Там тоже пишут стихи

Ветер, ты меня опять обманул... Ветер... Обманул тысячами уходящих вдаль зеркал... Где ни в одном - я не увидел отражения счастья... Я стрелял тенями, так как пули были бы смертельны... Стрелял по далёким сердцам, - любовь которых мгновенна... И знаешь что? Теперь я не знаю, что мне делать дальше, ветер... Ведь я всегда попадал по тем сердцам, любовь которых мгновенна... А мне нужно было другое сердце... Сердце вечности. Нет, не способное любить вечно, глупый ветер... Способное дать мне принять всем своим сердцем - кстати, любовь которого также мгновенна, - что других сердец на свете нет... Принять, что можно жить в окружении таких сердец, - жить мгновенным счастьем,мгновенной любовью... Но я не встретил такого сердца, ветер... Сердца вечности, что не требовало бы от меня вечной любви... Потому что, такого сердца на свете нет...

Поэтому я и прячусь от света, - живу в потьмах, дыша тенями от безобидных свечей... Смотрю в окно, а не на человека... Воспроизвожу грусть, словно граммофон - поставленную пластинку... Я был в том магазине... Там - одни грустные пластинки... Когда же в тёмный час в каком-то захолустном баре мне продали из-под полы пластинку с названием "Счастливое настроение" - мой граммофон наотрез отказался воспроизводить эту пиратскую продукцию... Он попросту выплёвывал какие-то бессвязные звуки, - для кого-то, очевидно, казавшиеся "недурственным весельем"...

... Спереди и сзади ко мне подбегали желания... От каких-то - отмахивался, какие-то удовлетворял... Так я и прожил свою жизнь... Не встретив чего-то потрясающего, чего-то вымывшего меня до глубины души... Редко в филармониях была музыка Рахманинова, - и также редко я умирал... Чаще всего - очень консервативно, хотя случались и настоящие смерти с большой буквы С: дыхание замирало, и дальше - я дышал музыкой... А потом - когда удержаться дальше было невозможно - я плакал от неё... Плакал, не стыдясь своих слёз... Своих чувств... Но затем музыка заканчивалась - пианист исполнял свою жизненную программу в соответствии с намеченным дирекцией расписанием концертов - раздавались запрограммированные аплодисменты, и все люди дружно покидали зал... Я же - не был человеком и уже поджидал их на улице, - стоял один, возле стенда с афишами, и украдкой поглядывал на их проходящие мимо лица... Неизменно был вечер - концерты начинались всегда в вечернее время - и над лицами людей горели фонари. Я невольно переводил взгляды на эти желтые, огромные и гораздо более открытые мне глаза. Но это было еще до того, как я понял, что нечеловеку смотреть в окно гораздо человечней, чем на лица, которые бы могли быть (со) мной...

Редко был театр... Где я - не играл никакой роли... Я - друг парадоксов и враг закономерностей... Я, забывший предупредить своё будущее, об ожидающей его плачевности... Я, однажды, и в самый ответственный момент не вспомнивший самого простого - то, что знают все, от мала до велика - дерева, дом и ребёнка, - т.е. смысла жизни человеческой... Но в определенные моменты времени, отведенного мне на выступление - я помнил эти слова... Вот тогда-то и был редкий театр... Эти слова были для меня также понятны и также логически доступны, как уравнения из таблицы умножения... Поэтому я никогда не думал об этом. О том, что мне так понятно, как трижды три девять - зачем еще об этом думать? Я хотел, чтобы трижды три было шесть... Вот об этом я и думал... Но жизнь прошла слишком быстро, - быстрее мысли... И потому я не смог к её завершению доказать правильность того, о чём думал...

Что было еще? Еще были стишки и писульки. Самое интересное, что они даже не вошли, да и вряд ли войдут в будущем в аналы "Человеческой истории", том "Искусство", раздел "Великие поэты". Затерялись, как и вся моя жизнь, на пыльных дорогах времени... Ушли вместе со мной в раздел "Забвение"... Остались удобоваримыми рифмами, кормящими теперь поэтов-червей... Да, скажу по правде, - там тоже пишут стихи... Но, слава Богу, из-за кромешной темноты разглядеть их содержание не представляется возможным...

30 АПР 2008