вояжирования, Я не мог заснуть где-то час. Но потом вспомнил как несколько дней назад, увидел девушку с самыми зелёными глазами в мире. Я сожалел, что моим мыслям не хватило сноровки появиться в тот же миг. А то бы Я подошёл и сказал про её глаза всё, что думаю. Про то, что они самые зелёные…
       Вот так и заснул.
       Снился бред. Про двух людей, которые меня вели в здание руководства на ранчо Шелудивого Пса. Воспоминания вперемешку с неприятными чувствами отвращения к личностям этих двух людей.
       Проснулся и вспомнил, что сегодня великий день. Радуясь тому, что не проспал, Я пошёл умываться…
       Настроение моё было величайшим – это настроение терпения, когда не терпится, ожидание глобальных изменений, тщательная подготовка, финальная подготовка к чему-то приятному. Это Я уже посиживал на кухне и попивал кофе.
       Со мной творились чудеса. Я говорил стихами. Даже в магазинчике, когда пополнял свои запасы табака. Потом, возвращаясь, встретил свою знакомую. Шокировав её своими планами на последующую жизнь, Я обнял её и попрощался. Такой вот Я и есть.
       Покуривший, Я познал, что теперь пора, и закрыл все окна, взявши ключи, пошёл.
       Сначала появляется рамка. Рифлёная под волны океана, зелёная как изумруд в тени. Потом, внутри неё, памятник Последнему Могиканину. Миг спустя, Я и Одноглазый Художник. Мы хорошо выглядим, в наших глазах тот взгляд, которым голодный эстет смотрит на пищу. Этот гурман медленно берёт вилку и нож – отрезает себе кусочек, и долго не кладёт его в рот, хоть и голоден до смерти. Именно этот взгляд в наших глазах. За этим взглядом появляются оруженосцы. За ними остальные люди – снуют по площади. Рамка начинает уменьшаться, но это не так – мы просто отдаляемся. Вот и изящная женщина в вечернем платье с указкой вступает в кадр. Она показывает на картину, сформировавшуюся в рамке, и что-то объясняет. Но слышно только:
- …вы можете видеть…эпохальный момент…явившийся следствием…непреодолимого…Великого Смутьяна…, - она улыбается, понимая, что некоторые её слова не совсем ясны, и продолжает, глядя прямо в глаза, - смысл картины – показать момент, переломный момент, между наличием обратной дороги и тем, когда её нет.
       Проговаривая «нет» она сильнее смотрит вам в глаза. И всё исчезает, только это слово чёрной пылью ложится в вашу душу, эхом вторит ушам.
       А мы тем временем уже шли вперёд по дороге…
Глава номер Жираф.
       Через часа четыре, мы наткнулись на, выбранную Судьбой, одинокую девушку, неземной красоты, а скорее венерианской. Характер же у неё был с Марса.
       Я не упустил момента познакомиться с ней. Но она, испорченная своим характером, была той самой позиции ненужности никого в свершении своих тёмных, Я бы даже сказал вопиюще меркантильных, планов.
       Одноглазый Художник улыбался, и по нему было видно, что он в, глубине души, ржёт надо мной и над ней.
       Я пригласил её в корчму у дороги, чтобы перекусить. Тут её глаза блеснули. Я знал, что мы ей не нужны, пока не совпадём с её планами, поэтому решил узнать о них побольше…
       Корчма была из тех, что неизвестно как это заведение не обанкротилось. Тем более после падения курса барреля золота на уличной стене. Не было ни официантов, ни солонки с перчилкой… Был только жирный человек с прожжёнными глазами у стойки бара.
       Мы присели за столик в углу. Я, замечая сервис вокруг, пошёл прямо к человеку с прожжёнными глазами, и сказал:
- Здрасьте. Меню можно?
       Человек смотрел через меня и по видимости не понимал не только моего вопроса, но и того, что Я к нему обращаюсь. И только Я хотел сказать: «Аууу!», он резким движением достал откуда-то снизу меню и протянул его мне. Я сказал:
- Спасибо.
       И пошёл к нашему столику. Положив меню перед собой, Я посмотрел в лицо нашей прекрасной незнакомке, потом на лицо Одноглазого Художника, потом перевёл глаза на меню. Было напряжённое молчание. Невзрачное меню неподвижно лежало и, по всей видимости, было уверенно в своей неприступности. Я – самый смелый человек. Если что-то говорит мне: «Сможешь поднять?», Я говорю: «Да!» И вот, собравши, по методике Сжатого Кулака, в кулак свои самые героические побуждения, Я заношу руку над меню…
       Девушка, не выдержавшая такого момента, к моему удивлению, не падает со вздохом под стол, а берёт меню и говорит:
- Странные вы вдвоём какие-то. А я кушать хочу.
       Заказали сушёных игуан на палочке. А Я ещё и «пост ядерное». Ели с аппетитом. Под конец трапезы, Я спросил:
- Есть ли у тебя, незнакомка, какие-нибудь цели в жизни? И куда ты держишь путь в столь тёмные времена?
- Мой путь – месть. Я направляюсь в Страну Машин, дабы осуществить акт вандализма и аморального поведения против моего Врага.
- Страну Машин? Это совсем рядом со страной с каблуком, - сказал Я, посмотрев на Художника. И продолжил: - Не хотела бы ты разделить с нами сей груз путешествия?
- Зачем вы мне? – невоспитанная, меркантильная, уверенная, точно знающая, что ей нужно.
- Ты даже не представляешь, на что способны люди с берегов Термоядерной! С нами будет веселее… Тем более мы к актам вандализма относимся… э-э-э…скажу прямо, нормально, ибо Я, допустим, вообще проповедую Культ Разрушения.
       И Я долго рассказывал, как получал удовольствие от сломанных вещей и разбитых сердец. Моя незнакомка слушала и зевала. Но потом сообщила:
- Ладно. Идём. Только не мешайте мне. Ведь от этого зависит ваше самочувствие.
       Мы вышли из корчмы, и Я уже хотел направиться вверх по дороге, но Незнакомка остановила меня.
- Нам сюда.
       И повела нас к стоянке, при корчме.
- Зачем нам туда?
- Там меня ждут. Ты думаешь, сидела бы я с вами в корчме, если б мне не надо было подождать здесь транспортного средства?
- Транспортного средства?
- Да. А именно: танк. Хороший такой. Красный.
       И правда. На стоянке стоял красный танк. Рядом с ним стоял танкист, но не красный, а так себе.
- Слушай,… - протянул Я, - а как тебя зовут?
- Роз Яростная. Вообще, Роза, но вы меня лучше зовите Роз.
       На фоне красного танка Роз выглядела убедительно. Спорить не стал.
       Она подошла к танкисту. Он отдал ей ключи и пошёл куда-то, приговаривая: «Сюда, сюда». Даже не поздоровался.
       Я смотрел ему вслед, проникая в его сущность, пытаясь увидеть его глазами «сюда». Но меня оборвала Роз:
- Едешь или как?
       Одноглазый Художник уже был на танке. Я не заставил себя ждать и, со второй попытки, влез на танк.
       И мы понеслись…
Глава номер Лирика.
       Ехали всю ночь, и Я, привыкший, уже спал. Снились великолепные и удивительные сны. Сны о золотых дворцах, где Я был царём. У меня были миллионы слуг и прекрасных наложниц, и, восседая на золотом троне Я, весь в чёрных одеждах с серебряными пуговицами и серебряными брошками, отдавал приказы… А ко мне обращались: «Повелитель Вселенных, о Радужный!»
       Проснулся поздним утром. Мы стояли. Художника и Роз не было. Я открыл люк и вышел…
       Какое-то захудалое селение открылось моим очам. Запах был свеж, и Я увидел множество цветов. Спрыгнул с танка, сорвал парочку и пошёл к постоялому двору поблизости, где, по моим расчётам, должны были быть мои спутники. Нашёл их за столиком на первом этаже. Уже что-то ненасытно поглощали.
- Я – Повелитель Вселенных, - безапелляционно заявил Я, ибо настроение выспавшегося меня в сочетании с Весной давало невообразимую уверенность.
       Мои спутники смотрели на меня немножко удивлённо, и Я, дабы не смущать их, подарил Роз цветы.
- Будь За! – добавил Я, взяв со стола виноградинку.
       Я не ел её, а крутил в руке. Мне она нравилась. Одноглазый Художник не выдержал моего давления:
- Ты окончательно двинулся?
- Окончательно? – парировал Я.
- Что значит «Повелитель Вселенных», цветы эти? Спал бы себе в танке.
- Не могу. Весна ведь. Время лирики. Время Ренессанса…
- Пойду закажу себе чего-нибудь, - сказал Я потом, ибо не был заинтересован в продолжении разговора. Роз же так и сидела с раскрытыми глазами, глядя ими ошеломлённо на происходящие проделки Весны. Я подумал, что это не удивительно – ведь она всю ночь танк вела…
       У стойки бара, женщина в экипировке доярки и глазами мясника, но накрашенная как лунная ночь, разговаривала по телефону. Мне даже не надо было что-то говорить. Я здесь просто был. Она, увидев мою уверенную походку и взор капитана, вспомнившего тот самый туман, что густ как французский луковый суп, опустила телефон, в последний момент сказав: «Я перезвоню». Она бы так и смотрела в мои чарующие глаза, но Я перевёл их на секунду вниз, дав ей опомниться.
