Максим 11

“Хорошо быть принцессой, но еще лучше – быть наглой принцессой. Анлерина добилась своего – Манрад был вынужден сопровождать капризную девушку в прогулке по городу. Погода в тот день была солнечная и теплая. Для принцессы подготовили паланкин, но Манрад отказался занять предложенное ему место на подушках. По едва видным морщинкам на его лице, я быстро сообразила, как он недоволен капризом своенравной девчонки, но Анлерина чувствовала себя не лучше. Мой дух, свернувшийся калачиком на подушках перед принцессой, видел, как изменилось ее лицо, когда она осталась наедине с собой, как ее губы сложились в скорбную складку, а тонкие руки затеребили маленький ажурный платочек. Принцесса была задумчива и мрачна, что не соответствовало ни погоде, ни цели поездки, ни ее победе.
Решившись, принцесса внезапно улыбнулась, на моих глазах заставив глаза мечтательно заблестеть, откинула занавеску паланкина и начала беседовать с Манрадом. А что тому оставалось, как не отвечать? Столкнулись две реки обаяния и вскоре и один, и другой незаметно расслабились, а меня охватило мрачное предчувствие чего-то... может, даже не мрачного, а радостного?
Анлерина, на мгновение оторвавшись от разговора, обратилась к Хлое, приказала свернуть в Южный квартал. По лицу Манрада пролегла тень, мне такой поворот показался не лучше, кто-кто, а я-то помнила, как легко было Далу навести в этом квартале хоть какое-то подобие порядка. Мое мнение разделял и Манрад, только, в отличие от меня - вслух:
– Там опасно! – пытался возразить советник.
– Зато там лучшие магазины в столице. Знали бы вы, как вдохновляет людей возможность уклониться от налогов моего отца! – засмеялась Анлерина. – В этом квартале можно найти вещи, равных которым нет во всей стране!
– И лишиться жизни, – хмуро заметил Манрад.
– Торговцы не убивают приносящего прибыль, – засмеялась Анлерина. – А Южном квартале одни живут торговлей, вторые – охраной торговцев. И одним и вторым моя смерть невыгодна.
– Это пустой каприз, моя госпожа, – нахмурился Манрад. – Вы могли бы заказать нужную книгу или позвать торговца во дворец. Ради этого не стоило рисковать своей жизнью..
– И вашей тоже, – съязвила принцесса.
– Моя смерть не принесет такого горя, как ваша, – невозмутимо заметил Манрад, и Анлерина обиженно надула губки:
– Вы зануда, друг мой. Я просто хочу посмотреть книги, подержать их в руках. Почему вы лишаете меня маленького удовольствия из-за ваших подозрений? В книжном магазине всегда особый запах, особая атмосфера и, поверьте мне, никаких убийц! Мне действительно не стоило брать вас с собой. Своим нытьем вы испортили мне настроение!
Однако и мне, и насторожившимся телохранителям, опасения Манрада не казались такими уж незначительными. Я оглядывалась по сторонам, рассматривая разношерстный люд Южного квартала и молча плакала вместе с темницей по этим небритым рожам. Наши преступники по сравнению с этими – сущие ангелочки! Хотя, надо отдать справедливость, видимых бандитов в толпе было мало, да и те под бдительным надзором чьих-то глаз... Проследив за невидимой стрелой надзора я вздрогнула: стоявший возле ведущей наверх лестницы Дал впился взглядом в толпу, кого-то выискивая среди разношерстного народа.
Сидевший рядом с ним Ланс был занят чем-то, что не слишком касалось его обязанностей бранеона – он во все глаза смотрел на Манрада. Что читалось в этом взгляде? Страх? Скорее нет. Презрение? Тоже нет. Что-то вроде сожаления и какое-то скрытое желание. Дал, заметив, наконец, паланкин, едва уловимым жестом приказал бранеону в толпе усилить охрану принцессы. Тот живо собрал возле себя человек десять. Прикрыв под плащами слишком выделяющуюся синюю форму, невидимые теперь бранеоны смешались с толпой, незаметно следуя за паланкином.
