за дверью предчувствия

Я, так хочу быть с тобой…
Каждый день, я твой новый герой
В ожидание смертей и разлуки…
Я – твоя тень на свету,
За тобой, не идя я иду…
Я сливаюсь в предсмертные звуки
Через тёмные страшные муки…
Оставляя следы на снегу…
Кровь свернётся в слёзы и мглу…
Возвращайся, я умираю…

Она проснулась поздно ночью. Открыла глаза. Сон ушел, унеся с собой кратковременное забытье. Память снова вернула последний момент их встречи. Слезы побежали по ее лицу.
Имя твое отныне – Печаль! Ты обречена на страдание и муки, и не будет тебе счастья, ибо то, что будет казаться тебе счастьем, опечалит твою душу, будет ранить твое сердце. Ты будешь искать утешения в терзаниях собственной плоти, избавляя себя от желаний и пороков, присущих людям. Прими свою стезю и следуй дорогой видящих «за», следуй вперед, будто великий Сиддхартха…

Дрожь била ее тело. В ее комнате снова было холодно и днем и ночью, и летом и зимой.  Она лежала головой к двери на маленьком диване. Бесполезно было бегать от себя. Она встала. Ноги коснулись ледяного пола. Побрела к стоящему в углу мольберту. Пальцы скользили по шершавой деревянной поверхности. Осталась одна… вернее с ним, с огромным подрамником на креплениях. С ним ей приходилось делиться своими чувствами, переживаниями.
 Бледное вытянувшееся лицо с впалыми щеками, серо-зеленые печальные глаза. Лицо обрамляли длинные обесцвеченные волосы с отросшими каштанового цвета корнями.
Девушка не мечтала о прекрасных принцах в белых рубашках, пахнущих чудесными ароматами счастливой и сладкой жизни. Она знала, что уже никогда не дотянется до их уровня, что они никогда не заинтересуются ею.
 Попыталась выкинуть все неприятности из головы и  заснуть. Но видела лишь высокого молодого человека с безумно красивыми зелеными глазами. Его мягкие каштановые курчавые волосы, две серьги в ухе, легкую небритость на лице…
Унеси меня время, дай стереться в складках твоего убегающего «дипа»…
По ком звонит колокол? Надо соображать, что по тебе самой же….
Комната. Время. Комната. Девушка сидит между двумя стульями. Время.  Молчит, опустив голову. Волосы ниспадают на колени. Пальцы вцепились в края двух стульев. Тишина. Рядом – молодой человек, курчавый, с двумя серьгами в ухе, курит. По другую сторону – еще один, длинноволосый, с томиком Канта. С диким криком она падает на пол и бьется. Молодые люди переглядываются, но не видят друг друга. Она поднимает голову и замечает, что находится в зеркальном ящике. Стены ящика сужаются. Вот - вот и ее раздавит. В панике она зовёт на помощь. Молодые люди встают со стульев и уходят в разные стороны. Между сомкнувшимися стенами ящика сочится кровь. По стенам комнаты течет вода и отваливается кусками старая штукатурка.
 ГОСПОДИ, БЛАГОСЛАВИ!!!

Встала. Решительными твердыми шагами подошла к краю крыши. Остановилась и посмотрела вниз. Луна тускло светила и отражала изнанку ее состояния. Сорвусь или нет? Под моими ногами холодный бетон, зимний ветер треплет волосы. Always sacrifice! Пол и потолок. Пространство из клочьев дыма. И мне не жалко жизни…

Я даю тебе все, что могу отдать,
Я встаю и падаю, вставая, падаю опять.
Перепутано время, отпечатками слезы
Разрезаны руки и сломаны крылья
Там где надо остаться - лети…
Под стоны сонной луны
Правил нет или правила просты…
Темный зал в красном шелке. Множество людей, чопорных и важных. Люди-товар, люди-бартер. Здесь пахнет деньгами, старой пудрой, пряными духами. Здесь кривая сторона света. Дым сигарет разъедает глаза. И все считают деньги. До последней минуты своей жизни. Лица задрапированы масками.
Люди в картонной коробке, стоящей на коленях у ЕЕ ВЕЛИЧЕСТВА СУДЬБЫ.
Люди обращаются друг к другу на Вы, пьют дорогое вино, прячут глаза, просчитывая состояние собеседника. Они мысленно скользят за лацканы пиджака, под плотную подкладку, в сумочки, кошельки, карманы брюк, тщательно сканируя каждое слово…
Молодой человек интеллигентного вида стоит у стены и смотрит на окружающих. Он думает о теории наличия границ познавательной способности человека и невозможности познать внутреннюю сущность вещей и явлений окружающего. В его голове зреет категорический императив и «вечный мир». Он не считает денег, не интересуется дамами, не пьет вино. Он слишком увлечен собой. Бросает взгляд на двери. Ему не терпится остаться одному и с жадностью накинуться на священные талмуды философов.
Его лицо заострилось. Заискрились карие глаза. Длинные  волосы разлетелись по плечам. В залу ворвалась девушка в черном. Вслед за ее босыми ногами потянулись струи крови. Люди стояли ошарашенные и изумленные. Она проходила между ними, срывала маски, смотрела в глаза. Молодой человек отвернулся. Заметив его она вскрикнула. Упав на колени, потянула к нему руки. И жизни не жалко! И жизни не жалко! Он посмотрел на нее с ненавистью, прорычав, словно дикий зверь, обнажив свои белые заостренные клыки. Капли крови падали с потолка. Зал обрастал плесенью и ржавчиной. Картонный ящик с треском развалился…

Ей ничего не хотелось. Она пришла в студенческий буфет, купила,  и побрела к свободному столу. Было не до чего. Мысли были заняты не тем. Жуя булку, она подняла глаза и обратила свой взор на длинного парня, с курчавыми волосами, двумя серьгами в ухе и легкой небритостью на лице. Потупила взгляд и собиралась убегать, а он уже шёл к ней. Сел напротив. Почему именно ко мне???
 Он ничего не знал о Канте, он учил ее жизни, пытался вытащить в другой мир. Он ничего не знал о другом, том который уже выбыл из ее жизни. Курил на подоконнике, слушал музыку, вертя в руках барабанные палочки. А ей хотелось взять его за руку и никогда уже не отпускать. Просто стоять рядом и смотреть ему в глаза.
Он уехал. Навсегда. Она осталась одна. Нет!
Как дальше жить она не знала.


