Один день Ильина

Вспоминая впоследствии этот день, Ильин всегда приходил к тому, что странные события, произошедшие с ним тогда, были следствием лингвистического казуса. В общем-то, слов таких Ильин не знал. Знал он много других, которые относились к профессиональной деятельности или обыденной повседневности сорокадвухлетнего финансового директора более тесным образом. Нельзя сказать, что был он малообразован или круг его общей эрудиции оставлял желать лучшего. Скорее всего, просто со временем жизнь Ильина вошла в такую благоустроенную и отшлифованную колею, что ни чему кроме трудовых будней, привычных выходных с семьёй и редких и от того примечательных походов налево в ней не находилось места. И после описанных ниже событий, он пребывал в полной уверенности, что всё произошло из-за, как мы бы с вами оправданно отметили, лингвистического казуса, а он, не умея употребить нужного слова, но, подразумевая причину произошедшего, так прямо про себя и говорил: «Из-за того».

В то утро им владели смешанные чувства. Накануне, вернувшись раньше срока из командировки, и никого не предупредив об этом, он остаток дня и всю ночь провёл в объятиях молодой любовницы, что было крайне приятно. С другой стороны Ильин опрометчиво переусердствовал как в этом, так и в употреблении спиртных напитков, что не замедлило сказаться на его самочувствии сегодня. От того и тепло, и яркость начинающегося весеннего дня особенно остро контрастировали со всеми признаками навалившегося на него похмелья. Двойственность бытия наблюдалась не только в этом. Ильина не покидало странное чувство, что за ним наблюдают. Ни в такси, ни в супермаркете, где он покупал коньяк и средства защиты окружающих от выделяемого им перегара, он ни на секунду не оставался один. И в тоже время, находясь в толпе людей и принимая на себя их равнодушные взгляды, он не мог отделаться от беспокойного чувства, что только один снисходительный, ироничный и очень заинтересованный взгляд постоянно устремлён в его сторону. Пытаясь определить местонахождение этого «снайпера», наносящего такой ощутимый удар по его уязвимой сегодня психике, он неожиданно для себя пришёл к выводу, что тот расположен ни где-нибудь, а внутри него, Ильина, самого. Теперь их было как бы двое. Старый Ильин, не в смысле возраста, а в том смысле, что он был и прежде, обладал всеми необходимыми физическими приметами. Он неприятно отражался в зеркале, страдал сильнейшей головной болью, мелкой, скользкой тряской всех внутренних органов, туго соображал и к тому же был обязан подавлять ритмично накатывающие приступы дурноты. Про нового Ильина известно было мало. Совершенно ясным казалось только, что физически тот чувствовал себя превосходно и по отношению к старому занимал отстранённо-наблюдательную и даже покровительственно-превосходную позицию.

Преодолевая большое внутреннее сопротивление и принуждая себя неуклонно продвигаться в заданном направлении, финансовый директор, в конце концов, оказался у массивных дверей родной компании. Пройдя небольшой вестибюль и вяло ответив на приветствие охраны, он подошёл к лифту как раз в тот момент, когда в его открытые двери входила стайка девочек – сотрудниц бухгалтерии, а также уборщица Казарцева, которую, не взирая на её относительный возраст, девочкой назвать было трудно. Старый Ильин, завидев их, предпринял безуспешную попытку приосаниться, Новый в ответ на эти, вызывающие жалость, потуги криво усмехнулся про себя.

Здороваясь с довольно таки привлекательными особами, Ильин не преминул вскользь пройтись взглядом по поверхностям их рельефных фигурок. Найдя зрелище приятным, но, отчётливо понимая вредоносность этого занятия в похмельный период, отвёл глаза, облизнул пересохшие губы и поправил узел, душившего его галстука. Боковым зрением, однако, успев отметить, что на него смотрит Казарцева. Эта простая, но своеобразная женщина, обладательница злого и подвижного языка не отличалась ни особой сообразительностью, ни лояльностью к руководству, зато была фанатично предана своим орудиям труда: пылесосу и тряпке, за что вся дирекция, не смотря ни на что, была вынуждена её терпеть. К тому же вступать в диалог с кем бы то ни было, а уж с ней и подавно, представлялось Ильину, мягко говоря, совершенно невозможным. Он прикрыл веки.

С закрытыми глазами финансовый директор неуклонно двигался вертикально вверх навстречу новому рабочему дню, бережно прислушиваясь к состоянию своего организма и пытаясь найти хоть какие-то признаки улучшения его, организма, самочувствия, а потому не сразу разобрал вопрос, заданный Казарцевой в свойственной ей базарной манере. Он открыл глаза.

- Яйца, я спрашиваю у вас, Сергей Сергеич, какие?

Ощущение разверзшейся под ногами бездны и стремительного падения в неё, за которым с интересом наблюдали невозмутимый Новый Ильин и прыснувшие от смеха бухгалтерши, накрыло Старого тёплой удушливой волной. Он оторопело уставился в кажущееся простодушным лицо женщины. Та в ожидании, не мигая, смотрела на него, не оставляя ни малейшей возможности уйти от ответа.

