Русский писатель

       Лимузин начал осторожно сворачивать с «хайвэя», и я проснулся. «Скоро будем на месте» - подумал я: «Неплохо, вроде, выспался!» В последнее время мне этого весьма не хватало. Собственно и этот роскошный просторный лимузин я выбрал именно потому, что в частых переездах по всей Европе в нем можно прекрасно отдохнуть и даже выспаться. Особенно, если расслабиться бокалом «Мартини»…. Ничего! Здесь меня ждут прекрасные три дня….

       Пожалуй, уже, подъезжаем. Я посмотрел в окно и увидел тот пейзаж, который покорил меня когда-то: белое здание виллы, окруженное пальмами и зеленой густой растительностью, на фоне лазурно-синего моря и выразительного неба с белыми облаками. Два года назад я купил таки эту виллу, однако, приезжал сюда всего несколько раз. Жили там периодически мои друзья, которых я приглашал отдохнуть, если у них выпадало свободное время.

       Вот и сейчас на вилле уже пару недель жил один русский писатель, Василий Торчинский, с которым я познакомился на рауте в Стокгольме. Он потомок тех самых Торчинских, однако, их род потерял свое былое богатство и величие в ходе различных исторических событий. Мне нравится, как он пишет и на русском, и французском. Безупречный, но немного устаревший русский язык и особый русский дух, которые их род только и смог сохранить, очень меня трогают в его рассказах. Я ведь тоже имею русские корни по матери.

       Тогда, в Стокгольме, мы встречались еще пару раз, и он мне рассказал о своих планах написать роман. Сюжет мне очень понравился, и я предложил ему пожить у меня на пустующей вилле, чтобы процесс написания ускорился. Мне хотелось быть немного причастным к его творчеству.

       Подъехали. Дворецкий, пожилой француз, Пьер, встречает меня. Интересуюсь, как устроился и доволен ли Василий. «Ва-си-лий…» - почти по слогам пытается выговорить Пьер, делая ударение на последнем слоге, и далее на французском: «Мсьё, я поселил его в западном крыле, как вы и говорили. Прекрасно отдыхает и работает. Ждет вас в гостиной». Однако Василий вышел сам встречать меня. Мы поздоровались, слегка обнялись, как старые друзья.

       В гостиной, после обмена обязательными фразами вежливости, начался обычный непринужденный разговор. Василий был прирожденным рассказчиком. Беседу он вел легко, перемежая её, к месту, забавными историями, которых он знал великое множество. Разговаривать с ним было одно удовольствие. Он расположил меня к себе еще в Стокгольме. Никакого внутреннего напряжения. Это была еще одна причина, из-за которой я пригласил его к себе….

       …Ужасная вонь все-таки вернула меня к действительности…. Мое терпение лопнуло, и я закричал «Блин! Василий! Сколько раз тебе говорить?… Когда я сижу здесь, ложись своими вонючими ногами в другую сторону! Из-за твоих ног даже не слышно, как ты бздишь!» Но Василий не пошелохнулся. Он спал, как младенец. Я схватил из закопченного котелка самую большую вареную в мундирах картофелину и кинул на его голое пузо. Он недовольно замычал и перевернулся на бок…. Я плюнул, забрал свою тетрадку и ручку с краешка стола, где я писал, и, в расстроенных чувствах, сел на свою кровать….

        Вдохновение безвозвратно ушло… «Блин! Гребаная общага! Даже маленький рассказик не смог дописать…»