Сеульское одиночество

Нервы сдают, причем меня самого это здорово пугает. Хотя удивляться тут нечему. Не понимаю людей, которые одиноки и считают, что это в порядке вещей. Быть одиноким – ненормально. НЕ-НОР-МАЛЬ-НО!!!

Хотя в очарованно-поэтических книгах пишут, что человек – это очень одинокое существо. А еще выдыхают в книжную вечность что-то типа: юность – самый одинокий возраст. ***ня это все!!! Надоело!!! Бешусь, негодую, злюсь... понимая, что мне волей-неволей приходится соглашаться с этой «правдой об одиночестве». Я ненавижу себя за это.

Наверное, выходные для того и даны, чтобы собрать по кусочкам размолоченный шестеренками будней позвоночник. Ну зачем, зачем я пошел с Вериступид и Вадимом в пятницу вечером в “The Bungalow”?! И ведь бар оказался классным: интерьеры суперские, меню радует наименованиями пропавшую в Корее душу, музыка, которую словно я сам поставил... Но в тот час, словно вся тяжесть прошедшей недели свалилась на меня. Да еще это чертово одиночество.

Друзья на то и друзья, чтобы поддерживать в трудную минуту. Но иногда это просто не работает. Не работает и все. Вериступид старалась, как могла: доебывалась со всякими вопросами, трогала меня за разные места, следила за тем, чтобы я выпил больше и т.д. Вадим рассказывал всякие истории, раскачиваясь на качелях... а я сидел в плетеном кресле, закопавшись ногами в холодный-холодный песок. И мне было стремно. Стремно просто до тошноты, до желания уйти и броситься под машину. Родись я где-нибудь в Японии, давно бы совершил самоубийство, отдавая себе полный отчет, что потерянно-счастливая жизнь – далеко не жизнь лучшая. И жить на страницах романов Мураками – далеко не счастье.

Подожжены длинные ментоловые сигареты, пульсирует арабская музыка, словно гипноз, по потолку, стенам и лицам посетителей бродят голубые пятна беспокойного прожектора, прибывает все больше красивых стройных мальчиков, наши вилки выклевывают из огромной тарелки разнообразнейшие сорта сыра, карбоната, ветчины – всего того, чего в Корее нет по определению. Пиво не пьянит, нисколько не пьянит меня, Вадим кричит через сигаретный дым: «В России нет ощущения, что ты живешь. В России не живешь, в России выживаешь». И ведь он прав, тысячу раз прав. Но его мысль стоило бы продолжить, ведь мало кто из нас знает, в какие игры мы ввязались. Под силу ли нам это? Когда в наши крепкие коктейли подмешаны звезды, когда в сигаретном дыму бродит великий смысл, а в зазеркалии лифтов прячутся пьяные арлекины, когда, пропадая в неоновом безумстве влюбленного в тебя азиатского мегаполиса, ты надежно забываешь, кто ты есть и откуда ты пришел, когда в комфорте дружеских посиделок в уютных барах культивируется, прорастая глубже в твою душу, одиночество... становится страшно. И жизнь – сумасшедшая, яркая, сногсшибательно-счастливая, в которой, кажется, есть все, - способна раздавить тебя, смести с лица земли огромной волной, пришедшей неизвестно откуда по зову твоих же собственных желаний...

Я не выдержал. Вериступид отлучилась, Вадим тоже куда-то ушел, сказав: «Что-то ты мне такой совсем не нравишься». Желание возникло немедленно – бежать, бежать, бежать!!! Я схватил рюкзак, куртку, ботинки из черного мешка, принесенного официантом. Выбежал из песочной зоны на коврик, быстро обулся. Песок в моих ботинках. У бара толпилось много народу. Все в чем-то черном, пьяные кореянки с иностранными спутниками – противными американцами, нетрезвые корейцы, все молодые, цветущие. Чуть пробился.

У кого-то колыхнулся лед в бокале, загремели, ударяясь друг о друга, полупрозрачные кубики. Время замедлилось. И в это затянувшееся мгновение я удивился тому, что делаю здесь. Что я здесь делаю? Что забыл я здесь? Зачем пришел сюда? Не найдя ответа ни на один вопрос, я выскочил на улицу и пошел на свет огней. Передо мной немедленно остановилось такси, как в каком-то шпионском фильме, не пришлось даже поднимать руки (Сеул по-прежнему влюблен в меня). Дав указания таксисту, я откинулся на заднем сидении.

Я разбит в дребезги, переломана каждая кость в моем теле. Обидятся ли на меня Вериступид и Вадим? Или поймут? Или посмеются надо мной? Можно ли так поступать со своими друзьями? Хотя сейчас мне все равно... и хочется одного – исчезнуть. Сижу и злюсь на самого себя. И даже нет сил заплакать. Хотя расплакаться было бы более чем кстати.

Я сбегаю. Такси увозит меня в сеульскую ночь, в тишину комфортабельного комплекса. Одиночество изъело в кружево мои мысли. Мне хочется умереть. Много песка в моих ботинках.