Муж и жена - одна сатана?

***
Полковник улыбался, а случалось с ним подобное крайне редко. Профессия, думаете, виновна? Трупы, убийства, преступники, постоянные жалобы населения, гнусность и мерзость совершаемых людьми поступков?.. Мрачно это все, да, к радости и веселью совсем не располагает, но Ольга почему-то была уверена, что и в детстве будущий полковник милиции Петр Петрович Скворцов (вряд ли он поднимется дальше по карьерной лестнице) редко кого одаривал своей добродушной улыбкой.
Ей вдруг стало интересно, каким рос маленький Петя, как учился в школе, хватал ли девочек за косички, в конце концов... Насколько вообще можно измениться за полвека? Что они дают, прожитые годы? Ольга в свои тридцать не думала, какой она будет в шестьдесят, и забыла, какой была в пятнадцать, а что уж говорить о десятилетнем ребенке. Вряд ли Петечка хотел ловить убийц, уголовников. Наверняка, как все мальчишки того времени, мечтал стать космонавтом – ему как раз исполнилось ровно десять, когда Гагарин совершил свой подвиг. О, кстати, скоро у полковника день рождения – не юбилей, но подарки он любит. А кто их не любит? Полковники – тоже люди.
– Уверен, – пробасил Скворцов, – что занимайся этим делом любой мужчина, вряд ли бы он раскрыл его так быстро! Меньше суток в таком непростом, даже, я бы сказал, сложном, заумном преступлении – новый рекорд... Поздравляю, Оля.
Хм, «Оля». Надо отметить. Из его уст – впервые. Даже на недавнем поздравлении с женским днем он был фамильярен до каждого своего седого волоска: «Ольга Викторовна, мы все рады, что в наших правоохранительных рядах присутствует столь обаятельная, умная, проницательная...» – ну и далее по тексту.
– Ты молодец и большая умница!
– Пятьдесят килограмм – это небольшая, – зачем-то отшутилась старший лейтенант Ольга Викторовна Панина.
– Ха-ха, ты у нас худышка, верно подмечено. Но стойкая и несгибаемая, как гвоздь.
Н-да, сравнение просто шик.
Петр Петрович, высокий, статный, так и стоял, отодвинув любимое кресло назад, почти вплотную к стене, на которой красовался портрет Президента России.
– Вот точно заявляю: возьмись за это дело хоть кто из мужчин – никогда бы не раскрыл! Зуб даю! Ни майор Смальцев, ни наш прославленный Орлов, ни...
«Солдат Джейн» и «ПВО» – так называли Панину в отделе (второе прозвище из-за ее инициалов в обратном порядке). «Пэвэо» подходило – держать оборону от атак «сверху» она могла как никто из мужчин. Непробиваемая ни для какого начальства. Впрочем, и «снизу» ее невозможно было уязвить. В первый год работы произошел с Ольгой забавный случай, который мог испортить всю карьеру. Она остановила подозрительного на вид парня с, возможно, кровавыми пятнами на черной кожаной куртке. На ее призыв показать документы тот дал зайца. Побежал то есть. Она, как охотничий терьер, за ним погналась. Настигла быстро, и при задержании зацепилась сзади за что-то острое трехзубчатое в районе «чуть ниже пояса»... Вся джинсовая «попа» была стильно распорота. Модно так получилось, в лучших традициях порванных «коленок» у молодежи. Конечно, в запале и возбуждении, девушка этого не заметила. Зато все остальные только это и заметили. Мужики, что с них взять.
Думаете, ее, хрупкую на вид, маленькую такую, это сломило? Комплексовала, депрессовала, мучилась и плакала? Да ничуть! Вот когда ты переворачиваешься на байдарке в стремительной горной реке, напичканной порогами, уступами, острыми камнями – это проблема, это страшно. Бульк, и под водой, «и несет тебя река за крутые берега». Или когда на тебя, четырнадцатилетнюю, в парке нападают сзади и душат, и зверски хрипят, и зверски дышат... Оля и не такое переживала.
А тут, тьфу, ерунда; посмеялась с коллегами: «Да, милиция тоже ходит в стрингах, что такого?», и забыли все... Не сразу, естественно. С полгода шутили, дружески издевались. Дружески, незлобно. Даже где-то любя, но издевались, подсмеивались. Милиция в стрингах, ха-ха-ха! Какая у нас соблазнительная сзади милиция...
Собственно, о чем это она? Полковник продолжал нахваливать:
– Я сразу смекнул, что нужна нам женщина, – прищурил он один глаз и добавил. – В коллективе. Никто бы из мужиков с этим делом не справился...
«О, Фемида! – взмолилась Ольга. – Если еще хоть раз он об это скажет, я ему выдам правду-матку. Я-то ни черта и не заметила как раз, женщина. Это все муж...»
И Фемида, будучи тоже женской особой, Панину услышала и мольбам вняла.
Скворцов внезапно перешел на другую тему, которую его предыдущая десятиминутная тирада и подогревала.
– Кстати, у меня снова большая-большая, преогромнейшая просьба к твоему замечательному супругу. Он до сих пор свободный художник в свободном плавании?
– Да, фрилансер, программист, работает на себя, пишет компьютерные программы, – заученно ответила Ольга, наверное, в сотый раз.
– Ох, никак не могу запомнить этого слова. Фри, – зачем-то выставил он указательный палец, – лансер. Фри-лансер. Лансер-дансер, картошка фри... Постараюсь выучить. Ладно, вот в чем проблема. Не мог бы Алексей прийти в воскресение к внучку, у него опять что-то с компьютером. Андрей его хорошо отблагодарит, не беспокойся, не обидит.
Андрей – это сын Скворцова, успешный предприниматель.
Эх, Петр Петрович, знали бы вы, чем на самом деле занимается мой «замечательный супруг», чем Алексей зарабатывает на жизнь, по головке бы не погладили... Кричали бы, орали, ругались, стучали по столу трубкой телефона... Вряд ли бы уволили, но... Впрочем, могли и уволить.
Ну да ни об этом, ни о том, как на самом деле Ольга раскрыла преступление, Скворцов никогда не узнает.
А мы, собственно, вернемся к началу вчерашнего дня и увидим весь ход следствия.

***
Всю ночь лил дождь и била гроза, но, как по будильнику, ровно в шесть утра проснулась хорошая солнечная погода. Полчаса потягивалась и зевала, потом «завтракала» и приводила себя в порядок, и к половине восьмого Солнце вовсю сушило мокрые крыши домов, деревья, асфальт, взъерошенных воробьев и лениво орудующих метлой дворников.
Конец марта. Благодать. Воздух такой чистый, свежий, душистый – после зимней спячки и весенних молний. Эх, так хотелось снова, как в студенческие годы, спуститься на байдарке по горной речке... Или, хотя бы, на рыбалку съездить, с удочкой посидеть... С кем? Леша терпеть не может все «природное», не оторвешь этого «программиста» от компьютера, а коллеги-мужики не поймут, если с ними увязаться.
