Девушка по имени Апрель

       
Девушка по имени Апрель



       «Непонятная нежность, у которой не было имени,- она ни к кому
конкретно не относилась, она парила свободно, как ветерок
поздним летним вечером. Это была легкая, только что
зародившаяся нежность, которая витала вокруг нас и казалась
вполне безопасной. Ведь у нее еще не было имени, и ее
еще не успела пронзить боль, от которой так трудно уйти»
Ремарк.




Ветер… сколько слов, эмоций и воспоминаний, вздохов счастья и слез он в себе таит, путешествуя по миру. Каждый, думаю, чувствует этот ветер, непременно что-то свое, связав с ним, а кто-то и вовсе его не чувствует.
Действительно, у каждого свой ветер – ветер желаний и мыслей, фантазий и вдохновения. Ветер родной страны и надежды ее увидеть вновь. Заветный и желанный ветер, ветер перемен, который, касаясь и проникая в тебя, будоражит и пробуждает, кажется, давно забытые ощущения, воспоминания.
 Ветер, вдохнув который, вдруг, нечаянно содрогаешься…
 Она сегодня пыталась слушать этот ветер…а, может, и говорить с ним. И, кажется, у нее все получалось.
На крыше пятиэтажного дома, недалеко от главного Проспекта, теперь был иной мир. Сюда обычно приходила Апрель, чтобы побыть с собой, поговорить и осторожно раскрыть свой мир из фольги, чтобы на рассвете бережно сложить и надежно спрятать его.
Чем взрослее девушка становилась, тем плотнее она закрывалась от окружающих, поместив все эмоции в маленькую шкатулку, ключ от которой безнадежно был потерян.
Семья у Апрель была чудесная, в лучших армянских традициях, да вот только дочь по-своему воспринимала эти традиции, да еще и осмеливалась говорить о них вслух.
В последнее время было неспокойно. В ее разбушевавшемся сердце все чаще и чаще проносилась буря.
Множество вопросов оставались безответными. Дома была суета. Работа надежно покрывала пылью все мысли о хорошем и легком. Но как только наступал пятничный вечер, Апрель исчезала от угнетающей действительности.
  Ей нравилось на миг превратиться в художника, художника в свободном полете. Она начинала рисовать: рисовала на небе, не спрашивая при этом хозяйку Луну. У радуги (несмотря на то, что они появляются в разное время) тихо крала цвета и на знакомых крышах и домах рисовала весну…ту весну, которая всегда была в ней, но просыпалась изредка.
Но, вдруг, нежданно этот мир уплыл куда-то из рук, изменился. А ей оставалось только наблюдать за ним: появился он.
Ниоткуда…
А, может, это опять судьба «шутит»?
 Сегодня Она была не одна. Их теперь было двое.
На один миг пассажиром на ее одиноком корабле, частые рейсы которого доставляли ее на седьмое небо, стал еще один попутчик.
Это был невысокий брюнет с густыми бровями, грустным и меланхоличным взглядом. Он понятия не имел кто она. Это и не нужно было ему… сейчас. Он, приехав на один день в родной Ереван, хотел лишь вздохнуть воздух родины, побольше и поглубже, чтобы потом, за границей, иногда по глотку упиваться им…
Этот последний вечер на родине незнакомец решил провести на крыше родного дома, где он провел самые счастливые годы жизни.
Она никого не ждала, она никогда никого не ждала.
Он очень тихо поднялся на крышу с полной уверенностью, что никого здесь не будет. Даже если и был ... ему было все равно.
Не обращая внимания на маленькое существо в капюшоне, он сел спиною к ней и начал вспоминать детство.
Вдруг его разбудил пронзительный и, как ему показалось, злостный взгляд этого существа. Это была девушка. Она с укором смотрела на него. На миг ему показалось, что, может, он что-то неприличное сказал вслух, сделал не то. Но сам, отбиваясь от глупых мыслей, быстро нашел ответ и, видимо, очень был доволен им (ответом). "Армянские глаза"... в их глубине всегда будет мирно плавать вопрос "почему?"
Молчание стало нелегким.
Он вдруг спросил:"Почему ты здесь?".
"Наверное, по той же причине, что и ты ",- ухмыльнулась она и быстро отвела взгляд.
           Но он успел заметить в них дикую отстраненность от этого мира... отчаянье.
Не будем описывать весь разговор, лишь воспроизведем пару фраз, которые быстро растворились в воздухе мирного и тихого города роз.
Сидя спиной друг к другу, они, кажется, почувствовали что-то отдаленное, напоминающее теплоту.
Она: «Ты – странный…».
Он: «Я знаю…».
Разговор был немногословен…
Я думаю, они давно устали от пустых разговоров…
На часах уже было 3.15 утра…
Он: «У меня весь день лил дождь… и… испортил все мои планы…»
Она: «Завтра будет солнце и, когда ты увидишь первые лучи, улыбнись. Я почувствую….»
Молчание…
Она: «Ты здесь…?»
Он: «Да… мое сердце всегда в этом городе… уже как 10 лет…»
Он: «Вот, вот скажи ( резко исподлобья посмотрев на нее).. откуда ты знаешь, что завтра будет.. солнце..?».
Она: «Мне сказали…»
Он посмотрел на нее отстраненным взглядом, в котором сарказм и удивление играли джаз, затем отвернулся. Ответа не понадобилось. Он отлично знал, что от гнетущего молчания она сама захочет продолжить свои разговоры... Он был прав.
           Она: «Те облака, которые сейчас проплывают над твоим городом…, они мне прошептали, вчера ночью, когда летели над холодным утренним Ереваном. Я почему-то не могла заснуть и сидела у окна …. А Сердце пело от внезапно нахлынувшей теплоты, и я попросила передать немного моего огня тебе, в холодные края…».
Он улыбнулся, приподняв густые брови, и закрыл глаза…
Он: «Мдаааа, странная ты…».
Она: «Почему…?»
Молчание...
Она опять услышала молчание, едва ощутив его дыхание.
Он был немногословен и максималистичен, своенравен и тверд. Его темперамент не позволял слабость: он добивался всего, чего желал. Им уже давно овладел холод и непринужденность, а в жизни он был как паук, который метко расправляется с жертвами, залетевшими в паутину. Нет, нет, это вовсе не плохо. Просто времена такие.
Может, все изменится. Может быть...


