Момент

- Кто из вас без греха, пусть первым бросит в меня камень! - Она стояла посреди камеры, ее руки дрожали, а по щекам текли слезы. Тюремная роба, изодранная на груди, болталась лохмотьями, длинные волосы сбились в один жесткий клок на затылке.
- Кто? Кто? Нет таких? Ага! – она истерически засмеялась, потом, потеряла сознание и упала на пол. Три сокамерницы к ней так и не подошли. Изобразив равнодушие на лице, и, словно не замечая Леру, разошлись по койкам на послеобеденный сон. Анюта рассказала очередной пошлый анекдот и, нахохотавшись, они уснули.

Лера очнулась через несколько часов. Она не помнила, что произошло, и не понимала, почему лежит на холодном бетонном полу. Ноги подкашивались, встать и пройти несколько шагов до своей койки не получалось. Как змея, царапая живот об пол, она доползла до постели. Подушки и одеяла там не было. Подушку она разорвала в первый день заключения, а одеяло забрала себе Цапля, уверенено заявив Лере, что ее согреет бог. Цапля сидела на верхней койке и листала слюнявым пальцем Библию, отобранную у Леры. Увидев, что та очнулась, начала читать вслух. Нарочно делала паузы после каждой строфы и крестилась. «Не заботьтесь и не говорите: «что нам есть?» или: «что нам пить?» или: «во что одеться», - Цапля перекрестилась и громко, заливаясь, засмеялась. Ее смех подхватила Анюта, а затем и Ягодка. Лера сидела прямо напротив восседающей над всеми Цапли с закрытыми глазами. Она молилась.
- Вот, - Цапля слезла с койки, - значит не надо тебе, Лерочка, ни еды, ни одежды. Бог согреет и накормит. Завтра твой завтрак съем я, обед Анюта, ну а ужин отдадим Ягодке. Сказав это, она подошла к Ягодке и крепко поцеловала в губы, потом повалила на койку и принялась ласкать. Анюта взобралась на полку, освобожденную Цаплей и, отвернувшись к стене, задремала.
«Ты есть дверь моя, Господи Иисусе. Дай войти через тебя и спастись Ты наш добрый пастырь, который палагает жизнь свою за овец. Господи, выведи нас на путь истины и иди перед нами и говори нам истину, ведь только твой голос нам не чужд», - по щекам Леры текли слезы, ногтями она царапала известку стены, перед ее глазами мелькали картинки. Отчего-то эти картинки всегда были черно-белые, блеклые, из прошлого.

- Кто из вас без греха, пусть первым бросит в меня камень! – она стояла на четвереньках перед трупом ребенка. Глаза Макара были широко открыты и неподвижно смотрели в потолок. В них застыло удивление и немой вопрос. «Ну, говори, говори, что тебе не понятно? Не смотри так, слышишь, не смотри, я твоя мать, я знаю, что делаю, слышишь? Макар, ты это брось…», - Лера невозмутимо трясла мертвого сына. А когда поняла, что сотворила непоправимое, доползла до кресла и, свернувшись в нем, уснула.
Она не верила милиционерам, когда ей рассказывали, что в ту ночь она громко кричала, пела псалмы и била посуду об стены.
Она не верила, когда ей говорили, что она убила своего ребенка.
Она не верила, что задушила Макара подушкой.
В ту ночь она увидела ангела. От его белого воздушного тела исходило сияние и, казалось, что наступил день: солнечный и счастливый. Ангел указывал на кроватку, в которой спал двухлетний Макар, и говорил, что это дьявол, который погубит человечество. Он назвал себя посланником Господа Бога. Не успела Лера сказать ни единого слова, как ангел исчез. Она не думала. Кажется, в этот миг ею кто-то управлял, как марионеткой. Это не она взяла подушку, это не она, подошла к кроватке, это не она, нежно убрав каштановый локон, прилипший ко лбу сына, опустила на лицо подушку.
Она очнулась только через несколько часов. Холодный чын по-прежнему лежал в кровати и смотрел на нее удивленными глазами.