- Что будете заказывать? – её голос стал очень нежен, она понимала кто перед ней.
- А что бы вы мне посоветовали?
- Ну…У нас не такой уж и большой выбор…Есть суп. Очень хороший…
- Я ненавижу супы, - сказал Я спокойно, мягко. И продолжил, так как знал, что она не найдётся что сказать. – Дайте мне, пожалуйста, бокал «пост ядерного» и сушёных кузнечиков по-славянски.
       Она улыбнулась и начала цедить в бокал напиток, заказанный мной. И, поверьте, в этой улыбке она была прекрасна как сама Заря.
       Сказав спасибо, Я уже направлялся к столику, предвкушая залипание кузнечиков между зубов.
       Тут что-то тёмной струёй ударило мне в голову, и Я откинулся на спинку стула. Пробыв в таком положении несколько мгновений, Я изрёк:
- Всё это плохо закончится.
       Медленно повернув голову, Роз посмотрела на меня. Даже Художник не стал язвить над таким зловещим моментом, что так внезапно опустился к нам…
       Хотя, просидев несколько секунд в этой гнетущей тишине, мы засмеялись. Так Я познал, что Весна сильнее Тёмного Момента.
       После трапезы они отправились спать, сняв номера на втором этаже, а Я пошёл кормить оруженосцев. Справившись с этим нелёгким делом, убеждая себя, что в следующий раз это будет делать Художник, Я залез обратно в танк. Прилёг.
       Разбудила меня Роз. Тем, что завела двигатели. После сна Я не понимал, что происходит, но Одноглазый Художник вернул меня в реальность фразой:
- Следующая остановка – Ад!
       И меня прижало назад…
Глава номер Герой.
       Художник не врал. То, что открылось моему взору, по дороге в бар с грустным названием «Эдем», если не было Адом, то на него было очень похоже. Чтобы добраться до Рая мы шли по Аду. Везде были разбросаны кучки человеческих экскрементов, строительные отходы, пьяные мужики, и завершал всё серый деревянный забор, неизвестно к чему прикреплённый. Переступая вышеуказанные препятствия, мы вышли к вышеуказанному бару.
       Свободных столиков не было, и мы сели за стойку. Я осмотрел заведение – оно было действительно хорошим.
       Бармен же проповедовал поклонение нижним бесам и, по внешности своей, был сродни им. На его повязке с черепами красовалось название группы, модной в эпоху отращивания ногтей и прочих ороговевших, - «Жестялика». Мы таких называли мясоедами. Они, в самом деле, как и мы, ели мясо, с той разницей, что мы мясоедами не были.
       Он спросил у нас:
- Вы сюда выпить пришли?
- Нет, - сказала Роз.
- Да, - сказал Я
- А что такое? – осведомился Художник.
       Вообще, Художник вряд ли был тем, через кого проходили необычные блюда и такие же необычные названия, изучая которые Я махал тесаком, в белых тапочках, где-то на кухне, когда-то давным-давно. Но и на человека, который принимает во внимание свежие завещания, он тоже был не похож.
- Ничего, сказал бармен Художнику и поставил передо мной стопку «ядрёной по-царски». И пошёл куда-то в другой конец стойки.
- Тотальный логик! Удовлетворил всех нас, используя минимум движений, - заметил Художник.
- Интересно, «ничего» - это он тебе или про «ядрёную по-царски»? – в свою очередь спросил Я. И обернулся к Роз, может она что скажет. Но она была занята. Она была в гневе. Я просто смотрел на неё, а она была такой прекрасной…Я на секунду подумал, что это последствия того, что она опять всю ночь танк вела, но огненный шар, пущенный в бармена, раз и навсегда убедил меня в непредсказуемости этой особы.
       В тот самый момент, когда бармен превратился в пепел, кто-то за последним, уже трёхногим столиком, крепко приложился отломанной ранее ножкой от стола по макушке своего недруга. Кто-то сделал музыку погромче. Началась потасовка.
       Мне ничего не оставалось, как махнуть «ядрёной по-царски», занюхать волосами, упавшего секунду назад лицом в салат, гражданина, а может и лица без гражданства – не уточнил, а потом, с видом человека не раз бывавшего в заведении «Кручёные сиськи», сделать розочку из бутылки, разбив её до середины о стойку бара, и закричать: «Покатила!» И быстро-быстро, захватив Художника и неистовую Роз, ретироваться в танк.
       После этого действа, Роз и Художник стали ко мне по-другому относиться. Я знал, что посягнул на роль Героя. Теперь Я должен был исполнять её до конца. Хотя мне это даже нравилось – Я люблю признание.
       До самой границы ничего не происходило. Кроме редких разговоров со Мной Роз и Художника. Один хотел продемонстрировать Юмор Термоядерной, а другая что-то про Врага своего рассказывала…не помню что… Убьёт что его, вспомнил.
       В килограмме от границы мы пересчитались. Экипаж имел в наличии трёх молодых и отважных людей, двух оруженосцев и, невесть откуда взявшегося, одного ёжика. Виза была только у Роз, так что собрание постановило, что Я с Художником иду на прогулку лесами, точнее речкой, попутно вышвырнув ёжика-зайца.
       Оставив этого мутанта на пеньке, мы пошли вглубь зарослей папоротника…
Глава номер Гнев.
       Засунув в каждый из карманов по папоротнику, Художник покуривал, ожидая меня. Я же процедуру соединения с окружающей природой смаковал: долго примерял разные папоротники. И тут, мне сначала показалось, Я увидел какой-то красивый и большой цветок на папоротнике. Я подкрался и взял этот прекрасный цветок в руки. Он оказался совсем неприкреплённым к стеблю. Я открыл ладонь и понял, что не может быть другого мнения, понял, что тут все мнения сходятся, понял, что Красота существует…Я смотрел, Я поглощал, Я ощущал этот цветок. И вот он начал превращаться в бабочку, и, посидев немного у меня на руке, улетел в даль.
       Как жаль, что Художник этого не видел – он говорит, что не видел никаких бабочек. А может он врёт.
       Мы прикинулись двумя кустиками, и пошли к границе. Там оказалась речка. Холодная, Я вам скажу, такая речка.
       Мокрые мы шли ещё килограмм, пока не свернули к трассе, где нас должна была ждать Роз. Это та, что Роз Яростная. О! Неистовая!
       Но её нигде не было. Мы прошли ещё килограмма два по трассе, но Роз так и не встретили…
       Мы шли и шли, пока не встретилась нам какая-то придорожная забегаловка. Мы измождённые, и состоящие в учёте того, что стемнело, сели за столик и напились «пост ядерным». Потом не твёрдой походкой, но с твёрдым взглядом устремились наверх, где нас ждали перины из клопов за три брублика в сутки. Я даже упал на кровать и думал не раздеваться, но запах травы и земли, а также мокрые штаны до колена, убедили меня в необходимости этой процедуры. Когда раздевался и выкидывал из карманов папоротники, Я подумал, что теперь знаю, почему та девушка внизу так на меня смотрела. Вот и доверяй девушкам после этого.
       Проснулись с большой и тяжёлой головой. Позавтракав и обдумав наше положение в пространствах, мы пошли по трассе вверх, где лежала, по нашим расчётам, столица страны, в которую нас занесло. А попали мы в Бесцветную Страну. Или как её называл Художник, которому она приходилась малой родиной, Страна Чистого Листа.
       Не успели мы отойти на килограмм, как возле нас остановился ездящий ящик, оттуда выпрыгнуло два человека с лицами красного кирпича. Отколотив нас неприличными штуками, ранее найденными у своих жён, они запихнули нас в этот тёмно-зелёный ящик и куда-то повезли. Всё произошло настолько быстро, что Я не успел сказать им, что Я – Герой. Время, оказывается, вот такая штука: не успел – садись в ящик…
       Ехали быстро и, насколько Я догадывался, не сворачивая, так что, когда мы остановились, Я предполагал, что мы в столице.
       Дверка ящика открылась, и нас поволокли в здание без покатой крыши. А в нём ещё в какой-то зал.
       В зале был только один человек, сидящий на табурете посередине. Он сказал нам:
- Ну что? Признаваться будем? Вы не только чужеземные шпионы, но и, оказывается, связаны с группировками Подковровья, так как используете их незарегистрированную символику и незаконные знаки отличия. И даже не пытайтесь возражать, мы давно за вами наблюдаем, а теперь у нас есть и доказательства. Вчера вечером, у вас, - он указал на меня, - видели нижнее бельё расцветки чередующихся красных и белых полос, что явно указывает на то, что вы – никто иной, как член командующего состава. Утром следующего дня гражданка Иванова, повторно наблюдала вас в упомянутом белье. Что касается вас, - он указал на Художника, - то вы обвиняетесь в сговоре с рецидивистами из Подковровья, а также в нарушении режима «разсосредоточения народа» по пункту один. Со вчерашнего вечера и до сих пор, вы имели наглость собраться в толпу, количеством более одного человека. Согласно закону «о режиме разсосредоточения народа», нельзя собираться в дневное и ночное время более одного человека.