Тем временем транспорт принцессы остановился у дверей маленького магазинчика. Один из бранеонов, вынырнув перед Хлоей, перебросился с телохранительницей парой слов, а Анлерина, оперевшись на руку Манрада, уже собиралась войти в магазинчик, как ее рассеянный взгляд остановился на Дале и Лансе. Девушка вскрикнула, широко раскрыв глаза и телохранительницы, насторожились, незаметно обнажая оружие.
– Острый! – вскрикнула принцесса, указывая носочком туфли на деревянную щепку. Такая и в самом деле вполне могла пробить тоненькую ткань ее изящных туфелек, и один из рослых рабов побежал вперед, расталкивая людей и тщательно осматривая землю в поисках других острых предметов”....

Закончив, я откинулась на спинку стула и задумалась. Каникулы, это хорошо, но в голову приходит слишком много глупых мыслей. И без Максима дни тянуться с черепашьей скоростью, даже писанина уже не помогает. Скучно! Я вспомнила об одиноко стоявшей в углу елке – и мне стало стыдно. Через два дня Новый Год, а зеленая красавица так и блещет несколькими ленточками серпантина и парочкой игрушек. Куда я дела украшения, оставшиеся после вечеринки в прошлом году... Ах да, в шкафу на нижней полке...
Выключив компьютер, я вытащила коробку и уныло уставилась на ее содержимое. Хорошо было украшать елку дома, когда все игрушки не помещались на лесной красавице, а это что? Убожество... Такое Максиму не покажешь, засмеет...
Подумав, я выхватила из своей тайной коробочки-копилки немного денег и выбежала на улицу. В ближайшем супермаркете купила одну синюю пушистую гирлянду, а вторую – серебряную, несколько больших шаров, пару упаковок синего дождика и, решив, что достаточно, помчалась домой.
Под дверью меня уже ждали, и при виде гостя я в полной мере поняла, почему люди придумали поговорку про “татарина”. Настроение испортилось сразу и, скорее всего, надолго. Однако мой личный татарин поздоровался достаточно вежливо, хорошенько вытер ноги о коврик и вошел в дом такой тихий и несколько пришибленный, что это вселило в меня слабую надежду, что визит не будет столь уж неприятным.
Поставив чайник, я со тщательно, надеюсь, скрываемым вздохом предложила маме Максима присесть и пригляделась к ней внимательнее: Господи, неужели эта с виду интеллигентная худенькая женщина в элегантном синем костюме из дорого бутика могла обливать меня когда-то грязью!
Вытащив на стол остаток торта, я предложила ей стандартный набор из кофе, чая, сахара, молока и лимона, и некоторое время мы молчали, ожидая пока согреется вода в электрическом чайнике. Лишь когда кипяток разлился по тем же чашкам, из которых мы вчера пили с Максимом, я спросила:
– Вы пришли, чтобы молчать?
– Нет, чтобы говорить, – ответила мама Максима. – И в глаза тебе посмотреть.
– Посмотрели? – с вызовом сказала я, предлагая гостье сахар. Мама Максима легким жестом отказалась, но ломтик лимона в чай кинула. Фигуру бережем! Я заварила себе мелиссы, пытаясь успокоится, и поинтересовалась, пытаясь прервать тягостную паузу:
– Что увидели?
– Не думала, что ты такая наглая, девочка, не думала, – прошептала гостья, помешивая чай ложечкой, и чего она там размешивала? – Сначала отцу голову вскружила, потом сыну. Впрочем, я тебя понимаю – мои мужчины и в самом деле знатные женихи – и красивые, и богатые!
– Не понимаю, о чем вы говорите, – невозмутимо произнесла я, проглотив оскорбление. – Александр был всего лишь моим психологом, не более.
– Мне уже не столь важно, кем он тебе был! – ответила женщина, принявшись за торт. Я прикусила губу. Воистину, неплохая актриса мать Максима. Если тогда она походила на невменяюмую истеричку, то теперь передо мной сидела деловая дама, откровенно предлагающая мне сделку. – Мы понимаем друг друга. Я таких видела...
– Боюсь, вы во власти заблуждений, – заметила я.
– Я так не думаю, и твоя соседка – тоже! – мои щеки покраснели, и вдруг подумалось – действительно, рыбак рыбака видит издалека! – Она мне многое рассказала.
