Заибанские страдания. 14. Очередь

ОЧЕРЕДЬ

Когда в Ибанске произошла леволюция, то первым был издан декрет о введении очередей. Очередь – признак высокого какчества товара, роста доходов и насущных потребностей ибанян. Правда, возникли тогда еще мнения, что очереди возникают из-за недостатка товаров и запрета частного предпринимательства, что очереди созданы для разделения общества на три сословия: тех, кто стоит в очереди, тех, кто берет без очереди, и тех, кто к очередям не имеет никакого отношения, а также для того, чтобы отнять у граждан свободное время – решающее условие, как говорил Учитель, для появления инакомыслия. Но эти мнения были вскоре расстреляны.

У Ларька, который более месяца был закрыт из-за отсутствия потребностей в предметах первой необходимости, творилось несусветное. Змееподобная очередь в полном соответствии с историческими загибами заполонила все пространство между Институтом и Сортиром. С обеих сторон ее – по двое на одного – стояли мумии в штатском. В их обязанности входило изымать тех, кто не ликовал по поводу великих достижений сосизма. Поначалу штатских ставили с одной стороны, и жители Ибанска быстро приспособились радоваться только нужной стороной. Но месяц назад было принято постановление по дальнейшему росту удовлетворенности, что и было немедленно исполнено.

Ибанов возвращался с бандкета по случаю перевыполнения, поэтому его приспичило. Направляясь к Сортиру, он услышал, как на площади разгоряченная толпа скандировала: Вы-бро-си-ли! Вы-бро-си-ли!

– Чево выбросили?
– Да кости выбросили. Забыв про нужду, Ибанов осведомился, кто последний.
– У нас нет последних, возмутился гражданин в шляпе. А первым от конца буду я.

Ибанов хотел спросить, о каком конце идет речь, но вовремя спохватился. Он заставил себя вспоминать детство своего деда, и ему стало легче. Из грез его вывели кисть и ведро краски, полученные от предыдущего Первым от конца. Последний обмакнул кисть, вывел на драпе предыдущего "1935" и передал ведро Ибанову.

– Это зачем?
– Ты что, только что родился? Это номер очереди и документ – мол, не краденое, а свое, трудовое. Ибанов взял кисть, вывел на спине Первого от конца "1936" и передал ведро следующему.

Площадь ликовала. Над Ларьком появилась надпись: "Больше костей любимой Родине!" На стене Института укрепили лозунг: "Только на костях мы сможем придти к светлому будущему!" Было не ясно, являются ли кости необходимым признаком продвижения вперед или уже достаточным. 1979-й отнял у кого-то ведро и кисть и на стене Сортира стал писать: "За безотходное потребление кос..." Тут он поперхнулся, и его увезли на "Скорой".

– Интересно, а в какой ларек поступает мясо с этих костей, подумал 1929-й. Неожиданная догадка отразилась на его лице, и его тут же выдернули. Больше его никто не видел.

Сначала в одни руки отпускали по полкило. Однако, когда к прилавку подошел 99-й, перед ним вырос гражданин в шляпе и, обращаясь к продавщице, сказал: "В целях увеличения роста численности отоваренных и в свете решений братии и бравительства от задних рядов поступило предложение увеличить норму отпуска до 200 грамм.

– Ур-р-а!!! – донеслось из задних рядов.
– Катись-ка ты к этакой матери, сказал 99-й, я целый месяц ходил отмечаться. Больше его никто не видел...

Очередь стала продвигаться быстрее. Вдруг от Ларька отделилась огромная толпа. С возгласом "Слава родной братии!" они направились в сторону Института. Им досталась неделимая трехпудовая кость.

– Наверное, с кладбища динозавров, подумал гражданин в очках. Больше его никто не видел...

Ибанов стоял и радовался, что стоял. Да, его прадед выращивал в теплицах за Полярным кругом ананасы и бананы, зато он не знал преимуществ изма, а тем более азма. Несчастный! Он не ведал, что идея стоит намного дороже. В тысячу, в миллион раз! Мы не знаем теперь, что такое ананасы и бананы, зато живем при диктатуре и в равенстве. 200 грамм – ни больше и не меньше. А какой бульон! Чистый, как слеза! И никаких тебе вредных примесей. Журнал "Под знаменем азма" неоднократно писал, что жиры и белки – страшные канцерогены. А на политинформации по секрету сообщают, что мясо, масло и молоко идут только на экспорт во вражеские страны – чтоб они сдохли. Тут в поле зрения Ибанова попала мумия в штатском. Ей, точнее, ему было лет тридцать, но уже обозначился второй подбородок. На лице его был шоколадный налет южного солнца. Ибанов перевел взгляд на лица в очереди, но вовремя опомнился и стал радоваться шоколадному цвету. Отец рассказывал, что видел шоколад под бронированным стеклом в географическом музее. Это какие-то плитки, обернутые бумагой. Их брали с собой первобытные путешественники. А для чего – тот не знал. Ибанов стал вспоминать, что означает слово "путешественник", но троекратное "Ура! вернуло его к реальности. Окно Ларька захлопнулось. От него отходил счастливый 1916-й – в руке он держал полкопыта. Подкова была разрублена ровно пополам.

"Черт побери этих мериканцев! Так загнили, что не в состоянии обеспечить нас костями", в широкой улыбке подумал Ибанов. На его глаза навернулись слезы... Слезы счастья, чистые, как бульон. Он радовался, что завтра 1915 семей ступят в стадию азма. Перед его глазами поплыли канцерогены. Его затошнило, и он побежал в Сортир. Проверив запор, Ибанов дал очередь шрапнелью. Зарядом выбило глаз тридцатилетнему мумии, находившемуся при исполнении. На вопль пострадавшего все штатские бросились за Сортир, что позволило Ибанову беспрепятственно скрыться.

В дальнем углу Пустыря догорал Ибанов плащ – единственная примета преступника. Огибая Площадь, Ибанов увидел у Ларька, как кто-то на спине столетней старухи вывел 71231. Ибанов вздрогнул. С перекошенным в страшной гримасе лицом он бросился в переулок, невнятно бормоча: семь-один, семь-один, семь-один... Он бежал на просвет в конце переулка: там его подстерегало будущее – карета скорой помощи...


ИСПОВЕДЬ ХОЛОПА

Мы живем в счастливейшее время!
Вот комплект сиятельнейших лиц –
На устах ухмылка брадобрея,
От которой шлепаемся ниц.

Падаем идейно, вдохновенно,
Расстилаясь бархатным ковром, –
Вы шагайте в будущее смело,
Да не бойтесь – мы не подведем!

Если надо – мы в дерьмо полезем,
Надо будет – брата предадим,
Лишь скажите, что для вас полезней,
Ради вас себя не пощадим!

Мы не раз в годину испытаний
Разрезали надвое ремни,
Недовольным глотки затыкали,
Заставляя строить этот изм.

Как прекрасна вечность этой цели –
Ни, тебе, начала, ни конца!
А иначе б мы не уцелели
Ради черта, сына и отца.


ПОВОД

В полночь развитой изм сменился первой стадией долгожданного азма. Произошло это почему-то без всякого шума и торжественной речи Заибана.

– Это потому, что наступления азма назначил Хряк, сказал Патриот.
– А до него и сам Хозяин.
– А еще раньше и сам Учитель, сказал Шизофреник. Чтобы развеять мрачное настроение, все трое, пригласив за компанию Кибернетика, решили отметить событие мирового значения в ресторане.

(Продолжение следует.)