       На мгновение Я подумал, что это нечестно приписывать Художнику нарушение режима, а меня обвинять в каких-то эксгибиционистских наклонностях, светить трусами перед гражданкой Ивановой. Я хотел возмутиться по этому поводу, но тут зашёл человек в каске. Он сказал: «Да ну их», только в более утончённой форме. После этого нас выкинули на улицу, сказав на прощание: «Больше так не делайте».
       Мы пошли, немного ошеломлённые произошедшим, но весёлые, ибо добрались быстрее, чем ожидали. Без какой-нибудь цели мы просто шли по городу. Мы, наверное, гуляли. Я рассматривал эти здания…Жаль, но Я не встретил ни одной аллеи, поэтому мне город не понравился. В принципе, как он мне не понравился изначально, так Я к нему и относился всегда. Как раз, когда Я думал о первых впечатлениях и их воздействиях, мы завернули за угол, а там!
       Там стояли люди и палатки. Причём первых было значительно больше. Мы подумали, что в этой стране, люди решили не жить в зданиях, а жить в палатках на свежем воздухе. К нам подошла девушка с распущенными волосами, в юбке до щиколоток и босиком. У неё были пакеты, как оказалось на проверку, а потом и в последствиях, с отличнейшими бутербродами. Она, так просто, угостила нас и пошла дальше, раздавая бутерброды людям. Прямо за ней появился парень и протянул нам табачку. Мы, подивившись этой, несомненно, национальной гостеприимности, закурили. С трубками в зубах, мы пошли сквозь толпу к ближайшей палатке. За нами следовали наши преданные оруженосцы…
       Зашедши в палатку, мы увидели человека в бело-красной майке и джинсах клёш. Ещё на нём был пиджак и тапочки, позаимствованные в Старой Школе. То был сам Тима Музыкант. И говорил он на языке своей страны, поэтому Я его не понимал. Вместе с Тимой был ещё один человек. Он был Друидом.
- Привет, чуваки! Вы тоже против этого закона? – обратился он к нам.
- Какого закона? – спросило моё чувство интереса.
- Вы не слышали?! Сегодня утром Усатый издал закон, что теперь всю страну, где мы сейчас находимся, обнесут кирпичной стеной. Но пока стена строится, все должны представлять, как будто она уже есть. И из страны не выезжать. Нарушителям этого закона делают посмертно клизму.
       Мы переглянулись с Художником. Речи Друида прямо говорили о приостановке нашего путешествия.
- А кто такой Усатый? – вновь поинтересовалось то же чувство.
- Главный директор цирка.
- Какого цирка?
- Того, в котором ты находишься, чувак!
- Понятно…Слушай, а что мы можем сделать, чтобы закон отменили?
- Ничего. Хотя есть один ультралевый способ, но в него никто не верит…
- Что за способ?
- Ну…Во общем, надо сбрить усы главному директору цирка.
- Это как должно выглядеть? – спросил Я.
- Это точно единственный способ уехать из страны? – спросил Художник.
       Друид кивнул Художнику и, повернувшись ко мне, начал:
- Берёшь бритву…

Пока меня одевали в комбинезон для собирания пыльцы с пальм, Художник спросил:
- Зачем ты согласился?
       Я хотел ему ответить, но вовремя вспомнил, что не знаю. Поэтому Я, с непоколебимым взором, посмотрел ему в глаза. Если помните, Я был Героем.
       Подошла девушка, со взглядом, завораживающим своей вечностью и мгновенностью. Она посмотрела на тебя, читатель. Улыбнулась, раскрасив всё в бардовый и красный бархат, подмигнула, добавляя тёплой и густой тьмы. Она с поклоном протягивает мне на красной подушке бритвенный станок «Скорость». Я, в свою очередь, принимаю его с уважением. Она протягивает мне руку с распростёртой дланью, на длани – таблетка. На таблетке, к моему удивлению, тоже «Скорость»… Я беру таблетку и касаюсь её руки. Она начинает таять и исчезает, оставив таблетку и своё благословление, у меня в руке…
       Я проглотил таблетку. Подошёл Друид и пожелал удачи. Я вышел из палатки и побежал, но тут же врезался в ту самую девушку, что так радушно меня кормила бутербродами. Она обрадовалась чему-то и сказала:
- Тебя-то я и ищу! Вот возьми, - она протянула мне коробочку, с какими-то африканскими надписями, - если что-то пойдёт не так - открой её и загадай желание.
- Что это? – спросил Я. Но в коробочке что-то зашевелилось, и Я вынужден был изменить вопрос. – Кто это?
- Бич Первых Кругов.
       И она убежала.
       Я продолжил движение, ускоряя темп. Мой оруженосец не поспевал за мной. Я вошёл в раж.
       Человек в форме преградил мне дорогу. «Представьтесь и расскажите, с какой целью вы вооружились бритвой», - этот человек меня бесил.
- Какой бритвой? – Я изобразил неподдельное удивление, ибо о бритве знали только Я, Художник, и Друид. – И почему это Я должен представляться и рассказывать про свои цели? Я спешу.
- Куда? – он, наверное, был из тех, что косят под дебилов.
- Повторяю: не ваше дело, уважаемый, - сказал Я максимум резко.
- Почему это не моё? Я хочу знать, может, вы что-нибудь недоброе задумали?..
- А даже если, то что тогда? – Я начинал приходить в ярость. Джокер уже подкрадывался и начал говорить сладкими речами. Он предлагал мне сделку: всемогущество в обмен на глаза.
- Вы не ответили на мой первый вопрос. Представьтесь.
       Я говорю Джокеру «по рукам». Всемогущество поглотило меня. Я ослеп. В представлениях не нуждался. Мой собеседник тоже не нуждался, Я почувствовал зловонное и тёплое дыхание его пасти, его влажные глаза, его набегающие рывки. И вот он прыгнул и уже летит на меня, этот выдрессированный пёс Исполнитель. Я начинаю орать, сначала тихо, потом всё громче и громче. Он вцепился в мою шею и повис, чтобы доставить максимум боли, рвёт мои жилы, скользя зубами. Мой крик сначала радует его, быстрая победа ему нравится, но крик перерастает в рёв, рёв в рокот, рокот в смех. Смех в секунду Тишины. И под конец Тишины Я слышу, как он хочет заскулить, но поздно – его зубы сомкнулись на моей шее. Я поймал его. После секунды Тишины, мой рёв кажется в два раза громче. Я срываю с него кожу, а вместе с ней и всю его форму. К моему удивлению, при более внимательном осмотре, этот, теперь «ультра голый», был ничем. То есть его и не было.
       Прошедши сквозь него, Я вновь побежал, но уже черпая силы от всемогущества, в которое впал.
Прибыв в администрацию цирка и вышибая двери попутно, попал в кабинет директора. Я достал бритвенный станок «Скорость» и выбрил «начисто» усатого дядьку.
Зрение начало возвращаться ко мне, и Я увидел, что с усами директор цирка выглядел плохо, но без усов, он стал просто уродом. Я поморщился, глядя на то, что Я сделал. Удручённый ожогами души и сделкой с Джокером, Я пошёл назад.
Глава номер Конец первичной книги.
       От вспышки гнева, Я отходил три дня, и когда проснулся на четвёртый, Друид оповестил меня о том, что дорога чиста, что кирпичной стены не будет, а закон отменён.
       Я с Одноглазым Художником ещё денёк погостили в палатках, и на утро поехали на подаренном мне «за то, что Герой» автомобиле дальше. Наряду с прозвищем «за то, что Герой», Я дал автомобилю ещё одно: «чемодан», ввиду его совершенной не обтекаемости, отсутствия крыши и чёрного цвета. Красный салон же подчёркивал наше с ним сходство во внутренних состояниях, которое было нараспашку из-за сорванной крыши и красное. Я как-то порезался, и капелька с пальца упала на сидение. Я до сих пор не могу отыскать это место. Что же касается различий между мной и моим автомобилем, скажу лишь то, что Я чемоданом не был.
Книга номер Вторичная, а глава номер Вниз.
       Мне завидуют. Когда Я проезжаю на своей машине, да покуривая трубочку. Все без ума от моей походки, причёски, жестов. Меня называют «сумасшедшим», из-за того, что со мной легко общаться, но трудно понимать. На вопрос «Как ты стал Героем?» Я отвечаю: «Я им и был». Этот ответ тоже верен.
       Как-то Я повстречал самого себя, только в индейском одеянии. Он мне сказал, что Я многого не понимаю, но мне этого не надо, потому что у меня есть он. Я спросил у него: «А зачем Я тебе?» Он сказал: «Чтобы Я делал своё дело».
       Пока Я вспоминал этот эпохальный момент пересечения с самим собой, нагло обрывая его и оставляя без концовки, ко мне присела четверорукая синяя девушка.
- Девушка, почему вы сели за мой столик?
