Когда я был раввином

(или "Как я едва раввином не стал".)

Гренадёр даже несколько опешил, когда я сказал, что в Сергаче евреев не было, и тут же пригвоздил: "Ну и дыра же тогда у вас". Я только через много лет оценил, насколько он был прав, а я ошибался, - это когда на каждой площадке Эйфелевой башни довелось услышать иврит, при том, что публика каждый раз была разная. А потом в Мадриде взрослый сынок всё пытался прервать затянувшееся позирование отца на фоне памятника Санчо Панса словами: "Аба, ну дай квар!"

Так я убедился, что Аркашка прав, и, должно быть, таки-дыра то место на земле, где нет евреев.

Но не всё так однозначно. Параллельно в памяти протекал процесс реабилитации Сергача. Я стал ретроспективно различать нюансы в разрозненных вспышках памяти о прошлой жизни. И дело не в том, что Валька Смирнов в борьбе за лидерство кричал Лёньке Байкову: "Еврей!...", а в ответ слышал: "Сам ты еврей!". Я тогда не понимал, что же это за новое ругательство и почему это должно быть так уж обидно. Накал перепалки нарастал. Каждый старался перетащить единственного свидетеля этой схватки на свою сторону. В качестве решающего аргумента Лёнька предлагал Вальке выжать пудовую гирю столько раз, сколько он сам достиг в последних тренировках. Валька отвечал, что запросто переплюнул бы Лёньку, но ему западло с ним связываться. А в качестве своего убойного аргумента он дразнил: "Гогот Пенза - гегунда!", хотя Лёнька, будучи из Пензы, почти не картавил.
У Вальки большой жизненный опыт. Он каждое лето помогал матери таскать чемоданы с перекупленой вишней или помидорами по вокзалам и базарам Новосибирска, Свердловска, Нижнего Тагила, Барнаула, где они это всё распродавали оголодавшим в цинге аборигенам, и возвращались с деньгами в чулках и подшивных внутренних карманах, чтобы дотянуть до следущей весны.

Как-то постепенно дошло, что часть речи "еврей" выполняет ту же роль, что и татарин, чуваш, мордвин, в окружении чьих сёл и расположился Сергач. Я не знал, как выглядят евреи. Не было их сёл в нашей округе. Да и сам Валька, был так похож на цыгана, чьи шатры из года в год вздымались на пару месяцев на лугах возле Городино до тех пор, пока цыгане, прибрав всех лишних кур и лошадей в округе, не исчезали до следующего сезона. Так что было непонятно, почему же ему Лёнька не кричит в ответ: "А ты зато - цыган!"?
Лопоухий Валька нащупал-таки уязвимое место утончённого Лёньки, когда тот сменил тяжёлые гири на лёгкие шарики настольного тенниса. Из года в год на первое апреля Лёнька с побелевшей спиной мчался в гору за два километра в городской культмаг, где по Валькиной наводке, якобы, выбросили легендарные китайские шарики. Советские-то лопались после третьего удара или отлетали куда-то вбок. А Валька потом ехидно-участливо интересовался, успел ли Лёнька отовариться. Хорошо, что он не не посылал его за китайскими гирями! Хотя, не всё ли равно, без чего возвращаться?

Прошло время, пока я понял, что пронзительный голос трубы над Красной улицей выпевал не музыку к "народной" песне "В Кейптаунском порту", а широко известную мелодию "БА МИР БИСТ ДУ ШЕЙН".
Что популярная между нами, шкетами, присказка "А зох ун вэй" - вовсе не приветственный клич между побратимами навек - русским и китайцем.
Узнав теперь, что много еврейских фамилий заканчиваются на "-ин", сопоставив это с профессией парикмахера, я вот думаю, что и любимый парикмахер отца - дядя Володя Гудин - вполне мог быть евреем. Тем более, что вскоре его подмастерьем стал курчавый Аркашка (не путать с Гренадёром).
Да и с Веркой училась подружка - Майсова (по сути - Байкова). Когда потом похоронили её отца (какого-то начальника на железнодорожной станции), то на кладбище в КладбИщах появился характерный, не похожий на другие, памятник с надгробьем из чёрного габра. Я потом много таких же видел в Евпатории.

Вот и выходит, что не такая уж и дыра - этот наш Сергач, и тезис, что в Сергаче нет ни иудея, ни эллина наполовину неверен!