Холодная стена. Сидела прижавшись к ней спиной. Ее руки оплетали ветви терновника. Она съеживалась от холода и касалась ладонями замерзшей земли. Мертвецки бледное лицо обрамляли посеребренные инеем волосы. Приподняв голову, она смотрела в голубую морозную высь. Горячей слезой бежала ее безнадежность. Она пыталась оторваться от стены, крича от боли. По спине бежала кровь, куски кожи оставались на поверхности.

Дни тянулись медленно. Один за другим тяжко отпечатывались струями соленой воды на ее щеках. Люди приходили и уходили из ее жизни. А ей было все равно, она потеряла вкус к жизни. Все казалось пресным, скучным и давно изведанным. Улыбка навсегда исчезла с ее губ. Иногда хотелось встать и бороться. Доказать что еще можно все исправить, склеить осколки разбитого счастья. С кем?


Она бежала по длинному узкому коридору. Кто-то звал ее. Открывала двери,  раня руки. Бег на знакомый голос,на зов к жизни. В комнатах царила пустота. Бег. Двери меняли свои места, точно в кубике-рубике. Казалось что не раз уже открывалась знакомая дверь, но нужно было продолжать поиск. Внезапное потускнение, отчаяние подступило к горлу. Нет, это эмоции! Не поддаваться! Изодранные руки пытались открыть одну из дверей, ту единственную, что не поддавалась. Голос ещё жалобнее звал ее. Она собралась с силами и ударила по ней ногой. Дверь неприятно скрипнула и открылась. Перед ней возникла она же сама, сидящая на полу и смотрящая на саму себя исподлобья. За спиной двойника возник невысокий человек с длинным крючковатым носом в красном сюртуке и глазами цвета крови. Рядом на кресле располагалась шикарная брюнетка, сверкавшая изумрудными глазами, то и дело ласкающая свою подвеску с бриллиантами. Стоящая в дверях изумилась. Что бы это значило? Карлик хихикнул и достал из-за спины огромный топор. Брюнетка молчала и только что-то жестами показывала уродцу.
крик разрезал тишину.
Никто не отреагировал. Карлик провел пальцем по лезвию топора.Брюнетка довольно улыбнулась и вытянула свои длинные стройные ноги.
Мы- глупость и соблазн! Соблазн и глупость! Это то, что движет тобою…
Зеленоглазая бестия встала и подошла к жертве. Вытянув свой змеиный раздвоенный язык кровожадно взглянув на палача. Он уже занес топор, чтобы опьянить ее чужой кровью...
Стоящая ринулась с места и оттолкнула уродца. Злобно сверкнув глазами он нацелился на нее. И снова она бежала по коридору, убегая от себя, от глупости и соблазна…

Войдя в фешенебельную гостиницу поднялась по лестнице и проникла в номер-люкс, который был единственным. Дорогие ковры, картины в строгом черном багете, черные шторы, тусклый свет двух ламп, огромная кровать с кованой спинкой. Подойдя к кровати,опустилась и легла, гладя рукой черные шелковые простыни и фиолетовый меховой плед. Закрыв глаза погрузилась в сон,который ласково окутал ее.
...Она громко кричала. Ее уже тошнило от темных стен и фиолетового пледа. Колени ныли, спина болела, на глаза наворачивались слезы.

Проснувшись, юный цветок лотоса открыл глаза. Синее небо, голубые прозрачные реки, оранжевые полотна облаченных индусов. Добрая улыбка и золотые руки Будды. Сиддхартха. Ученик учителя и учитель учеников. Состояние нирваны, видя всех над всем. Ступы-памятники, храмы, плиты. Созерцание в абсолютной гармонии мира.

Ну вот и всё… я уезжаю.
Она нервно курила, и было абсолютно видно, как подергиваются пальцы. Сигарета нечаянно выпала. Ах, какая неудача! Ну и черт с ней. Она ехидно сузила глаза и посмотрела на его две серьги в ухе. Значит, буду одна. Ну, одна, так одна. Взгляд перешел в его зелень глаз, таких же, как его лицо, судя по всему после «вчерашнего».
Было весело, зря ты не пошла. Я – дитя богемы, мы только по ночам творим.
Ага, догадываюсь, что вы там творите, по ночам. Безудержный секс и море алкоголя, на ходу сливая с музыкой потяжелее. Этого она конечно ему не скажет. Конечно, умолчит, чтобы придать картине расставания более классический вид.
Мне надо собирать вещи, я опаздываю, извини. У меня скоро автобус.
Ага, ну ладно, счастливо.
Давай, пока.
Чмокнул неуклюже в щеку и скрылся за дверью. Она пошла своей дорогой, расстроенная и унылая. Настроение внезапно пропало. Хотя, уместнее было бы сказать, что оно и не появлялось. Зеленые хитрые глаза. Можно было бы и предусмотреть, что ничего не получится. Что выкинут из «аттракциона» на третий раз. Две серьги в ухе. Не давало покоя. Курчавые волосы и прическа в тему. Ах, да, рубашечка на нем была. Ничего так паренек. Был. И даже обмусоливать не хочется, разбираться, будто в подсудном деле, задаваясь вопросом: «Кто виноват?».
Не выдержала, позвонила, перед дальней дорожкой. Он долго не брал телефон. Видимо, весь в делах, а может не нацеловал всех на прощанье. Пошло все как-то, как в дешевой кабацкой постановке. Цирк уехал, клоуны остались. Говорить было не о чем, он явно торопился. Она молчала, иногда лепетала что-то неуверенно невнятное.
В этот тоскливый вечер ничего не оставалось делать, как покончить жизнь алкоголем, то бишь, утопиться в нем. И все неумело, скомкано. То залпами, то глотками. И не лезет проклятое пиво в горло, не идет.