       Но сейчас странная мягкость овладела его разумом, а может, это ваниль воздуха долгожданной родины дурманила его.
Идеалист. Он сам себя так называл: открыт и разговорчив со всеми, но закрыт почти для всех, в своем цветном мире.
  Эти глаза…
В них было столько звезд…
Его улыбка…
…Она только представляла его улыбку, да и потом не перестанет ее представлять. Словно в этой улыбке открылся заветный и далекий сад цветущих тюльпанов.
Он любил желтые тюльпаны…
Они были знакомы несколько часов…
  Ему было за 25, а ей едва исполнилось 19. Он был давно свободен, свободен от мнений и взглядов, жил в Европе, не обремененный традициями, не скованный обществом.
       Она хотела свободы, не хотела играть, притворяться, изображать скромность. Все ее попытки промолчать на лживые комплименты оборачивались дерзостью, а в разговорах сверстницы часто обижались на ее отстраненный взгляд и молчание…
  У него была свобода…
Она была окружена людьми, которые улыбались и что-то все время говорили.
Жизнь, кажется, бурлила и кипела у обоих, но рядом, где-то рядом.
Они были одиноки в 21 веке, где безмерное количество увлечений и забав могло спасти даже самого заядлого и избалованного путника на земле. У каждого было свое одиночество, родное близкое, и, кажется, именно в нем эти два сердца находили упоение и утешение.
       Случайно или с чьей-то благоговейной помощью они встретились в теплый апрельский день, на крыше дома из розового туфа, по улице ****(N?) «города всех романов». Города, который не уставал наблюдать за зародившимися стебельками ранних отношений и радоваться праздничным танцам белых свадебных цветов.

