Жизнь

День начался привычно: назойливый будильник, прохладный душ, кофе, новости по телевизору. Почти как всегда. Он не мог понять, что же изменилось. Может быть, необычно ярко светило солнце, или слишком весело щебетали птицы. Странно, неуловимо мир сегодня стал другим. Наверное, потому что вчера вечером он узнал правду и пока не мог спокойно осмыслить, как с этим жить дальше.

Он решил пройтись до работы пешком - не хотелось видеть людей какое-то время, они почему-то начали его раздражать. Жаль, что вчерашний день ему не приснился. Теперь все перевернулось с ног на голову. Сейчас он думал, что может и хорошо не иметь близких друзей, а то ему было бы стыдно перед ними. Хватит того, что он испытывал чувство вины перед родными за то, что еще не случилось. Он сомневался, нужно ли говорить им о предстоящем, об этом стоило еще поразмыслить. А пока он просто шел по знакомым улочкам, которые раньше видел только из окна автобуса, и поражался тому, как красиво вокруг.

Густо-синее небо, яркая, июньская зелень! Даже серенькие здания выглядели нарядно, их окна искрились. Утро выдалось жарким. Асфальт уже успел нагреться и блестел, почти как после дождя. Солнце слепило, и он подосадовал, что не захватил темные очки. Пахло летом: травой, цветами, горячим асфальтом. А сколько было запахов, которые он даже не мог определить! Прищурив глаза, он прислушался к окружающим звукам, удивляясь их разнообразию и отчетливости: шумели машины, болтали прохожие, смеялись дети, из какого-то окна доносилась музыка. Он остановился. Звучало что-то современное, простенькое и милое. Да, жить хорошо, жить вовсе не скучно, как ему казалось раньше. Вон, сколько интересного вокруг! Вчерашний день, определенно, изменил его. Надо бы чаще гулять, решил он, заходя в душное здание офиса.

А потом началась вереница дней однообразных, печальных, тяжелых. Он заставлял себя ходить на работу, чтобы хоть немного отвлечься от мрачных дум, но это не всегда удавалось. Он перестал пользоваться общественным транспортом, предпочитая пройтись, даже в плохую погоду. Изредка ездил на такси, когда боли сильно беспокоили его.
Постепенно он начал презирать людей за их беспечность, тщеславие, жажду наживы. Они ничего не смыслят в жизни, думал он, а уж тем более в смерти. Ведут себя так, как будто собираются жить вечно.

По вечерам, в полном одиночестве, ему хотелось кричать, выть, ломать, крушить все вокруг - так ему стало ненавистно все, чем раньше он дорожил. Он подавлял в себе эти безумные порывы, зная, что в них не найти исцеления. Шансов нет. Ему даже не с кем поговорить. Да и вряд ли он смог бы кому-то открыть свои горести и страхи. Впервые в жизни ему было по-настоящему страшно, до дрожи, до холодного пота. Понемногу страх превращался в истеричное отчаяние, в панику. И тогда он начинал плакать от безысходности и жалости к себе. Плакать горько, стыдливо озираясь по сторонам. В такие минуты он обязательно принимал очередное важное решение, например, завтра же уволиться и отправиться в путешествие. Или пуститься во все тяжкие, все продать, прогулять, промотать. Или нет, может, отдать все в фонд какой-нибудь больницы или детского дома? Но у этой мысли продолжения не было. Скорее всего, из-за зависти и обиды на весь мир, ведь о нем никто не заботился. Так с какой стати он будет делать добро для совершенно чужих людей! Он сожалел, что никогда не был верующим, что не занимался йогой или, в крайнем случае, колдовством. Он сейчас знал бы, как поступить, как избавиться от навязчивых мыслей.

А как бы он жил эти прошедшие и все следующие дни, не зная причин и всей серьёзности положения? Вероятно, чувствовал бы недомогание, списывая его на магнитные бури или что-то подобное. Принимал бы болеутоляющие или успокоительные средства. Жил бы в будничной суете, прожигал дни. А может, так было бы и лучше? Но теперь ничего нельзя было изменить - он всё знал.

Когда в тот злосчастный вечер доктор позвонил и попросил приехать, он уже тогда почувствовал неладное. На прошлой неделе его убедили сдать анализы повторно, чтобы избежать ошибки.

Доктор знал только, что родственники этого человека живут в другом городе. Теперь он был абсолютно уверен в диагнозе. Не было другого выхода... Пришлось сказать человеку, что тот болен и болен очень серьезно. Доктор сомневался, стоит ли говорить, что с таким недугом долго не живут. Но потом все же решил, что скрывать подобное нечестно. Он так и сказал: "Месяц, может быть, два… Нет, вылечить уже невозможно, разве что продлить страдания… Да, вы можете подумать, конечно. Позвоните мне, когда определитесь".

Кажется, так давно это было, а прошло всего полтора месяца. Он не стал ложиться в больницу. Жаль было оставшееся время провести в палате. И каждый последующий день становился всё большим испытанием, отягощал ожидание, неумолимо приближал… Он уже хотел этого неизбежного, потому что боли стали нестерпимыми.

Умер он, ничего не почувствовав, во сне. Через несколько дней его обнаружили соседи, которые до этого и не замечали его существования. Когда он не вышел на работу в свой "муравейник", так он называл огромную корпорацию, в которой был рядовым сотрудником, почти никто этого не заметил. Люди, которые работали с ним в одном кабинете, конечно, немного удивились, но не смогли вспомнить, где он жил и, тем более, представить, что с ним могло случиться. Они вообще очень мало знали друг о друге, и это их не тяготило - до того ли, если и так дел полно. Недосуг было откровенничать и расспрашивать. Надо трудиться и зарабатывать деньги, которых вечно не хватает. Они даже не удивились, когда на его место пришел другой человек, и привычно ограничились весьма сухим официальным знакомством...