- Потому что ты меня пригласил.
- Я не приглашал. Или забыл, что приглашал. Не важно. Но,…пользуясь моментом, вопрошу тебя: как ты относишься к выпивке, имени Маша, Повелителям Вселенных, саундтреку к Ала ад-Дину и чем ты, собственно, дышишь в мире сем, в мире нашем?
- Ну, если действительно неважно не приглашал или забыл, что приглашал, то: к выпивке отношусь завязавшим образом. Ну, не катастрофа, конечно, но чаще трезва. Имя Маша мне нравится. В сфере обслуживания Маши особенно хороши. Повелители Вселенных – приятные люди. По мне, так Саркастические Мстители – куда веселее. Саундтрек из Ала ад-Дина никаких эмоций во мне не вызывает. Дышу, как и все, воздухом. Иногда спёртым и засоренным всяческим дерьмом. Считаю, что рассказывать о себе, как минимум, не скромно. Человек познаётся в общении. Да хоть и молчит. С моей стороны вопрос: вы здесь тоже из-за госпожи «Наши в Торонто»?
       Тут мы оба понимаем, что нам легче будет разговаривать, если нас будет по двое. Вторая она говорит одновременно с ней же первой:
- Ты сейчас думаешь, что я всё всерьёз говорю. Хотя мы стебаться с серьёзной миной можем. Да, - и она показала мне несколько масок.
- Не стоит недооценивать мою способность во всём видеть сложные пути. И тут она меня не подвела. Тут-то Я понимаю, что стёб идёт. Но и кое-что другое… Тонкое. Я наслаждаюсь этим, - ответил ей второй Я.
       Первый Я одновременно с этой репликой говорил:
- Насчёт «Наши в Торонто» - да. Насчёт сарказма – да. Насчёт религии – нет. Хотя религия поможет искоренить Наших в Торонто и сарказм. Если они меня достанут, - Я улыбнулся. Второй Я по этому поводу добавил:
- Точно. Нельзя улыбаться – это поганит картину серьёзных мин.
       Первый Я добавил, продолжил:
- Эти мины, как и те, подрывают при подводных работах и роботах.
       Подошли третьи Я и она. Третий Я наклонился к моему уху и сказал:
- Это ещё не конец. Это в «неоконченное».
       Третья она в это время шепнула что-то ей первой. Третий Я и третья она ушли куда-то. Вторая она говорит второму мне:
- Честно признаюсь, переход от Ницше к вам явился весьма затруднительным для меня, особливо для глазных мышц.
       Первая она начинает:
- Вы знаете такой величайший тест на тип личности на соционике? Вот есть такие типажи – бальзаки. И больше ни слова. Когда бальзаки встречаются, они ведут левой бровью, жмут друг другу руки и заливаются полноводным сарказмом. И мимо проходящие хоть кол осиновый воткнут, хоть чесноку нажрутся – всё нелепо. Так и спасаются. Хотя кто-то утверждал – что юмор не высшая ступень на лестнице спасения. Дальше почтение. Но, в силу некоторых факторов, умудряемся это сочетать. Знаете, чёрный юмор на чёрный день, - эту фразу они, первая и вторая, сказали вместе. – Так и живём. Это, собственно, к вопросу о мироощущениях. Скажите, уважаемый, а я про религию в каком месте говорила? Я про религию вообще не говорю. Максимум – про веру.
       Второй Я говорит второй ей:
- Отношение мелькает в словах. А если соотнести отношение к несоответствию? Получим ли мы тогда того самого Ницше? – к нашему столику подходит Ницше. – Которого, как и вас, Я сейчас прерываю.
       Я наливаю ему стопку «ядрёной по-царски», невесть как материализовавшейся на нашем столике. Он вежливо отказывается и уходит. Вторая она говорит:
 - Ницше я люблю за то, что он презирает себя. За его чувственность. Так прямо и пишет. Моё отношение очень относительно. Той данности, что являет собой моё настоящее.
       Я первый, в это время, пока подходил Ницше, и мы про него разговариваем, увлечённо разговаривал с первой ней:
 - Кстати, про тест Я ничего не слышал,…но типажи, походу, получаются в нём отменные, - и снова улыбнулся, но второй Я меня первого не заметил в этой улыбке, ибо как раз пытался споить Ницше. – Сарказм…сарказм… не люблю Я язвить. Люблю в открытую валетов из рукавов доставать. Насчёт религии – это мои измышления, чисто ассоциативные, но не случайные, как могут подумать последователи Трэша или Культа Успеха, - тут Я смотрю на тебя, читатель. Строго и не улыбаясь. – Я, - в сторону второго Меня, но чтобы ей первой было слышно: - хочется сказать, здоров, но сейчас о другом, - и опять ей первой в полный голос: - люблю, знаете ли, посидеть, помечтать, а потом кушать.
 - А я люблю кушать. Просто, -ответила она.
 - Просто? Хотя, что в мире сложно? А Я люблю всё-таки разделять кушать и питаться.
       Второй Я продолжает их со второй нею разговор:
 - Вы говорите, что переход от Ницше ко мне «явился весьма затруднительным», особенно для глазных мышц… Можно, Я буду это расценивать как камень в мой огород? Ну, пожалуйста!
 - Ха! Так это ж вам прямо комплимент был! – отвечает вторая она.
 - У вас такой синонимический ряд: кушать и питаться. У меня же поглощать-есть-пищеваривать, - вместе с тем говорит первая.
 - Как же вы у меня в самом конце так безжалостно забрали конфетку! Чёрт. Надо быть изощрённей. Просто изощрённей, - ответил второй Я.
 - В этом синонимомонимопаронимопорнонимо ряду, самым замысловатым словом является «есть». Оно не только полностью перечёркивает ваше Небытие, но и способствует нормальному росту организма, - ответил первый Я.
       Вторая она потянулась за колотушкой:
 - Однако… Я, знаете ли, на ночь ногти накачиваю.
 - Сегодня с этим «есть» пережили трудности. Пережили – и на том спасибо, но попугайчики – это святое, я считаю, - сказала, одновременно с действиями второй, первая она.
       Второй Я, бесстрашно глядя на колотушку, видимо не понимал её назначения:
 - И всё же, как насчёт прогулки?
 - Ветрено ведь, пойду оденусь.
 - Стой. Я одного не понимаю, - говорю Я первый ей второй, - точно ли сегодня выступает «Наши в Торонто»? И здесь ли?
 - До твоего вопроса я так и думала. Меня больше тревожит вот что: вы, - она указала на первых меня и её, - договаривались, что нас будет подвое, первый ты, второй ты, первая я и я – вторая я. Так откуда взялись третьи я и ты?
 - Наверное, их придумали четвёртые, - ответил Я. Или второй Я – уже не помню.
       Подошла официантка. На её бэджике было написано «Маша». Я спросил у неё:
 - Вы не подскажите, в каком Я городе?
 - В Торонто, - не удивившись, сказала она.
 - Тогда Я, наверное, сплю. Тогда мне пора просыпаться. В садик через полчаса идти, а Я ещё кашку не ел, - сказал Я четверорукой девушке.
 - А ты лучше наоборот. Не просыпайся, а засни.
 - Думаю, эта, опять, невесть откуда материализовавшаяся, тарелка с салатом, сойдёт за подушку, - и налил себе, прибывшей из сомнительного места, зовущемся «оттуда же», «ядрёной по-царски».
Глава номер След.
       Мы ехали по жаркой дороге. Художник курил. Я вёл.
       На горизонте поля зрения появилась фигура. Какой-то чувак ехал куда-то. Как не взять. Оставляя след, съезжая на обочину. Сижу, остановившись, - ни шороха не издаю. В глазах уверенность. И смотрят они прямо.
 - Вы в страну Танец?
 - Нет. А ты?
 - Я?.. Я туда.
 - Ну, так поехали?
 - Подвезёте? Круто! Только у меня денег не будет вам заплатить.
 - Мне не нужны твои деньги, - говорю Я также спокойно, глядя вперёд. И разворачиваясь к нему: - Мне нужен ТЫ!
       Так нас стало трое.
Глава номер Орбитальные Друзья.
 - Знаешь, на что это похоже?
 - Что похоже?
 - Ну, всё это?
 - На что?
 - На то, как будто высыпали сначала конструктор на пол, разноцветный такой, просто чудо-чудом какие цвета. А потом тот, кто высыпал, из него собрал неизвестно что, но прекрасное. И дал тебе. А ты его, когда брал, перевернул, и оно оказалось мастерски сделанной фигурой.
 - Хорошая мысль. А фигурой чего?
 - Фигурой всей жизни.
 - О чём это ты говоришь? – знакомый голос оборвал мой диалог.
       Оборачиваюсь и, правда, - Роз Яростная.
 - Как ты оказалась здесь?
 - Немного сбилась с курса.
 - Это я её нашёл, - сказал Художник.
 - Кто это? – спросил Джек. Джек был той самой фигурой на горизонте поля зрения. Как оказалось, это его первая и, как он надеется, последняя прогулка автостопом. Он решил, наконец, утолять жажду приключения.