           «…Я не нахожу общего языка с теми, что с твоего края и, если я найду с тобой, то ты  будешь первая и, думаю, последняя…»
Она нахмурила брови, а пухлые губки сжались в бантик. В глазах сверкнула молния.
Дальше…?
Дальше было молчание, часы уже показывали 5 .
Солнце медленно поднималось над мирно просыпающимся Ереваном…
Она хотела заговорить, обнимая его взглядом.
Помолиться ему о горах, густых лесах, о горных реках и водопадах, в которых находила вдохновение, о равнинах, в которых она собирала горные цветы. О родных недостроенных дорогах, по которым бегала изо всех сил, улыбаясь яркой синеве над головой. Обо всем, что есть на свете и обо всем, что есть где-то внутри, в ее мире, куда звала его. В мир, где нет игры. Где «она дика, печальна, молчалива, как лань лесная боязлива», где она иногда ругается по-армянски. Туда, где не надо изображать приторную улыбку и скромность и можно, закрыв глаза, ощущать всю теплоту его дыхания, до самой последней капли.
 Но с чего начать?
Как же самые, кажется, заветные и глубокие слова трудно вызволить из низов души и заставить себя их произнести.
 Она знала, знала наверняка, у него где-то внутри есть свет, свет добра. Но как же добраться до него? Как мотылек ей хотелось лететь к этому свету. И, казалось, именно этот свет и будет тем заветным солнцем, которое заставит цвести сады ее маленького Вавилона.
Она боялась….

Говорил он коротко, четко, сухо и касательно вопроса.
Не то, что она…
Ей часто хотелось говорить по существу, казаться серьезной, она и была такой.
Но, не с ним…, не сейчас.
Сумасшедшая «стая» бабочек ураганом проносилась в голове, стирая все преграды,
кружила ее в невероятном и опасном танце, на краю пропасти ошалевшего воображения…
Он продолжал молчать…
Резко повернувшись и стремительно бросив изучающий взгляд на нее с ног до головы
(при этом дрожь охватила ее), он спросил: «О чем ты мечтаешь?»,- при этом посмотрел на Арарат. Величественная гора, медленно, с каждой минутой освещалась первыми желтыми лучами небесной светиле…
Не дожидаясь ответа, Он сам начал:
- Вот я хочу обнять теплые и нежные руки любимой девушки…
«…Что скажешь…?», - добавил он.
Что тут сказать, что ей оставалось сказать?
Опять все начало бурлить. Она утопала в эмоциях. Если бы не разум, то многие девушки, в том числе и она, очень часто свершали бы приятные глупости. Хотя…Почему бы и нет…Но, не сейчас…
«Я ?», - вырвался тихий писк, прервавшись резким вздохом.. ( а мысли уже были в
очереди, чтобы соскользнуть с губ: она пока думала, говорить ли о том оранжевом небе, о
котором мечтает ее маленькое сердце, или бросить пару стандартных фраз)
Вдруг краешек его губ приподнялся, (он, наверное, улыбнулся, тысячу чертей, и понял, что сердце задыхается, подумала она).
Да, он улыбался… (пишу и сама улыбаюсь)
«Я …?», - переспросила она. При этом, стараясь еще немного оттянуть времени, а
мягкому и детскому голосу придать суровый лад.
Она так и ничего не ответила…
«У меня небо очень хмурое и завтра, тоже, будет таким» - прошептал Он.
Опустив голову и сама себя обнимая, она тихо и нерешительно сказала:
- У тебя (пауза), завтра будет солнышко…
Она знала, что этот чужой человек с очаровательной улыбкой, непременно, с присущим ему нигилизмом отнесется к ее словам. Не дожидаясь реакции, продолжила.
 - Поверь мне, тебе будет… светло. Я ведь попросила передать тебе теплоту…
 «Мою…»,- еле слышно добавила.
Голос окончательно заглох. Теперь ее овладело мучительное смущение.
«Интересная ты», - это все, что бросил он, вкусно затягивая сигарету и захлопнув, как хлопушку, глаз…
Она не понимала его и каждый раз, хотела кричать: «Почему ? …Почему я странная, почему, говори…
А нет, не говори, обними, крепко, еще крепче, и не отпускай, не отпускай, сжимай и души меня в своих объятиях…
 И ...не смей никогда отпускать…».
Ее смущение забавляло его…
Элегантным движением бледных ручек она натянула желтый беретик, небрежно засовывая в шапочку весь букет кудрявых, непослушных волос, лежащих на плечах и
олицетворявших ее упрямых характер…
«Она была ребенком, каким же она была ребенком»,- думал Он.
Осмотрелась.
Он наблюдал за этим, как ей показалось, бессмысленным действием и, почему-то, улыбался, сам не понимая отчего. Незаметно каждое движение этого существа, которое назвалось Апрель, будило в нем неведомое доселе дыхание.