– Ничего особого она рассказать не могла, – заметила я, чувствуя, как в душе просыпается раздражение. Господи, о чем мне с ней разговаривать? Она уже все решила, таких не переубедишь! Да и стоит ли? – Большую часть вы с ней додумали.
– Людей не обманешь, – засмеялась мать Максима. Как же ее зовут? А какая, впрочем, разница! – Моя мама...
– Про вашу маму не надо! – зло ответила я. – Вы не хуже меня знаете...
– Знаю, детка, – прервала меня гостья, приканчивая один кусок торта и принимаясь за второй. Видимо, неприятный разговор аппетита ей не убавил, а мне стало жаль максимкиного торта. – Все знаю, все знаю. И то, что Максима против бабки настроила, что уехал он от нее в Рождество. А тебя не волнует, что у старушки был инфаркт? И это в такой великий праздник?
– У таких инфаркта не бывает, а если бывает, то не от приступов совести. – усмехнулась я. – Она меня вовсе не жалела, не так ли? Почему должна жалеть я? Жалеть и ее, и вас? О, да вы схватились за грудь! Наверное, будете играть на моей совести, рассказывать, как вы больны и как вам плохо, и все из-за меня! Только, знаете, на меня не действует. Так что не тратьте и мое, и свое время, и не рассказывайте мне про ваше больное сердце, про ваши болячки вообще, про расшатанную нервную систему, хотя в последнее я поверю...
Мама Максима бросила на меня гневный взгляд, но я лишь сыграла в дурочку и дружески улыбнулась. Гостья опустила глаза. Дуэль продолжалась.
– Тебя ничем не проймешь... – прошептала она.
– Семейным шантажом – точно не проймешь, вы правы – невозмутимо ответила я. – Думаете, я не проходила все это? Чуть что – я болею, сердце... После каждой такой сцены любовь, дарованная тает, и возникает жалость, замешанная на презрении. Потому что конфликты не решаются шантажом, а откладываются. До сих пор не поняли?
– Ты много говоришь, девочка, – мягко сказала гостья. – Книжек умных начиталась? Совести у тебя нет.
– А у вас есть? – неожиданно спросила я. – Вы сейчас пришли ко мне, которую уже несколько раз больно обидели. Забыли сцену на кладбище или наш разговор по телефону? Забыли, как опозорили меня перед всем институтом из-за ваших подозрений? Забыли, как вы меня тогда называли? Думаю, что всего этого достаточно, чтобы исчерпать лимит терпения среднестатистического человека, вы не находите? Вы обвинили меня в чем-то, чего не было, и мы обе хорошо это знаем, так что не говорите о совести!
– Любишь его? – спросила гостья, преспокойненько доедая кусочек торта. Ну, и скажите на милость, для кого это я до сих пор распиналась? А тортика все ж жалко. Надеюсь, это ей пойдет в лишние килограммы а не в силы для вредительства.
– Не ваше дело! – прошипела я. – Главное, он меня любит.
– Любит ли? – усмехнулась женщина. – Поверь мне, он не так любит. Я видела. То, что происходит с тобой – похоже на сумасшествие.
– Любовь и есть – игра на грани сумасшествия, – заметила я, взяв и себе тортика. А то не останется. – Вам не понять...
– Не знаю...
– Я знаю, – прошептала я. – Чего вы хотите? Если пришли обвинять меня – то зря тратите мое и ваше время. Дверь знаете где.
– Ты меня выставляешь? – зло усмехнулась гостья. – Меня, мать твоего... парня!
– Ни в каком правиле негласной этики не прописано, что я в собственном доме должна выслушивать ваши оскорбления, – заметила я, запивая кусок торта чаем. Нет, Максимка молодец, знает, что в магазине выбирать! – Тем более, что вы плохо повлияли на мою репутацию, распространив моему злейшему врагу приватные обо мне сведения. Одним словом, разговор окончен. Либо вы скажете, что вам надо, либо уходите.
– Ты понимаешь, что у меня нет больше мужа, нет и сына, – поменяла тему гостья, и оставила торт в покое. Кажется, я наконец-то услышу, за чем на самом деле мне пришлось вытерпеть этот визит. – На что мне жить, красавица? Мне еще и мать содержать...
– Мама ваша и сама не промах, – машинально проговорила я, вспоминая хорошо поставленное хозяйство старушки. – При этом, вы выбрали неудачного собеседника для подобной темы. Но я расскажу Максиму о нашем разговоре.