...Ольга опоздала, но к этому все давно привыкли. Женщина, как же иначе? С мужской профессией и пистолетом в кобуре, но все равно женщина. Которую невозможно заставить мыть посуду или убираться в квартире, а о готовке вообще лучше промолчать... Гладила она только по, так сказать, рабочей необходимости, а наволочки, простыни, полотенца так и оставались бы мятыми, если бы не Алексей. Да, с мужем ей повезло – он и готовит прекрасно, и на чистоте помешан. Всегда дома прибрано, уютно, холодильник полон еды... Благодать. «Что он во мне нашел?», – нередко задавалась вопросом Оля, но открыто спрашивать опасалась.
Ее напарник, младший лейтенант-первогодок Николай Чернов, сидел в кресле, задрав ноги на стол, и листал какую-то тоненькую помятую брошюрку.
– День добрый, Ольга Викторовна, – приветствовал он Панину, даже не привстав для приличия.
– Что читаешь? – повесила Ольга куртку на крючок.
– Методическое пособие по профессиональной культуре и этике УЦ ГУВД Московской области. Представляете, полез за стол, отодвинул, оно и выпало. Методичка девяносто третьего года выпуска, с рисунками.
– Раритет.
– Скорее, анекдот! – звонко захохотал Николай. – Из разряда «ржунимагу».
Это очень популярное словечко из лексикона интернетчиков и любителей интернет-дневников, так называемых «блогов». Популярнее, наверное, только фраза: «Превед, медвед!», получившая несколько недель назад слегка политический окрас. Компьютерным сленгом Ольгу снабжал любимый муженек, который тоже вел дневник и даже в каких-то кругах был очень популярен.
– И чего там? – равнодушно спросила Панина.
– «Правила по уходу за форменной одеждой». Читаю. «Форменное обмундирование необходимо периодически утюжить, так как отдельные участки одежды в процессе носки подвергаются действиям многократных растяжений и от этого образуются выпуклости, складки и морщины».
– Полезная брошюрка. Не каждый знает, как правильно гладить одежду, – уселась она за рабочее место, глядя на помятую рубаху напарника.
Намека тот не понял.
– Далее, вообще отпад. «Верхние рубашки из лавсано-вискозных тканей следует стирать в растворе нейтральных моющих средств: мыльная стружка, «Новость», «Лотос» и другие». Убиться веником, – засмеялся молодой лейтенант и продолжил. – «После стирки рубашку прополаскивают в теплой, а затем в холодной воде, не выжимая встряхивают и высушивают в расправленном состоянии на плечиках при комнатной температуре».
– Ты, кстати, на ус мотай, а то ходишь вечно черти в чем.
Чернов будто не слышал.
– А хотите знать, что запрещается делать сотруднику милиции на службе?
– Нет, не хочу. Я знаю.
Но лейтех, наглец, все равно не успокаивался.
– Не, Ольга Викторовна, не знаете. «Сотруднику милиции на службе запрещается употреблять спиртные напитки, оставлять пост без разрешения начальника, отвлекаться от службы, читать...»
– Вот именно, так что прекращай, дел по самую макушку и еще сверху парочка «кирпичей».
– Нет, нет, вы дослушайте. Запрещается «читать, вязать, слушать радио или магнитофон, смотреть телевизор, разговаривать по телефону на темы, не связанные со службой, вступать в разговор с задержанным и тому подобное».
– Вязать нельзя?! Ну вообще беспредел, – якобы возмущенно бросила Ольга, открывая папку.
В обед надо будет допросить свидетеля, который в своих показаниях был почему-то не точен. Получается несоответствие в двадцать пять минут при первом допросе и третьем. Испугался он, скорее всего, или запутался, или...
Но Чернов совершенно не давал работать. Похоже, пока дитятко не наиграется, лучше его не трогать. А ругаться Ольга не любила.
– Еще перл. «Некоторые правила культуры речи и речевого этикета»: «Больше читайте, внимательно слушайте радио и смотрите телепередачи. Это незаменимый урок культуры речи. Избегайте ненужных вводных слов: «так сказать», «одним словом», «значит», «вообще» – они только замедляют речь. Не засоряйте язык бессмысленными выражениями, вроде «железно», «законно», «лады», «в натуре» и другими».
– В натуре, лейтенант Чернов, вообще, значит, железно ты оборзел, так сказать, одним словом, работать давай, вообще в натуре, а «аффтар» методички пусть «выпьет йаду», – выпалила Ольга, согнув указательный палец с мизинцем в бычьи рога. (то еще зрелище!)
Николай шутку оценил громким смехом. Вообще, он хороший парнишка, толковый. Только порой безответственный, наглый и балованный, как непослушный ребенок-егоза.
– Последнее осталось, вообще утопиться в пипетке, – тут же придумал он реплику в ответ на знаменитое интернетное «аффтар, выпей йаду». – «Основные правила поведения сотрудника в быту»: «Не вменяйте в обязанности родственников, проживающих с вами, уборку квартиры, приобретение продуктов питания и тому подобное. Это общая обязанность всех членов семьи. И не пытайтесь увиливать от нее, прикрываясь тяжелыми условиями вашей службы»...
Остального Панина уже не слышала. Разбаловал ее муж, ох разбаловал! С другой стороны, он сидит дома, не тратит время на проезд и одевание, споры с начальством, выслушивание упреков в медлительности... «Не надо оправдываться тем, – всегда грозно критиковал Скворцов, – что в сутках всего лишь двадцать четыре часа! Таков удел слабаков и бездарей». И это один из самых мягких выговоров. А у Лешки один-единственный «босс», который никогда его не поругает – он сам.
«Пусть хоть готовит и остальное делает по дому, а то вообще превратится в зомби скрюченного, сгорбленного, заскорузлого» – неожиданно одобрила свекровь такую «организацию» жизни своего сына и невестки-следователя. Хм, «заскорузлый» – красивое слово, вспомнить бы, что оно означает.
– Я просто рыдаю, – наконец закрыл Чернов брошюру и вытер глаза. – Аж скулы свело.
...Ближе к концу рабочего дня раздался звонок.
– Смальцев беспокоит, – донеслось по громкой связи. – Ольга Викторовна, не в службу, а в дружбу, сгоняйте на улицу Лобанова, там что-то непонятное произошло.
– В каком смысле? – уточнила она.
– Если б я знал, в каком, не говорил бы, что непонятное. То ли убийство, то ли самоубийство. Записывайте адрес.
– Я запомню.

***
Ровно в половине четвертого служебная машина въехала в лужу возле третьего подъезда дома номер два по улице Лобанова. Грязные брызги разлетелись во все стороны, но никого не обляпали. Лавочки у подъезда отсутствовали, так что, сразу отметила Панина, со свидетелями будет сложно, если таки возникнут нехорошие подозрения относительно убийства.
Дверь с кодовым замком распахнута настежь – и это тоже не сужает список подозреваемых. Замок, судя по всему, давно сломан и ни о чем не «расскажет».
