Тёзка

До перестройки Лёнька котировался на уровне третьего-четвертого места среди работников ГАИ нашего городка.
Лёнька был человеком авторитетным во всех смыслах: и невероятным пузом под формой, сделанной на заказ, и уважением немногочисленных коллег, которых в те времена стояло на родных дорогах ровно шесть человек, да плюс начальник, который тоже иногда не гнушался палочкой помахать. Да ещё секретарша Танька, вечная модница, к которой все они подкатывали поочередно, получая отлуп. Но она числилась за ОВД, потому "своей" не считалась и не нарушала красоты цифры "великолепной семерки", - как их называли в городе.

В авторитете был Лёнька и у водителей. Обойтись без прокола за ерунду или решить с техосмотром заведомо исправного средства - в этом Лёнька всегда мог помочь. Не за так, конечно, но и лишнего не драл - это все в округе знали.
Потому величали Лёньку уважительно - Леонид Николаич.
А что - Лёньке нравилось. Хоть и молодой был, а, смотри-ка ты - уже по батюшке, да с поклоном.

Опять же, авторитет нажился не только за выручательство Лёнькино. Все знали: случись авария, разбей залетный водила тебе старенький "жигуль", да еще и с пострадавшими - полетит на вызов Лёнька, в снег и метель, вытащит, доволокёт, в больницу пристроит и строго накажет, чтобы немедля поднимали врача.
А потом и тому ухарю перепадёт по самое оно.

А еще знал Лёнька множество анекдотов, да шуточек-прибауточек, которых в приличной компании не услышишь, а вот среди шоферского брата они в чести и услышанное каждый на ус мотает, да потом, при случае, где-нибудь в баньке и ввернёт. И тормозили у Лёнькиного "увременного поста", как он сам его называл на своём южно-российском, даже без дела и без взмаха его палочки - и просили что-нить новое "затереть". А он и не отказывал. Ежели, конечно, ситуация не аварийная и помощи его не требуется где-то неподалёку. Да еще и свежую газетку мог обсудить, международное положение так обыграть, что хоть стой, хоть падай.

Так и шло годами.
Нарушения были редки. Да и откуда им взяться - два светофора на весь город, один из которых обесточен, а второй только на майские да ноябрьские включают, ну и когда детей на картошку везти.
На картошку-то, конечно, с сопровождением, как положено - одна машина впереди колонны, вторая позади - и трогают.
Вот так однажды тронулись, уже за школу выехали - а тут ребятёнок бежит, догоняет, ведро волочет и пакет со своими помидорами, да яйцами варёными, да фляжкой бабкиного кваса, как у всех. Пришлось посадить к себе, чтобы колонну не задерживать.

Тот, конечно, горд, аж из окна выпрыгивает, машет приятелям, которые носы плющат о заднее стекло последнего автобуса. Приструнил Лёнька его для порядка, да потом и разговорился - ну, разное-всякое, про математику и литературу, да уроки труда.

Вот когда про литературу заговорили, пацан возьми и спроси - чьи, мол, тут данные указаны на бардачке.
Лёнька бы и не подумал сказать, - нечего старшим лишние вопросы задавать, но правильные слова он любил: "данные"..."указаны".
Потому и признался - про него, мол, это - про Леонида Николаевича Андреева.

А пострелёнок сразу, - ух ты, да ничего себе, как будто фокусника в цирке увидел.
Тут и выяснилось, что, оказывается, он, Лёнька - полный тёзка известного писателя, который еще до революции был знаменитым и почитался не менее Льва Толстого.
Ну, допустим, про "не менее" Лёнька особо и не поверил. Было бы так - разве ж тогда в хрестоматии племяшковой за девятый-десятый класс Лев Николаич на полкниги печатался бы? То-то, - так что сказки это, про гениальность т о г о Андреева.

