Ностальгия. Желание везде быть дома

Лето 1994 года. Мне – 10 лет. Я в некрасивой, но нравящейся мне футболке, гуляю во дворе. Когда моя мама спросила, что я хочу получить на день рождения, я сказал: старую одежду. Гости засмеялись: почему старую?
- Потому что в когда я выхожу гулять, мне мама всегда говорит: сынок, не играй в этой одежде, она новая! А если у меня будет старая одежда, то я смогу делать все, что угодно!
       Помню, как я выходил в старой болониевой куртке, брал у Макса мячик – желтый. резиновый и легкий (когда он быстро летел он дергался на лету как холодец) и бегал по осенней листве во дворе…
       А по вечерам проходила она… Красивая. С красивой мамой. Она правда была очень красивая.
       Мы все во дворе любили ее, когда она проходила. И очень боялись случайно попасть мячом.
       А я в эти моменты стеснялся своей активности. Я был очень живой и когда я что-то хотел, то многое мог.
       Во дворе у нас был заводила – Олег. Он был старше всех и играл в красных кедах, которые нам казались магическими, потому что он всегда в них забивал. В его команде хотели играть все ребята.
       Я же постоянно испытывал странные чувства, когда шел играть за него: я бво в его команде, но был зависим от него. Он поставил меня на ворота и я стал пропускать мячи.
Я пропускал снова и снова.
Пропускал потому что был излишне сосредоточен нп своей ответственности и поэтому заторможен. За один пропущенный мяч Олег ударил меня пинком а зад.А потом сказал, что за каждый следующий пропущенный мяч он мне будет бить по пинку. Я испытывал смешанные чувства: я играл в его команде, но получал пинки. Но самое обидное была даже не боль в копчике, а то, что игравший за Олега другой мой приятель – Стас, таких пинков не получал.

  Так шло мое детство.
  Однажды мы с мамой были у врача. Этот врач почему-то считал, что мне нельзя бегать, иначе у меня разовьется астма. Но я очень любил гулять и сказал маме, что я просто буду ходить пешком. Потом пообещал ей, что я буду играть только пешком и, конечно, вскоре начал бегать.
  Мама смотрела на меня. А я продолжал бегать все быстрее и быстрее, удивляясь, как я смог переступит эту грань и как я своей любовью и убеждением в увлеченности игрой пересилил мамину готовность сказать мне: Сережа, тебе нельзя бегать!
  Так однажды я пришел со школы и, как всегда, пошел гулять во двор. Но на улице мне стало очень холодно и я для того, чтобы согреться сел в кучу с листвой. Мне было стыдно, но в листве действительно было теплее и и это последнее чувство пересиливало первое и я даже начал думать, что ничего особенного в том, что я сижу в куче с грязной листвой, нет.
   Мне никогда больше не было так тепло, как в этой лиственной куче… А отом пришла мама и отвела меня домой – у меня была высокая температура.
   Я лежал на диване под теплым одеялом, когда зашел отец и спросил:
«Ну что, заболелел?». И в этих словах было столько тепла и добродушие и радость дома и, самое главное, любовь. Любовь ко мне. Такая, что я невольно улыбнулся.
   Отца нет в мире уже много лет. Но там, в моих воспоминаниях, он живой заходит в мою комнату.
   Я бы отдал… многое… чтобы вот сейчас он такой же добрый, веселый и любивший зашел сюда и спросил:
- Ну что, опять болеешь…
А я бы сказал с радостью:
- Да.
И улыбнулся… и улыбнулся….

2004