мимоходом

МИМОХОДОМ.


Ласковый июльский вечер. Было то приятное время суток, когда ветер стих, а ночная прохлада ещё не наступила. Солнце уже село за дальними высотными домами, и его последние лучи не ослепляли прохожих. В такой час хорошо выйти в сад в деревне. После утомительной работы в огороде хорошо за столиком под вишней выпить чашку обжигающего чаю, громко прихлёбывая (здесь долой этикет!). Пригласив близкую подругу, чудно поговорить о самом задушевном, вдохнуть аромат свежего воздуха и, перейдя к ночи на шёпот, притихнуть и услышать стрекот кузнечиков в зарослях цикория. А вот и ёжик стал хозяйничать, деловито и безбоязненно пробираясь в траве по только ему одному известному маршруту. Спелые отяжелевшие вишни, таинственно блестя бочками, к ночи совсем спрятались в листве и стали едва различимы.
Божественное время!
В городе в такой час тоже ощущается радость бытия. И привокзальная суета отъезжающих, и пышущий жаром перрон, и резкие звуки громкоговорителя- всё побуждает ехать в вагоне далеко-далеко, всю ночь слушать мерный стук колёс и мечтать о том сокровенном, что, наверное, никогда не сбудется. Ты свободен от работы, от семейных обязанностей. Душа открыта миру. Ты испытываешь состояние эйфории. Кажется, ничто не может омрачить твоё любовное отношение к миру.
Однако у ночи свои законы, суровые и страшные.
С наступлением темноты к вокзалу стекаются нищие, уродцы, пьяницы и прочий люд неизвестного происхождения.
Вот тётка, неопределённого возраста, с почерневшим от пьянки лицом, села прямо на асфальт у железного забора. Одной рукой она подтягивает к себе свои многочисленные засаленные сумки, другой, впиваясь в растрёпанные, все в колтунах, волосы, неистово чешет голову всей пятернёй. Проделав это, она расправляет заскорузлые ноги и начинает копаться в сумках. Руки её свинцового цвета, в цыпках, ногти украшает траурная обводка из грязи, довольно широкая. Нащупав какой-то кусок, она извлекает его из сумки, внимательно рассматривает и начинает есть.
- Эта сучка уже ест!- потревожила её вечерю соседка справа, рыжая худая баба с подбитым глазом. –Дай мне кусок!
- Нет у меня ни хрена! Я сама жрать хочу! Голодная, как собака. Три дня ничего не ела! - сиплым голосом кричит та ей в ответ, продолжая жевать. Крошки сыплются из её рта, она вытирает рот и нос рукавом, громко сморкается и продолжает говорить сама с собой, отчаянно жестикулируя одной рукой и кивая головой.
У привокзального киоска уже готовится к ночлегу группа людей, судя по одежде, двое мужчин и женщина. Они старательно делают себе настил из картонных ящиков на асфальте. Одежда на мужчине – явно с чужого плеча: короткие школьные брюки и школьная же курточка, из которой уродливо торчат кисти широких рук. На одной ноге его надет дырявый носок, и обут он в женские сбитые тапочки. Лицо одутловатое, с выдвинутой нижней челюстью, обросшей грязной щетиной, выражает покорность и смирение. Он моргает глазами и, почёсывая бока, топчется рядом в ожидании. Вот и готово ложе. Легли. Примерялись. Неудачно. Встали. Вновь начали копошиться. Сумки – под голову. Ноги поджаты. Женщина, маленькая и худенькая, совсем как девочка, сняла свою длинную верхнюю юбку и, пристроившись между мужчинами, укрыла всех ею, как одеялом.
Ни одна деталь не ускользнёт от наблюдательного человека, поражённого жутким зрелищем. В туалете, на цементном полу, в луже зловонной мочи, лежит совсем молоденькая девушка. Она пьяна и спит беспробудно. Поодаль лежит отброшенная сумочка. Волосы спутались на лбу. Рот полуоткрыт. Губы липкие, и по ним , и по всему лицу её ползают мухи, огромные зелёные мухи…
А мимо торопятся редкие прохожие, привычные ко всему городские сторонние наблюдатели, равнодушно или озлобленно отмахиваясь от просящих рук, детских и взрослых, бросая косые взгляды на ночных пришельцев, ищущих на земле своего пристанища…
Между тем малиновое солнце закатилось за горизонт уже наполовину…Вот видна только четвертушка… Вот скрывается совсем…
Вот первая звезда срывается и катится по небосклону, затухает, страдая. Яркая луна уже господствует на небе.
Ночь мерно продолжает своё путешествие по усталой земле.