 - Кто ты, я хотела бы знать?! – огрызнулась Роза в стиле Розы Яростной.
 - Это – Роза, а это – Джек. Это Я, а это Сталин. Мы женаты?
 - Что за чушь ты в конце добавил? – осведомляется Художник. Я, готовым ответом, спокойно:
 - Киборг Цыпа с орбиты переслал.
 - Как вы его нашли? – спрашивает Роз.
 - Хорошие люди на дороге не валяются, - ответил Я. Вспомнилось, что Розу, как и Джека, мы повстречали на дороге. Теперь они хоть умолкли, задумались о моём к ним отношении.
       Чтобы прервать для себя эту обстановку, Я пошёл в лавку.
       Лавка как лавка. Сколько таких было на пути? Если удивительное будет происходить слишком часто, ты удивишься тому, что ничего не происходит. Но спустя некоторое время, Я понимаю, в чём это, собственно, удивительное крылось. За мной в очередь стал Тима.
 - Хай! – сказал он мне. – Что ты здесь делаешь?
 - Не знаю. А ты?
 - Я здесь учусь. Ну и музыкой занимаюсь. Не хочешь сходить на репу?
 - Никогда меня не прельщал этот овощ.
 - Репетицию.
 - А когда она?
 - Завтра. А сегодня концерт.
 - Концерт? Где?
 - На заброшенном космодроме.
 - Тогда Я там буду. Начерти-ка мне карту как туда доехать.
       И пока он чертил, Я подумал, что он хитёр – подкатил с какого-то овоща, а пригласил меня на свой концерт.
 - Ладно, - говорю, - там встретимся.
       С картой «как проехать к космодрому», Я вернулся к автомобилю «за то, что Герой». Художник и Джек начали глумится над тем, что Я забыл что-нибудь купить в лавке.
 - Ты бы хоть конфетку одну купил, чтобы не попалиться! Принёс карту какую-то… Что?!!! «Как проехать к космодрому»?!!! Ну, ты, парень, вообще наш мозг не жалеешь!
       С тем временем, Я понимал, что если начать рассказывать им правду, то навсегда останусь в их глазах сумасшедшим. Или Я уже в их глазах такой?
       Ладно. Юмор помог Художнику, Джеку и Роз зайти в комнату, где каждый из них имел своё кресло. Моё же кресло было перед штурвалом.
 - Задраить все люки! Отдать швартовый! – и, ориентируясь по карте, Я поехал к космодрому…
       Ещё на подступах к космодрому, мы ехали в толпе людей. Кто-то садился нам на багажник, и Роз с Джеком сначала прогоняли их, как голубей, а потом им это надоело. Когда мы начали передвигаться со скоростью грамм на долго, Я сказал, что ненавижу ждать, так что придумайте чего-нибудь. Походу, они решили кричать, чтобы все их приняли за сумасшедших и разошлись. Художник орал: «Пожалуйста, уйдите с дороги. Это – доставка пиццы», Роз, что-то вроде: «Прочь с моей дороги, несчастные!», а Джек: «Ви Ай Пи! Ви Ай Пи!»
       Как ни странно, мы быстро добрались до входа в здание космодрома. Припарковавшись, Мы пошли внутрь. Внутри был зал с удобными креслами и дяди, которые проверяли билеты. Вот тут-то и закрадывается постыдная мысль, что что-то забыл. Пока эти трое решали, что делать, Я сел в кресло и сказал, что в дебатах участвовать не буду, мол, устал, делайте что хотите, а Я буду здесь сидеть. Они некоторое время решались, сказав мне сидеть здесь, ушли.
       Я посиживал, и, как водится, разговаривал сам с собой о великих материях и высоких вещах.
 - Чувак! – сказал Индеец. – А что ты здесь сидишь? Билета нет? Не беда. Идём со мной!
       Подумав секунду о своих друзьях, Я хотел было согласиться и пойти с ним. Но в этот самый момент они и подошли.
 - Можешь всех нас ввести в эти двери?
 - Я могу показать как. Войти вы должны сами.
 - Ты с матрицей не перебарщивай. Я и сам гуру.
 - Ты? Тогда ты не откажешь мне в частичке твоего учения?
 - Конечно, нет! Мне нужны зелье и музыка.
       Пока мы перелазили через ограду, Роза спросила меня необычайно нежно:
 - А мы все будем участвовать в этой частичке учения?
 - Да. Что-то не так? – как можно вкрадчивей спросил Я.
 - Нет… Просто спрашиваю…
       В здании космодрома, на последнем этаже, была комната. А в ней человек десять, среди которых Я, Художник, Роз, Джек и Индеец. Перед нами на столе лежали: трубка мира, зелье, фенечки, джем-бей и ключи от «чемодана».
 - Готовы ли вы к Магии? – спрашиваю Я.
- Готовы ли вы разговаривать сами с собой на равных и нет?
- Готовы ли вы быть всегда там, где вам надо быть?
- Готовы ли вы посмотреть в глаза всем людям Планеты?
- Готовы ли вы надавить на газ в фургончике «Магического и Таинственного Путешествия»?
       Я сорвал цветы из клумбы какого-то английского лорда, и подарил их присутствующим девушкам. Да-да, и Розе тоже. Стеклянная пирамида, к которой нас привели лепреконы, уже начала разлагать свет и на медовый спектр. Я выдаю всем солнцезащитные очки, и показываю на солнце. Солнечное затмение в медовом спектре, по колено в густой и прохладной траве. Я начинаю жонглировать душами присутствующих – они смеются, как дети, которых подкидывают и ловят. Щелчок пальцев, и Меня уже двое. Ещё щелчок, и Меня миллиард. Ещё один, и меня, вообще, нет. Финальный щелчок даже никто не слышит, после него Я – это Всё. Мне очень нравилось быть Всем и Ничего не делать, и Я забыл про остальных. Решил всё-таки стать одним. И тут, смотрю – а Индеец рассказывает, как надо дышать. Я смеюсь – это он всерьёз. Ловлю себя на мысли, что зазнаюсь. Оставляю её.
       Ко мне садится Роз…
 - Слушай… Кстати, спасибо за цветы. Я знаю, ты это не просто так… Ты настоящий. А я хочу быть такой же, но у меня никогда не получится. Вечно играть роль, мне невыносимо. По-настоящему я другая. Я – жираф.
       «Опа…», - думаю Я. Она продолжает:
 - В своей эволюции жираф вытягивал шею. Только шею. Это всё из-за того, что я хотела повыше только листья. Ты же хотел всего повыше, поэтому ты сам большой, а не только шея.
 - Сударыня! Вы странно выражаетесь сегодня, но мысль Я понял! Кроме того, что выслушал, что ещё Я могу для тебя сделать?
 - Назови главу, где ты меня встретил «Жираф».
       И она вспорхнула куда-то, оставив меня с кучей мыслей.
       Ко мне садится Художник… Посидел молча, подмигнул и ушёл.
       Ко мне садится Индеец…
 - Мы хотели послушать твоё учение, а ты так ничего о нём и не сказал.
 - Моему учению не научишь словами.
 - Тогда, что я должен делать?
 - Ничего. Ты сможешь делать Ничего?
 - Но я же прямо сейчас ничего и не делаю.
 - Нет. Ты сидишь, думаешь, видишь, чувствуешь. Если научишься это не делать по собственному желанию, то поймёшь ту маленькую частичку «моего учения».
       Он ушёл. Я думаю, он никогда не поймёт, о чём это Я.
       Ко мне садится девушка в вечернем платье…
 - Скучаешь?
 - Да, нет пока. Мир меня всё ещё удивляет.
 - Я рада. Но если что – то зови, не забывай.
 - Хорошо. Если Я тебя забуду, то считай, что Я умер.
       Она тает и впитывается в подушку кресла.
       Я беру всех за руку, Я веду их из этой приевшейся комнатки к музыке. Ритмы Термоядерной и мой взгляд на эту уютную и оставленную комнату. Как Она говорила вам? Правильно. Назад дороги нет.
Глава номер Суть.
       На следующий день, мы уже ехали на «чемодане» вперёд. Никто не хотел говорить о вчерашних впечатлениях, все просто знали, что их видели все. Ко мне, Я думаю, изменилось мнение навсегда. Что ж – поделом.
       Развилка гласила, что налево страна с каблуком, а прямо Страна Машин. Я сделал вид, что не заметил знаков, и проехал прямо. Я хотел помочь Роз в её сражении. Никто не протестовал о таком повороте нашей жизни. Все, вроде бы, сдружились…
- А где твой танк? – спросил Я.
 - Какой танк?
 - Ну, твой. Красный!
 - О чём ты? Вчера ты, по-моему, перебрал с зельем, - Роз не шутила. Я посмотрел на Художника, но он тоже не знал про танк.
       Я подивился. Точнее, холодный ужас с самого моего дна пощекотал мне затылок.
       Я долго думал, что это сон. Но вовремя понял, что это не мой сон. В этом, не моём сне, а чужом, Я доехал до городка, в который надо было Роз, опять же, в этом и не её сне.