Был хмурый и пасмурный день. Она вошла в черту Введенского кладбища. По стенам – чаши с прахом. Памятники необычайной архитектуры. Ангелы с крестами, кресты, плачущие девы умиротворенного вида, Христы, склепы. Остановилась у могилы художника. Рядом с плитой, конструкция в виде палитры, кисточек. Отчего то внутри всё переворачивалось,заставляя дать жить чувству жалости.
Что я ищу здесь? Что я делаю здесь? Желание покоя. Пожалейте меня те, кто уже в царстве мертвых. К вам я пришла, не гоните меня.
Мимо прошли нагловатые молодые люди в черном латексе, бледными лицами, раскрашенными черным. Они безразлично смотрели на неё.
Слегка накрапывающий дождь превращался в ливень. Она сползла по ограде могилы и громко зарыдала. Неужели мне нет места на этой проклятой земле? Как жить дальше и стоит ли вообще? Ей не нравился доносившийся запах сухих роз. Длинное черное платье было запачкано грязью, по лицу потекла тушь. Волосы небрежно свисали. И лишь благодарность за преподнесенный ей урок. Прохлада усиливалась. Но покой все еще не пришел. Как хотелось ползти вдоль могил озираясь с ненавистью на покойных. За то, что она не такая, как они, а они не хотят принимать ее к себе. Они отвергают ее. Впереди стоял Он. Хмурый и неприступный. Его длинные волосы налипли на лицо. Руки были скрещены. Ее голова поднялась и посмотрела жалобно вверх, туда, где полные ненависти глаза смотрели сверху - вниз, презрительно и дерзко. Он был словно статуя, которая на миг пошевелилась и со всего размаха наступила ей на руку. Она страшно прокричала от боли. Недолго думая, юноша нанес удар ногой по ее лицу. Заструилась благодатная кровь, и она рухнула в грязь…

Они шли по темному коридору. Он высокий, с нагловатой походкой, выражением на лице – «хозяин жизни», жующий резинку и бряцкающий ключами. Позади – она, осторожной крадущейся походкой, чтобы ничего не осталось явным. Он открыл дверь, обернулся, достал мобильный и посветил дисплеем, осматривая ее лицо. Ей стало жутко. Ничего не говоря, он толкнул дверь и переступил через порог. Она медленно приближалась, собираясь переступить. Юноша исчез за дверью, которая захлопнулась прямо перед ее носом. Неприятное ощущение усилилось, добавляя каплю растерянности и полного непонимания.
Дима…Что случилось? Почему я здесь, а ты там? Открой мне.
Тишина отвечала на все ее вопросы.
Дима-а-а-а-а… Что происходит? Я не понимаю…
Пол под ее ногами становился скользким. Пытаясь сделать шаг в сторону, чтобы дотянуться до звонка, какового и не оказалось, она внезапно вскрикнула и упала.Далее последовало несколько нелепых и безуспешных попыток подняться.
Димочка… Что случилось? Я не понимаю. Открой мне, умоляю тебя.
Плач и скользящие по двери пальцы, осыпающаяся краска налипшая на руки.
Внезапный ослепивший свет. Открыв глаза она увидела следы крови на обшарпанной двери.
Раздался громкий смех, дверь отворилась. Ничего не было в этой единственной комнате кроме огромного треснутого зеркала в дорогой оправе.
Послышался детский плач. Она скривила лицо от неприязни. В разбитом зеркале показалась маленькая девочка, с гладкими коричневыми волосами, заплетенными в косички. Ее огромные зеленые глаза были полны слез. В руке она держала куклу с выколотыми глазами.
Я третий ребенок в семье. Родилась слабой и могла бы не выжить.
Девочка беспомощно и грустно улыбнулась.
У меня нет крыльев, да они мне и не полагаются. За грехи родителей расплачиваются дети. Могла умереть, но почему-то жива. Наверное чтобы пройти через все испытания ненавистью. А теперь о тебе…
Из-за меня у тебя не сложится жизнь. Я, словно иголка вшитая в твое сердце. Я всегда буду напоминать о себе. А ты же, беспомощно поддаваясь мне, будешь искать защиты, но не у тех, кого полагается считать родными, а у совершенно чужих людей.
Девушка напряглась. Ей не хотелось слушать бредни. И уж точно – верить им.
Пошла вон, мразь!!! – прокричала она девочке в зеркале.
Ты неисправима. Девочка огорченно вздохнула. Ты опять бежишь от себя. Ты думаешь это нам обеим поможет? Ты расстроила меня. Смотри, родители берут тебя с собой на поминки. Там грустно и немного страшновато. Незнакомый мужчина гладит тебя по волосам, называя маленькой хорошенькой девочкой. Он тебе неприятен и ты пытаешься вырваться. Мама называет тебя невоспитанной дикаркой. Никому не приходит в голову что этот мужчина педофил.
Я убью тебя! – закричала девушка у двери.
Как хочешь. Ты не любишь меня. Ты никому не нужна. Поэтому я больше не буду тебе ничего рассказывать. Девочка выпятила нижнюю губу и насупилась. Я ухожу. Вот так. Она топнула ножкой и исчезла.
Зеркало с грохотом рассыпалось на осколки.

Они сидели на скамейке в парке. То, что говорил он было где-то далеко, билет был у него в кармане, как ни крути – факт. Ей не хотелось поднимать голову, чтобы посмотреть в глаза тому, кто медленно уходил из ее жизни. Хотелось хохотать, целовать его губы, прокусывая до крови. Чтоб он подавился ею. Что он там несет, какая ерунда. Я не хочу его делить.
Карлик подкрался сзади. Повязал ее глаза черным платком.
Какая ерунда, что он несет. Не понимаю…
Голова клонилась, сознание было затуманено.
Я хочу снимать квартиру, жить в ней вдвоем, с тобой.
Со мной? Я не нужна тебе…
Что я несу, какая чушь.
Карлик надел на ее шею веревку, медленно затянул, и подвесил на ее конец огромный серебряный крест.
Мне тяжело дышать, что он несет. Я не разбираю слов. Тело бьет озноб. Она едва держалась, чтобы не упасть навзничь. Тяжело…
Надо уходить, надо уходить. Куда бежать? Где для меня найдется место?

