Ты - Город

Ты – Город
Желтый прозрачный улей
Хочу с тобой запахом улиц
Не разминуться
Такая клевая, терпкая осень
Ты меня не попросишь
Быть рядом


Казалось, что Город упал и больно ушибся. Словно неуклюже поскользнулся на ажурном ноябрьском ледке и грохнулся, стукнувшись коленом до слез. А потом разозлился или обиделся на самого же себя. Этот Город был злым. И дурная привычка вымещать свою злость на людях взяла верх. Он надавил на меня глупой и чужой осенью. И ведь знал же, куда надавить, на самое слабое место. Вот я и не выдержала. Расплакалась… Спустилась в подземный переход и поплелась вдоль грязного камня холодной стены. Все косились. Даже самые интеллигентные с виду люди, сверлили пристальным взглядом. Казалось бы, приличным людям дела нет до моих слез… Но они шли и смотрели. Весь город тогда пошел мне на встречу, чтобы посмотреть, как я плачу.

Найти в моей сумке телефон – задача не простая. В женской сумочке вообще всегда сложно что-то найти. Тем более в моей… Тем более, телефон. Но я нашла! Переворошила замерзшими пальцами все барахло и нашла, когда он уже собирался замолчать. Я успела! Он ответил мне Иркиным голосом.
- …За что спасибо-то? – недоумеваю я.
- Да просто… за то, что ты есть! – запела трубка подружкиной интонацией.
Вот так! Теперь я непременно вытру слезы. Это все равно, что все щеки тушью измазаны. Это ерунда. Я молча торжествую. Теперь моя очередь! Теперь я буду идти и смотреть им в глаза. Всем без исключения! И ему, этому паршивому городу, потому что он это заслужил!
Вот вас когда последний раз благодарили за то, что Вы есть? Да что вы говорите? Очень жаль… Совсем не благодарили? Ну так что же вы смотрите на меня так, как будто сами никогда не плакали? Что же вы вообще на меня смотрите? Какого черта? Мне в отличие от вас уже второй раз за последнюю неделю говорят «спасибо!» просто за то, что я есть на этом свете!

С самого первого дня нашего знакомства, Ты стал испытывать меня на прочность. Конечно, надеялся, что сломаюсь, и что сломаешь меня именно Ты. Наверное, только тогда бы Ты успокоился и выбрал для себя новую жертву. А я сначала терпела, даже пыталась подстроиться под твой ритм. Хотела Тебя любить. Мне необходимо кого-то любить. Почему бы ни Тебя? А потом поняла, что ошиблась. И Ты оказался здесь совсем ни при чем. Я ошиблась в самой себе. И самой себе сделала больно. Но твою проверку на прочность я выдержала. С тех пор мы друг друга возненавидели. Я обожглась твоим ледяным взглядом и бросила вызов. Хватит!
 
Почему я не родилась в 18 веке, в изящном и загадочном столетии? Я бы обязательно бросила перчатку в твое красивое лицо! От души бы бросила! Я бы обязательно победила!
Почему я не?…

А однажды Ты улыбнулся мне терпкими красками весны! Я оценила. Даже хотела тебя простить, но передумала. Я не прощаю ошибок, тем более Тебе! Хотя ошибкой это едва ли можно назвать. Ошибка – то, что можно исправить. А исправить можно все! Даже если это кажется невозможным. Но здесь другой случай – скорее, это походило на тонкий расчет. Что-то вроде четко разработанной стратегии. Ты просчитал каждый шаг, каждый удар. Я уворачивалась, но ты всегда умел сделать мне больно. И эта улыбка была единственно-светлой полосочкой, за которую я ухватилась сначала недоверчиво, а потом с отчаянием.

Ты всегда был независимым и очень этим гордился. Даже слишком. А я жалела независимых. Искренне жалела. Это ведь несчастные люди – как Ты не понимаешь? Люди, у которых, кроме самих себя нет никого. Им никто и никогда уже не скажет «спасибо» за то, что они есть. У них нет того, кого можно любить и, как следствие, зависеть от этого человека. Так по-доброму, по-нежному, тонко так зависеть. Но зависеть. Я завишу от своих родителей, друзей, и уже заранее от того человека, которого буду любить. И я этим счастлива! Я счастлива тем, что они от меня зависят. Ведь быть независимой от людей – это значит не любить их! А я люблю! Всех без исключения! Интересно, Ты кого-нибудь любишь? Нет, ты не торопись отвечать… Это ведь серьезный вопрос. Это вопрос о смысле твоей жизни. Если не нравится такая формулировка, я исправлю (уж это-то делать я умею). Так вот: в Твоей жизни есть смысл?

Ты задумался. Я впервые увидела Тебя задумчивым, и мне стало жаль Тебя. Ты притих. Не беспокоил мои волосы колючим ноябрьским ветром, не колол пальцы снежными блестками, не пугал своим бессмысленным грохотом транспортного движения. А потом нахмурился, но не заплакал. Вот видишь, Ты сильный! Я ведь всегда знала, что Ты сильный. Не надо плакать… Это мне можно. Я ведь слабая. А тебе никак. Ты же Город! Не хочешь отвечать? – твое право. Я ведь так, пыталась завести разговор, найти в Тебе что-то светлое. Я не со зла. А если честно, наверное, и сама не смогла бы ответить на этот вопрос. Он ставит меня в тупик. Я чего-то жду, что-то пытаюсь планировать, угадывать, чего-то достигать… Но как только вспоминаю о нем – моем смысле или смысле меня самой (какая разница?), понимаю, что все это фон, что я сама – это фон. Как в кино: всегда есть что-то главное и второстепенное. Я так устала быть второстепенным. Мой знакомый как-то сказал, что его смысл в развитии. Но ведь это его… А мой?