       Когда зелёный снова стал зелёным, а не мой сон закончился, Я нашёл себя на заднем сидении «чемодан». Кроме меня в нём никого не было. Самое странное, что Я ехал. Мне не составило труда остановиться и отъехать килограмма два к забегаловке. Я предполагал, что мои друзья там, и Я знал, что они мне не поверят. Поэтому думал воздержаться от выражений чувства неприязни быть проснувшимся в движущемся автомобиле.
       Захожу в забегаловку. Осматриваю столики на наличие моих спутников. Никого.
       И тут Я замечаю за одним из столиков самого себя. Он, Я, подзывает меня с ним, со мной.
       Я сажусь. Глядя на себя, уверенного и самодовольного, Я задаю вопрос:
 - Это Конец?
 - Смотря как посмотреть…
 - Что ты здесь делаешь? Что Я здесь делаю?
 - Ты пришёл послушать, кто ты есть. Я, стало быть, рассказывать.
 - Очень интересно. А где Роз, Художник, Джек?
 - Ты расстался с ними несколько лет назад. Роз отомстила, но не нашла себе успокоения, и где-то колесит на своём красном танке. Художник добрался с тобой до страны с каблуком, влюбился, также влюбился в город в этой стране, переехал рисовать монстров туда. Джек уехал далеко на восток, чтобы поддерживать равновесие своей души. А ты, после того, как вы с Художником расстались открыл коробочку с Бичом Первого Круга.
 - Отсюда поподробнее…
Глава номер Прекрасная Грусть.
       Мы были в городе N. В том самом городе Страны Машин, где проживал Враг Розы Яростной. Мы остановились перед его домом.
 - Покурите пока. Уверяю вас, вернусь до того, как последний из вас докурит, - и Роза уверенно шагнула из автомобиля. Пропала во тьме парадной.
       Мы закурили… Всем было понятно, что это момент прощания с Роз Яростной.
 - Докурим и поедем? А может она всё-таки вернётся? Чтобы попрощаться, - с надеждой сказал Джек.
       Я покачал головой. Затянулся трубкой.
 - Она уже попрощалась…
       И вот мы докурили. Секунда бездействия, в которую собирается слеза. Я завёл наш «чемодан». Бросил последний взгляд на пятый этаж. Там, на балкончике, стояла Роз и, приближая её к себе невесомой рукой, Я. Роз и Я помахали нам руками. И мы поехали дальше.
 - Значит, ты и был её Врагом?! Но как ты, который там, уговорил её остаться? – не спрятавший удивления, Джек был восхищён. Я с Художником грустно засмеялись.
       Приехав в страну с каблуком, мы пошли прогуляться по какому-то портовому городу. Покуривая и попивая «пост ядерное» в капсулах, мы сидели в порту, смотрели на море.
 - Заканчивается посадка на рейс в Страну Шёлка, - прозвучало с вокзала.
 - Это за мной, - вдруг сказал Джек. – Не знал как вам сказать, что взял билет…Ну… будем прощаться?
       Мы обнялись, и жали друг другу руки. Я знал, что больше мы не увидимся, Я знал, что прошлое не вернуть, Я знал, что впереди у нас свои, интереснейшие, пути, но мы про них от друг друга уже не услышим…
 - Джек…
 - Что?
 - Если вдруг встретишь меня, а Я не буду помнить тебя – не обижайся. Просто снова познакомься со мной. Хоть Я иногда странным бываю, всё же нюх на хороших людей у меня не забрать.
       Он улыбнулся и взошёл на борт. Больше Я его не видел.
       Мы с Художником поехали туда, куда ведут все дороги. Не доезжая, остановились в Городе На Воде, сняли номер. Когда ложились спать, Я сказал ему:
 - Я тебя тоже покину… Давно мечтал совершить кругосветное путешествие… Чем не хорошее его начало? Завтра вечером Я поеду дальше, а ты возвращайся без меня.
 - У нас ещё будет время для кругосветного путешествия. Потом. Вернёмся, а потом…
 - Нет, мой друг. Я здесь и сейчас. Нет потом. Будущего нет.
       Мы легли спать. Я долго не мог заснуть.
       Утром, когда Я проснулся, Художника не было. Я курил, глядя на чарующий Город На Воде…
       Вошёл Художник.
 - Я познакомился с такой девушкой!
       На него это было не похоже. Но он сиял.
 - Вчера я так и не заснул. Пошёл ночью прогуляться и вижу: Она…
       Я, улыбаясь, слушал. Слушал пробуждение сердца моего друга.
 - Сегодня мы договорились встретиться вечером. Пойдём с нами!
       Мне ничего не оставалось, как согласиться.
       Он лёг спать и тотчас заснул.
       До вечера меня ничто не беспокоило. Я только спустился один раз вниз, за бутылкой «ядрёной по-царски». Пил её медленно, весь день. А когда Художник проснулся, мы пошли на встречу. Его встречу.
       Его ждала обворожительная девушка. Она была рада ему. Она была прекрасна.
       Когда стремительные представления были окончены, Я, также стремительно, сказал:
 - Приятно оставлять тебя в таких прекрасных руках, мой друг. Прощай.
       С трудом превозмогая слёзы, мы обнялись. Не забудем.
Глава номер Многоголосье.
 - Слушай! Ты же сказал, что Роза не нашла себе успокоения!
 - Это Я для поддержания удивления не разглашаю, как всё будет. Дезинформирую в хороших побуждениях, - тот Я улыбнулся.
 - И ты не ответил на мой вопрос толком. Это Конец?
 - Это ещё не конец. Это в «неоконченное».
 - Где-то Я уже это слышал. Ладно. Ты говоришь, что прошло несколько лет… Что Я, то есть и ты тоже, делали эти несколько лет?
 - О-о-о! Чем мы только не занимались! – он заискивающе посмотрел на меня. – Я тебе хочу посоветовать другое знание, касающееся периодов твоей, нашей, жизни. Не то, что ты делал последние несколько лет, а то, что ты делал последние несколько тысячелетий.
 - Чего?!
 - Но это знание Я тебе могу лишь посоветовать, рассказать тебе всю историю «Любви и Ненависти» может, как ни странно, тоже ты, тоже Я, но не мы. Найди себя по этому адресу. Он, скорее всего, будет в курсе, что ты придёшь.
 - Понятно. А что там про Бича Первых Кругов?
 - Думал, ты уже не спросишь. Я, так сказать, не перестаю себя удивлять. Скажу просто: ты его освободил от Магии. Подробнеё узнаешь потом, для всё того же Удивления…
Глава номер Дважды Да!
       Я встал из-за нашего со мной столика. Одновременно со мной, встал и он, который тоже Я. Я взял со стола бумажку с адресом, он взял пакетик с арахисом.
 - Лиловый цвет граната, излучает Тень. Бабочка летит к закату, продлевая День, - сказал он на прощание.
 Я сел обратно в «чемодан» и, посмотрев на бумажку, поехал. На ней было всего одно слово. «Торонто».
       На удивление, Я оказался всего в килограммах семистах от Торонто, и к вечеру, планировал уже разговаривать с самим собой.
       Он сидел в этом прокуренном пабе. Сомнений быть не могло: он – это Я. Также сомнений не было, что он меня ждал.
 - Ну, что? Рассказывай, пока не поднесли «пост ядерное», - Я был рад его видеть.
 - Хорошо. Слушай же, Задающий Вопросы…
       Помнишь четверорукую девушку? Хотя откуда ты её можешь помнить… Короче, Я с ней не в ладах. Мы, так сказать, конкурирующая фракция. Вообще, мне она нравится – она очень интересный собеседник. Но «мы» - это больше к моему начальству. Хотя работа мне нравится, пока…но неприязнь этой девушки с четырьмя руками, явно вызвана чисто предвзятостью. Вот Я сейчас и думаю, как мне завоевать её доверие. Как мне ей сказать, что Я – это не моё начальство? Хотя сейчас у меня появилась мысль… Да. Наверное, так и сделаю. Но сначала поведаю тебе всю историю этой Любви и Ненависти…
       Я долго был мальчиком. Я любил девочек, а девочки любили меня. Я воздержусь от «обычный мальчик», не только потому, что мальчик-то был совсем необычный, сколько потому, что Я не знаю, что такое «обычный» в применении к человеку. Четверорукая девушка тоже меня любила – она дарила мне подарки, благосклонно разговаривала со мной и находила меня хорошим собеседником… Вместе мы сделали очень много для Мира. Нашего Мира. Но потом, мой внутренний мир разозлил её. Я, будучи этого мнения, кстати, изначально, сказал:
 - Судьба, неужто ты настоль слепа? Ведь Я манипулирую тобой, а не наоборот! Ведь «будет завтра» зависит от меня, а ты его мне преподнесёшь по первому же зову.
       Я глубоко интонировал свою речь в стих, но она не понимала того тонкого, что Я ей хотел показать, а именно: то, что мы с ней друзья и любовники, у которых отношения настолько временем отёсаны, что нерушимы. Но она не могла вынести моего взгляда на вещи изнутри. Кстати, этот взгляд пугал её и в других сферах, моей с ней совместной жизни. И она решила меня наказать.