Они ехали в старом трамвайчике чешского происхождения. Длинноволосый сидел с ней рядом и молчал. Все только начинается. Все пошло ровно. Неужели в моей жизни наступил такой период?
Рядом терлись три малолетки под эгидой «эмо». Они явно разъедали его своими взглядами и позерно громко хохотали. Она кинула ревностный взгляд в их сторону.
Не нравятся эмки? - шепнул он ей.
Да. - ответила она.
Не переживай, они мне не нужны. - он добро улыбнулся и взял ее за руку.
Ага, так я и поверила — подумала она про себя. Да на тебе написано — каждая третья добро пожаловать ко мне на...
Но в сказку очень хотелось верить и крамольные мысли пришлось оставить.
Ее мир был неформален. Но для него она хотела выглядеть безупречно и стиль феминистической оборванки пришлось оставить в шкафу. Все что она так ненавидела: каблуки, экстремально короткая юбка, отшлифованная внешность, уложенные волосы. Просто сладкая блондиночка. Дура! Знала бы чем все закончится, можно было бы не напрягаться.
Что? Уезжает на выходных на дачу, за город. Дача, подруга в придачу, море водяры... хотя последнее пожалуй не про него.
ей надо было выходить. Он галантно выскочил из вагона, подал ей руку, шепнул что-то приятное и исчез в «чешке». Хоть кино снимай. Она была совершенно ошеломлена. Давненько ее так галантно не выпроваживали из общественного транспорта. Жаль только выходные в задницу, она конечно будет скучать.
Конечно будет делать попытки ему позвонить, он скажет, что лучше смс. Он будет сообщать ей, что глубокой темной летней ночью сидя на крыше, он наблюдает за звездами и думает о ней.
Его длинноволосая голова, карие глаза и борзые манеры явно не давали ей покоя.
Романтика закончилась на второй неделе свиданий. Редких свиданий.
Они шли по улице центра города. Он вдруг неожиданно заявил:
Знаешь, я всю неделю не спал. Даже на занятиях думал, о тебе. И пришел к выводу: либо ты громко кричишь во время секса, так что у соседей лопаются перепонки в ушах, либо мы этим вообще не занимаемся.
От такого заявления у нее округлились глаза. Мысли роились в голове. Как же так? Я думала, что мы делаем это по любви, искренне и неважно как. Зачем я должна притворятся, к чему этот спектакль? И почему он мной командует, ставит условия?
Может послать его? Что я в нем нашла?

Стрелки назад. Городская больница на окраине. Роддом, морг. Весна. Уныло как-то. Мед практика. Ей 17. Кардиологическое отделение. Одни пенсионеры, еще унылей. По утрам биксы, баночки для анализов, листочки для результатов анализов, лаборатория. Детская наивная вера в благородство своей будущей профессии. Одышки, учащенные пульсы, чья-то чужая жизнь, проблемы. Вчера она смазывала зеленкой пролежни пожилой тучной пациентке, а сегодня проходя в палату интенсивной терапии увидела ее тело на каталке в коридоре. Как непредсказуема жизнь.
Полдень. В это время полагалось ходить по палатам и раздавать пациентам прописанные медикаменты. Бесплатные и бездейственные от собственной дешевизны.
Она поправила халат и шапочку, сползающую на лоб, потому волосы были сострижены «под ежик». Одна палата, вторая, она громко называла фамилии больных и раздавала лекарства согласно выданному списку. Одна из предпоследних палат. Вот беспомощный дряхлый дедушка и едва ли он может подняться. На фамилию свою отозвался. Подношу таблетки и со всем милосердием вручаю и помогаю ему немного приподняться, чтобы запить их водой. Ласково смотрю, будто я ему мать. Он благодарит. Я — да незачем, будьте здоровы, всего вам доброго и продолжаю распинаться. А он мне: наклонись-ка, деточка, я тебе кое-что скажу. Я покоряюсь. Дедушка этот продолжает шептать: Хорошая ты, девка, я б тебя трахнул.
Я в ступоре. Благородство мое и милосердие мгновенно слетают. И представляется изнанка мира. Черные души. Такого в отчете по практике не напишешь...

Меня зачем-то посылают в соседний корпус. Это потом до меня дойдет: иду к главврачу, несу свидетельство о смерти подписать. Нет не свое, а хотелось бы, но рановато. Это свидетельство тучной женщины в коридоре перед ПИТом. Долго я искала вход в корпус, набрав полные кроссовки грязи. Когда набрала, все-таки узнала о входе, оказалось наматывала круги, как спартанец возле него же. узнала у охранника всю нужную информацию. Ага, третий этаж. Иду  по этому этажу, тишина, словно в музее. Палаты, палаты.
Палата для новорожденных, стекло прозрачное. Подхожу и смотрю на крошечные тела под «колпаками». Питание искусственное, дыхание искусственное, жизнь едва теплится. Что-то внутри меня задрожало, заставило сжаться и тихо заплакать. За что же ты их так, Господи? В пустом коридоре кто-то громко заговорил. Я заставила себя очнуться. Уныло побрела дальше. А вот и кабинет главврача. Стучу в дверь, захожу. Ничего особенного, сидит такой себе «Якубович» в очках и белом халате пишет, пишет.
Я ему сообщаю откуда меня такую малахольную сюда занесло и протягиваю подтверждение о смерти, вот мол, распишитесь. Он внимательно смотрит, подписывает и говорит мне:
Что ж у вас в отделении все мрут, как тараканы?
Мне не нашлось что сказать. Я потупила взгляд и замолчала. В этом моей вины не было и причину высокой смертности в кардиологическом отделении не знала, хотя подозревала, судя по поступкам персонала, догадывалась.
Врач засмеялся. Протянул бумажку и отослал обратно. Чувствуешь себя девочкой на побегушках. Проще говоря, идиоткой, которую заслали, чтоб самим по шапке не схлопотать. У меня уже не было желания ни общаться, ни помогать медсестрам. Шепчущиеся за углом, что нет у покойной денег, но тогда она еще была жива, и спасать просто так они никого не собираются. Сучки! Больше слов не было...
С глубоким разочарованием в медицине, я положила отчет по практике нашему куратору, сдала экзамен по сестринскому делу на «Отлично» и немного позже сдала зачетку, студенческий и знания, чтобы навсегда покинуть ненавистные стены учебного заведения. Мне с вечным предательством не по пути, а нести «тяжкий крест» ошибок и лжи других я не собиралась. Мне совершенно не хотелось не спать по ночам, рассуждать, искать ответы на свои вопросы, отвечать за чужое легкомыслие и в конце
концов сойти с ума. Угрызения совести по поводу столь решительного действия меня не посещали.

Утро очередного дня. Надо же, сегодня опять придется топать на фармакологию. Первая пара. О, нет, спасите меня от этой амбициозной, занудной и уж слишком правильной старушки. Я абсолютно не понимаю, что она говорит.
Спасать надо было не меня одну, а целых три группы. Слушать эту бабулю было совершенным мучением.
Как королева положения, я сидела между двух наших очаровательных парней - одногруппников. Слушали мы не лекции, а готическую музыку, разделив два наушника на троих. С женской половиной нашего коллектива я едва общалась. Зато за недолгое количество времени успела влюбиться в коллегу «по несчастью». Высокий шатен с зелеными глазами разделял мои музыкальные предпочтения. Более того, открывал для меня новые горизонты. Итак, из безбашенного панка я превратилась в прекрасную готическую принцессу.