- В смысле… какие? Нормальные. – запинаясь, покорно пробормотал он.

- Нормальные, - передразнила уборщица – где ж Вы их сейчас видели, нормальные-то? Всё больше мелкие пошли, в руке не почувствуешь… - продолжала делиться впечатлениями она.

Ничуть не смущаясь самой этой неприличной темы и не взирая на его, Ильина, служебное положение, бухгалтерши беззастенчиво гоготали. Сергей Сергеичу вдруг стало всё равно. Он смотрел на эти лица, казавшиеся ему прежде симпатичными, и ощущение нереальности происходящего постепенно вытеснило все остальные чувства. Смысл слов, произносимых Казарцевой, перестал доходить до него, да и сам звук её голоса вначале уменьшился, а потом и затих совсем. Он видел только быстро шевелящиеся губы и тот эффект, который они производили. Ильин смотрел на вульгарные размалёванные лица сослуживиц, их чересчур обтягивающие и вызывающие наряды, нелепые причёски и его охватывал ужас. Он вдруг осознал, что эти девочки, прежде такие милые и очаровательные, под воздействием произносимых Казарцевой заклинаний превратились в злобных и уродливых фурий и начисто утратили свою былую привлекательность. Он чувствовал себя абсолютно беззащитным в тесной кабине в окружении этих мифических нереальных существ, обезображенных гримасами, осмеивающих его драгоценное мужское естество.

- Профурсетки! - неожиданно выдал в их сторону Новый Ильин.

Старый Ильин вздрогнул. Значения этого слова он не знал, но оно показалось ему удивительно подходящим. Его поразило и то, что внезапно в лице Нового Ильина он приобрел решительного союзника. Тот занял его сторону, тогда как ожидать этого было никак нельзя. Сергей Сергеич инстинктивно понял, что означает выражение «быть с собой в ладу», и это как будто сразу прибавило ему сил и уверенности.

- Что ты на них смотришь? Отвернись – скомандовал Новый.

Старый охотно подчинился. Как по волшебству лифт тут же остановился, и двери его открылись. Сергей Сергеич вышел, а всё происходящее, занявшее не больше нескольких секунд, но в его ощущениях целую вечность, за вновь закрывшимися дверьми поехало дальше. Напряжение сразу спало, и он весь как-то обмяк. Ноги сделались ватными. Идти никуда не хотелось.
Не раскисай – подбодрил его Новый Ильин – сейчас похмелишься.

Сергей Сергеич был вынужден согласиться. Встреча в приёмной с весело щебечущей секретаршей Людочкой спровоцировала очередной кишечный спазм. Проведя в уборной некоторое время и будучи удовлетворённым результатом её посещения, Ильин распорядился на счёт чая и занял оборону в своём кабинете.

- Какие новости, Люда? – спросил он у вошедшей секретарши и тут же пожалел об этом. Она открыла свой хорошенький ротик и собралась было бодро транслировать сводку, скопившихся за его отсутствие, новостей. Ему стало тошно.

- Не надо новостей, никого не пускайте ко мне.

Разочарованная Людочка вышла, ей так много хотелось чего рассказать. Ильин остался один. Он сидел за своим столом в своём кабинете, смотрел на свои ладони. Они покрывались испариной. Смотрел долго, не отрываясь, пока эти руки не стали совершенно чужими. Крупные, повсеместно исчерченные линиями, руки взрослого мужчины, не знающего физического труда. Словно заворожённый он вглядывался, пытаясь по какой то особой примете узнать их. Они ничем не выделялись и не были особенно примечательны. Хуже всего, они были ему незнакомы.

- В общем-то, это ты – помог ему Новый Ильин.
- Ну да – очнулся Сергей Сергеич.
Следующие два часа прошли незаметно. Оказалось, что, оставаясь такими разными, они были невероятно близки друг другу. За бутылкой коньяка велась задушевная беседа родных по сути людей. Говорил больше Новый Ильин, используя непривычные слова, витиеватые обороты, он спорил, доказывал, делал неожиданные выводы. Старый Ильин подливал в рюмку коньяк и восхищенно слушал. Ему было важно, чтобы тот продолжал говорить.

Открытое окно беспрепятственно пропускало потоки, холодного ещё, весеннего воздуха. Ильин проснулся. Пытаясь унять дрожь во всём теле, огляделся вокруг. Пронзительный острый запах свежести мешал сосредоточиться. Он залпом выпил, стоящий перед ним ледяной чай. Обхватив голову руками, долго сидел без единой мысли, уставившись в пустую чашку. Наконец понял, он был один. Посидел немного, привыкая к этому. Потом засобирался домой.

На стене рядом с дверью белело, так и незамеченное Сергей Сергеичем, объявление, вывешенное вчера, 1 апреля, неутомимыми доморощенными юмористами: «По случаю приближающегося праздника Пасхи все сотрудники могут получить премию за март куриными яйцами. Запись и получение у финансового директора Ильина С.С.»

В конце коридора старательно мыла пол уборщица Казарцева. Завидев, выходящего из кабинета Ильина, она деловито осведомилась: «Так, что с яйцами?».

Ильин подумал, что сошёл с ума.