# # #
- Эй, детка, может, хватит шептать, ты нам мешаешь, - Цапля оторвалась от груди Ягодки и злобно посмотрела в сторону Леры, потом, подумав, добавила – не хочешь присоединиться к нам? Она указала на вторую грудь Ягодки с огромным коричневым соском и черной волосатой бородавкой на боку.
От холодного пола веяло сыростью и плесенью, холодная штукатурка осыпалась перхотью на ее голову. По всему телу Леры электричеством пробегал озноб.
«Истинно, истинно ведь ты говорил, что если пшеничное зерно, падши в землю, не умрет, то останется одно; а если умрет, то принесет много плода. Ты говорил «иду от вас и приду к вам», приди ко мне, Господи, спаси мою душу, ненавидимую мной. Ведь ненавидящий душу свою в мире этом сохранит ее в жизнь вечную».
- Покажи мне, Бога, скажи мне, кто он, чтобы я верила в него? – Цапля не смотрела на Леру, но обращалась к ней. Она вытянула руки к потолку и зевнув, потянулась, потом сделала круговые вращения шеей и полезла на свою верхнюю койку. Свесившись с нее, наконец-то посмотрела на Леру.
- Верующий в него не судится, а не верующий уже осужден, потому что не уверовал во имя единородного сына Божия. Не послал Бог сына своего в мир, чтобы судить мир, но чтобы мир спасен был через него, - заученно проговорила Лера
- Ох, странная ты, - Цапля мягко сверкнула глазами, – вот чего Он (она сделал особый акцент) тебя тогда упек за решетку, а? Зачем Он твоей рукой, как ты говоришь, сына убил твоего? Ты сама не понимаешь, не знаешь, слепо веришь, глупая. Читаешь вот это вот – она указала на Библию, которую Лера успела забрать с полки Анюты и теперь крепко прижимала к груди, - да кто эти люди, кто написали это?
- Матфей был сборщик податей при римском правлении, Лука – врач, Петр – рыбак… - Лера запнулась.
- Угу, и они все оказались умней других, чтобы написать Великую Библию, - Цапля еще раз зевнула и отвернулась к стене.
- Прости ее, Господи, - Лера перекрестила Цаплю и тоже дошла до своей койки.

- Кто из вас без греха, пусть первым бросит в меня камень! – она умоляюще смотрела на врача. К подобным просьбам Зинаида Ивановна уже давно привыкла, но ей всегда было больно и отчаянно неприятно делать аборты молодым, здоровым и красивым девушкам. А тем более Лере, с родителями которой она дружила с университета. Она предлагала подумать и все взвесить несколько дней. Но та стояла на своем.
- Я не смогу его воспитать, не смогу, понимаете. Мне надо училище закончить, мне.. мне – от слез она начала заикаться и больше не могла говорить. Денег нет кормить его. Во имя Господа Бога, пожалуйста, Зинаида Ивановна, не мучайте меня, Зинаида Ивановна.
Лера упала на колени и уткнулась лицом в белый халат врача.
Врач аккуратно подняла Леру и уложила на кушетку. Подошла к окну: шел снег, крупными хлопьями, медленно, словно вальсируя. В направлении роддома шел человек с букетом роз. Он шел, немного подпрыгивая, иногда подскальзываясь. Начальство поселка всю зиму обещает выделить специальнцю «бригаду», которая будет во дворе больницы колоть лед, но… то денег нет, то все рабочие заняты...
Казалось, Лера уснула, или просто устала плакать. Зинаида Ивановна села на край кушетки и погладила ее по голове.
- Нет, Лера, ты родишь. Во имя родителей, которые умерли с именем твоим на губах. Я им обещала, что приму роды у тебя лично. Лера, они ведь всегда хотели сына, но не успели… так подари им внука, там, - она подняла указательный палец вверх, они будут счастливы. Я помогу тебе, не пропадем.
- Но я слышала Его, он говорил устами ангелами, что тьма во мне, что эта тьма меня погубит…, - Лера все еще всхлипывала
- Лера, прекрати, он говорил о твоих злых умыслах. Ходи, пока есть свет, чтобы не объяла тебя тьма, а ходящий во тьме не знает куда идет. Когда же ты уже перестанешь фанатеть от непонятого тобой, Перестань, слышишь, - она потрясла Леру за плечи.
- Бог вас простит – на ее глазах вновь засверкали слезы.