Утро перед парой фармакологии оказалось невеселым. Неразлучная троица потянулась к магазину. Потом к подъезду во дворах. Парни пили водку, она – тоник. Все трое были убеждены в полной фальсификации купленной продукции, все трое давились алкоголем, но процедура была необходимой, никому не хотелось на лекции просто так.
Она стояла на сцене перед микрофоном. Длинные волосы красного цвета, корсет, штаны, брутальная обувь, ещё не резаные вены, отсутствие вкуса жизни. Она пела агрессивно, взмахивая головой. Выплескивала на окружающих наболевший негатив. Парень бросил, уйти бы куда-нибудь, покончить с собой. Нет уж не дождетесь. Возле сцены стояли слушающие и видящие или просто пьющие и отдыхающие, неподалеку и участники фестиваля. Она допела, поблагодарила всех. Бросила взгляд на выход. Длинноволосый, кареглазый, с бас-гитарой!!! Что ж не с томиком Канта? Она была пьяна, и чересчур агрессивна.
Сучок!!! Ну-ка иди сюда. Я тебе сейчас тебе покажу натурфилософию и любовь в чистом виде.
Она подскочила к нему. Он сделал вид, будто не замечает ее.
Добрый вечер, Владимир! Что же вы своих девушек не узнаете?
Она потянулась к нему с поцелуями. Он отпрянул и видимо собирался уходить.
Сволочь!!! –  накинулась на него с кулаками.
В ход пошла и брутальная обувь. Она вцепилась ногтями в его шею и увидела его дрожащие зрачки. Глаза полные ненависти. Сейчас она отлетит в угол, но напоследок врежет ему по лицу.

Шаг в никуда. Разбитые колени, локти, поцарапанное лицо. Она сплевывала кровь и пила алкоголь из бутылки. Идти по направлению к дому не хотелось. Было уже слишком поздно. С полным облегчением,  присела на лавочку. В принципе, сделала все, что давно хотела. Завтра ее швырнут музыканты, все будут кричать, что она брутальная истеричка. Но никто никогда не узнает, каково ей было переживать боль предательства, боль переживаний и горьких слез. Теперь уже можно было не страдать, не надо было не спать по ночам, просить бога о невероятном, молиться, прощать, унижаться. Теперь пошли все к черту!!! Теперь я правлю балом!

Она сидела на высоком стуле, закинув ногу на ногу. Курила, эффектно выпуская дымные колечки из пухлых губ. Полумрак царил в зеркальной комнате. Мужчина сидящий у ее ног виновато озирался по сторонам. Всего ее один жест и он подползет к ней и будет вылизывать острые носы ее сапог, целовать ее руки, скользя между пальцами языком. Она вытащила пару купюр и протянула ему. Он с жадностью вцепился в них зубами, кивнул и пополз на четвереньках в темноту. Она встала со стула и побрела. Под ногами оставались белые перья и трупы бабочек.

Она открыла крышку гроба. В нем лежала покойница с пепельным цветом волос, ее щеки горели ярким пунцом, с застывших ярко-красных губ не слетала насмешка. В остекленевших глазах оставалась зелень болота, глубокого омута с полным ощущением что тебя вот-вот затянет без шанса на выживание. На покойнице было длинное кипельно белое едва прозрачное платье. Худые запястья были сильно изрезаны, чем свидетельствовала свернувшаяся кровь.  Девушка лежала в огромном количестве белых орхидей. Стоящая провела рукой по голове умершей. Поправила волосы. На миг застыв от ужаса, она всмотрелась в зашитый черными нитями участок тела: от шеи до плеча. К подушечкам пальцев были пришиты черные ленты. В ногах лежал маленький букетик сухих роз перевязанный колючей проволокой. К букетику прилагалась красная шелковая лента с надписью:
 самой любимой кукле. M/S/V.
Стоящая посмотрела на себя лежащую в гробу. Горько зарыдала. Внезапно, умершая пошевелилась, приподнялась и недовольно посмотрев на стоящую, истерично расхохоталась.
А теперь смотри, сучка, как бывает в этой жизни.
Она улыбнулась и показала длинные клыки в зверином оскале.
Закурить не будет? Впрочем, что с тебя взять.
Сама виновата, ты не женщина, ты подросток. Ты вечно воюешь, ты не мыслишь жизни без боя. Закалила сталь? Только кто-то без особых стараний быстренько прибрал его к рукам. Посмотри на этих, которых ты ненавидишь легкомысленные, улыбающиеся.  Ой, как курить хочется.


Ты едешь на встречу чата?
Он расчесывал свои длинные кудрявые волосы стоя возле зеркала. Она равнодушно посмотрела на него, включила горячую воду.
Значит не едешь. А там будет моя бывшая. И Алина тоже придет. Ты кстати обещала сегодня поехать к ней и остаться там с ночевой.
Она подставила голову под кран, отчего ее черные волосы сползли на лицо.
Я поехал, если что мы на Чистых Прудах. Hank будет со своей новой девушкой, можешь передать это его бывшей, вы из одного болота вроде. Или как там? Сталинград? Царицын?
Почему я не могу сейчас встать и дать ему по морде? Почему я сижу и молчу? Почему я подавила в себе чувство ненависти? Почему я позволяю себя унижать? Где чувство собственного достоинства. Прости меня, Господи…