       Не осознавая, она ответила своей детской улыбкой. Но, не выдержав пристальный взгляд, отвернулась. Впервые за все это время ей стало стыдно…
Стыд. Она давно избавилась от него. Впредь это было неведомое ей чувство и совсем ненужное, ставящее преграды во всем.
 Хотя до этого было много откровенных разговоров, в которых ее непосредственность вперемежку с несколько откровенными ответами, отнюдь, не отталкивали его.
       В ее улыбке он видел цветы, « арагатци стороти цахикнеры». Букет разноцветных полевых цветов, столь желанных и пахнущих весной.
Ее взгляд привлекал его, а некая искренняя наивность, которую он замечал, будоражила. Он трепетал.
Было поздно, он знал и понимал, что дома ее ждет скандал и строгий выговор, хоть и не хотелось оторваться от этого медленного полета двух незнакомцев, которые в этот момент в одинаковых цветах воспринимали окружающий мир.
Пересилив себя, он сказал холодно и отчужденно.
Тебе пора…
Ответа не последовало, он и не ждал его.
«Пошли»,- позвал он ее с собой.
Солнце уже освятило оранжевый от ярких небесных лучей город, который просыпался от
звуков маршруток и людей, спешивших на повседневную работу. Просыпался, как сонный лес пробуждается от голосов его обитателей.
Она не обернулась… Вдруг ей показалось, что мир, который она обнимала и ощущала каждый частицей своей души, и дыханием, отнимают у нее, не спрашивая, хочет ли она того, зная, что она не хочет ни за что отдавать его и спускаться вниз…
Вдруг она взорвалась и медленно, по кусочкам, словно ваза, разбилась о твердый каменный пол: Это его руки к ней прикоснулись…Он обнял ее плечи, с которых упал ярко- зеленый плед.
 Прислонившись губами к ее спадавшим кудрям, он вздохнул. Он был счастлив в этот момент и его радостный мир, где он доверялся хрупким рукам этой сумасшедшей девочки, окутало одеяло грусти, светлой и солнечной грусти, счастья, фатальный конец которого уже давно был написан небесным поэтом.
 Его дыхание как, ночной бриз, всколыхнул всю ее, словно внезапным хищником прыгнув на дерево, где мирно сидела стая птиц.
Это было так внезапно, так приятно и безнадежно, что обомлевший разум и обезумевшее сердце лишили ее каких - либо слов, ибо в тот момент молчание было самым красивым, что она могла, когда-либо слышать…
Слушала ли она наш мир…
Об этом будет знать только она…
Резко отняв холодную руку, которая давно и покорно лежала в его ладони, она начала говорить: голос медленно усиливался, пробуждая все вокруг.
Ты знаешь, друг…
Друг внезапный и душевный, друг которого может быть и придумал мой разум… А, может, он посоветовался сердцем. Друг, теплый как сладкий чай в зимний холод, как ереванский ветер, который ты стремишься обнять.
Подняв голову и посмотрев большими черными глазами на него, мечтательно и отдаленно, она произнесла мягким и тихим шепотом.
- Я знала, что встречу тебя, тебя, кому, так же как и мне хочется, чтобы обняли его холодные ладони… и молча произносили приятные пустяки. Вздыхали, смотря в глаза, шептали, что-то невнятное, и сидели рядом. Так, чтобы прислонить спину и голову опустить на плечо Ему и знать, что его сильные плечи выдержат даже самые тяжелые и трудные мысли. Не отпуская при этом рук, закрыв глаза, рисовать на небе радугу, и каждый раз смеяться друг над другом, щекотать. Знать, что если тебе захочется улыбнуться… одним весенним утром, то ты позвонишь именно ему и просто улыбнешься, не произнеся ни слова, он все поймет. Поймет и прочувствует волны, на которые настроена ты, и если надо, возьмет за руку, пойдет и будет плыть с тобой по этим волнам…
Мысли кончились?
Нет-нет, их было много. Просто она сама сдалась, сдалась обстоятельствам, которые мы часто и бесполезно виним в наших ошибках.
 Это был отчаянный крик, последнее пламя угасающего под проливным дождем огня. Она опять падала с седьмого неба, так хрупко возведенного ее детскими фантазиями, и все хотела ухватиться за что-то: за птицу, за краешек радуги, за медленно и мирно проплывающие облака…
Он уже шел впереди, медленно отдаляясь от нее,
А ухватиться она могла уже всего лишь за тень. Ведь часто мы так поступаем, напрасно обманывая себя пустыми надеждами и закрывая пылью глаза на то, что давно стало неминуемой действительностью.
Она прокричала….
И голос ее пронесся сквозь вселенную и его закрывшуюся душу, но, все же, вонзился в его спину…
       «Да, да, ты мне ответишь, так же, как и сейчас, и хотя темно, я чувствую, как улыбка тебя озаряет, ты улыбнулся…
Я знаю, все, что я могу ухватить от тебя и оставить со мной навсегда, это..»,- голос дрожал… «это твоя улыбка».