Старьёвщика у нас называли тряпишником. Вон, слышите? Это он едет на своей телеге посреди булыжной шоссейки, грохоча колёсами и выкрикивая призывы нести к нему всяческое старьё.
Ребятня бросается со всех сторон, волоча заготовленные заранее тазы с мослами, мешки с тряпками, макулатуру, железяки, медяшки и алюминиевые прохудившиеся кастрюли. В ответ получая глинянные свистульки, иголки, нитки, рыболовные крючки, пёрышки 86-й номер.
Юрка Лысихин - заядлый рыбак - брал исключительно крючками и тут же вдевал их в дерматиновый подоколыш неизменной фуражки.
Он и нас пристрастил к этому делу. Ивовый прутик, поплавок из спички, леска из нитки десятого номера, хлебный мякиш - и через каких-то полчаса его фуражка полна серебристых сикушек. Не знаю, откуда это название. В магазине точно таких же называли кильками и, изрядно поржавевших, продавали по 32 копейки старыми за килограмм, подцепляя из бочек слипшиеся комья переплетённых рыбьих тел деревянной лопаткой и втискивая их в кульки из негнущейся, как толь, рыжей бумаги.

Голод иногда заставлял Юрку съедать часть улова тут же, в сыром виде. Иногда даже без соли, хотя частенько (война-то уже была позади) в соли недостатка не было: тут же недалеко от берега в траве попадались лизуны - разбросанные для коров соляные булыжники. Я иногда составлял Юрке компанию. Эдакая сикушечная строганина или Юркины "суши".

Телега тряпишника постепенно перестала появляться, а вместо этого на станции открыли пункт приёма утильсырья. И пришлось нам таскаться с мослами и железяками туда.
Мослами была обильно усеяна территория вокруг салотопки. Их оттуда наверно растаскивали волки и бросали, обсосав сахарные косточки, а мы собирали. Салотопка находилась в глубине соснового лесочка. Далеко было таскаться, да и вонь перешибала запах сосновой смолы и хвои, да ещё рассказы про волков и оборотней... Поэтому в поисках иной сырьевой базы мы набрели на отвал отходов "мэтэмэ". Машино-Тракторная Мастерская. Так назывался огромный кирпичный ангар с крупным, тоже кирпичным барельефом "МТМ". В этом отвале чего только не было. Можно было проходить практику по Теории Машин и Механизмов. Железа всякого - навалом. Очень скоро, однако, мы на своём горбу поняли, что на железе далеко не уедешь: тяжёлое, зараза, а крючков за него дают мало. То ли дело - медь или алюминий! Но они в чистом виде встречались реже, а вот туго впрессованными в железяки - сплошь и рядом. Обидно, когда добротная медяшка оказывалась подпорченной какой-нибудь железной зафигулиной. Тогда за весовщиком приёмного пункта оставалось последнее слово, принять ли её хоть и за дефективную, но всё же медяшку, или нагло провести по цене стопроцентной железяки, убивая в нас остатки энтузиазма.
Но оказалось не менее важным и первое слово, ведь от него зависело, переть ли тяжеленную находку от мэтэмэшной кучи через всю станцию, а там отдать как паршивую железяку за бесценок.
Случилось как-то, что я позавидовал роскошной медяшке Юрки Гуляева и равнодушно заметил, что её не примут. Медяшка жалобно скуля тут же полетела в отвал, провожаемая нашими печальными взглядами. Юрка был на несколько месяцев моложе меня, и не было у него старших сестёр и братьев. И мать у него не была школьной учительницей. В пяти-шестилетнем возрасте это многое значит. Поэтому, не успел я оглянуться, как Юрка признал мой авторитет и теперь уже сам просит меня вынести вердикт следующей медяке-железяке-ременяке. А за ним с такими же вопросами потянулись и другие юрки да лёньки: Лысихин, Игнатьев,...
Свалившаяся на меня ответственность за пресловутое первое слово с одной стороны мне льстила, а с другой - вызывала чувство стыда и раскаяния за ложный совет, повлёкший утрату предыдущей медяшки. Пришлось теперь "судить" по совести, закрепляя надолго за собой роль местечкового раввина.
Не будучи по природе и воспитанию достаточно честолюбивым, в дальнейшем я как-то сумел уклониться от навалившейся на меня харизмы. Чего уж там? Ведь "Коммунистом можно стать лишь тогда, когда обогатишь свою память знанием всех тех богатств, которые выработало человечество". А то бы повёл я свою голоштанную команду в светлые дали, мотая её сорок лет по заливным лугам и отвалам утиль-сырья...

Прошло много лет прежде, чем я впервые прочитал это слово в сказках народов мира, а потом и ещё много лет прежде, чем смысл его отделился в моей голове от значения других слов, похожих на него всею диковинностью своего звучания, таких как дервиш, брамин, брахман, муэдзин.

Воистину неисповедимы пути коловращения понятий: медяшка, тряпичник, раввин, коммунист,... "Потащи за одно звено - всю цепь вытянешь".