Алло, алло, Алин, мы в Кузьминках, не можем поймать машину, чтоб уехать в Выхино. Новый год одним словом.
Два часа они стояли и ловили проезжающие мимо машины. Она совсем замерзла, в отличие от него, пухленького, активного, вечно гоняющего в свитерке и косухе на голое тело.
Она открыла дверь и вошла в квартиру. Им надо быстро переодеться и ехать обратно.
Я не хочу никуда ехать, не хочу никого видеть. Они мне надоели. Давай купим еды, вина, зажжем свечи и будем наслаждаться друг другом. Прошу тебя, милый.
Ты не понимаешь, там будет Алина, ее парень и еще кто-то. А вдвоем скучно и неинтересно. К тому же Алина не умеет готовить, а ты обязана ей помочь.
Иди один. Мне вообще стоило уехать к родителям на праздник.
Вали, может тебе билет прямо сейчас заказать? Да, не забудь прихватить с собой Вову-Lumena. У вас с ним шашни кажется. Или того длинноволосого дохляка, как его? Макс? Может он побренчит для тебя на гитарке, как на том концерте когда вы встретились с ним. Неземная любовь. Что ж не трахнулись в туалете, по пути когда шнуры и установку вдвоем таскали.
Она встала и швырнула в него рубашку.
А я тебя вообще ненавижу, ты вечно где-то, только не со мной. У тебя каждую ночь в последний месяц бабушка ломает конечности и ломается машина. И ты всю ночь торчишь в травмпункте, попутно ебешь свою шлюшку с которой ты собственно и пропадаешь. Иди в задницу! Что толку было меня звать в свой город жить вместе, если я тебе не нужна. Это тебе не Kovenant на подоконнике слушать. И все у нас с тобой не Star by star, мой милый Аниматроник. Я не хочу больше ничего, я уезжаю домой.
Она одела пальто, взяла ключи и побрела к двери. Он шел за ней.
Ты не уедешь. Ты не можешь просто так уехать. Ты говорила что любишь меня. Куда ты пойдешь?
Отстань!!! Я не хочу тебя больше знать! Прощай!
Она открыла дверь.
Он захлопнул дверь и схватил ее за руку.
Пошел к черту, идиот. Она размахнулась и швырнула ключи в него.
Так значит? Иди. Иди, я тебя больше не держу. Ты для меня отныне никто. Забудь, что я тебя любил.
Он посмотрел на нее внимательно, отвернулся и возвратился в комнату.
Она зарыдав, сползла вниз по двери. Пожалела обо всем сказанном ранее.
Она подползла к шкафчику, подобрала ключи и жалобно позвала его. Он не откликнулся. Она ворвалась в комнату, кинулась к нему с поцелуями. Он отворачивался от нее. Она шептала как сильно любит его, что это навсегда, что умрет если он ее бросит.
Его длинные волосы щекотали ее лицо, его руки скользили по ее телу. Ее губы сладко стонали в порыве страсти. Ее пальцы скользили по его спине. Все повторялось снова и снова. Ее бедра технично двигались, поддаваясь его командам, его вспотевшее тело требовало все большего, ее стоны сотрясали стены, они вместе тонули в табачном дыму, теряя себя и растворяясь…

Она брела в темноте. Падала и поднималась. В ее руках было битое стекло. Я собирала обломки звезд.
Господи, помоги! Укажи мне путь истины из мира лжи и обмана, из мира меня.

Дымовая завеса «травки». Высокая худая блондинка улыбалась девочке лет шестнадцати. Девочке с выразительными голубыми глазами. Девочка подошла к ней.
Ты нравишься мне. Она подмигнула ей и потянула блондинку за галстук.
Пойдем со мной, я покажу тебе другой мир.
Блондинка повиновалась.
Они зашли в темную пустую комнату. Девочка закрыла дверь. Пошла к блондинке и обняла ее.
Ты – моя. Я искала тебя, я тебя не отдам. Я уже люблю тебя. Сделай так, как хочу я.
Блондинка кивнула.
Девочка нежно поцеловала свою спутницу и начала ее раздевать.
Ее нежные пальцы скользили по моим щекам, подбородку, шее, плечам, груди, животу.  Она целовала мои пальцы, она тихо постанывала от того удовольствия которое я смогла ей подарить. Мы две машины, не знающие времени, радости, горя… мы две машины безжалостного поколения.

Она подошла к зеркалу. Внимательно всмотрелась в свое отражение.  На душе было абсолютно пусто и беспечно. Она села в ванну, повертела кран, наслаждаясь теплой водой. Послышались шаги. Он вошел в к ней. Недовольно посмотрел, достал из пакета белый халат и шапочку, закинул вещи в стиральную машину.
Нам надо поговорить. Слышишь? Я устал, только пришел из больницы. У меня практика, будь она неладна.
Я тебя внимательно слушаю. Она размазывала потекшую тушь по щекам. Что еще ты хочешь услышать?
 Он поправил курчавые волосы и почесал бородку.
Я устал, я очень устал. Ты хочешь отдохнуть от меня. Знаю я этот отдых,причина чтобы расстаться. Но нужно ли?
Далее слушать бред было невыносимо, она выскочила из ванной, обернулась полотенцем, дошла до дивана, легла и накрылась одеялом.
Чтоб этот мир перевернулся…
Ее разбудили его нежные поцелуи, тепло рук. Но заниматься любовью было совершенно невыносимо, каждое его движение отзывалась болью. Ее пальцы впивались в подушки со всей силой. Она молчала. По щекам бежали слезы, но ему было все равно в ночной тьме их не было видно. Он кончил и отвернулся к стене. Она свернулась калачиком.
Ты опять плачешь? Что на этот раз? Что опять не так? Чем ты опять недовольна. Его голос был резким и жестким.
Утром она проснулась от чужого плача. Он рыдал? Может ей снится?
Она повернулась к нему и потянула за рукав свитера.
Что случилось? Ее сонные глаза были полны растерянности и непонимания.
Нам надо расстаться. Нам нужно пожить отдельно друг от друга. Тебе надо уехать домой. Я вернусь за тобой. Всего несколько месяцев. Так будет лучше для нас.
Я была готова к такому исходу отношений. Не рыдая,а  воспринимая как должное. Он не вернется, никогда. Он тихо уйдет из моей жизни послав всего одно смс-сообщение: нам надо расстаться.
Я уезжала из Москвы, беспрестанно рыдая. Готова была выпрыгнуть из автобуса и сделать что-либо невероятное, лишь бы остаться с ним.
Утопая в слезах, истерике, горе, тоске я сидела на холодном полу, жрала таблетки, все подряд. Через два часа я очнусь. Через день меня покрасят в парикмахерской в цвет траура, я одену исключительно черное, встану на каблуки и заставлю себя жить.

Дашуль, что с тобой? Вся его речь была похожа на сплошное щебетание.
Тише, тише, не нарушай шагов судьбы.
Она поднесла к его губам палец и вознесла взгляд к небесам.
Он удивленно посмотрел на нее. Ей не хотелось касаться его, хотя он был очарователен: серо-зеленые глаза, длинные светлые волосы, свитер очень подходящий, выделяющий цвет его глаз. Ей хотелось понять душу, изнанку, не смешивать черное с белым, превращая новое дыхание жизни в серость.

