Гостья

       Она уверенно зашла в квартиру – без всяких здрасте, я такая-то, - как к себе домой. Я стоял столбом у распахнутой входной двери и судорожно соображал – кто бы это мог быть. Сказать, что я был ошарашен, - это ничего не сказать. С таким, как у нее, видом в чужую квартиру врываются шантажисты, судебные исполнители и бывшие жены.
       Кое-как закрыв дверь, я растерянно заглянул в комнату. Незнакомка по-хозяйски расположилась в кресле и закуривала сигарету.
       - Вы, собственно, кто и по какому вопросу? – с трудом выговорил я, стараясь, чтобы голос звучал строго.
       - Ты Светку помнишь? – спросила она в ответ.
       Я стал внимательно вглядываться в свою непрошеную гостью. На Светку она никак не тянула – ни по возрасту, ни по комплекции, ни по манерам. Светка была маленькая вертлявая девчонка, идущая по жизни с твердой уверенностью, что мир валяется у ее ног, а окружающие нужны исключительно для ее удобства и удовольствия. Мне всегда была смешна ее убежденность в собственной неотразимости. Светка любила побеждать и с удовлетворением перечислять имена покоренных поклонников. К моменту нашей встречи в ее списке не было ни одной неудачи. Я намеревался стать первой из них – очень уж хотелось посмотреть, с какой миной она примет удар. Сначала мне было любопытно, но со временем стало просто скучно – невозможно находиться рядом с человеком, упивающемся собой двадцать четыре часа в сутки. Эта история надоела мне уже через две недели, исследовательский интерес пропал бесследно, осталось только чувство утомления ее самовосхищением и глупым оптимизмом.
       Наш разрыв прошел тяжело – впрочем, я этого ожидал. Но мне и в голову не приходило, что женщина может часами сидеть на лестнице перед закрытой дверью в мою квартиру – да-да, сидеть прямо на грязном холодном полу - и рыдать. Я терпеливо отправлял ее домой на такси, отдирая ее руки от моей рубашки и монотонно убеждая, что все кончено. Через пару месяцев ее назойливые посещения сошли на нет, я с облегчением вздохнул и выкинул эту историю из памяти.
       - Ну, помню… - осторожно сказал я. – И как она сейчас?
       - Понятия не имею, - удивленно сказала незнакомка. – А помнишь, когда тебе было пять лет, ты на даче у бабушки с дедушкой клубники объелся?
       Такой внезапный перевод темы совсем сбил меня с толку. Я давно уже не вспоминал тот случай на даче, хотя до сих пор не то что есть – а даже запаха клубники выносить не мог. Перед глазами всплыла картинка: бабушкина дача – огромный, как мне тогда казалось, участок с маленьким домиком на две комнаты. Сразу за домом начиналось клубничное поле – ужасно красивое, потому что земля была покрыта густо-черной пленкой, на фоне которой особенно ярко-зелеными выглядели листья, и сочными пятнами красного выделялись большие ягоды. Дядя называл этот сорт «сисястая», и все до упаду смеялись, когда я озадаченно спросил – что это означает. Я в первый раз тогда увидел столько клубники и не мог остановиться. Как потом говорила бабушка, в меня влезло две трети ведра. Дальнейшее я помню смутно – страшный жар, боль, прохладные руки врача, тряску в скорой по плохой дороге. Потом, приезжая на дачу, я старательно отводил взгляд в сторону от черного поля с красными ягодами…
       - Слушайте, что все это означает? Кто вы такая и зачем сюда пришли? – очнувшись от нахлынувших воспоминаний, сердито спросил я. Вместо ответа моя загадочная гостья снова спросила:
       - Мишаню не забыл?
       Я мгновенно вспомнил ту единственную практику в горах и подавил невольный смешок. Мишаня, молодой человек солидной комплекции, окладистой рыжей бородой напоминающий добродушного сельского батюшку — этакого отца Мефодия, отличался непреоборимой ленью. Столовки в горном городке не было, а ехать на попутках час до ближайшего базара не хотелось. За гостиницей Мишаня отыскал какие-то сморщенные грибы и полчаса доказывал мне, что они съедобные. Только чтобы он отстал, я согласился на питательный эксперимент, и тут мы растерянно посмотрели друг на друга: кастрюль и плиток в радиусе километра не водилось вообще. Жевать грибы сырыми, как он с надеждой предложил мне, я категорически отказался. Тогда находчивый Мишанин взгляд упал на электрический чайник – не то новоизобретенное пластмассовое изделие, которое сейчас в изобилии представлено в каждом доме, а солидный металлический агрегат советской эпохи, с толстой спиралью внутри. В предвкушении роскошного обеда, Мишаня быстро набрал воды и высыпал в чайник собранные грибы. Как показала практика, оба мы не то что не кулинары, но и не физики и не электрики, а за кипятком для чая до конца месяца нам пришлось бегать по соседям. Мне казалось, никогда в жизни я не забуду эти грибы и запах горелого – а вот как-то со временем вылетело из головы… Я не успел ничего ответить, а незнакомка снова заговорила:
       - А Витьку помнишь?
       Меня передернуло. Витьку я очень старался не вспоминать, и пару последних лет мне это удавалось. Витька был мой друг и неисправимый романтик, говоря нормальным языком – полный дурак. Он без памяти втрескался в какую-то мадам из соседнего отдела и постоянно изводил меня рассказами о ее совершенствах. Он был так восторженно, неприлично счастлив, что я невольно ежился. Не потому что завидовал – нет, просто почему-то вспоминался закон о том, что всякое действие равно противодействию, и за таким нечеловеческим блаженством поневоле ожидалось что-то страшное. Ну что ж, законы физики никто не отменял. Как-то раз Витька пришел ко мне с донельзя растерянным видом и с порога спросил:
       - Она меня бросила?
       Меня убило даже не выражение его лица, а эта вопросительная интонация. Он не сообщал – он спрашивал в надежде, что ему ответят «нет». Я честно пытался его успокоить, я нес какую-то ободряющую чепуху, но он, казалось, не слышал. Всю ночь он просидел со мной на кухне, глядя застывшими глазами в одну точку. В четыре утра он ушел, поднялся на крышу своего четырнадцатиэтажного дома и прыгнул вниз. Днем о Витьке напоминал только мокрый асфальт – постаралась вызванная пожарная машина, брандспойтом приведя в относительный порядок тротуар перед его подъездом.
       Я злобно посмотрел на незнакомку. Она спокойно выдержала мой взгляд, затушила в пепельнице сигарету, встала и сказала:
       - Ну все, мне пора. Счастливо оставаться! – и пошла к выходу.
       Я дернулся вслед, стараясь схватить ее за руку и остановить, но промахнулся. Она уже вышла на лестницу, когда я крикнул вдогонку:
       - Что все это значит? Кто вы такая и зачем вообще приходили?
       Она обернулась и с едва заметной улыбкой ответила:
       - Что, так и не узнал? Балда ты, балда.
       Я беспомощно повторил:
       - Так кто?
       Незнакомка немного помолчала, потом тихо сказала:
       - Твоя память.

       Она легко сбежала вниз по лестнице. Я остался стоять у распахнутой настежь двери.