# # #
- Подъем, завтракать! – охрана гремела железными замками дверей, из соседних камер раздавались маты и громкие зевки. Лера проснулась в слезах. Ей казалось, что она и не спала вовсе. Она прислонила маленький нательный крест к губам и прочитала утреннюю молитву: «Отче наш, иже еси на небеси, да светится имя Твое, да придет Царствие твое, да будет воля твоя….». Это немного ее взбодрило и она присела на койке.
Цапля стояла посередине комнаты и разминала ноги. Она часто рассказывает, как танцевала в ночных клубах, как на нее пялились толстосумы, намереваясь ущипнуть за задницу. Цапля всегда приговаривала, что еще вернется к танцам, а потому в тюрьме большую часть времени она разминала ноги и вспоминала «па». Иногда хватала Ягодку и пускалась танцевать с ней танго. Танцевать ни та, ни другая его не умели, поэтому через каждую минуту попеременно падали. Цапля напевала мотив, иногда выкрикивала «а тут мое красное платье случайно оголяют ляшку и на нее пристально смотрит публика». В конце танца она всегда задирала ногу на плечо Ягодки и прогиналась назад. Это у нее получалось особенно эффектно, поэтому Анюта всегда хлопала и кричала «браво». Лере тоже нравилось наблюдать за Цаплей, хоть та и издевалась над ней все время. Но Лера знала, что Цапля добрая, только нужно остерегаться ее непредсказуемости.
Цапля исполнила свое обещание и отобрала у Леры почти весь завтрак, оставив только слабозаваренный чай.
- Господь – хлеб живой, сошедший с небес: кто ест хлеб сей, будет жить вовек. Единственный хлеб, который Господь нам дал – это плоть его, который он отдал за жизнь мира», - Лера перекрестила чай и аккуратно поднесла жестяную чашку ко рту.
- Аминь, - Цапля выхватила чай из ее рук и вылила на грязный пол столовой.
- Кто верует в господа, у того, как сказано в Писании, из Чрева потекут реки воды живой, - Лера перекрестилась и склонила голову.
Цапля расхохоталась так, что гречка полетела из ее рта прямо в тарелку Ягодки. Та сделала недовольное лицо и занесла руку для пощечины. Но Цапля обхватила ее лицо руками и поцеловала в губы.


Кто из вас без греха, пусть первым бросит в меня камень! - она стояла голая на крыльце и кричала в след спешно уходящему по скрипучему снегу Николаю. Махала руками и кричала, но он даже не обернулся. Ее трясло от холода, тело покрывали мурашки, а по щекам текли горячие слезы. Она упала на колени и целовала его следы на свежем снегу.
Они встречались почти год. Он говорил, что любит и «готов на все», потом обычно целовал ее в голову, лоб, щеки, нос, шею и только потом губы. Она его любила. Благодарила Бога, что тогда в 10 классе он отвел ее от задуманного, пусть и таким ужасным способом, но иначе она бы не встретила Николая. Из-за него Лера пошла наперекор родителям. И когда в больнице, после автокатострофы, мама просила ее только «об одном»: больше никогда не встречаться с Николаем, она громко хлопнула больничной дверью. Через несколько часов мама умерла, через сутки не стало папы.
Они виделись несколько раз неделю. Он приходил после работы, но никогда не оставался на ночь, как бы Лера не умоляла его об этом.
Он жадно раздел ее начал целовать.
- Коля, я беременна, - Лера произнесла эту фразу радостно улыбаясь, уверенная, что сейчас он поднимет ее на руки, зацелует и наконец-то предложит пожениться. Но он посмотрел на нее с такой холодностью.
- Как? Ты же говорила, что пьешь таблетки?
- Не пью, я хочу ребенка от тебя, я хочу замуж от тебя, - Лера продолжала улыбаться
- Ты сумашедшая, ты дура, - он принялся быстро натягивать штаны, - дура, дура, дура. Головой надо думать, ненормальная малолетка, у меня жена и пятилетний сын, которых я люблю, поняла? – он посмотрел на нее с укором, - делай, что хочешь теперь, забудь обо мне, навсегда!
- Но.. как же, ты мне этого не говорил никогда - Лера столбом стояла на середине комнаты, - ты же говорил, что любишь?
- Глупая малолетка, ой дура…, - Николай выбежал из дома, хлопнув дверью.