Она шла к нему навстречу, гордо неся свое «я». Она шла к нему женщиной, отпечатывая стук каблуков, оставляя длинный шлейф белого платья и дорогих духов. Она курила длинную тонкую сигарету, изящно имитируя то, что хотелось видеть ему. Он протянул ей букет белых роз. Снял кружевную перчатку с ее руки и надел тонкое золотое колечко на палец. Она подняла голову и ужаснулась. Его глаз не было видно за темно-синими зеркальными линзами круглых очков. Его улыбка растянулась в зверином оскале, демонстрирующим острые клыки. Он снял темно-синий цилиндр, поправив каштановые волосы. Приложил ее руку к своему сердцу.
Теперь мы вместе навечно! Мы неразлучны, мы принадлежим друг другу. Для нас нет границ. Мы дети тьмы…
Она неожиданно проснулась от стука в дверь.

Они ехали в трамвае. Девочка, сидящая с краю красила губы блеском, отчего приобретала все большую соблазнительность.
Блондинка в огромных черных очках, сидящая у окна повернула свой взгляд в сторону соседки.
Зачем ты красишь губы? Ты собралась кого-то призывать?
Девочка расхохоталась. Вытаращила голубые глазки.
Яна, зачем ты красишь губы? Зачем вообще нужен этот театр в общественном транспорте?
Солнышко, я хочу курить. Ты мне купишь сигарет? Не нервничай, через полчаса мне надо убегать. Мама меня поведет к психиатру. С ним так скучно. Он постоянно что-то спрашивает и спрашивает. Говорит, что я слишком замкнута.
Они стояли на улице возле входа в подземку. Девочка курила сигареты с ментолом. Блондинка тупо смотрела в небо.
Что же с нашими отношениями? Ты уже встречаешься с тем светловолосым, голубоглазым мальчиком?
Девочка улыбнулась.
Солнышко, я кажется люблю его. Не сердись, я всегда буду тебя любить, но по-другому. Прости, мне надо уезжать, мама ждет. Давай я сладко чмокну тебя в губы, ты моя лапуля. Ты-лучше всех.
Прощай, Яна!
Блондинка сидела за компьютером, в комнату вползала сумеречная темнота, но занавески были не зашторены. Вибрация мобильника нарушила привычную тишину. Янка прислала смску.
Что же на этот раз придумала эта маленькая взбалмошная особа?
У меня высокая температура, мне очень плохо. Я умираю, приезжай. Умоляю, приезжай.
Блондинка на миг задумалась, отключила телефон и легла спать.
Тогда я была слишком самолюбива, и ее выбор на тот момент пущенный в русло правильного психологического развития очень обидел меня.
Умерла она или нет, я не знаю. Совесть точила меня изнутри, много раз мои звонки пытались найти ответ. Но находили лишь гробовую тишину с подписью: абонент недоступен.

Дождь застал их идущих по улице центра города. Он — кареглазый молодой человек с длинными волосами, она — зеленоглазая блондинка. Шли едва соприкасаясь руками. Он неожиданно толкнул ее и она едва удержалась чтобы не упасть в огромный горшок с цветами возле магазина.
Ты что, Вова-а-а-а-а?? Она сделала огромные глаза.
Он расхохотался.
Просто хотел пошутить. И развеселить тебя. Не понравилось?

Не нравится тебе мое молчанье
Не нравится, как между «нет» и «да»
Не нравится и скорбное прощанье
Не нравится, что ухожу не навсегда
Терпи, покуда есть страданье
Сжимая пальцами остатки слов
Терпи, не предавай сознанье
Терпи, покуда адская любовь
Раздавит цепи основанья
И возродится старый из грехов
Сдержу одно из обещаний
Не разрывая тяжести оков
Что ты чувствуешь, касаясь пальцами лепестков мертвой розы? Чувствуешь ли ты тоже, что и я? Увядание любви, перевоплощение ее в хрупкую материю, без запаха, без вкуса, без пульсации жизни. Она есть, но не заставляет биться сердце, ощущать ее вокруг.
Она – другая. Ее нужно уловить, поймать, едва-едва. Она более зрелая, укрощенная…

По телевизору транслируют передачу о беспризорниках. Дети предоставленные сами себе, дети с поломанными судьбами. Маленькие взрослые дети. Дети – уголовники, палачи нечаянных судеб, дети панели. Как просто все вокруг отказалось от них, как быстро они стали напоминать опасный вирус от которого нужно немедленно избавиться, приняв жесткие меры.
Наверно об этом должна была подумать я, а не ссаться от радости от его смс. Да, это эгоизм, здесь ничего не попишешь. Но свое тленное оказалось превыше всего. И он мне что-то обещает. Как приятно обманываться! Вот дура! Заткнула уши плеером, погрузилась в мечты. Кажется, вокруг одни идиоты, бегающие перед глазами. Помешанные. Но мне нет до них дела или им до меня. Я на взводе, сама не своя, глотаю валерьянку. Медленно прихожу в норму. Да, я хочу быть с тобой! Не могу слышать твой голос, все так быстро становится ничем. И так просто… ты и я…или ты…или я…
Я так боюсь тебя потерять. Впору затянуться сигаретой, другой. Но я бросила.
Хочу увидеть все через иную призму. Ради тебя на все, что угодно…

Теория чисел… не прекращая мастурбировать в собственных пальцах забытья… классическая музыка… ты самая нежная, ты ласкаешь меня своим острым языком… я растворяюсь в тебе… но мне так хорошо.
Скорость 80. Кладбище. Заходящее солнце. Мои пальцы в твоих. Я не в силах удержаться. Твой вспотевший лоб и распущенные волосы. Уже не могу контролировать себя. Погружаюсь в небеса жажды удовольствия. Чуть прикрытые глаза, пересохшие губы. Стоны страсти. Но ничего не было!!! И ты прижимаешь меня к себе, давая остыть в твоих руках. И ты говоришь, что я твоя. Фасита ньера!