Но, всё ж таки, зацепило Лёньку, задумался, что-то поменялось у него во взгляде.
И на дороге стал уже не так строг, и на удалённые посты уже не очень стремился.
А тут еще перестройка эта клятая...
Машин стало, машин - и все куда-то снуют, все на спидометр не смотрят, а дороги ветшают, а гости с юга своими фурами уже всю плешь переели - ни в грош не ставят власти, только мимо пролетают.
И подался Лёнька на чужбину, с молодой женой-немкой, да племянницей, которую воспитывал в семье, как свою - рОдных-то не было ведь, экология, да служба на атомной "точке" - так у многих тогда было.

Вывозил немного - половички, хрусталя жёнины, наряды племянницы, бабушкин сервиз, да скромную библиотеку. Искал Лёнька перед отъездом полное собрание сочинений тёзки, да не нашел, только обрывки. Ну да ничего - на блошином рынке в своих штутгартах или франкфуртах он однажды купил тёзку почти в полной сохранности, даже кое-где нечитанного - простоявшего, знать, в серванте у хозяйки с незапамятных времён.

И сейчас Лёнька почти уже дочитал всего Леонида Андреева, теперь копит силы для нового открытия - говорят, у тёзки-то и родня была очень в авторитете у понимающих людей: сплошь философы и писатели, с нелёгкой, конечно, судьбой.
Ну а у кого она лёгкая? Вот и Лёнька - не хочет на пособие жить, подрабатывает, где может, помогает родне дома ремонтировать, брюшко немного растряс.

Ну а по выходным едет он из своей деревеньки в большой город, то ли Штутгарт, то ли Франкфурт, находит опытным глазом слабое, в транспортном смысле, место - и начинает распоряжаться, крутить руками и самодельной палочкой, пробку ликвидировать, значит. Местные-то на выходные все ломятся, куда ни попадя, а ему и тут хорошо. Даже стульчик с собой возит свециальный раскладной. Встанет на него, взмахнёт палокой - и слушаются его водители, они же там дисциплинированные. Ну и языку он, конечно, научился. Не так, чтобы много, но с десяток крепких выражений в обиходе есть - там они тоже в чести при таких проблемах.

Поначалу, конечно, тамошняя полиция на Лёньку косилась, но потом как-то объяснились, фотографию Лёнькину в бумажнике увидели, где он стоит в форме у столбика, на котором многие тыщи километров до Москвы указаны. Теперь он полиции вполне легально помогает, совершенно безвозмездно - ну, разве что, в местном пабе у него неограниченный кредит. Так и записывают: "Сибирский комиссар" или просто - "Дед".
А какой он дед - он еще ого-го, хоть и поседел порядком.

Сейчас, вон, даже принялся все свои старые байки записывать на компьютер. Книжку хочет издать. Так и назовёт: "Записки сибирского комиссара". Пока что "записки" где-то в местной газете выходят, племянница помогает переводить, а жена подходящие фото из их альбома находит, чтобы нагляднее было.

Одну газету Лёнька даже в родной городок прислал. Там его заметка с двумя фото. Написано, конечно, не по нашему, но фотографии - отличные, у нас таких цветных газет и не бывает.
На первом фото Лёнька стоит на крыше какого-то автомобиля и важно показывает палочкой в сторону широкого автобана - туда, мол. Похудевший, седой.
Второй снимок - черно-белый. На нём их "великолепная семерка" в полном составе. Плюс Танька-секретарша. Какой-то шутник-редактор раскрасил на фото Лёнькин околыш, звездочку на фуражке и Танькин модный платочек.

Мужики, кто остался, даже собрались у бывшего начальника и выпили немного. Решили как-нибудь и Лёньке написать про своё житьё-бытьё, что их теперь на дорогах больше сотни, а толку стало меньше, да и светофоров не прибавилось. Дороги совсем пришли в негодность, а мэр и не чешется...

А Танька живёт, кстати, где-то рядом с Лёнькой. То ли в Штутгарте, то ли во Франкфурте.
Одна, говорят, живёт.
Знала - навестила бы, может, Лёньку.
Да газет, видать, не читает.