Они с Черновым поднялись по ступенькам на третий этаж. Милицию вызвала соседка, упитанная женщина тридцати восьми лет с фиолетовой прической и в фартуке с розовыми цветочками. Она же и встретила их у двери вместе с запахом валерьянки.
– Это я позвонила в милицию, – сразу приступила к докладу свидетельница. – У меня старший сын Максимка учится в одиннадцатом классе, мы ему полгода назад купили компьютер, и он захотел на летних экзаменах сдавать информатику. Я решила обратиться за помощью к Артемке...
В ту же секунду женщина взялась за ручку двери и открыла ее, чтобы, видимо, впустить следователей в квартиру.
– Стойте, – не успел схватить ее за руку Николай. – Вы же смажете отпечатки пальцев!
Свидетельница, Ольга Петровна Калганова, резко дернула руку назад, будто только что дотронулась до включенной стоваттной лампочки.
– Поздно, – «обрадовала» ее Панина. – Во сколько вы обнаружили тело?
– Закончился мой сериал в 14:55, и я сразу же пошла к Артемушке.
Понятно, сериалы дороже, чем экзамен родного ребенка.
– Вы стучали или звонили?
– Я по-соседски никогда не звоню. Я ж им по-соседски помогаю. Жена Артема Наденька работает в банке, иногда не успевает, бедняжка, я и помогаю: готовлю, стираю, убираю, глажу. В основном готовлю, остальное Надя успевает. Утром прихожу или вечером, свободного времени у меня почти нет – детьми занята.
– Бесплатно помогаете? – не поверил Чернов.
– Забесплатно и чирьи не вскочит. Но они сами предложили мне работу и сами назначили цену. Мне удобно, я с четвертым ребенком дома сижу.
– Сын? – спросила Ольга.
– Сынишка, – заулыбалась женщина. – Спит. Четыре сына у меня, представляете? Муж рад, конечно, а мне дочку хочется. Я и на пятую беременность пойду, пока дочку себе не рожу.
– Правильно, так и надо, у нас тоже мальчик растет, три годика ему, – нагло соврала Ольга, чтобы лучше наладить контакт. Детей у них с Лешей пока нет. Некогда.
Лейтех, всего лишь несколько месяцев проработавший с Паниной, о ее личной жизни ничего не знал, а собирал по крупинкам. Теперь он прибавит к «имеющейся» информации, что у Ольги Викторовны есть сын трех лет.
– Значит, вы постучали в дверь и?.. – небрежено напомнил он Калгановой.
Зря. Когда человек к тебе расположен – расскажет гораздо больше. Даже его подсознание захочет сотрудничать, а иначе упрется и уйдет в долгосрочный бойкот.
– Где-то в три часа я постучала и зашла к ним. Дверь была не заперта. У них почти всегда дверь открыта, потому что Артему так удобней, сами понимаете.
– Нет, не понимаем.
Когда Оля чего-то не понимала, то прямо так и говорила. От многих дальнейших трудностей избавляет, если сразу признаться, что до тебя не дошло. Мужикам почему-то проще сгубить все дело, чем показаться глупым...
– Калека он, на коляске, трудно ему по комнате передвигаться... Никто не знает, что дверь у них замыкается по ночам, а весь день открыта. Только близкие знают, поэтому они не боятся оставлять дверь незапертой, нужно посильнее дернуть, чтобы открыть.
Ага, список подозреваемых стремится к бесконечности. В квартиру мог проникнуть любой желающий.
– И кто об этом мог знать? – уточнил Чернов.
– Что знать? – не разумела свидетельница.
– Что дверь закрывалась на замок только по ночам.
– Ну, близкие. Сестры Артема, его тетка с мужем, племянницы, друзья, родители, наверное, еще какие-то знакомые...
В общем, весь город.
– А вы в обед не заходили?
– Нет, ушла из квартиры вместе с Надей без десяти восемь, она опаздывала, а потом только я пришла в три. Я вообще у них или утром, или вечером, в обед никогда не захожу. У меня в обед «час пик» наступает: один из школы приходит, второй уходит, третьего надо отправлять в...
– Постучали, зашли?.. – вновь перебил Чернов. Надо объяснить ему, что в раскрытии важна любая деталь, даже, казалось бы, совершенно далекая от преступления.
– Позвала его с коридора и прошла в зал. Позвала еще раз – тишина. Зашла в его комнату...
Калганова вдруг надрывно заплакала и отвернулась. Следователи тактично ждали, якобы ничего не замечая. Причем, надо бы уже войти в квартиру, а они как бараны стояли у ворот.
– Он возле своего компьютера, голову откинул назад... Я подбежала, начала его трясти, послушала сердце, – опять заплакала женщина.
– Вам, может, валерьянки? – предложила Панина.
– Уже пила... карвалол. Такой хороший Артемушка, ангелочек. Зачем же он себя?..
Два года назад перспективный программист Артем Овчаров ехал на собственном «Мерседесе», как в него врезался пьяный водитель на «Камазе», который решил проскочить на красный сигнал светофора. Он-то проскочил, остался целехоньким, а вот машину вместе с Артемом снесло к железобетонному столбу. Множественные переломы, внутреннее кровотечение, сотрясение мозга... Чудом он выжил, но, в итоге, лишился обеих ног. Год пролежал в больнице, выходили его, вынянчили, привезли домой... Последний год своей жизни он просидел в коляске возле родного компьютера. Память к нему вернулась, речь тоже частично удалось восстановить, но...
Помимо главной мужской функции – возможность иметь детей, Овчаров также потерял способность «лихо» программировать, как раньше – и, соответственно, зарабатывать хорошие деньги (по иронии, на всех его разработках значился логотипом желтый гоночный болид с надписью на капоте «Art Лихач, вперед!»). Но калека не сдавался и каждый день что-то печатал, пытался писать базисные программы, вспоминал азбуку нулей и единиц с самого начала. И, вроде как, у него это неплохо получалось.
– Год промучился, и вот не выдержал, сдался, – сокрушалась соседка.
Почему она так уверена в самоубийстве?
– Может, мы пройдем в квартиру?
– А открывать как, я боюсь теперь?
– Уже можно. Вы ведь, наверное, и полчаса назад тоже касались дверной ручки? – напомнила я.
– Да.
– Отпечатки там остались только ваши, так что... – разрешил Николай, но дверь все равно открыл осторожно, не касаясь ручки.
Интересно, с чего Смальцев взял, что это может быть убийство?
– А вы уверены, – спросила Ольга у Калгановой, – что Артем сам покончил с жизнью?
– Его все так любили, и я предсмертную записку прочла, она на столе прямо, в какой-то большой белой подставке стоит, – провела она нас к кабинету, но войти не решилась. – Я тут, можно, подожду?