– Отдай мне сына! – прошипела гостья.
И тут я не выдержала:
– Вы что думаете – Максим маленький ребенок? Игрушка? К вашему сведению, он взрослый человек и отношения с вами будет решать сам! Не я, а он и вы. И хватит мне тут нервы мотать – это ничего не изменит. Я никогда, слышите, никогда не вмешаюсь в ваши с Максимом отношения, а уж, тем более, после всего произошедшего, не собираюсь вас мирить! Мне это, как понимаете, невыгодно. Так что извините – хотели начистоту, услышали.
На мгновение я увидела лицо той самой истерички с кладбища, но только на мгновение. Мгновение прошло, мама Максима величественно поднялась, схватила свою сумочку из модного бутика и проплыла к двери. Запирая за ней замок, я с грустью сообразила, куда она направилась: к соседке.
Елочку украшать расхотелось... Но украсила... И опять села за компьютер. На время мне просто захотелось отрешиться от реального мира. Пусть даже и в том, нереальном...

“Эти покои были гораздо проще тех, в которых я была раньше, но, несомненно, вновь принадлежали замку. На кровати лежала полностью одетая Ниара, лежала на спине, невидяще уставившись в потолок.
За дверью раздались тихие шаги, и гибкая девушка сразу же вскочила, встревожившись, однако тотчас успокоилась, узнав толстоватую служанку принцессы. Повязав на талии широкий пояс, на котором крепилось оружие, телохранительница побежала по коридорам так быстро, что я едва за ней успевала, так как мне еще надо было умудряться облетать молчаливых стражников.
У дверей принцессы, как всегда, дежурила одна из телохранительниц. Ниара, откинув капюшон зеленого плаща, переглянулась с Хлоей, и та, зевнув, исчезла в лабиринте коридоров, без особых обид уступив место своей коллеге.
К комнате царил полумрак. Ниара нерешительно застыла на пороге, и мне пришлось влиться в дверь, чтобы не коснуться телохранительницы и не спугнуть ее. Махнув вверх, я тенью опустилась рядом с кроватью и принялась ждать. На кровати явно лежало чье-то тело, наверно, именно оно и смутило девушку, но вот раздался легкий шорох, Ниара насторожилась, и рядом с ней возникла выплывшая из темноты фигура в плаще. Узнав лицо Анлерины, Ниара расслабилась, а принцесса надела на лицо темную маску. Жестом показав на ворох такой же сливающейся с темнотой одежды, госпожа терпеливо подождала, пока ее телохранительница переоделась, и тихо прошептав: “Надеюсь, я не делаю ошибки” – подошла к стене, откинула ковер и, что-то нажав, открыла темное жерло прохода.
Такой проход я видела впервые в жизни и стало даже интересно. Но войдя внутрь вслед за державшей факел Ниарой, я поймала себя на мысли, что здесь я уже была.  Телохранительница тем временем явно размышляла, скольким известна тайна этого хода в стене и сколько из знающих мечтают погубить последнего легального ребенка Врана.
Но вот принцесса остановилась, погасила свечу, нажала на какой-то камушек, и мы очутились в небольшой нише на, казалось, отвесной стене. Видимо, ниша носила снаружи чисто декоративный характер, о чем говорили несколько статуй, но здесь она служила тайным местом свиданий. Самое смешное в этом было, что и эта ниша была мне знакома, все поплыло перед глазами, померещилось мне вдруг звездное небо над головой, губы Максима на шее и его крепкие руки на моей талии.
Но вот вокруг вновь мигнуло, и сон вернулся. Наверху мерно ходили часовые, а принцесса, дрожа от нетерпения, чего-то ждала. И дождалась. Прямо перед ней, в противоположной стороне, открылся проход, и из него выскользнула темная фигура в такой же маске и плаще, как и у девушек. Видимо, и этот мужчина хотел остаться незамеченным и неузнанным. Принцесса, охнув от радости, повисла на шее у незнакомца, и я тихо перекосилась – неужели мне пришлось стать свидетельницей тайного любовного свидания! Но первые же слова девушки меня разубедили:
– О Боги, Вареон! Я так боялась, что тебя и в живых-то нет! Наран давно мне послал весточку, что ты ушел, а куда – никто не знает. Почему!