Сейчас уже смешно, но когда-то я всерьез думала, что моим смыслом станешь Ты! Что я полюблю Тебя, а Ты меня. Что меня без Тебя не будет. Ты заманивал, даже ждал. А когда я пришла, попытался раздавить меня в своих безразличных тисках. Я пришла в надежде на то, что Ты что-то дашь мне. А Ты только забрал все, что у меня было. Мне всегда хотелось возвращаться домой. Хотелось тепла и уюта. Домашнего. Тихого. Душевного. А вместо этого я возвращалась в какие-то чужие квартиры, к незнакомым людям, которые, конечно, меня не ждали. Наверное, Тебе стало жаль меня. По-доброму жаль. И Ты подарил мне Его. И три волшебных уютных дня.

…суббота началась с универа. Пары на Чапаева – это не плохо. Пары без Него – это каторга. Я проснулась с легким ощущением тошноты. Думать о том, что я беременна, не хотелось. И я не стала так думать. Доехав до университета, я узнала от своих однокурсников, что, наверное, зеленый тональник сейчас в моде, раз мое лицо приобрело нежный зеленоватый оттенок. Логика плавно рисовалась в моей тетради заковыристо-длинной лекцией. Другой рукой я зажимала рот, когда позывы к рвоте становились совсем явными. Аудитория и дамская комната находятся в разных концах университета. Быстро бегать я никогда не умела, но тут постаралась. И вырвало меня именно в туалете. Потом в глазах наступила непроглядная ночь, и я ухватилась за дверную ручку, чтобы не сломать себе позвоночник о туалетную утварь. До подоконника добралась на ощупь. Стало страшно оттого, что я не поняла собственный организм. Испугалась всего происходящего и поняла, что если отойду от грязного подоконника хоть на шаг, рискую рухнуть прямо на пол. Пальцы затряслись над телефонной клавиатурой, и трубка ответила мне Его голосом. Я знала, что Он был на работе. Знала, что сегодня у Него что-то важное и желательно бы Его не отвлекать. Знала и то, что никто, кроме Него мне не поможет, потому что я элементарно не могу идти. И я ответила трубке. Он примчался через 20 минут. Сгреб меня все с того же злополучного подоконника, дышавшего мне в спину поздней осенью, и потащил на остановку. Я пыталась упираться. Грозилась уехать домой. Было жаль купленный заранее билет. Но больше всего – Его самого.


Милые люди – Его родственники. Все эти дни я провалялась в квартире Его тети и дяди. Тут же приехал отец (врач). Холодными пальцами надавил мне на живот, и я еще раз сделала над собой усилие, чтобы не запачкать постель. Его мама с улыбкой спросила, не беременна ли я. На что я категорично замотала головой: «Этого просто не может быть. Я уверенна». Но мои слова ее почему-то не убедили. Она принесла бульон и попыталась кормить меня с ложечки. Оказалось, что сидеть я могу самостоятельно. Есть, соответственно, тоже. Еще через пару дней мою «беременность» как рукой сняло. Бесследно исчез зеленоватый оттенок с лица. Я крепко стояла на ногах. Он стоял рядом.
Было ново просыпаться с Ним в этой чужой и уютной кровати с множеством матрацев, напоминавших мне настоящую царскую перину. Но новое быстро стало привычным. А первое утро без Него пыталось выдавить из меня слезы.
Однажды хорошее настроение совсем на меня обиделось и ушло. Точнее даже убежало, что бы я не успела проследить, куда именно. Он, конечно, был рядом. Мы сидели в темной комнате и слушали «Пятницу». У меня случился очередной приступ тоски по дому.
- Я больше не могу! Этот город меня совсем не любит! Неужели меня совсем-совсем не за что полюбить? – и я смотрела на него щенячьими глазами, хоть и знала, что делаю больно. Ему всегда было больно, когда я плакала.
- Я к маме хочу! Не могу больше…
Он стал для меня мамой. Он был для меня домом. Он стал всем! На следующее утро Он купил билет на маршрут 981. А я обрадовалась, как сумасшедшая. Я так хотела приехать туда, где меня ждали…

И все-таки уезжать от Тебя я не люблю. Не люблю потому, что знаю: надо возвращаться. Зачем возвращаться туда, где тебя не ждут? Я так и не нашла ответа на этот вопрос. Но с бессмысленным постоянством я возвращаюсь. Сначала убегаю, а потом сама же и возвращаюсь…

Здравствуй, Город!

Ты гордый, Город! Даже слишком… И Ты совсем меня не любишь. Наверное, я это заслужила. Ведь Ты же справедливый. И независимый. А вот это зря… Ну подумай сам, неужели Тебе не хочется, чтобы Тебя любили? Чтобы я Тебя полюбила… Я умею.
 Не за миллионное население и строгую архитектуру. Не за уральский климат и неоновые рекламные щиты. Нет! А просто за то, что Ты есть. За то, что Ты – мой Город!