Николай аккуратно надавил ногой на дверь. Комната оказалась очень длинной, как гоночная трасса, и узкой. На полу – красная ковровая дорожка. В самом конце, метрах, наверное, в восьми от порога, стояла коляска и компьютер, но следователям почему-то сначала бросилось в глаза другое.
В ряд вдоль всей левой стены стояли, будто солдаты на построении, системные блоки без крышек, на них сплеталась бесчисленная паутина скрученных проводов разного цвета, длины и диаметра, на стене – четыре полки с дисками и компьютерными журналами, а половина стены забита толстыми книгами: «Программирование от А до Я», «C++», «Visual Basic», «Software для тех, кто понимает», «Linux для хакеров»... Обстановка истинно программистская.
Панина прошла к телу, осмотрела, пощупала пульс.
Потом взглянула на внутренний блок сплит-системы под потолком и опустила взгляд снова на рабочее место покойного.
Огромный плоский монитор, телефон, модем, на столе возле клавиатуры беспорядочно лежат белые листы с какими-то непонятными записями на английском языке, с разными символами и знаками. Видимо, так выглядят программные коды. Их надо будет тоже забрать.
Вполне здоровая рабочая обстановка. Такое ощущение, что Артем действительно не собирался кончать с собственной жизнью, а даже наоборот: читал, писал, пробовал, перечеркивал, переписывал заново. Не сдавался, но, видимо, сорвался и сиюминутно принял неверное решение.
Рядом с монитором моргает зеленой кнопкой принтер, который Калганова определила как «большую белую подставку». Чернов за уголок взял верхний листок бумаги:
– Признание, Ольга Викторовна, – начал про себя читать он.
Артем Овчаров сидел в инвалидном кресле-коляске возле выключенного компьютера. Коляска, на первый взгляд, очень дорогая: с цифровой панелью и пультом управления, с маленьким экранчиком у подлокотника, аккуратная коляска – японской, наверное, сборки. Справа на уровне головы прикреплена на металлическом сдвоенном креплении кружка с какой-то темно-коричневой жидкостью.
Надо позвать соседку и узнать.
– Ольга Петровна, вы не могли бы сюда зайти? – громко попросила тезка свидетельницы.
Женщина медленно, осторожно, на цыпочках к нам подошла.
– Компьютер был выключен, когда вы здесь появились?
– Да.
– Вы больше ничего не трогали?
– Потрясла легонько, а он молчит... Прочитала с листа признание, но не трогала его.
Свидетельница, вроде бы, немного успокоилась.
– Голова откинута назад, точно так? – спросил лейтенант.
– Да.
– Коляска стояла на том же месте?
– Здесь стояла, вплотную возле компьютера.
– Вы не двигали коляску?
– Нет.
– А это что такое? – указала Оля на кружку, прикрепленную к коляске на длинной «ручке». Ничего подобного ранее не видела.
– У Артема координация плохая, особенно когда его только привезли домой из больницы, и он постоянно разливал чай. Он без сладкого чая жить не может.
– Не мог, – поправил ее Чернов, изучая лист бумаги.
– Да, не мог, горе-то какое, – трагично замахала она головой.
Надо будет позвонить сейчас Смальцеву и уточнить, с чего он грешил на убийство. Кому может мешать калека? Николай уже ознакомился с его предсмертной запиской.
– Так и что с кружкой?
– На заказ сделали из двух планок вертящийся держатель для кружки. Оно легко ходит туда-сюда, вверх-вниз, сгибается, как рука, всегда рядом, никогда кружка не упадет и не зальет клавиатуру. Раньше Артем постоянно заливал клавиатуру сладким чаем, пока Надя не заказала эту конструкцию.
Информированность соседки поражает. Больше знал бы только дворецкий.
– Кружка маленькая, – заметил Виктор. – Нетрудно ему каждый раз делать себе чай?
– Так чай ему я делала. Или Надя. Я сегодня зашла к ним полвосьмого, Надя дома была, собиралась, красилась у зеркала, она обычно уходит без пятнадцати восемь, но сегодня на пять минут припоздала. Сказала, что у них какое-то важное совещание, надо подготовиться, а потом ей после обеда в налоговую... Попросила меня сделать мужу завтрак и чай. Я прошла на кухню. Артем без чая жить не мог, в день выпивал по два литра. Каждое утро я или Надя делали ему чай, он пил только горячий, если чуть остынет – выливал. Я термос залью чаем – весь день почти кипяток, он термос открывает и чай пьет горячим.
– И сегодня тоже?
– Да, поставила чайник, закипел, налила заварки, он пил только английский чай с бергамотом, только его любил. И обязательно очень сладкий – с вареньем или медом. Сегодня я меда добавила в термос, потому что вчера вишневое варенье закончилось. Поставила, как обычно, на кухонном столе. Он сам забирал его к себе в кабинет и цеплял у стены. Ругался, когда ему в этом помогали.
Термос с открытой крышкой висел у противоположной стенки тоже на специальном креплении. Чтобы его взять, нужно отъехать назад, развернуться и... все. Удобно придумано. Термос сейчас находился на месте, в кабинете программиста, но был открыт. Правильно, зачем его закрывать, если пить чай Овчаров собирался в последний раз.
– Вы его сегодня утром видели?
– Нет, он просыпается строго в восемь часов. У него сначала идут какие-то упражнения, зарядка, еще что-то. У него диета и меню расписано по неделям, врач рекомендовал. Я ему сделала чай, на завтрак три бутерброда с сыром и колбасой – оставила все на столе, завтракал он обычно на кухне. Обедал тоже сам. Сегодня у него на обед котлеты с макаронами, а на завтра Надя ухички должна была приготовить... – тяжело, печально вздохнула Калганова.
«Правильно, завтра четверг – рыбный день», – вспомнила Панина. Лешка тоже что-нибудь из рыбы приготовит.
Женщина будто прочла эти мысли:
– Каждый четверг обязательно что-нибудь с рыбой.
– Спасибо вам большое, вы нам очень помогли, – отправила Ольга ее домой к спящему ребенку. Если бы все свидетели и соседи были бы так точны и подробны, у милиции вообще бы никаких проблем не возникало. Ох, сколько этой частицы предположительной возможности «бы» в предложении – жуть!
Из коридора Панина направилась к холодильнику, чтобы проверить целостность котлет и макарон.
Кухня чистенькая, модная, с вытяжкой для газа. Грязной немытой посуды ни на двух столах, ни в умывальнике, ни на подоконнике, ни в мусорном ведре нет. Скорее всего, обед застал беднягу уже на том свете. Да, полная кастрюля котлет. Явно нетронутых, каждая котлетинка плотненько, неразрывно соприкасается с «коллегой», ни одного не хватающего жирного следа и отпечатка. К примеру, если вытащить сейчас котлету – это станет видно, останутся, так сказать, «улики».
Точно, к котлетам Овчаров не притрагивался. Значит, получается, все верно: к обеду он уже был мертв. С признанием по времени это согласуется. Эксперты, разумеется, определят примерное время смерти и чем себя бедняга отравил, но это будет в лучшем случае к вечеру. По ощущениям, во всех комнатах стоит одинаковая теплая температура – отопительный сезон еще не закончился, так что со временем смерти экспертиза будет точной до двух часов.