– Не смог жить на подачках! – прошептал незнакомец, и его голос мне показался смутно знакомым. Но измененный тканью маски и приглушенным шепотом, он не позволял мне убедиться в своей догадке. – Не мог, понимаешь!
– Почему не расскажешь отцу правду, – плакала принцесса в объятиях, несомненно, брата. – Почему! Зачем мучаете один другого?
– Какую правду, – съязвил незнакомец. – Что я не убивал Берила? Милая моя сестренка, это знают уже все, кроме него. У всех есть сомнения, только не у нашего отца... Но у нас мало времени, не будет терять его на бессмысленные споры. Поговорим о новой фаворитке и Манраде. Слышал, что тебе грозит опастность...
– Не бойся, – прошептала принцесса, и в ее голосе я уловила злорадство. – Вскоре Манрад повздорит со своей милой!
– Не играй с ним! – прошипел Вареон. – Ради всех Богов, не играй! Он очень опасен!
– Ты не за меня беспокойся: я выросла при дворе, я воспитывалась при дворе, и знаю двор и смогу в нем выжить. А ты? Я принесла тебе драгоценных камней, – девушка осторожно всунула в руку Вареона тяжелый кошелек. – Они помогут подкупить нужных людей. Братишка, пожалуйста, будь осторожнее... Если бы Манрад тогда обернулся! Если бы увидел тебя, почему так рискуешь, глупый! – девушка прижалась к брату и заплакала. – Почему так получилось? Почему?
Вареон, обняв девушку, прошептал срывающимся голосом:
– Я не знаю, родная. Я многое бы отдал, чтобы быть сейчас на месте Берила.
– Не говори так! Вы оба мне дороги, очень дороги! Держись, братик, держись. Борись с нашей злой судьбой, как это делаю я! Отец хочет выдать меня за сына Сарадны, – Вареон вздрогнул, прижав к себе сестру еще сильнее. – Помолвка состоялась сегодня. Свадьба будет через полгода. Теперь я благодарю столь долгий срок проверки.
Ниара, подойдя к принцессе, дернула ее за плащ:
– Нам пора, вас могут хватиться.
Вареон кивнул, обнял сестру еще крепче и вдруг выпустил.
– Я буду ждать тебя здесь через каждые десять дней.
– Я приду. Вареон, родной мой, осторожнее! Не так, как вчера! Прошу тебя!”

Я вспомнила, как восприняла этот сон. Когда я проснулась, на моих глазах стояли слезы, а сон казался реальным, при этом каким-то особо волнующим, будто я смотрела на двоих родных мне людей, которые сильно страдали.
Готовя Максиму нехитрый ужин, я вспоминала подробности и вдруг поймала себя на мысли, что не просто так мне сняться такие сны. Есть какой-то смысл, так говорил Александр? Сначала говорил, пока не начал что-то плести о очень развитой фантазии и о побеге из реальности. О недостатке любви... Но теперь у меня был Максим, и я, вроде, любила его, почему сны не прекратились? Почему в них существует прямая сюжетная линия, которая подводит к какому-то финалу. Впрочем, и так ясно к какому... Вареону не спрятаться в столице – его однажды узнают и убьют. Анлерине ничего не останется, как выйти замуж, оказаться на ножах со своей свекровью, и попытаться спасти отца. Кто победит в этом поединке, я не знаю, но решение Анлерины перетянуть Манрада на свою сторону не глупо. Еще лучше было бы женить его на себе. Почему-то я знала, что Манрад не причинит ей вреда. Хотя и здесь непонятно. Кому он все же говорил правду? Нарану и его деду или Сарадне? Может, обоим, и он ведет свою игру? И кто все же Вареон? Больше всего на эту роль подходил Ланс. Но рядом был еще и Дал. Кто из них? Скорее, Ланс, недаром он так испугался при напоминании о Манраде. А Дал? Далу было все равно... Тьфу-ты, нашла о чем думать...