Маленькая девочка, которую жизнь сделала взрослой, в один миг захотела вернуться в свою «нетландию» и помечтать, но, не успев окунуться в океан фантазий, она начала безнадежно захлебываться…

Он остановился на миг, посмотрел назад… и увидел лишь ее плечи, которые изредка дрожали от утреннего ветра. Она все еще сидела …
       «Я хотел сказать, напоследок,- сдерживая вдруг нахлынувшие слезы и тоску произнес он,- ты первая и последняя девушка с твоих краев (а промолчав добавил), наверное, единственная, с кем я смог оторваться от земли и подняться столь высоко.
Опустив голову он прошептал..
Прощай…
Одну из твоих бабочек я навсегда заберу с собой.
Ей будет со мной тепло, обещаю».
Слезы рекой катились по ее бледному лицу….
Она безнадежно наблюдала за медленно исчезающим силуэтом одинокого путника, который, путешествуя по ее горной земле, вдруг, проник в забытые засохшие сады ее души и принес тепло, тепло от которого они расцвели.
Все снова встало на свои места. Солнце, уже, вовсю светилось. Ветер пытался развеселить ее кажется уставшие кудри, улицы наполнялись вновь спешившими на работу людьми. Но она была безучастна. Безысходная умиротворенность вдруг охватила ее…

А где-то далеко, рядом с фонтанами каскада( или ей это казалось), тихо играла гитара, медленно, размеренно, и ее волшебные звуки от каждого аккорда доносились, пронизывая все живое. Ей хотелось оторваться, уйти от этого забвения и похмелья, а гитара все играла и играла, не переставая дурманить рассудок, мысли. В глазах был туман, в мыслях, кажется, хаотичная, хотя приятная пустота.
 
       И этот вечер, воздух и он ансамблем играли на струнах ее открывшейся души.
Она не сопротивлялась, позволяя рисовать себя. Все играть, играть...