В умывальнике на глубоком подносе треугольной горкой лежат вплотную слепленные куски размораживающейся рыбы – кажется, карпа, но немытой посуды в умывальнике нет. «Немытая посуда отсутствует – запомнить». На столе сахарница, огромный заварной чайник (заполненный наполовину), солянка и перечница, салфетки, в баночках растет зеленый лук, пол-лимона на маленьком блюдечке... А где тарелка, на которой должны лежать бутерброды для завтрака? Неужели он съел свой завтрак, помыл тарелку, а через час или два покончил с собой?
Судя по признанию, Артем написал свою последнюю исповедь в десять часов – в конце компьютерным шрифтом напечатаны его имя, день двадцать шестое марта и время: 10:02. Он должен был распечатать документ и выключить компьютер, а потом принять яд. Яд, скорее всего, мгновенного действия. И так он мучился два года, зачем еще страдать последние минуты? В голову любому следователю сразу бы пришел цианистый калий, самоубийцы «любят» использовать именно соль синильной кислоты. Конечно, мужики чаще всего стреляют себе в рот или в висок, а яд – это прерогатива женщин, но ведь у калек, которые не могут жить полноценной жизнью, зарабатывать большие деньги, иметь детей – разве есть пол? Социальный статус – инвалид, в простонародье – увечный, и этим ограничивается разделение с нормальными людьми.
Овчаров в записке объяснил, почему ему надоело жить («лишняя обуза», «помеха»), извинился перед женой, ее и своими родителями, сестрами и всеми остальными родственниками и знакомыми. «Надя, ты молодая, красивая, найдешь себе вторую половинку, я тебе только мешал. Личной жизни у нас нет. Ты меня любишь, я знаю. Я тоже тебя очень сильно люблю и благодарен за заботу. Но я устал так жить. Устал тебя мучить. Нет смысла... Детей у нас быть не может, денег я не зарабатываю, одни только растраты на меня... Простите...»
Допустим, выпил яд он в 10:10 – пять минут даем на распечатку, прочтение (самоубийцы перечитывают собственные предсмертные письма, а некоторые их переписывают по несколько раз – так сказать, редактируют, как писатели свои рассказы перед отправкой в редакцию), плюс еще потребовалось время на закрытие документа и выключение компьютера. Пару минут сомнений, последних мыслей, истязаний... Судя по всему, он давно решил с собой покончить, да и цианистый калий в аптеках и супермаркетах не продается.
«Подозреваю, заказал он цианид через Интернет с доставкой на дом. По Интернету можно заказать в наши дни абсолютно что угодно, даже ядерную бомбу, – предварительно заключила Ольга. – А тут – всего лишь яд. Но все равно странность имеется. Зачем он завтракал, если через час собирался на тот свет?»
– Алло, – набрала она Смальцева по мобильному. – Евгений Александрович, а с чего вы грешили на убийство?
– Мне дежурный доложил. Соседка нашла тело, позвонила в милицию, те передали информацию в наш отдел, дежурный связался со мной, а я потом уже с тобой.
Понятно, испорченный телефон: к третьему звонку самоубийство лишилось первой части «само». Хотя, Калганова могла ведь сказать, что нашла мертвого соседа, а дальше, учитывая профиль... Ничего странного.
– А что там? – спросил майор.
– Непонятно пока еще. Есть записка калеки, напечатанная на компьютере, без личной подписи от руки. Но у него слабая координация, поэтому проще было печатать.
– Значит, самоубийство.
– Мы тут еще задержимся.
– Хорошо.
Чернов уже все отфотографировал во всех комнатах, принялся за кухню.
– Кадров не жалей, – напомнила она ему, хотя уж что-то, а фотографировал он отменно, каждую пылинку и царапинку. Технологии до того доросли, что никакого увеличения не нужно – на фотографии видны абсолютно все детали. Эх, еще бы отпечатки пальцев и следы отмытой крови...
Ольга вернулась в кабинет Овчарова, включила компьютер и по-хозяйски начала в нем «орудовать».
В «Пуске» в последних созданных и открытых документах она нашла файл с предсмертной запиской. Залезла в «Свойства» файла. Файл с именем «Последние слова.doc» был создан сегодня в 09:43, изменен сегодня в 10:04. Автор – Овчаров Артем.
Это подтверждает, что файл создан и распечатан около десяти часов утра. Компьютер показывал правильное время, Оля это проверила сразу же.
Еще у Овчарова есть свой ежедневник, файл так и называется. Панина прочитала все записи за последнюю неделю. Все сходится. Сомнения, угрызения совести, жалость к родителям и жене, поиск смысла жизни, невозможность иметь детей... Отравиться он собирался цианистым калием, заказал в Интернете. В общем, все совпадает. Сомнений нет – самоубийство.
Вскоре прибыл эксперт, толстячок Павел Константинович Цыфиркин.
– Возьмите на экспертизу термос и кружечку с этой жидкостью. Жидкость обязательно нужно изучить. Должен быть чай с медом. Также предсмертное письмо и клавиатуру – на предмет отпечатков пальцев. Мы думаем, отравлен цианидом, но вы хорошенько покопайтесь...
– И что он ел – тоже, – добавил Чернов. – И заварку на кухне.
– Разумеется, покопаемся очень глубоко и тщательно, – обиделся Цыфиркин на законных основаниях – двадцать лет уже работает.
Они стояли и смотрели на Овчарова. Вдруг в комнату ворвалась какая-то женщина, растолкала всю троицу милиционеров и начала сильно трясти труп. Николай ухватил ее сзади и оттянул.
– Зачем ты это сделал, дурачок? – пихалась она. – Хорошо же жили...
Разная у людей реакция на смерть родных и близких. Когда Оле было двенадцать, умер в деревне ее двоюродный дядя-ветеринар. Она с родителями приехала на похороны и очень удивлялась увиденной картине: чуть ли не каждый, кто подходил к гробу, упрекал его в ранней смерти. У кого он бычка не успел вылечить, у кого лошадь не доколол антибиотиками («Как же она теперь, животинка, без тебя?»), кому-то чего-то не дообещал... Оля не понимала, за что дядьку, умершего в сорок лет, почти все в чем-то упрекают. Плачут, рыдают, вытирают слезы, наклоняются к нему и... упрекают, чуть ли не по груди бьют от обиды.
Жену покойного, а это была Надежда Овчарова, соседка увела на кухню и напоила валерьянкой. Поговорить с ней удалось минут через пятнадцать.
– Надежда, – обратилась Панина к ней по имени, не зная отчества, – вы дневник мужа не читали в компьютере?
– Он не любил, когда входят в его кабинет. К компьютеру я вообще не притрагивалась.