       Так как она ничего не могла сделать, потому что Я ей не подчинялся, она заставила меня захотеть чего-нибудь отвлечённого, и через это поиздеваться. Сейчас вспоминаю, какая же она была стерва! Когда на тебя Четверорукая смотрит плохо – случаются плохие вещи. И вот она ловит меня на том, что Я неровно дышу к переменам и люблю удивляться. Она посылает мне колебасу с древнеафриканской гравировкой.
 - Стой. Это же та коробочка? Только мне её дала не четверорукая девушка.
 - Да это та коробочка. А у Четверорукой – длинные руки, поверь. Так вот, радостный, что моё желание видеть что-то новое заставляет Четверорукую преподносить мне сюрпризы, вытираю пыль с колебасы, чтобы прочитать гравировку…
 - А ты умеешь читать по-древнеафрикански?
 - Нет, но надо же было в этом убедиться!
       И тут, в клубах дыма, предстаёт передо мной Джин… и говорит:
 - К твоим услугам, господин. Любое желание.
 - Мне ничего не надо, - отвечаю ему Я. – Я итак прекрасен. Единственное, что Я могу пожелать – это не желать, но Я не хочу.
 - Тогда выпусти меня на волю, - взмолился он, ибо все джины мечтают о таком, предсказанном каждому в завете джинов, господине, как Я.
 - Хорошо, - легко говорю Я. – Будь же свободен, раб колебасы, сними оковы да расправь плечи!
 - Твоё желание для меня – закон!
       Джин стал свободен от магии и, вообще, от всего. Он стал человеком. Но Я знал, но забыл, что на его место должен стать его освободитель. Слишком поздно эта мысль потрясла меня. Но Я виду не подал, ибо бесчестно убегать и препираться. Я, со взглядом, что делаю это не в первый раз, надел оковы. И прыгнул в колебасу…
       Много времени прошло… Потом Я стал девочкой, потом опять мальчиком… Века шли… Я исполнял желания всех, кто находил колебасу…
       Моё начальство – Верховный Совет Джинов, ко мне плохо относится, потому что Я, будучи одним из самых талантливых джинов, имею собственную волю. Они, наверное, боятся, что Я захвачу их корпорацию. Но мне она не нужна. Я, вообще, не в курсе, что сне нужно, знаю только конечную цель, к которой Я всё равно неумолимо приближаюсь.
       И вот Я здесь. Раб Колебасы. Джин, который хочет опять разговаривать с Ней. С Ней, с Той, которой он поссорился века назад. С Ней, с Той, против которой направлены желания его господ. С Ней, с Той, которая такой приятный собеседник…
       Он поднялся. Я тоже встал, вспомнил, что пора на встречу. Он взял бумажку, ту самую, на которой Я долго думал, что написать, и не стал писать ничего. Я взял пакетик с арахисом.
 - Лиловый цвет граната, излучает Тень. Бабочка летит к закату, продлевая День, - сказал Я ему на прощание.
       Подождав автобуса до Токио и того пока он уедет на «чемодане», Я занял одно самое заднее сидение – решил поспать хоть немного.
       Снилась Тьма… Тьма, в которой даже время тонуло, как в трясине. Я был среди неё.
       Разбудил меня водитель: «Токио! Приехали!» В автобусе уже было пусто.
 - Так быстро… Я, наверное, никогда не высплюсь…
 - А что ты хочешь? Конечно, быстро! Утром сел – днём приехал.
       Я пошёл к Пруду. Там в чайном домике, естественно, сидел Я и уже меня ждал. Я кинул бумажку на столик и сказал:
 - Ну, вот и Я. Могу поспорить, на бумажке ничего не написано, - Я улыбнулся, - но в этом «Токио» прямо-таки здорово.
 - Ещё бы! Мы же его придумывали, - и он облизнулся в преддверии… Я уже знал свою страсть к удивлениям самого себя, поэтому оценил шутку взрывом смеха.
 - Ну, давай послушаем…
 - Вы к себе на вы? – он подмигнул.
 - Послушаем, что же там новенького…
 - Присаживайся, оболтус.
       Итак, Я, продумав П.Л.А.Н., и разослав его друзьям по электронной почте, делегировался в Верховный Совет Джинов. Но мне там сказали: «Во-первых, ты сам Джин», я парировал: «Ничто не вечно». Тогда мне сказали «во-вторых»: «Ты должен иметь во власти хотя бы одну Вселенную, кроме своей», Я сказал, что позабочусь о бюрократии.
       Когда отвечаешь таким образом – всегда находишь единомышленников. Император Яблочной Страны и Валентина согласились участвовать в моей предвыборной кампании.
       Захватить Вселенную мы планировали на лето шестого, от рождества Санта Клауса. Я был неотразим – никто не смел видеть во мне своё отражение. Я не выполнял свои должностные обязательства, и мне сулили заточение в следующий век. Но Я выбрал путь как «только вперёд».
       К лету шестого, Я манипулировал всем, кроме индустрии развлечений. Отсюда может начаться рассказ, длинный как язык у Одноглазого Художника, но Я тут сокращу. Скажу лишь то, что развлекаться лучше, когда не знаешь, чем это всё закончится. Хотя, потом и она пошла у меня на поводу. Захватив фактически Вселенную, Я передал через Валентину все бумаги в Зал Совета Верховного Совета Джинов. Естественно, Я уже был самым могущественным Джином во Вселенной, и они ничего не могли поделать – Я был всем.
       Император Яблочной Страны вернул себе империю, Валентина забодяжила кофе. Мы выиграли эту гонку.
       Потом Я решил жульничать до конца, и поступаю учиться у самого крутого интригана в истории человечества – у беса по имени Джокер. С его помощью, Я знакомлюсь с Ключником. Потом, к концу седьмого, Я превзошёл мастера, и Ключник снял мне оковы колебасы.
       И вот Я. Мастер Интриг, Повелитель Вселенной, в прошлом Раб Колебасы, самый могущественный Джин, член Верховного Совета Джинов. С этой платформы уже можно разговаривать с Ней. И Я, спустя века, решил послать Ей телеграмму с просьбой о встречи…
       Я вновь оглядел этот прокуренный паб. Мой собеседник, который Я сам и есть, молчал, слушал неуловимую музыку.
 - Ты, Я полагаю, закончил. А Я, пожалуй, пойду, - Я встал из-за стола.
 - Ещё кое-что. Вот возьми, - он протянул мне бумажку, - передашь её себе же через час. На ней написано место встречи тебя с тобой, но не тебя, а его. Важной такой встречи, - он улыбнулся, показав ту самую улыбку Весны. Эх… некоторые явления вечны.
       Я пошёл по улице в хаотичных направлениях, рассматривая пустую бумажку. Через полчаса зазвенел телефон в будке. Естественно, это меня.
 - Да, Раб Колебасы в будущее-прошлом на проводе.
 - Мистер Повелитель Вселенной вас беспокоит. Не могли бы вы, пока у вас есть пять лишних мгновений, заскочить в здание напротив, в мой офис? Но не опоздайте на встречу!
       Я пошёл в «здание напротив», думая над тем, могу ли Я, вообще, опоздать на встречу, которая не где-нибудь, а «через час»? Ответ сразил меня. Могу.
       Нахожу табличку «офис Повелителя Вселенной», захожу… На столе папка «совершенно секретно», вокруг никого…
       На выходе из здания, встретил себя. Он выглядел слегка встревоженным. Он спросил:
 - Это Конец?
       Я улыбнулся, протянул ему бумажку. Сказал лишь:
 - У тебя встреча, парень. С самим собой. Как сказал мне тоже Я, тоже ты, тоже тот, с кем ты должен встретиться, но не мы, а точнее никто из нас: «Не опаздывай!»
       И Я пошёл, увлечённый Ищущим Покоя. Через граммов двадцать, вспомнил, что не ответил на свой вопрос. Вернулся, нашёл себя уже за бутылкой «ядрёной по-царски», с четверорукой девушкой. Только Я хотел подойти, меня останавливает ещё одна четверорукая девушка.
 - А у вас вместе будет восемь рук, - продемонстрировал Я чудеса арифметики.
 - Спасибо, - сказала Она. – Давай к ним вместе подойдём. Вот они удивятся!
       Мы подошли, и Я шепнул на ухо себе же:
 - Это ещё не конец. Это в «неоконченное».
       Она тоже, что-то шепнула себе на ухо. Не помню, по-моему: «Судьба, он - твоя судьба».
       И, только потом, мы пошли спать…
       Я встал из-за столика, взглянул на Пруд. Восхищением пресыщенный, спросил у него:
 - А что было дальше?
 - Я долго решался, с чего мне начать эту телеграмму. Я не находил себе места, не находил нужных слов. Но, вспомнив, что Я Повелитель Вселенной, и мне не пристало так, взял и написал:
«Дорогая Судьба, Я, будучи в курсе наших с тобой разногласий, через кои прошли века, Здесь и Сейчас понимаю, что ты Одна… Нет больше Судеб, как говорил Душевный Хомяк, ты только одна… Дорогая Судьба! Вспомни наши с тобой прогулки Весной, неужели не стоят они того, чтоб повторить их ещё?.. И Ветер тебе свистом своим: «Ещё!»… Дорогая Судьба – нас разделяют века, от Лунных нас и до этого Дня… Но всё изменится, ибо БЫЛО до этого Дня…»
       И передаю эту телеграмму моему почтовому кенгуру. «Эта телеграмма – всё, зачем Я жил последние века, будь добр, доставь это Ей в руки», - сказал Я ему.