Как правило такими мыслями я убегаю от реальности. Поймав себя на этой мысли, я порылась в памяти – чего именно я так боюсь, что опять погрузилась в эти глупые сны. Но искать долго не пришлось. Я вспомнила о матери Максима, и мне стало тошно. Господи, что мне делать? Решение пришло вечером, когда мой милый уплетал за обе щеки приготовленное любящими ручками тушеное мясо. Мое предположение оказалось верным – готовить ни мать Максима, ни его бабушка толком не умели, вот и казалась моя стряпня Максимке выше всех похвал, хотя такой и не являлась.
– Максим, ты когда мать видел в последний раз? – спросила я, когда Максим, раздобрев от угощения, развалился на стуле, довольно почесывая полный живот.
– Да вчера, – немедленно насторожился Максимка, подозрительно посмотрев на меня, – почему спрашиваешь?
Я налила Максиму кофе и поставила на стол вазочку с шоколадным печеньем:
– Понимаешь, родной, я просто беспокоюсь... Она у тебя не очень добрая, но она твоя мать. Она работает?
– Нет, – насторожился еще больше Максим, оставив в покое свой живот. Я вздохнула – сколько вечеров еще испортит нам эта истеричка. Но, вовремя вспомнив, что эта истеричка родила-таки и вырастила моего Максима, я продолжила:
– Может, на пенсии?
– Какая пенсия? – усмехнулся Максим. – Она же у меня всю жизнь... Погоди-ка, котенок, ты это к чему? Ну-ка признавайся, она была здесь?
Я покраснела и медленно кивнула. Максим нахмурился:
– И просила денег?
Я снова кивнула.
– И мне вернуться...
Снова кивок. Я не могла ему врать, да и Максим имел право знать.
– И что ты ответила?
– Это тебе решать, милый, – тихо ответила я. – Не мне, и не ей. Я сказала, что ты взрослый человек и сам отвечаешь за свои поступки. И отношения с матерью налаживать тебе, а не мне.
– Молодец, Ритуша, – улыбнулся Максим. – Но совесть взыграла? Зря, не волнуйся, я ей вчера как раз половину зарплаты отдал. Вторая – тебе.
– Максим, – прошептала я, краснея еще больше. – Я не это думала.
– А я – это. Ты – моя девушка, и нам надо поговорить о деньгах, о нашем совместном бюджете. Я понимаю, что ты не очень богата, что ты студентка, а студенты вечно на бобах сидят, тем более, студенты с квартирой. Родители тебе помогают, но, смотрю, не очень.
– Перестань, – прошептала я, сгорая от стыда.
– В этом нет ничего плохого. Кстати, елка симпатичная... Только злая какая-то...
– Как раз после твоей мамаши украшала, – покраснела я.
– Я так и подумал, – Максим ушел в коридор и принес мне маленькую коробочку. В ней лежала снегурочка. Такая, как были при Советах – пластмассовая, с обгрызенным верхом.
– Это мои зубки! – воскликнул Максим. – У мамы вчера конфисковал. Она все равно ее уже не ставит, стыдно ей, видишь ли, а это моя первая любовь!
– Можно и я кусну, – ревниво спросила я.
– Ну нет, – отобрал у меня снегурку Максим. – Не трошь старушку!
Вечером мы заново украшали елку и обсуждали, какие костюмы завтра оденем на праздник к Кате. Максим, который мне почему-то ни разу не обмолвился ни о своих друзьях, ни о своей работе в нотариальной конторе, завтра впервые выходил со мной в мой мир.
А на улице пробудилось чудо. Пошел снег. Почти первый в этом году. Стоя у окна тесно обнявшись с Максимом, я долго любовались снежными осами, пока Максим не спросил:
– Ты счастлива со мной?
– Да, – просто ответила я. – В наших отношениях есть все. Даже маленькая горчинка – твои родственники.
– Она больше не потревожит тебя, я обещаю, – прошептал он, целуя меня в шею.
– Не надо, Максим, – ответила я, почувствовав в его словах оттенок горечи. – Не надо, родной. Ты же понимаешь, что мне это не важно. Ради тебя я готова ее терпеть. Ради тебя я многое могу вытерпеть.
– Я знаю, – мягко ответил мой милый, зарыв лицо в мои волосы.
В этот миг я и в самом деле была счастлива. Но только миг, потому что казалось мне, что не раз я стояла вот так с Максимом, тесно обнявшись, стояла у окна и любовалась падающим снегом. О Боже, что же это?