Почти все женщины к компьютерам равнодушны и разбираются в них плохо. Программисты, системные администраторы, компьютерщики – почти сплошь мужики. Артем, наверное, не хотел, чтобы супруга что-нибудь не то нажала и случайно бы удалила важный файл.
– Вы ничего странного за ним не замечали последнее время?
– Он последние два года странный, – упрекнула она следователей.
Глупый вопрос, действительно. Человек в самом расцвете сил и возможностей попадает в аварию, становится инвалидом на всю жизнь с крохотной пенсией – конечно же, он будет странно себя вести. И чем человек умнее, тем сложнее ему свыкнуться с бесцельностью, бесполезностью собственной жизни. Невыносимо быть для кого-то обузой.
– Вы утром вышли с Ольгой Петровной? – уточнил Чернов на всякий случай.
– Да, чуть не опоздала на работу. Оля сделала завтрак, налила в термос чай.
– На работе сложный день?
– Там каждый день – сложный. Только я приехала из налоговой около трех, как позвонила Оля и все рассказала... Я не верила до последнего.
– Извините, для начальства надо. В десять часов вы где были?
Обе женщины посмотрели на лейтеха, как на врага народа, продавшего все тайны родной страны.
– Ровно в 09:40 началось совещание, на котором присутствовало около десяти человек, если вы об этом. Закончилось оно в половину двенадцатого, за все это время я не выходила. В налоговую поехала после часа.
Чернов вины за собой не чувствовал, и правильно делал: следствию нужно знать о каждой детали.
– Вы звонили сегодня Артему?
– Да. Я ухожу, когда он еще спит, и звоню ему по приезду на работу.
– У вас машина?
– «Фольксваген».
Не прожигайте взглядами, дамочки. Работа у них такая.
– О чем говорили?
– Я спросила, что ему снилось, как он себя чувствует, позавтракал ли. Если не напоминать, он может забыть пообедать.
– Голос у него был обычный?
– Да.
– А во сколько вы звонили?
– Застряла в пробке... – задумалась она и положила руки на стол, явив длинные накрашенные ногти. – Где-то без пятнадцати девять или около того.
Соседка обдувала Надежду салфеткой и укоризненно на них смотрела: «Горе у людей, а вы тут со своими дурацкими расспросами...»
«Может, Овчарову надоела такая жизнь из-за жены? – в шутку предположила Панина. – Из-за ее постоянных указаний и напоминаний, из-за ее упреков? Вот, сегодня заставила его съесть бутерброды, специально позвонила. И так каждое утро, каждый день... Обезумить можно. Хотя, судя по его ежедневнику и предсмертной записки, они друг друга любили... И он пожертвовал своей жизнью ради благополучия своей второй половинки».

***
В управление Панина с Черновым возвращались к концу рабочего дня. О деле говорить не хотелось, тем более в машине, и Николай, не переносивший тишины, сам у себя спросил:
– Интересно, об этом напишет Сергей Иванов?
– Кто-о? – озадачилась Ольга.
– Ну, журналист Сергей Иванов, который для разных газет пишет обо всех происшествиях по нескольким районам. А, тебя ж тогда не было, накануне 8 марта, точно. Тогда рассказываю, – обрадовался новой теме лейтех. – Скворцов ругал нас, что мы передаем сведения, которые передавать журналистам ни в коем разе нельзя. А оказалось, что наша пресс-служба не сотрудничает с Сергеем Ивановым, и вообще мы не знаем, кто это.
– Ну, по базе данных пробейте, – равнодушно предложила Панина.
– Сергеев Ивановых в городе тьма! А знаешь, что я заметил? – спросил Николай и, не дожидаясь реакции с переднего сидения, тут же продолжил. – Этот журналист пишет об убийствах по многим районам, но основные его статьи – по нашему району. Почему?
– Хм, не знаю, – зевнула Ольга. – А ты как думаешь?
– Аналогично. Эх, поговорить бы по душам с этим Сергеем Ивановым, да выжать из него, откуда информацию, гад, черпает. Скворцов уже по голове сверху получил из-за него.
– СМИ – четвертая власть, – как бы оправдала она журналиста.
– Да запретить их всех, как в Советском Союзе, цензуру ввести жестокую, а то...
Горяч парень, резок. Молод, зелен еще.

***
 Эксперт обещал заняться трупом сразу же, а результаты выдать к часам девяти или десяти вечера. До этого времени Ольга перечитывала прошлые дела, а ждала результатов по Овчарову чисто механически. Чтобы удостовериться в своей правоте и спать спокойно.
Николай отбыл на свидание с невестой, скинув на диск все фотографии и видео в квартире самоубийцы. Ольга наспех просмотрела их, но ничего подозрительного не углядела.
Наконец, появился сонный Павел Константинович.
– С вас магарыч за быстроту, – бросил он папку на стол.
– Обязательно.
– Отравлен цианистым калием, – устало и безразлично произнес эксперт. – Учитывая, что в квартире температура около плюс двадцати шести градусов и то, что тело находилось в полутора метрах от раскаленной отопительной батареи, время смерти около 10:30 или даже ближе к одиннадцати. Да, скорее всего, ближе к одиннадцати часам.
Панина подозревала, что самоубийца долго не мог решиться на последний свой шаг. Вот он держит капсулу с ядом, засовывает в рот, но не бросает на язык, а оттаскивает... Снова и снова.
– На листке бумаги отпечатков нет, на клавиатуре пальчики покойного, ничьих других нет. Отпечатки четкие, не смазанные.
То есть, если бы кто-то другой набивал ложное предсмертное письмо, он бы стер отпечатки Овчарова. Значит, запись делал сам программист. Ладно, идем дальше.
– Цианид был в чае? Что с термосом?
– А это второй магарыч, Викторовна, – подозрительно прищурился эксперт и присел массивной «пятой точкой» на стол.
– Будет, если...
– Если! – убедительно произнес он, кивая. – Чай в термосе и чай в кружке – обычный чай с бергамотом, переслащенный медом и без яда. Но вся соль в меде!
– В смысле? Какая еще соль в меде? – не поняла Оля.
– У меня тесть заядлый пасечник. О меде он знает все. Мы с ним спорим постоянно... В общем, над медом я проводил некоторые эксперименты, но суть не в этом. Мед, кстати, единственный из всех продуктов питания, который не портится. В одной пирамиде найден мед, которому более пяти тысяч лет, а своих вкусовых и целебных качеств он не потерял. А знаешь, Викторовна, как мед теряет некоторые свои целебные качества?
– Нет, не знаю.
Павел Константинович высокомерно улыбнулся.
– Кипяток изменяет структуру меда, и мед, помещенный в кипяток или очень горячую воду, теряет часть своих целебных свойств. Так считается. Но дело даже в другом. Вода в термосе была холодная, когда я ее обнаружил, это верно: крышка открыта, вода остыла. Но в термос обычно какую воду наливают?
– Горячую, – не сразу ответила Ольга, ожидая подвоха. – Когда в этот термос соседка наливала воду, вода только что закипела в чайнике.