       И вот Я. Сижу и с волнением жду, что же будет…
 - В волнении сем, не смею вам больше быть нагрузкой. До свидания, - мы рассмеялись. – Теперь Я знаю Всё.
       Я шёл, пожёвывая орешки, и понял, что во мне есть что-то вечное…
       Мы проснулись, и Я подумал, что Она прекрасна. Четыре руки шли её светло-синей с переливом на фиолетовый цветом кожи… Мы дурачились всё утро, просматривая папку «совершенно секретно». Я, пожалуй, приведу её полностью.
       «Досье на Императора Яблочной Страны:
       Император потерял империю, как водится, из-за глобального изменения климата. Познакомившись с Тем, Кто, он помогает ему стать Повелителем Вселенной, взамен на установление привычных для яблочек климатических условий. Он ни за что не скажет, что потерял империю, будучи Императором хоть раз, ты понимаешь, что не можешь ответить на вопрос: «Кто ты?», иначе чем: «Император». Вернув империю, он, по сей день, занимается своим любимым делом: выращивает яблочки на Яблочное Вино. Оно на вкус как Яблочный Сок – бодрит лета прохладой, а на воздействие на мозг – полное его лишение и последующая передача себя во власть Бога Весны».
       «Досье на Валентину:
       Валентина – секретарша. Она странная. Мысли о молниеносном обогащении туманят её рассудок. Так как она ничем в жизни не занималась, кроме съёмок в аниме, присутствовала как кукла, за что и получала наши комплименты. Цветок нашего Мира. Испорченный до «не могу». Валентину мы всегда просили сделать кофе, по непонятным причинам, она его делала лучше, чем мы. Но она сделала его только на празднование нашей «победы в делегировании» в Верховный Совет».
       «Досье на Повелителя Вселенной:
       Став Повелителем, Тот, Кто продолжает удивлять Мир. Ему ещё предстоит побывать в самых различных местах. Лишиться титула… Опять его вернуть… И отказаться от него навсегда».
       «Досье на Ключника:
       Робкий человечек, из древних лепреконов. Знает, как вскрыть любой замок, не повредив его. Ну, так он, по крайней мере, говорит».
       «Досье на Джокера:
       Джокер – бес. Сделка с ним – сделка с бесом. Тот, Кто превзошёл Джокера в мастерстве Плетения Интриг, в мастерстве Заключения Споров, в технике Глобального Обмана. Джокер, хоть и бес, - сам стиль, его внешность в сочетании со сладкими речами, даёт много «шу-шу» у противоположного пола. Тот, Кто, кстати, и тут его превзошёл, когда увёл его любовницу, за день до своего выпуска».
       В конце было написано:
       «Отредактировано Тем, Кто, специально для вас двоих. Веселитесь и живите счастливо!»
       Мы с Ней улыбнулись такому повороту событий. Позавтракав, Я понял, что с ней больше никогда не расстанусь.
       Правда, через мгновение, Я вспомнил про голодного оруженосца в багажнике «чемодана».
 - Я скоро вернусь. Надо верного спутника жизни моей накормить.
 - Я тебя жду, Судьбоносный.
Глава номер Первая глава.
       Тем серым утром Я впал в воспоминания. Восседая на кухонном табурете, как на троне, поглядывая на туман… Я вспоминал Друзей… По моей вине мы не видимся сейчас, но Я с волнением вспоминаю, что мы делали. Вспоминал места, где бывал раньше. Трепет в моей душе выдавал романтические начала. Я, на мгновение, вспоминал всё: запахи, погоду, шум, лица - но оно сразу же исчезало, Неуловимое…
 - Эй! Ты не заплатил за выпивку!
 - Нет, не заплатил. Не приставай ко мне, если не хочешь проблем. В этом салуне паршиво, как в конюшне, а Я ещё должен платить за… ты это называешь выпивкой?
 - Мистер Кофейный! Ты опять играешь в ковбоев? – прервал меня голос жажды систематизации.
 - Я делаю это не по своей воле, - сказал потерявший Врага голос тоски.
 - Займись делом! Соберись! Назад в Токио.
       Токио. Наши дни.
       Вселенский Властелин скучая,
       В мечтах о троне золотом,
       Цинизм великий излучает,
       И беспокойно говорит о том:
       В дверь постучали. На пороге были Правосудия. Я смотрел им в глаза. Я не боялся. Они сказали, что пришли за мной. Я сказал, что ждал их. И они потащили меня на Суд.
       На Суде были все эти незнакомцы, которых где-то видел, и можешь в точности сказать кто из них кто, но они уверенны, что тебя не встречали. Даже больше, они уверенны, что не встречали таких, как ты. Их Я не знал, также как и не знал обвинения. По-моему, что-то вроде «за незаконное снятие оков», «невыполнение общественного долга», или «за незаконный ввоз кота», или «за эксгибиционистские наклонности светить трусами при гражданке Ивановой». Я их не слушал, а иногда даже не слышал. Я хотел видеть Её… Я знал, что Я Её не увижу ещё очень долго…
       Огласили приговор. Смертная казнь с отъёмом титула Повелитель Вселенной. Я был могуществен, и меня заметили, Я был амбициозен, и меня устранили. Я смотрел Приговору в глаза, и он понял что, он для меня ничто. Его это терзало, моё отношение, а мне было наплевать. Хочешь сделать мне больно? Сделай. Сделал? И что? Правда? Ну, тогда Я тебя поздравляю. Повторим?
       На мои похороны пришли все мои Друзья и Враги. Душевный Хомяк, Друид, Одноглазый Художник, Джокер, Лунный Лучик, Роз Яростная, Джек, Мастер Шутки, Психолог Бога, Ключник, Тима Музыкант, Император Яблочной Страны, Валентина, Физик-Шизик, Евгений Онегин, Бич Первых Кругов, Ли, обитатели берега Термоядерной, Че, Романтик Винный, Счастливый Фин, Запеканка, Уха, Грязный Гарри, Рыба, Иисус, Дирижёр оркестра Зю, Рыв, джины, музыканты, писатели, художники, циркачи, дивы, режиссёры, поэты, поэты… И, конечно, Она.
       Склонившись в изголовье, Судьба, четверорукая синекожая девушка, кладёт красную розу на мою грудь… «Прощай», - шепчет Она, и на меня накидывают крышку гроба.
       Тьма. Девушка в вечернем платье появляется медленно из её складок. Она проводит рукой вокруг – появляется рамка. Неумело сделанная, потрёпанная временем, на ржавых гвоздях…
       Девушка выходит из рамки, и в последний момент ты, зритель, замечаешь, как она грустна…
       В рамке появляются серые сумерки. Нет ни ветра, ни резких звуков. Только молнии, вдалеке, ждут своего часа…
       Затишье… Появляются остальные у моей могилы.
       Мой оруженосец плачет, мужики черпают полные лопаты, все замерли. Все будто в пике удивления. Молния бьёт уже не так далеко… Гром. Сотрясается всё, и рамка. Он звучит долго нарастая…
       «Эпохальный момент», - слышится, как говорит сквозь слёзы девушка в вечернем платье. Её голос обрывается…
       Я лежу и смотрю в крышку гроба…
       Мне скучно, но рядом нет мета ещё для кого-то.
       Я трачу вечность на способ удивить себя…
Я, человек красивый и отчаянный, стою и смотрю вниз. Вниз на людей. Ко мне подходит странная девушка.
 - Думаешь, как бы изменить приевшееся?
 - Да. Думаю надо всё менять когда-нибудь. Люблю удивляться, так сказать.
 - Идём со мной. Я тебя кое с кем познакомлю.
       Мы с ней идём к какой-то непонятной церкви. За ней – кладбище. Она достаёт откуда-то лопату и говорит:
 - Копай. Всё, что тебе надо, чтобы найти то, что ты ищешь – это копать.
       На могиле была надпись «Тот, Кто» и больше ничего. Пока копал, посматривал на мою странную «подругу». Мне кажется, что она вечна. Из этого Я сделал вывод, что может быть мы знакомы.
       Крышка гроба откидывается.
       Я смотрю на себя.
 - Что? Почему ты мне не сказала? Это же Я сам! – Я отбрасываю лопату. И, понимая что-то Великое, спрашиваю: - Это Конец?
       Отряхиваясь и протягивая ему два камушка, один белый, а другой чёрный, Прервавший Тысячелетний Сон, Я говорю:
 - Ещё нет… Это в «неоконченное», - и улыбаюсь, понимая, что Я это больше про себя сказал. – Для тебя, «это», вообще, - Начало.
       Так Я стал Великим Археологом.



Февраль-апрель 08. Иван Гапонов.