Мы занимаемся любовью в мои кровавые дни. Из под меня вытекает горячая кроваво-красная струя. Такая же, как твои четыре розы, уже набухшие и чуть распустившиеся, будто после бурной ночи. Пошло-красные, исторгающие разврат, страстно манящие и побуждающие к прелюбодействию.
Благо розы не белые. Не люблю, это мне не подходит. Невинное, чистое, светлое и девственное. Кровавые розы исторгающие зов плоти и безумную страсть. И похоть, похоть, похоть…
Кровь свернулась… подношу лепестки роз к губам.
Раз, и я провожу языком по лепесткам. Два, и ты держишь меня за бедра, сливаясь в страсти. Три, я задыхаюсь, сжимая пальцами впивающиеся шипы. Расширенные зрачки, полуоткрытый рот, запрокинутая голова, потное горячее тело. Смеюсь и выдергиваю перья из твоих белоснежных крыльев. Ты знал с кем вел игру. Ты знал и не устоял от сладкого греховного плена. Ты – мой! Теперь такой же порочный, как и я! А сейчас дай мне свою руку, ибо я покажу тебе дорогу, ведущую в ад: в логово слез, бед, ненависти, мести, лжи, предательства, разврата, зла. Это и есть наш мир…

Она шла домой. Медленно, не торопясь. Голова кружилась, слабое тело покачивалось из стороны в сторону. Она едва волочила ноги. Бросила взгляд на куски хреново положенного асфальта. Дети, гады, уже что-то написали. Как много надписей наводящих на размышления.
«Люди мрут как мухи, выживут только панки». Любопытные выводы. Стихи какие-то нескладные, с подтекстом протеста. Значит переходный возраст, значит лет 13-14, значит «Сектор газа», «КиШ», «Тараканы», «Пурген» и прочие нечистоты. Идем дальше. «Бьянка – королева русского народного RNB». Проще воющая на разные лады размалеванная девица, делающая «как надо» в своем тупом жанре: намажься маслом и покажи все, что у тебя есть, детка. Жаль, не заценили эту барышню, не смогла она нам всем показать свой мозг. Слабенько, слабенько, на двоечку. Далее. «Децел лох». Уже веселее. Во-первых, Децл, он же многоликий Кирилл Толмацкий. Во-вторых, обидели парнишку просто так. В чем же мальчик виноват, если мальчик маловат?
Молодежььььььь…
Она допила минеральную воду и швырнула бутылку в ближайшие кусты. В глазах медленно все окружающее темнело. Все тлело и отваливалось кусками…

Я хочу тебе сказать, что я давно уж не она
Что я скитаюсь в бездорожье завтрашнего дна
Что я вошла бы в дверь через просвет окна
И если есть любовь, то я всегда одна…
Лежа на кожаном диване, запрокинув стройные ноги на спинку, она думала ни о чем. С ее губ стекала кровь. Правда, его. Он водил резаными запястьями по ее губам и громко стонал.
Сука, сука, сука, сука! Он беспрестанно кричал одно и то же.
Она продолжала облизывать его руки.
Я не верю ни одному твоему слову, никогда не верил. Я ненавижу тебя! Я не прощу тебе ничего и никогда! Сукааааааааааа! Ведьма. Он сморщился.
Она потянулась к нему, скользнув языком по серебряному кресту на его груди, зажала его зубами. Ее глаза дьявольски засверкали.
Сукаааааааааааа! Он схватил девушку и потянул за собой.
Ты моя, моя, до седин своей безмозглой головы. Опрокинув на диван, он резко раздвинул ее ноги и вошел в нее. Ее ногти царапали обшивку дивана. Действовал он грубо и быстро. Она прорычала от удовольствия, прикрыла глаза. Еще немного. Дай мне еще немного, я хочу испытать подступающий оргазм и тут же почувствовала, как с живота стекает теплая жидкость. Сволочь! Я ненавижу тебя! Ничего не испытав, она сползла на пол.

Она ехала в метро. Белая шубка, сапожки на огромной шпильке, распущенные черные волосы, красная помада. Нет, не легкого поведения. Просто настроение хорошее раз в году. Она ехала на работу. Слава не зная кому, Водный Стадион остался где-то далеко. Она читала книгу. Тайны Аватары. Она давилась ею который день, но надо было привести дело к должному финалу. Скоро ее станция. Положив книгу в сумочку, она осмотрела публику. Пожилой мужчина с усиками, в костюме в полосочку точил ее взглядом. Он ей напоминал скорее развратителя «лолит», чем что-либо приличное. Она подошла к выходу. Он последовал за ней. Она вышла и направилась своей дорогой, уже строя планы на первые пять минут.
Девушка! Девушка! Противный голос резал слух.
Она медленно повернула голову. Позади стоял «Гумберт-Гумберт».
Девушка, вы такая красивая(Так. Думаю себе. Этим сейчас не удивишь. Вкусен «Анаком», но у меня гастрит, мне нельзя). Девушка, любой ваш каприз за мои деньги. Только пойдемте в любой шикарный ресторан сегодня вечером.
Улыбаюсь, не от дебильного предложения, а от его дурацких усиков.
Нет. – отвечаю. Мне ваши деньги не нужны. Спасибо, прощайте.
Отвернулась и ушла. А он так и остался стоять и думать, почему я не согласилась потрахаться с ним на его задрипанной хате за бутылкой дешевого вина, под безвкусную его душонку.
Мне нужны были такие как… и вот он шел мне навстречу. Красавец с длинными волосами, в кожаных штанах, гремя металлическими цепями на бедрах. Он был уверен в себе, его глаза светились от самоуверенности. И вот он идет, идет, идет и проходит мимо меня, даже не заметив моего жадного взгляда. Ничего он не увидел. Я поникла и побежала на работу. Обычный день, обычного месяца февраля.

If you believe…believe…
Она наливала вино в фужер. Вот и всё. На этом история заканчивается. Мне уже 23, какой ужас! Мне уже 23, в своей жизни я не добилась ничего, это пожалуй всё чего я добилась. Плохая работа с плохим заработком, негативный наплыв окружающих повседневно, стресс, депрессии, ни семьи, ни детей. Хотя зачем это надо? Почему-то хочется быть нужной, востребованной так сказать. И никогда не просить ничего ни у кого. Хотя я почти этого не делала, как-то язык не поворачивался.
Она зажгла ароматическую лампу, свечи стоящие на полках, выключила свет. Мдааааа, так уж совсем будто похоронили. Пришлось вставать, включать компьютер, поставить музыку поспокойнее и попробовать почувствовать себя счастливее.
Она прикрыла глаза и подумала о том, что уж точно ее не поздравит покойная бабка. Она бы наверняка расцеловала именинницу, добавив несколько фраз: «Малахольная ты моя, с праздничком тебя. Как же ты такая синяя, светится насквозь, еще живая. Ой, батюшки мои, смотреть то совсем страшно» . Вот тебе и хорошие мысли в голове повисли. Она пыталась представить коробки с подарками, которые ей не подарили. Огромные разноцветные коробки с огромными бантами. Она сегодня была «Малышом» (без Карлсона), которого наказали, поставили в угол и не подарили ничего за плохое поведение. Она сама себе подарит вечер в одиночестве с бутылкой вина и рассуждениями под «And When He Falleth». Так оканчивается жизнь…