– То есть в термос наливали кипяток?
– Да.
– А вот и не «да»! – радостно прокричал эксперт со всей своей уверенностью на втором подбородке.
– То есть?
Издевается ведь, пакостник. На третий магарыч намекает? Пусть не мылится.
– То есть, когда мед добавляли в термос, там была еле теплая вода, а не горячая, и уж точно не кипяток. Скорее даже холодная.
– Мед добавляли в холодную воду? – повторила Панина с сомнением.
– Именно, уверен на сто процентов. Мед добавляли в еле теплую или даже холодную воду.
– И как это произошло? – спросила она вслух.
– А это уже, Викторовна, не моя работа, а твоя, – слез со стола Цыфиркин и похлопал ее по плечу.
– Спасибо, – задумалась «Викторовна» и забыла попрощаться с экспертом.
И что же получается: Овчарова отравили? Яд был в термосе? Покойный во время завтрака налил себе в кружку чай, приготовленный соседкой Калгановой, сделал несколько глотков и в мгновение у него остановилось сердце. Убийца потом вылил чай из термоса и кружки, отвез коляску в кабинет, написал и распечатал предсмертное письмо... Сделал новый чай, но кипятить не стал, а налил остывшую воду. Убийца не знал, что мед, добавленный в кипяток, по структуре отличается от меда, добавленного в теплую или холодную воду.
Кто был свободен после девяти часов утра? Кто мог это сделать? Кто мог написать в десять часов предсмертную записку?
Только соседка Овчаровых Ольга Петровна Калганова. Видимо, в компьютерах она немного разбирается. Четыре сына, старший в одиннадцатом классе, она сидит дома, помогает детям учиться, а полгода назад у них появился компьютер... Разумеется, она могла знать, как все это сделать. И у нее имелось время переписать ежедневник Артема, чтобы никто ни о чем не догадался.
Но зачем ей это нужно? Она ж получала деньги.
И она же нашла труп! Неужели не читает детективы? В первую очередь подозревают тех, кто труп и обнаружил. С другой стороны, таким образом она планировала подозрения от себя как раз отвести. Иначе бы супруга убитого вернулась с работы после шести и... А так – самоубийство, обоснованная причина зайти к Овчарову у Калгановой нашлась.
Да, если бы не мед в термосе, эта бы «история» закончилась иначе.
Да уж, вот тебе и дельце! По всем признакам – самоубийство, даже время совпало в компьютере в свойствах файла: около десяти часов. Калганова подождала, пока Артем выпьет чай, вошла минут за пятнадцать до десяти часов, убедилась, что он мертв, написала признательную записку...
А мотив? Хотела избавить бедняжку Надю от проблем и страданий? Видела, как та мучается с мужем, но разводиться не собирается, потому что сильно его любит. И решила бескорыстно помочь?
Странный мотив. Но оставим это на завтра, а сейчас уже пора вернуться к любимому мужу, хм, «программисту». Никуда преступница не денется, тем более у нее дети. Как вообще можно лишать жизни другого человека, когда у тебя четыре сына? Может, у нее из-за частых родов и несбыточного желания родить дочь поехала «крыша»?
А может, Овчаров сам выронил термос – координация ж у него плохая, а потом сам же сделал себе новый чай? И это никакое не убийство...


***
Оля, когда в кабинете никого не было, скопировала фотографии по этому делу на «флэшку», отсканировала все материалы и тоже скинула их на «флэшку»...
Домой она пришла позднее обычного. Алексей, разумеется, сидел за компьютером и что-то набивал.
– Привет. Я кушать уже не буду, устала, спать пойду.
При этом она поцеловала мужа и положила к нему на стол «флэшку».

***
Никакой личной жизни с этой чертовой работой!!! Но, собственно, сами выбирали.
Леша дрых, как младенец. Небось, лег под утро.
На кухне Олю ждал сюрприз в виде листка бумаги:
«Убийство, однако. Включи телевизор, видеозапись номер три. Эпизод кулинарного ток-шоу, скачал с torrents.ru. Думаю, догадаешься. Если нет – взгляни внимательно на фотографию IMG_1661.JPG. Удачи на работе :) Леха».
Ну-ну, посмотрим.
«С вами программа «Тещины советы», – громко разорвался телевизор на всю квартиру.
Оля, вздрогнув и растерявшись, вмиг уменьшила звук.
«Главным кулинарным советом, – радостно объявлял ведущий в малиновом пиджаке с бабочкой, – сегодня становится совет Ани Котрецкой из Донецка – о, рифма прям! Итак: «Рыбу следует размораживать так, чтобы не снизилась ее питательная ценность. Технологи предупреждают: нельзя помещать мороженую рыбу в теплую или горячую воду. Она начнет терять не только мышечный сок, а вместе с ним и минеральные вещества, но и поглощать воду (масса рыбы увеличится на 5-10 процентов), волокна начнут «разлезаться». Особенно если рыба порезана на кусочки или это филе. Просто оставьте рыбу при комнатной температуре и через четыре часа она сама полностью разморозится».
Так-так, начала вспоминать Ольга. Мы прибыли на место преступления в половине четвертого, а минут через пятнадцать я зашла на кухню и увидела в умывальнике слепленные холодильной мерзлотой куски размораживающейся рыбы. Не уже размороженной, а именно еще размораживающейся! То есть рыбу вытащили из морозильника и опустили в умывальник не более чем за четыре часа до этого, а судя по тому, что куски были слеплены вплотную друг к дружке и стояли треугольной горкой – даже еще не размякли, вытащили рыбу не позднее полутора часа назад. То есть около половины третьего, за час до нашего приезда.
«Вот же затуп!» – отругала она себя.
Если верить показаниям свидетелей, обе женщины ушли из квартиры без десяти восемь и больше не входили. Калганова попала в квартиру в три часа дня, а супруга Овчарова пришла уже после нас. Но кто-то ведь в обед или позже зачем-то вытащил из морозилки порезанные куски рыбы для разморозки!
Кто должен был по привычке готовить на завтрашний день уху? Кто вот уже второй год подряд к четвергам обязательно делал какое-нибудь рыбное блюдо? У кого вошло это в привычку?
Жена Овчарова забыла утром вытащить рыбу, потому что мысли были заняты другим, а когда она вернулась в квартиру после 14:30, чтобы скрыть улики, машинально вытащила рыбу из холодильника. Она тоже привыкла правильно питаться и есть по четвергам рыбную пищу. И она, разумеется, не ожидала, что тело так быстро обнаружат. Не просчитала, что ее соседке взбредет в голову зайти за советом к Артему...
Кстати, если бы Калганова добавила цианистый калий прямо в чай, когда заливала термос, ничего бы не получилось. Цианистый калий имеет горький миндальный привкус – это известно даже детям, которые еще не начали изучать химию. Овчаров бы почуял странный запах при переливании из термоса в кружку – и пить бы не стал. Убийца не мог так глупо рисковать.