# # #
Грохот 50 швейных машинок заглушал голоса. Среди рядов работающих заключенных прохаживались надзиратели и следили, чтобы никто не отлынивал от работы. Цапля получила «исправильной» дубинкой по спине: она рассказывала соседке, как правильно растягивать мышцы, чтобы максимум через месяц сесть на поперечный шпагат.
Лера шила ползунки. Почему-то именно сегодня, на год со смерти Макара, им дали задание шить ползунки. Полуобхват груди 22 сантиметра, длина ползунков 52 сантиметра, длина лифа 23, каждая бретелька по 25… Макару она тоже шила ползунки сама, когда они становились малы, отрезала нижнюю часть и ползунки превращались в штанишки. Белая хлопчатобумажная ткань с красными паровозами или вот другая – тоже белая, но на ней нарисованы мишки. Лера улыбалась, только бы успеть зайти в тюремную церковь…
Комната 5 на 5 метров, несколько образов, большое распятие и одна подставка для свечей.
«Боже духов, и всякой плоти, смерть поправый и дьавола упразднивший, и живот миру Твоему даровавый, Сам, Господи, упокой душу усопшаго раба Твоего Макара в месте светле, в месте злачне, в месте покойнее…», - лбом Лера чувствовала холод бетонного пола, она царапала его ногтями и сквозь слезы повторяла молитву, пока не потеряла сознание.

Кто из вас без греха, пусть первым бросит в меня камень! – растрепанная, в слезах, она стояла перед родителями. Ее длинная юбка перекосилась, белая блузка была в каплях крови и расстегнута наполовину, из рюкзака с запекшейся грязью выглядывал учебник по алгебре.
- Как вы посмели, как вы посмели… - скороговоркой повторяла она
В 10 классе Лера мечтала уйти в монастырь. С уроков она убегала на службу, помогала монахиням, приносила им деньги, которые родители давали «на обед». Когда за первое полугодие у бывшей отличницы – Леры в дневнике стояли одни «тройки», родители заволновались. Несколько дней следили за дочерью. Припертая к стене, однажды вечером, Лера им объявила, что готовится стать послушницей монастыря, а в будущем «верной дочерью Господа нашего Бога». Родители ее жестоко избили и запретили появляться в монастыре. Договорились с соседом Лешей, который был влюблен в Леру уже три года, что он будет провожать и встречать ее со школы. Мама заставляла ее одевать короткие юбки и красить губы, но в школьном туалете Лера переодевалась и стирала с губ ненавистную помаду. Иногда ей все же удавалось сбегать со школы в монастырь.
В тот день она должна была стать послушницей. Накануне, распевая Псалмы с улыбкой на лице, гладила белую блузку и просила Бога, чтобы все получилось. Родители спокойно смотрели телевизор, делая вид, что им ничего не известно.
По дороге в школу, Леша непривычно молчал, потом крепко сжал ее руку, прижал тело к себе и поцеловал Леру в губы. Она пыталась закричать, но не могла, да и на аллее, через которую этим утром они пошли, не было ни души. Целуя, он повалил ее на мокрые осенние листья, разорвал белую блузку, стянул колготки… От мерзкой боли Лера хотела кричать, но не было сил. Она махала руками, и желтые листья взлетали на воздух и опускались в мелкие осенние лужи…