Нет, отравили программиста иначе, более хитро. Более «заумно», как сказал полковник Скворцов.

***
Овчарова Надежда сразу во всем созналась, как только Ольга привела ей все улики относительно рыбы и меда, показала фотографию умывальника и поведала, как она могла это совершить.
Надежда много и долго плакала, ревела взахлеб.
А мотив у нее был просто... Ужасный, но понятный до боли.
Конечно же, за прошедшие два года она устала. Конечно же, она хотела своих детей от собственного любимого мужа. Конечно же, она потихоньку начала Артема ненавидеть. Но, три восклицательных знака, она не могла с ним развестись, потому что этого бы никто не понял – ни родители, ни родственники, ни друзья и знакомые, ни сотрудники по работе. Она боялась, что все от нее отвернутся после развода с калекой. Что будут тыкать в нее пальцем, плевать в лицо и говорить: «Это она бросила мужа, когда тот лишился ног и потерял свой заработок». Боялась, что этот осуждающий шлейф стервозной мерзости протянется по всей ее жизни. А она ведь совсем не мерзкая, совсем не гадюка и не химера, а просто... устала от такой жизни, будто это она стала безногой беспомощной калекой.
И очень не хотела Надежда огорчать свекровь.
Поэтому остался только один вариант – мужа устранить физически. Долго думать не пришлось – инсценировать самоубийство. Ясное дело, все поверят, что калеке надоело жить.
Идею подсказал сам Артем. Один из его друзей по интернет-переписке предложил попробовать новую биологически активную добавку для восстановления некоторых мужских функций. Артем попросил жену купить БАД в аптеке. Та купила, а через несколько дней пришла в ее милую головку страшная мысль.
БАД нужно было принимать один раз в день в одно и то же время утром, по две капсулы сразу. Артем их глотал ровно в 09:00 и запивал чаем. Но он не знал, что любимая супруга раскрыла все капсулы и высыпала из них основу, добавив вместо нее обычную муку – в капсулах по-прежнему ощущалось что-то рассыпчатое.
Когда осталось только две капсулы, Надежда ночью засунула в одну из них цианистый калий.
В день убийства за несколько минут до девяти часов утра она позвонила Артему и напомнила про его БАД. Еще она попросила вытащить из морозильника рыбу, чтобы к вечеру та разморозилась. «Совсем из головы вылетело», – оправдалась она перед мужем. Завтра ведь четверг – рыбный день! Ухички сварить надобно согласно меню.
Овчаров принял капсулу с ядом у себя в кабинете и умер ровно в девять часов утра. Но, вот досада, когда он пятью минутами ранее наливал себе в кружечку чай из термоса, уронил его и разлил весь чай на кухонный паркет. Координация у него плохая. Но уронил удачно – ни себя кипятком не обдал, ни коляску. Так что спокойно вытащил несколько полотенец и бросил на пол, чтобы те впитали жидкость и чтобы не залить потолок нижним соседям. А после он с кружечкой чая поехал на коляске к себе в кабинет, достал капсулы и запил их остатками чая.
Умер сразу, как только оболочка капсулы рассосалась в желудке.
Через десять минут по таймеру включился кондиционер на самую низкую температуру – ровно на час. Поэтому-то эксперт ошибочно предположил, что сердце остановилось у Овчарова ближе к одиннадцати часам.
А Надежда засветилась на важном совещании среди множества свидетелей, пообедала с бухгалтерами и в полвторого поехала в налоговую на собственной машине «Фольксваген». На обратном пути она заехала домой, поставив машину через пару домов. Ей нужно было убрать таймер в сплит-системе и уничтожить коробочку от биологически активных добавок, чтобы милиция не заподозрила яд в этих капсулах. Да и зачем бы самоубийца хотел восстановить свою мужскую функцию, если собирался на тот свет? Поэтому-то вместо БАД она подсыпала муку, чтобы и у экспертов по этому поводу не возникло подозрений: мука и хлеб имеют одну основу.
Ну и еще нужно распечатать предсмертную записку. Надежда разбиралась в компьютерах, поэтому знала, как правильно «настроить» компьютерное время под себя. Она перезагрузила компьютер и в так называемом BIOS, нажав длинным ногтем кнопку «Delete» с нижнего края, изменила время на нужное, то есть на шесть с половиной часов назад. Поэтому все и совпало по минутам с компьютерным временем. Текст предсмертного письма и якобы последние записи ежедневника подготовила заранее на рабочем ноутбуке. Убийца просто скопировала нужные данные с диска...
Нажимала на все кнопки клавиатуры она аккуратно – с краю длинными ногтями, специально для этой цели отращенными. Ни в коем случае нельзя стереть отпечатки пальцев Артема.
Но возникла проблема с разлитым чаем. Это могло навести следователей на лишние сомнения, да и не решилась Надежда оставить на кухне такой бардак. Что скажет свекровь, когда узнает? Поэтому Овчарова быстренько протерла пол, сгребла полотенца, налила в термос еле теплой ранее кипяченой воды из кувшина (самой кипятить некогда, и так потеряны минуты на уборку) и размешала мед.
А когда она доставала из холодильника баночку меда, вспомнила про рыбу, которую она утром должна была вытащить из морозилки. Перед уходом машинально достала «улику» и положила ее в умывальник. Вернуться домой и найти тело мужа она планировала около шести часов вечера.
И еще Надежда побоялась, что ее будут укорять, поэтому «сдвинула» время смерти на час вперед. Иначе, опять же, лишние подозрения: только она позвонила мужу, как он тут же покончил с жизнью. А так – у нее и алиби на десять часов имелось: на совещании, по телефону ни с кем не общалась, никого до истерик не доводила. Невинная овечка...

***
В четверг, после похвал и просьбы полковника Скворцова, Ольга вернулась домой вовремя, как будто работала не в милиции, а где-нибудь бухгалтером или менеджером среднего звена. Алексей сделал вкуснющих рыбных котлет.
– Вообще, я ухи хотел сварить с помидорами, да после твоего дела как-то перехотелось, – сморщился он, накладывая в тарелку с пюре две котлеты.
– Правильно, – согласилась Оля.
– Что-то случилось? – правильно понял настрой жены Алексей.
– Не знаю даже. Скворцову сверху очень досталось из-за журналиста Сергея Иванова.
Леша молчал.
– Ты, наверное, про последнее дело не пиши, – попросила Оля мужа, который на самом деле был не программистом, хотя окончил мехмат, а журналистом, публикующимся под разными псевдонимами.
– Ничего противозаконного мы не делаем, – решительно заявил он.
– Я знаю.
К тому же, Алексей очень активно и весьма продуктивно помогал жене в раскрытии преступлений, но об этом, разумеется, никто не знал.
– И меня невозможно вычислить.
– Да, я в курсе, Леш.
Оля все равно была недовольна и огорчена – наверное, жалела полковника.
– Муж и жена – одна сатана? – наконец, улыбнулась она и вилкой подхватила рыбную котлету.